RevistaArheo IV 1 2008

1359 – 2009

Număr consacrat aniversării a 650 de ani de la întemeierea Ţării Moldovei

CHIŞINĂU2008

ISSN 1857-016X

ACADEMIA DE ŞTIINŢE A MOLDOVEIINSTITUTUL PATRIMONIULUI CULTURALCENTRUL ARHEOLOGIE

REVISTA ARHEOLOGICĂ

Colegiul de redacţie

Redactor principal: dr.hab.Valentin Dergaciov (Chişinău)Redactor responsabil: dr.hab. Oleg Leviţki (Chişinău)Secretar de redacţie: dr. Maia Kaşuba (Chişinău)

Membrii colegiului de redacţie: dr.hab. Igor Bruiako (Odesa), prof. dr. Svend Hansen (Berlin), prof. dr. Eugen Nicolae (Bucureşti), prof. dr. Petre Roman (Bucureşti), dr.hab. Serghei Sanjarov (Lugansk), dr.hab. Eugen Sava (Chişinău), prof. dr.hab. Serghei Skoryj (Kiev), dr. Nicolai Telnov (Chişinău), dr. Vlad Vornic (Chişinău); cu concursul Larisa Ciobanu (Chişinău) şi Stanislav Ţerna (Chişinău)

Manuscrisele, cărţile şi revistele pentru schimb, precum şi orice alte materiale se vor trimite pe adresa: Colegiul de redacţie al “Revistei Arheologice”, Centrul Arheologie, Institutul Patrimoniului Cultural AŞM, bd. Ştefan cel Mare 1, MD-2001 Chişinău, Republica Moldova

Рукописи, книги и журналы для обмена, а также другие материалы необходимо посылать по адресу: редакция “Археологического Журнала”, Центр археологии, Институт культурного наследия АНМ, бул. Штефан чел Маре 1, MD-2001 Кишинэу, Республика Молдова

Manuscripts, books and reviews for exchange, as well as other papers are to be sent to the editorship of the “Archaeological Magazine”, Centre of Archaeology, the Institute of Cultural Legacy of the Academy of Sciences of Moldova, boul. Ştefan cel Mare 1, MD-2001 Chisinau, the Republic of Moldova

Toate lucrările publicate în revistă sunt recenzate de specialişti în domeniuВсе опубликованные материалы рецензируются специалистамиAll the papers to be published are reviewed by experts

© AŞM, 2008

CUPRINS – СОДЕРЖАНИЕ – CONTENTS

STUDII – ИССЛЕДОВАНИЯ – RESEARCHES

OLEG LEVIŢKI (Chişinău), PIESE DIN CATEGORIA CERAMICII TEHNICE DEPISTATE ÎN AŞEZAREA TRINCA “IZVORUL LUI LUCA” СВЕТЛАНА РЯБЦЕВА (Кишинэу), О ВИЗАНТИЙСКИХ ЛУННИЦЕВИДНЫХ СЕРЬГАХ VI-VII вв.

MATERIALE ŞI CERCETĂRI DE TEREN – МАТЕРИАЛЫ И ПОЛЕВЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ – PAPERS AND SURVEYS

ILIE BORZIAC, VITALIE BURLACU, ION VARTIC (Chişinău), SITURI MEZOLITICE DIN VALEA RÂULUI CĂINARI, REPUBLICA MOLDOVASERGHEI AGULNICOV, ION URSU (Chişinău), COMPLEXE FUNERARE TUMULARE DIN ZONA PRUTULUI INFERIORНИКОЛАЙ ТЕЛЬНОВ (Кишинэу), ИГОРЬ ЧЕТВЕРИКОВ, ВИТАЛИЙ СИНИКА (Тирасполь), ПОЛЕВЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ У с. ДОЙБАНЬ-2 ДУБЭССАРСКОГО РАЙОНА В 2007 г.СЕРГЕЙ ПОПОВИЧ (Кишинэу), ИССЛЕДОВАНИЯ КУРГАНА У г. ОРХЕЙСЕРГЕЙ ЛЫСЕНКО (Киев), БЕЛОГРУДОВСКИЙ ГОРИЗОНТ МАЛОПОЛОВЕЦКОГО АРХЕОЛОГИЧЕСКОГО КОМПЛЕКСА НА КИЕВЩИНЕСЕРГЕЙ ПОЛИН, ЛЮДМИЛА ЧЕРНЫХ, МАРИНА ДАРАГАН, СЕРГЕЙ РАЗУМОВ (Киев), ИССЛЕДОВАНИЯ КУРГАНОВ ЭПОХИ БРОНЗЫ И СКИФСКОГО ПЕРИОДА У г. ОРДЖОНИКИДЗЕ (УКРАИНА), СЕЗОН 2007 г. (предварительное сообщение)СЕРГЕЙ СКОРЫЙ (Киев), СЕЛИЩЕ В УРОЧИЩЕ ЛИСОВЫЙ КУТ НА БОЛЬШОМ УКРЕПЛЕНИИ БЕЛЬСКОГО ГОРОДИЩА (материалы раскопок 1999-2001 и 2004 гг.)СЕРГЕЙ КУРЧАТОВ (Кишинэу), НОВЫЕ НАХОДКИ КЛИНКОВОГО ОРУЖИЯ ЭПОХИ ВЕЛИКОГО ПЕРЕСЕЛЕНИЯ НАРОДОВ В ДНЕСТРОВСКО-ПРУТСКОМ МЕЖДУРЕЧЬЕVLAD VORNIC, SERGIU TABUNCIC, LARISA CIOBANU, ION URSU, VASILE IARMULSCHI (Chişinău), SONDAJUL ÎN OBIECTIVUL ARHEOLOGIC DE LA IALOVENI-MARGINEA DE SUD A ORAŞULUI

CERCETĂRI INTERDISCIPLINARE– МЕЖДИСЦИПЛИНАРНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ – INTERDISCIPLINARY SURVEYS

РОМАН КРОЙТОР (Кишинэу), О НАХОДКЕ НИЖНЕЙ ЧЕЛЮСТИ БИЗОНА ИЗ ТРЕТЬЕГО СЛОЯ ПОЗДНЕПАЛЕОЛИТИЧЕСКОЙ СТОЯНКИ КОСЭУЦЬРОМАН КРОЙТОР, СЕРГЕЙ БОДЯН (Кишинэу), КОСТНЫЕ ОСТАТКИ ДИКИХ И ДОМАШНИХ ЖИВОТНЫХ ИЗ ТРИПОЛЬСКОГО ПОСЕЛЕНИЯ ХОРОДКА Х

531

40

61

8093

100

135

146

180

186

209

216

RECENZII ŞI PREZENTĂRI DE CĂRŢI – РЕЦЕНЗИИ И КНИЖНОЕ ОБОЗРЕНИЕ – PAPER AND BOOK REVIEW

Marcel Otte, Vasile Chirica, Paul Haesaerts (eds.), L’Aurignacien et le Gravettien de Mitoc-Malu Galben, Liége, 2007, ERAUL 72, 226 p. ILIE BORZIAC (Chişinău) 225

Oleg Leviţchi, Necropola tumulară hallstattiană târzie – Trinca „Drumul Feteştilor”, Iaşi 2006, 148 p.+48 de fig. GHENADIE SÎRBU (Chişinău)Igor Cereteu, Satul Drochia: pagini de istorie. Editura Pontos, Chişinău 2007, 134 p. (74 p. text + 14 anexe-documente de arhivă şi 14 planşe foto). ISBN 978-9975-102-53-7. LARISA CIOBANU (Chişinău)

CRONICĂActivitatea ştiinţifică a Centrului de Arheologie în anul 2007 LARISA BOGATAJA (Chişinău)

IN HONOREMК юбилею Николая Петровича Тельнова СВЕТЛАНА РЯБЦЕВА (Кишинэу)К 60-летию Вячеслава Муратовича Бикбаева ОЛЬГА ЛАРИНА (Кишинэу)Valentin Dergaciov la 65 de ani

IN MEMORIAMПамяти Владимира Петровича Ванчугова (1948-2007) СЕРГЕЙ АГУЛЬНИКОВ (Кишинэу)

LISTA ABREVIERILOR – СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ – LIST OF ABBREVIATION

INFORMAŢII ŞI CONDIŢIILE DE EDITARE A REVISTEI ARHEOLOGICEИНФОРМАЦИЯ И УСЛОВИЯ ИЗДАНИЯ АРХЕОЛОГИЧЕСКОГО ЖУРНАЛАINFORMATION AND CONDITION OF PUBLICATION IN THE ARCHAEOLOGICAL MAGAZINE

LISTA Instituţiilor de profil de peste hotare cu care Centrul de Arheologie al IPC AŞM întreţine relaţii de colaborare ştiinţifică şi efectuează schimb de publicaţii

231

235

239

242244246

248

250

251253

255

257

PIESE DIN CATEGORIA CERAMICII TEHNICE DEPISTATE ÎN AŞEZAREA TRINCA “IZVORUL LUI LUCA”

Oleg LEVIŢKI, Chişinău

În studiu este examinată una dintre categoriile de ceramică tehnică – lingurile de lut ars depistate în aşezarea Trinca “Izvorul lui Luca”. Colecţia acestor vestigii include: 5 piese întregi, 2 reconstituite şi 7 în stare fragmentară. Se prezintă repertoriul (fiecare exemplar caracterizat complex); condiţiile de descoperire; parametrii tehnologici, morfologici şi stilistici. În dependenţă de condiţiile de descoperire (complex arheologic, strat cultural); parametrii tehnologici; particularităţile morfologice şi analogii – lingurile de lut ars din aşezare, din punct de vedere cultural-cronologic se încadrează în epoca hallstattiană, cu preponderenţă în perioada timpurie, corespunzătoare nivelului de locuire a comunităţii culturii Chişinău-Corlăteni. Totalitatea caracteristicilor acestor piese indică asupra faptului că ele erau utilizate în unele activităţi specializate – metalurgia bronzului – în calitate de linguri de turnat metalul topit. Practicarea metalurgiei bronzului în cadrul aşezării de la Trinca, de rând cu lingurile de turnat este documentată şi de piesele de bronz atestate aici (unele dintre care cu defecte de turnare, altele cu aspect morfologic eclectic, piese fragmentare ori rebutate destinate retopirii), precum şi de 3 piese de calcar tortonian, două dintre care constituie un tipar bivalv nefinisat, iar al treiea – una din părţile altui tipar deasemenea nefinisat. Modestele descoperiri din aşezarea Trinca “Izvorul lui Luca” legate de prelucrarea bronzului vin să completeze cunoştinţele noastre despre metalurgia bronzului în aria est-carpatică a complexului hallstattian timpuriu cu ceramica canelată.

Изделия категории технической керамики с поселения Тринка “Изворул луй Лука”. В работе рассматривается одна из категорий технической керамики – ложки из обожжённой глины с поселения Тринка «Изворул луй Лука». Коллекция этих находок включает: 5 целых экземпляров, 2 восстановленных экземпляров и 7 фрагментов. В представленном своде изделий каждая находка охарактеризована комплексно: условия обнаружения, а также технологический, морфологический и стилистический параметры. Условия обнаружения (археологический комплекс или культурный слой) в сочетании с технологическими параметрами, морфологическими особенностями и аналогиями позволяют в культурно-хронологическом плане ложки из обожёенной глины с поселения относить к горизонту раннегальштатской культуры Кишинэу-Корлэтень. Параметры этих предметов, взятые в совокупности, свидетельствуют о том, что они использовались в каких-то специализированных занятиях – а именно, в бронзолитейном производстве в качестве льячек. О занятиях населения обработкой бронзы на поселении у с. Тринка наряду с льячками свидетельствуют и найденные здесь бронзовые предметы (одни из которых с браком литья, другие типологически эклектичны, а также фрагменты предметов, предназначенных для переплавки). Сюда можно добавить 3 предмета из тортонского известняка, два из которых представляют собой заготовки для двухсоставной литейной формы, третий – заготовка для аналогичной литейной формы. Скромные находки, связанные с обработкой металла с поселения Тринка «Изворул луй Лука», пополняют наши сведения относительно бронзолитейного производства у населения раннегальштаттского комплекса с каннелированной керамикой восточно-карпатского региона.

The technological ceramic artefacts from the Trinca – «Izvorul lui Luca» settlement. This article is devoted to a special category of technological ceramic finds – spoons made out of burned clay from the Trinca – “Izvorul lui Luca” settlement. The collection of finds of such type includes 5 whole items, 2 reconstructed items and 7 fragments. In the presented catalogue of finds every item is being described in a complex manner: the discovery conditions, as well as the technological, morphological and stylistic parameters. The discovery conditions (archaeological complex or cultural layer), combined with the technological parameters, morphological features and analogies allow, from a cultural-chronological point of view, to attribute these spoons to the early halstattian Chişinău-Corlăteni culture horizon. Altogether, the main features of these items certify their use in specialized activities – in bronze manufacture, as foundry tools. There are another evidences for processing bronze in Trinka, as bronze objects (one of which is defective after the foundry, another items are typological eclectic), as well as their fragments meant for recasting. Here one may also append three objects out of tortonian limestone, of which two represent feedstock for a two-composed casting bed and another one represents a semi product for a casting bed of the same type. The modest finds, bound with metalworking on the Trinka “Izvorul lui Luca” settlement supplement our knowledge regarding the bronze-casting manufacture by the bearers of Early Iron Age cultural complex with cannelured ware from the East-Carpathian region.

Key words: South-East Europe, East-Carpathian region, Trinca – “Izvorul lui Luca” settlement, technological ceramic artefacts, burned clays spoons, bronze-casting manufacture

STUDII - ИССЛЕДОВАНИЯ - RESEARCHES

Revista Arheologică, serie nouă, vol. IV, nr. 1, 2008, p. 5-30

6 Oleg Leviţki

IntroducereSitul Trinca “Izvorul lui Luca” este pe larg prezen-

tat în mai multe publicaţii. Amplasarea monumentului, istoricul cercetărilor, orizonturile cultural-cronologice identificate au fost menţionate într-un şir din ele. Studii speciale au fost realizate privitor la nivelul de locuire din epoca paleoliticului superior (Левицкий, Борзиак 1999; Borziac, Leviţki 2003; Borziac, Leviţki 2005), asupra unor categorii speciale de vestigii – piesele de metal (Leviţki ş.a. 2003) şi piesele de silex, piatră şle-fuită şi os din epoca bronzului (Leviţki 2007).

În cele ce urmează va fi examinată una dintre catego-riile de ceramică tehnică – lingurile de lut ars. Piesele de acest tip, în siturile arheologice din diferite epoci, în spaţiul est-carpatic şi în teritoriile limitrofe, reprezintă o categorie de vestigii rar atestată. De obicei, ele provin din straturile de săpătură din aşezări şi, cu rare excepţii, în stare fragmentară. Colecţia de linguri de lut ars din aşezarea Trinca “Izvorul lui Luca”, în prezent este de unicat, atât din punct de vedere numeric (5 exemplare întregi, 2 reconstituite şi 7 păstrate în stare fragmentară), cât şi prin diversitatea lor morfologică. Ultima circum-stanţă ne impune să prezentăm fiecare piesă în parte.

Repertoriul pieselor1. Lingură, reconstituită, depistată în incinta vestigi-

ilor locuinţei de suprafaţă cercetate în anul 1989. Este modelată din pastă grosieră cu şamotă de granulaţie diversă în compoziţie. Fundul şi pereţii sunt groşi, coa-da masivă. Suprafaţa netezită, cu unele denivelări, are culoare maronie-cenuşie. Lungimea părţii păstrate este de circa 6 cm.

Găvanul (căuşul) are corpul de formă ovală în plan şi tronconică în profil, cu marginea dreaptă, şi fundul drept, evidenţiat (lungimea, circa 6,2 cm, lăţimea ma-ximă, circa – 4,5 cm, adâncimea – 1,2 cm.

Coada, ruptă în vechime, este dispusă orizontal faţă de baza găvanului, are secţiune relativ cilindrică şi este prevăzută cu orificiu longitudinal îngust care perforează baza piesei până în partea ei centrală (fig. 1,3; foto 1,3).

Fundul şi locul de ruptură a cozii atestă urme de ar-dere intensă.

2. Lingură, reconstituită integral, depistată în in-cinta vestigiilor locuinţei de suprafaţă evidenţiată în anul 2000. Este modelată din pastă fină cu şamotă de granulaţie mică, silex pisat ars şi adaosuri de origine organică în compoziţie. Pereţii şi îndeosebi fundul sunt groşi, coada – masivă. Suprafaţa netezită, alocuri cu denivelări şi goluri formate de descompunerea unor degresanţi de altă natură, are culoarea cenuşie. Lungi-mea piesei este de 9,5 cm.

Găvanul are corpul de formă ovală în plan şi tronco-nică în profil, cu marginea dreaptă şi fundul drept. Una

din laturile lungi ale marginei este prevăzută cu un mic „cioc” realizat prin şănţuire (lungimea – 5 cm, lăţimea maximală – 4,2 cm, adâncimea – 2,7 cm).

Coada, dispusă oblic faţă de baza găvanului, are sec-ţiune relativ cilindrică, la extremitatea sa fiind uşor în-groşată şi este prevăzută cu orificiu longitudinal de for-mă conică cu lungimea de 3,5 cm (fig. 2,3; foto 1,4).

Piesa atestă urme de ardere intensă.3. Lingură, reconstituită integral, depistată în incinta

locuinţei de suprafaţă descoperite în anul 2002. Este modelată din pastă grosieră cu şamotă, silex pisat ars şi calcar mărunţit în compoziţie. Fundul piesei este gros, pereţii se subţie lent către marginea superioară, toarta este masivă. Suprafaţa acoperită cu angobă de culoare roşiatică este netezită îngrijit. Lungimea piesei este de 9,5 cm.

Găvanul are corpul de formă ovală în plan şi tronco-nică în profil, cu marginea subţiată dreaptă, puţin mai înaltă în partea opusă cozii, şi fundul drept. În partea centrală a uneia dintre laturile lungi s-a păstrat un seg-ment de “cioc” realizat prin şănţuire (lungimea – 5,2 cm, lăţimea maximală – 5 cm, adâncimea – 2,2 cm).

Coada, dispusă orizontal faţă de baza găvanului, reprezintă o îngustare lentă a corpului şi este prevă-zută cu orificiu de formă conică cu lungimea de 2 cm (fig. 1,2; foto 1,5).

Fundul şi pereţii piesei atestă urme de ardere intensă.4. Lingură miniaturală, depistată în umplutura Gr. nr.

3 cercetată în anul 1998. Este modelată din pastă gro-sieră degresată cu şamotă şi granule de calcar. Fundul piesei este gros, pereţii se subţie către margine, toarta masivă. Suprafaţa în partea superioară este negligent netezită, către fund este zrurificată, de culoare maronie cu pete cenuşii. Lungimea piesei este de 3,5 cm.

Găvanul are corpul de formă circulară în plan şi tron-conică în profil, rotunjit în partea superioară, cu margi-nea dreaptă, subţiată şi fundul evidenţiat, uşor rotunjit (diametrul 2,3 cm, adâncimea – circa 0,7 cm).

Coada, dispusă oblic faţă de baza găvanului, are sec-ţiune cvasidreptungiulară, din care se mai păstrează doar baza (fig. 2,1; foto 1,2).

Baza piesei atestă urme de ardere repetată, până la zgurificare.

5. Lingură miniaturală, păstrată întreagă, depistată în stratul I de săpătură. Este modelată din pastă fină-densă cu cioburi mărunt pisate în compoziţie, precum şi degre-sanţi de origine organică. Pereţii şi fundul sunt relativ groşi. Suprafaţa netezită, cu unele denivelări şi goluri, are culoare maronie deschisă. Lungimea piesei este 5,2 cm.

Găvanul are corpul de formă ovală în plan şi tronco-nică în profil, cu marginea dreaptă şi fundul drept - uşor rotunjit. În partea centrală laturile lungi sunt prevăzute cu câte un mic „cioc” realizat prin şănţuire (lungimea –

7Piese din categoria ceramicii tehnice depistate în aşezarea Trinca “Izvorul lui Luca”

Fig. 1. Trinca “Izvorul lui Luca”. Linguri de lut ars.

8

2,7 cm, lăţimea maximală – 2,3 cm, adâncimea – 0,8 cm).

Coada, dispusă oblic faţă de baza găvanului, se în-gustează uşor spre extremitatea sa şi este prevăzută cu orificiu longitudinal de formă conică cu lungimea de 1,4 cm (fig. 2,2; foto 1,1).

6. Lingură, reconstituită integral, depistată în stratul II de săpătură. Este modelată dintr-o pastă grosieră cu şamotă de granulaţie diferită în compoziţie. Pereţii şi îndeosebi fundul piesei sunt groşi, iar coada masivă. Suprafaţa insuficient netezită, cu denivelări şi goluri, are culoare cenuşie cu pete maronii. Lungimea lingurii este de 9 cm.

Găvanul are corpul de formă aproape circulară în plan şi tronconică-rotunjită în profil, cu marginea dreaptă şi fundul drept-uşor rotunjit (lungimea – 4,5 cm, lăţimea maximală – 4,4 cm, adâncimea – 1,6 cm).

Coada scurtă, dispusă oblic faţă de baza găvanului, de formă tronconică, este prevăzută cu orificiu longitudinal de formă conică cu lungimea de 3 cm (fig. 2,4; foto 1,6).

Piesa atestă urme de ardere intensă.7. Lingură, reconstituită integral, provine din stratul

II de săpătură. Este modelată dintr-o pastă fină cu şa-motă de granulaţie mică şi nisip în compoziţie. Fundul piesei şi pereţii sunt groşi, coada masivă. Suprafaţa ne-tezită, cu unele denivelări, are culoare maronie, alocuri păstrându-se urme de angobă cenuşie. Lungimea piesei este de 8,5 cm.

Găvanul are corpul de formă ovală alungită în plan şi tronconic-rotunjită în profil, marginea subţiată, dreap-tă, uşor evidenţiată şi fundul drept (lungimea – 5,5 cm, lăţimea maximală – 3,7 cm, adâncimea – 1,4 cm).

Coada scurtă, orizontală, reprezintă o îngustare trepta-tă a corpului şi este prevăzută cu orificiu longitudinal de formă conică cu lungimea de 3,5 cm (fig. 1,1; foto 1,7).

8. Fragment de lingură, depistat în incinta locuinţei de suprafaţă nr. 5 cercetate în anul 2001. Reprezintă partea de joncţiune dintre corp şi coadă. Fundul este foarte gros (1,7 cm), pereţii se subţie către margine. Este modelată din pastă fină cu şamotă de granulaţie mică în compoziţie. Suprafaţa netezită, cu unele deni-velări, este acoperită cu angobă maronie deschisă, către fund, cenuşie. Lungimea fragmentului este de 3,2 cm.

Găvanul, probabil de formă ovală în plan, are adân-cimea de circa 0,7 cm.

Coada este prevăzută cu orificiu longitudinal (fig. 3,1).

Baza piesei atestă urme de ardere intensă.9. Fragment de lingură, depistat în stratul II de săpă-

tură. Este modelată din pastă fină cu şamotă de granu-laţie mică şi nisip în compoziţie. Suprafaţa este acope-rită cu angobă maronie şi calitativ netezită. Baza piesei

în urma arderii intense are culoare cenuşie. Lungimea fragmentului este de circa 3,5 cm.

Găvanul, probabil de formă ovală în plan, are fundul drept.

Coada scurtă, reprezintă o uşoară îngustare a corpu-lui şi este prevăzută cu orificiu longitudinal de formă conică cu lungimea de 1,5 cm (fig. 1,4).

10. Fragment de lingură, provine din stratul II de să-pătură. Reprezintă coada şi o parte neînsemnată a cor-pului. Este modelată din pastă grosieră cu şamotă de granulaţie mijlocie în compoziţie. Suprafaţa netezită neglijent, cu denivelări şi goluri, are culoare maronie. Lungimea fragmentului este de 3,4 cm.

Găvanul, probabil de formă ovală în plan, cu fundul drept, are adâncimea de circa 1,4 cm.

Coada scurtă, orizontală reprezintă o îngustare trep-tată a corpului şi este prevăzută cu orificiu longitudinal de formă conică cu lungimea de circa 2 cm (fig. 1,5).

11. Fragment de lingură, provine din stratul II de săpătură. Reprezintă partea de joncţiune dintre corp şi coadă. Este modelat din pastă fină cu şamotă de granu-laţie mică în compoziţie. Pereţii sunt relativ groşi, iar coada masivă. Suprafaţa netezită, cu multe denivelări, are culoare cenuşie. Lungimea fragmentului este de 5,2 cm.

Găvanul, eventual de formă ovală, are marginea dreaptă.

Coada orizontală este prevăzută cu orificiu longitu-dinal (fig. 3,3).

Fragmentul recuperat prezintă urme de ardere inten-să, alocuri până la zgurificare.

12. Fragment de lingură, provine din stratul II de să-pătură. Reprezintă jumătatea corpului din partea opusă cozii. Este modelată din pastă grosieră cu şamotă de granulaţie mare şi calcar pisat în compoziţie. Fundul şi pereţii sunt relativ groşi. Suprafaţa netezită, cu une-le denivelări şi goluri, are culoare cenuşie. Lungimea fragmentului este de 4,5 cm.

Găvanul are formă ovală, marginea dreaptă, subţiată şi fundul drept (lăţimea maximală – 3 cm, adâncimea – 1,5 cm) (fig. 3,5).

Piesa atestă urme de ardere intensă, alocuri până la zgurificare.

13. Fragment de lingură, provine din stratul II de săpătură. Reprezintă partea corpului din partea opusă cozii. Este modelată din pastă grosieră cu şamotă în compoziţie. Fundul şi pereţii sunt groşi. Suprafaţa cu multe denivelări şi goluri este de culoare cenuşie. Lun-gimea fragmentului este de circa 4 cm.

Găvanul de formă ovală, cu marginea dreaptă, fun-dul drept evidenţiat, are lăţimea de circa 4,2 cm, adân-cimea – 0,75 cm (fig. 3,4).

Oleg Leviţki

9

Fig. 2. Trinca “Izvorul lui Luca”. Linguri de lut ars.

Piese din categoria ceramicii tehnice depistate în aşezarea Trinca “Izvorul lui Luca”

10

Piesa este arsă intens.14. Fragment de lingură, depistat în stratul II de

săpătură. Reprezintă partea distală a cozii, perforate longitudinal. Modelată din pastă grosieră cu şamotă în compoziţie. Suprafaţa netezită, cu neînsemnate de-nivelări, este acoperită cu angobă de culoare maronie cu pete cenuşii. Lungimea fragmentului este de circa 2,7 cm (fig. 3,2).

Baza orizontală a cozii are urme de ardere.

Condiţiile de depistarea) Linguri întregi şi reconstituite:- trei dintre ele (nr. 1, 2, 3) au fost evidenţiate printre

vestigiile unor complexe de habitat de suprafaţă, sur-prinse, respectiv, la adâncimile de 0,5-0,55; 0,65-0,68 şi 0,6-0,65 m de la orizontul actual de călcare;

- una (nr. 4), provine din umplutura unei gropi me-nagere, evidenţiate la adâncimea de 1 m de la nivelul terenului actual şi care se adânceşte în lutul galben cu 1,35 m;

- lingură (nr. 5) depistată în stratul I de săpătură (adâncimea 0-0,25 m);

- altele două (nr. 6 şi 7) provin din stratul II de săpă-tură (adâncimea 0,25-0,5 m) care suprapune nemijlocit construcţiile de suprafaţă (locuinţe, vetre, platforme);

b) Linguri fragmentare:- un fragment (nr. 8) a fost găsit printre vestigiile

unei locuinţe de suprafaţă, descoperită la adâncimea de circa 0,76-0,87 m de la orizontul actual de călcare;

- celelalte (nr. 9-14) au fost depistate în stratul II de săpătură (adâncimea 0,25-0,5 m).

Aspectul tehnologicDin punct de vedere tehnologic, 8 dintre lingurile în-

tregi şi fragmentare depistate în aşezare (nr. 1, 3, 4, 6, 10, 12-14) au fost modelate din pasta grosieră care, în general, în calitate de degresant conţine şamota de gra-nulaţie mare şi mijlocie. În compoziţia pastei de mode-lare a două exemplare (nr. 4 şi 12), de rând cu şamota, se conţine şi calcar mărunţit. Într-un caz (piesa nr. 3), în calitate de degresant, împreună cu şamota şi calcarul mărunţit a fost adăugat şi silex pisat ars. 6 dintre piesele întregi si fragmentare (nr. 2, 5, 7, 8, 9, 11) au fost mode-late din pastă fină, degresată în primul rând cu şamotă de granulaţie mică şi foarte mică. Compoziţia pastei a trei exemplare (nr. 5, 7, 9), atestă şi prezenţa nisipului. Pasta din care a fost modelată lingura (nr. 2), de rând cu şamota de granulaţie mică mai conţine particule de silex pisat ars. Unele piese, atât modelate din pastă gro-sieră, cât şi fină, posibil, în componenţa pastei au avut şi adaosuri de altă natură, eventual, organică, despre ce mărturisesc golurile de pe suprafeţe, formate în urma

topirii, descompunerii particulelor acestora în procesul arderii sau utilizării (ardere secundară repetată).

Pereţii lingurilor, îndeosebi fundul, independent de categoria pastei din care au fost modelate, sunt groşi, iar coada masivă. Suprafeţele netezite mai mult sau mai puţin îngrijit, cu denivelări şi goluri, au cu precădere cu-loarea cenuşie sau maronie. Unele dintre ele au fost aco-perite cu angobă de culoare cenuşie-maronie (nr. 7, 8, 9), într-un caz (nr. 3) – maronie roşiatică. Cu excepţia lingurii miniaturale (nr. 5) şi a exemplarului (nr. 7), mo-delate din pastă fină şi a fragmentului de lingură (nr. 10), lucrată din pastă grosieră, piesele examinate atestă urme de ardere secundară repetată, fapt ce a impus culorii su-prafeţelor un spectru şi mai divers de nuanţe.

Aspectul morfologicLingurile depistate în aşezarea de la Trinca, după as-

pectul lor general, sunt net deosebite una faţă de alta, circumstanţă ce nu permite realizarea unei clasificări tipologice riguroase. Totodată, reieşind din particulari-tăţile morfologice a pieselor întregi şi a acelor reconsti-tuite, în primul rând forma găvanului în plan şi în profil, modul de amplasare a cozii faţă de baza piesei şi, re-spectiv, faţă de axul lung al găvanului, în linii generale, ele pot fi divizate în trei tipuri/grupuri, în cadrul cărora unele dintre ele atestă şi anumite deosebiri din punct de vedere a modului de realizare a cozii, prezenţa orificiu-lui longitudinal, prezenţa sau lipsa ciocului, modul de realizare şi locul amplasării ciocului, dimensiuni.

I. Linguri (nr. 1, 3, 7) cu găvanul de formă ovală în plan şi tronconică / tronconică-rotunjită în profil, cu buza subţiată dreaptă şi marginea orizontală sau puţin mai înaltă în partea opusă cozii şi fundul drept simplu sau evidenţiat. Găvanul piesei nr. 3 este prevăzut cu „cioc” modelat prin şănţuirea perpendiculară a uneia dintre laturile lungi ale gurii. Dimensiunile găvanelor: lungimea variază între 5 şi 6,2 cm, lăţimea maximală – între 3,7 şi 5 cm, adâncimea – între 1,2 şi 2,7 cm.

Cozile acestui tip de linguri, dispuse orizontal faţă de baza găvanului, reprezintă o îngustare treptată a corpu-lui, au formă tronconică, sau relativ cilindrică, prevă-zute cu orificii longitudinale de formă conică.

Lungimea totală a acestor piese variază între 8,5 şi 9,5 cm. Diametrul corpului – între 4,6 şi 5,2 cm.

Cu certitudine, acestui tip se atribuie şi piesele frag-mentare (nr. 8, 9,10).

II. Linguri (nr. 2, 5, 6) cu găvanul de formă ovală / ovală-circulară în plan şi tronconică / tronconică-rotun-jită în profil, cu marginea dreaptă şi fundul drept-uşor rotunjit. Găvanul piesei nr. 2 este prevăzut cu “cioc” modelat prin şănţuirea perpendiculară a uneia dintre laturile lungi ale gurii, iar la exemplarul miniatural,

Oleg Leviţki

11

Fig. 3. Trinca “Izvorul lui Luca”. Fragmente de linguri de lut ars.


12

cu două „ciocuri” modelate prin şănţuiri perpendicu-lare a laturilor lungi ale gurii. Dimensiunile găvanelor: lungimea – 4,5-5 cm, lăţimea maximală – 4,1-4,2 cm, adâncimea – 1,6-2,7 cm şi respectiv, a piesei miniatu-rale – 2,7×2,5×0,8 cm.

Cozile acestor linguri, dispuse oblic faţă de baza gă-vanului, au formă tronconică sau relativ cilindrică cu extremitatea îngroşată şi sunt prevăzute cu orificiu lon-gitudinal de formă conică.

Lungimea totală a acestor piese variază între 9 şi 9,7 cm, diametrul corpului de circa 5 cm. Exemplarul mi-niatural are lungimea de 5,2 cm şi diametrul de 3 cm.

III. Lingură miniaturală (nr. 4), cu găvanul de formă circulară în plan şi tronconică în profil, rotunjită în par-tea superioară, cu marginea dreaptă, subţiată şi fundul evidenţiat, uşor rotunjit (diametrul 2,3 cm, adâncimea – circa 0,7 cm).

Coada, dispusă oblic faţă de baza găvanului, are sec-ţiune cvasidreptungiulară, din care se mai păstrează doar baza.

Lungimea piesei, fără coadă, este de 3,5 cm.

DecorulNici una din linguri nu este ornamentată.

Încadrarea cultural-cronologicăSitul Trinca “Izvorul lui Luca”, după cum nu o dată

a fost menţionat, reprezintă un obiectiv cu mai multe nivele de locuire. Orizontul hallstattian timpuriu HaA-HaB1 a fost suprapus de altele, mai recente, din peri-oadele HaB2-HaC. La rândul lor construcţiile adâncite din perioada hallstattiană timpurie au deranjat depu-nerile culturale din epocile anterioare – epoca eneoli-ticului, perioada de tranziţie de la eneolitic la epoca bronzului şi din epoca bronzului. Astfel, piesele de lut ars examinate pot aparţine atât nivelelor de locuire mai timpurii, cât şi celor mai recente.

În această situaţie, pentru stabilirea perioadei de uti-lizare a acestor unelte se va lua în consideraţie:

- contextul depistării (complexe);- condiţiile stratigrafice de depistare;- caracteristicile tehnologice;- particularităţile morfologice, dimensiunile, corobo-

rate cu parametrii proprii pieselor de acelaşi tip depis-tate în contexte cultural-cronologice sincrone nivelelor de locuire atestate la Trinca, începând cu epoca eneoliti-cului, perioada de tranziţie de la eneolitic la epoca bron-zului şi până la sfârşitul primei epoci a fierului, atât din spaţiul carpato-nistrean, cât şi din teritoriile limitrofe sau mai îndepărtate dinspre vest, respectiv, dinspre est.

Contextul cultural-cronologic de depistare- trei dintre piesele examinate (nr. 1, 2, 3), după cum

deja s-a menţionat, au fost depistate în complexe de habitat de suprafaţă;

- una (nr. 4) provine din umplutura unei gropi me-najere, evidenţiate la adâncimea de 1 m de la nivelul terenului actual şi care se adânceşte în lutul galben cu 1,35 m;

- fragmentul (nr. 8) a fost găsit printre vestigiile unei locuinţe de suprafaţă, descoperită la adâncimea de cir-ca 0,76-0,87 m de la orizontul actual de călcare.

Lingura nr. 1 provine din locuinţa de suprafaţă nr. I, depistată la adîncimea de circa 0,5-0,55 m. de la nivelul terenului actual, în campania de săpătură din anul 1989. În perimentrul ocupat de vestigiile locuinţei au fost co-lectate fragmente de ceramică, oase de animale, silexuri şi câteva piese individuale, dintre care unele arse.

Lingura de lut ars, în acest complex, apare în asociere cu mai multe piese de lut ars (fusaiole, “pâinişoare”, bile, figurine zoomorfe, vase miniaturale), silex (îndeo-sebi lame pentru seceri), piatră şlefuită (topor perforat), os (dintre care importanţă deosebită are psalia) şi o tijă de bronz.

Ceramica depistată printre vestigiile locuinţei şi în nemijlocita ei apropiere, din punct de vedere tehnolo-gic, se împarte în două categorii convenţionale, prin-cipale: fină şi de uz comun. În cadrul primei categorii se include ceramica modelată din pastă bine frământa-tă având ca degresant cioburi mărunt pisate, cu ardere bine controlată, cu suprafaţa lustruită, culoarea variind de la negru până la galben-cenuşiu, uneori pătată. A doua categorie include ceramica modelată dintr-o pastă mai grosieră, cu amestec de cioburi pisate cu granulaţie mare, cu ardere de calitate inferioară şi cu prelucrarea la fel a suprafeţei, având culoare galben-cenuşie sau că-rămiziu-cafenie cu pete cenuşii. Circa 4% din întregul lot de ceramică, atât fină cât şi de uz comun, conţine în pasta de modelare, de rând cu şamota şi degresanţi de altă natură: silex pisat ars, granule de calcar, micro-prundişuri.

În cadrul ceramicii fine se identifică următoarele ti-puri: chiupuri (vase bitronconice de proporţii) cu su-prafaţa exterioară neagră, îngrijit prelucrată, iar cea interioară de culoare galbenă sau oranj, ornamentate în partea de sus cu caneluri orizontale, iar umerii cu ca-neluri oblice în asociere cu proeminenţe simple sau în pereche; străchini larg deschise, de formă tronconică, cu corpul mai mult sau mai puţin rotunjit către gură şi marginea invazată, ornamentate cu caneluri orizontale în partea superioară a corpului, mânere-apucători sau cu motive formate din asocierea acestor elemente; cupe

Oleg Leviţki

13

cu profil în formă de “S” sau rotunjit, cu marginea eva-zată, de regulă neornamentate; căni scunde cu corpul oval în plan şi toarta supraînălţată, de regulă, neorna-mentate, căni cu corpul în formă de “S”, prevăzute cu torţi, supraînălţate vertical sau înclinate, ornamentate pe umeri cu caneluri orizontale; căni tronconice înalte, torţile cărora coboară din buză spre corpul vasului; pa-hare cu corpul zvelt uşor rotunjit, marginea puţin eva-zată sau dreaptă, unele, posibil, erau prevăzute cu pi-cioruş cilindric plin cu baza goală; fructiere evidenţiate după câteva fragmente de funduri – suporturi goale.

Ceramica de uz comun atestă prezenţa următoarelor tipuri: vase în formă de lalea ornamentate cu un şir de orificii dispuse sub buză, cu brâu alveolat, cu mâne-re-suporturi, cu brâu simplu pe umărul vasului sau cu compoziţii formate din aceste elemente; vase de tip borcan şi vase cu corpul slab bitronconic, ornamentate similar celor de tip lalea; strecurători.

Lingura nr. 2 provine din locuinţa de suprafaţă nr. 3, descoperită la adâncimea de 0,65-0,68 m de la nivelul orizontului actual, în campania de săpătură din anul 2000. Din perimetrul aglomeraţiei provine o colecţie valoroasă de ceramică, fragmente, oase de animale, unelte şi ustensile.

De rând cu lingura de lut, aici au fost găsite şi alte ustensile de lut ars (două rondele, două fusaiole, o fi-gurină zoomorfă care reprezintă calul), un fragment de topor de granit, perforat, şlefuit şi mai multe frecătoare din galete de râu.

Ceramica din perimetrul locuinţei, din punct de vede-re tehnologic, atestă prezenţa a două categorii principa-le: fină şi de uz comun. Prima categorie include cerami-ca modelată din pastă bine frământată având ca degre-sant cioburi mărunt pisate. A doua – ceramica modelată dintr-o pastă mai grosieră, cu amestec de cioburi pisate cu granulaţie mare. Unele fragmente de ceramică, atât fină cât şi de uz comun, conţine în pasta de modelare, de rând cu şamota şi degresanţi de altă natură: silex pisat ars, granule de calcar, microprundişuri.

În cadrul ceramicii fine, din punct de vedere mor-fologic, se evidenţiază: străchini deschise cu corpul tronconic rotunjit către gură, cu marginea invazată; chiupuri cu pereţii groşi, bicromatici (negri lustruiţi la exterior şi galben-oranj în interior; căni cu corpul uşor profilat şi toarta supraînălţată; cupe cu corpul în formă de “S”. Ceramica de uz comun este reprezentată prin: vase de tip lalea; vase de tip borcan şi oale ornamentate cu un şir de orificii complete sub buză, cu brâu alveolat sau cu combinaţii formate din aceste elemente.

Lingura nr. 3 provine din locuinţa de suprafaţă nr. 1, descoperită la adâncimea de 0,6-0,65 m de la nivelul

orizontului actual, în campania de săpătură din anul 2002. În perimetrul locuinţei au fost colectate fragmen-te de ceramică, oase de animale, silexuri, fragmente de lemn petrificat, unelte şi ustensile.

Lingura de lut a fost găsită înpreună cu alte două pie-se de lut ars (o fusaiolă şi o piesă votivă – amuletă), un celt de bronz, de tipul celor cu o tortiţă, cu nervură ma-sivă în jurul găurii de înmănuşare, prevăzut pe faţete cu ornament în relief, fragmentul unei dălţi, confecţionată dintr-o aşchie de os de animal; trei unelte de silex; un frecător din galetă de râu.

Ceramica, din punct de vedere tehnologic, se împarte în două categorii convenţionale principale: fină şi de uz comun. În cadrul primei categorii se include ceramica modelată din pastă bine frământată având ca degresant cioburi mărunt pisate. A doua categorie include cera-mica modelată dintr-o pastă mai grosieră, cu amestec de cioburi pisate cu granulaţie mare. Unele fragmen-te de ceramică, atât fină cât şi de uz comun, conţine în pasta de modelare, de rând cu şamota şi degresanţi de altă natură: silex pisat ars, granule de calcar, micro-prundişuri. Din punct de vedere morfologic, ceramica fină este reprezentată de: căni cu corpul tronconic, toar-ta supraînălţată şi fundul plat; căni cu corpul profilat, toarta puţin supraînălţată, ornamentate pe umăr cu ca-neluri orizontale; străchini deschise cu corpul tronco-nic rotunjit către gură cu marginea invazată; străchini tronconice cu marginea tăiată oblic spre exterior sau formează o platformă înclinată spre interior; chiupuri cu suprafeţele bicromatice (negru lustruit în exterior şi oranj in interior) ornamentate la baza gâtului cu cane-luri orizontale, pe umăr cu caneluri în ghirlandă. Cera-mica de uz comun atestă prezenţa vaselor de tip lalea, ornamentate cu brâu alveolat pe umăr, sau cu un şir de orificii dispus sub buza vasului şi a oalelor prevăzute pe umăr cu brâu alveolat dispus orizontal.

Lingura nr. 4 provine din umplutura gropii nr. 3, evidenţiate la adâncimea de 1 m de la nivelul terenului actual, în campania de săpătură din anul 1998.

Lingură de lut ars apare împreună cu numeroase re-sturi de cultură materială: ceramică, silexuri, oase de animale, fragmente de lipitură, pietre şi câteva usten-sile, un fragment de râşniţă de gresie, două percutoare din galete de râu.

Ceramica hallstattiană, conform caracteristicilor teh-nologice, atestă prezenţa a două categorii: de uz comun şi fină. Din punct de vedere morfologic, prima categorie atestă prezenţa vaselor de tip borcan şi de tip lalea, or-namentate cu: şir de găuri sub margine, brâie alveolate şi apucători-suporturi, sau de unele singure, cât şi îm-preună. Cea fină – a străchinilor tronconice cu marginea


14

Fig. 4. Trinca “Izvorul lui Luca”. Piese de calcar tortonian.

Oleg Leviţki

15

trasă spre interior şi în formă de coif; chiupurilor cu pe-reţii bicromatici; cupelor cu profilul in formă de “S”.

Fragmentul de lingură nr. 8 provine din locuinţa de suprafaţă nr. 5, descoperită la adâncimea de 0,76-0,87 m de la nivelul orizontului actual, în campania de să-pătură din anul 2001. În perimetrul locuinţei au fost colectate fragmente de ceramică, oase de animale, sile-xuri, 2 fragmente de borduri de vetre portative şi câteva unelte şi ustensile.

De rând cu fragmentul de lingură, s-au găsit: o fu-saiolă de lut ars, o cute şi un percutor din galete de râu şi două unelte din oase de animale.

Conform caracteristicilor tehnologice, ceramica din prima epocă a fierului atestă prezenţa a două categorii: fină şi de uz comun. Ceramica fină înglobează: străchini tronconice cu buza invazată, cupe cu profilul în formă de “S”, căni cu toarta supraînălţată, fragmente de chiu-puiri bicromatice. Cea de uz comun – vase de tip borcan şi vase de tip lalea, ornamentate cu un şir de găuri sub margine în asociere cu brâie alveolate şi apucători-su-porturi la baza gâtului. Sub dărâmăturile pereţilor, pe podeaua locuinţei s-au mai găsit şase aglomeraţii de fragmente de ceramică, cu urme de ardere secundară, aparţinând la şase vase, dintre care 4 din categoria de uz comun (un vas de tip borcan, unul de tip lalea şi două de tip oală) şi 2 din cea fină (castron bitronconic, chiup).

În aşa mod, încadrarea cultural-cronologică a lingu-rilor nr. 1, 2, 3, 4 şi a fragmentului de lingură nr. 8 este în dependenţă directă de contextul evidenţierii lor. Ce-ramica depistată în locuinţe şi groapa menajeră prezin-tă cel mai important indicator în privinţa apartenenţei culturale a acestor complexe. Categoriile tehnologice, tipurile morfologice şi îmbinările compoziţionale ale elementelor ornamentale (modul şi maniera de aplicare a lor) demonstrează prezenţa majorităţii covârşitoare a veselei fine şi de uz comun specifice culturii Hallstat-tului canelat de la est de Carpaţi de tip Chişinău-Cor-lăteni (Leviţki 1994, 79-108; László 1994, 111-124), datat în perioada – mijlocul sec. XII – sec. X î.e.n. (Le-viţki 1994, 146-147). În acelaşi timp, ceramica de uz comun atestă prezenţa unor clare influenţe de origine răsăriteană din dreapta Niprului, de tradiţie Belogru-dovka-Černyj Les timpurie (Левицкий 1986, 86-87; Leviţki 2003, 227-231). Coroborarea parametrilor teh-nologici ai lingurilor, îndeosebi compoziţia pastei din care au fost modelate, cu cei caracteristici ceramicii de tip Chişinău-Corlăteni, descoperită în aşezarea Trinca “Izvorul lui Luca”, atestă similitudinea lor.

Concretizarea perioadei de utilizare a lingurii din complexul descoperit în anul 1989 poate fi realizată da-torită faptului depistării aici a unei psalii de os. Piesa se atribuie tipului în formă de tijă prevăzută cu trei găuri

dispuse în acelaşi plan. Se caracterizează prin orificii rotunde la capete şi ovale în centru şi ornamenaţie din cerculeţe concentrice (Leviţki 1994, 115, fig. 61,1). Psa-lia de la Trinca este identică, din punct de vedere morfo-logic şi ornamental, cu psalia din aşezarea de la Fontany (Колотухин 1982, 108, рис. 4,1) care, alături de psalia din aşezarea de la Derievka (Шарафутдiнова 1974, 57-62, рис. 3,3), sunt considerate cele mai timpurii psalii ale culturii Belozerka, datate în ansamblu la mijlocul sec. XII – sec. X î.e.n. (Отрощенко 1986, 142).

Încadrarea cronologică sigură a lingurii din locuinţa cercetată în anul 2002 este posibilă datorită depistării ei împreună cu un celt de bronz cu o urechiuşă, cu mar-ginea găurii de înmănuşare îngroşată. Faţetele de formă trapezoidală sunt ornamentate cu decor în relief, redat sub forma literei “Y” în centru şi câte două nervuri, pe părţi. Pe una din faţete se identifică un gol de la turnare, în formă de orificiu şi fisuri la baza acestuia şi în partea superioară (Leviţki ş.a. 2003, 174, fig. 1,1). Aparţine tipului de celturi cu o urechiuşă şi nervură masivă în jurul găurii de înmănuşare (Левицкий 1993, 56). Con-form clasificării propuse de V. Dergacev, piesa se înca-drează în tipul Debrecen, caracteristic complexelor pe-rioadei HaA1-HaB1 (Дергачëв 1997, 39, рис. 9,1) şi care a avut o largă răspândire spaţială (Ibidem, Карта 22, 1). În arealul culturii Chişinău-Corlăteni celturi tipologic similare piesei de la Trinca, până în prezent erau atestate în depozite sau găsite fortuit (Левицкий 1993, 56; Leviţki 1994, 119-120).

Rezumând cele prezentate mai sus, putem admite că lingurile depistate în complexele de habitat şi menajere din aşezarea de la Trinca, ţinând cont de context, ar fi aparţinut comunităţii hallstattiene timpurii.

Condiţiile stratigraficeTrei dintre piesele examinate au fost depistate în

procesul degajării straturilor de săpătură. Lingura mi-niaturală (nr. 5) – în stratul I. Alte două, întregi (nr. 6 şi 7) – în stratul II. Tot în stratul II au fost găsite şi fragmentele de linguri (nr. 9-14).

După cum am menţionat în repetate rânduri, în aşeza-rea de la Trinca sunt atestate mai multe niveluri de locu-ire – paleoliticul superior, epoca eneoliticului, perioada de tranziţie de la eneolitic la epoca bronzului, epoca bronzului, epoca fierului, antică târzie şi medievală.

Intervenţiile masive, repetate ale comunităţilor ce s-au stabilit pe promontoriu în diferite epoci, pentru amenajarea locuinţelor adâncite şi săparea gropilor care se adânceau în lutul galben până la adâncimea de 1,25-1,5 m, aratul anual, inclusiv până în anul 1989, precum şi alte excavări contemporane au dus la deran-jarea în mare măsură a nivelurilor de locuire. Ca rezul-


16

tat, vestigiile caracteristice pentru niveluri de locuire enumerate, inclusiv, piesele de silex din paleoliticul su-perior, au fost depistate în umplutura bordeielor, gropi-lor, straturile de cultură, sporadic, chiar la suprafaţă. În aşa condiţii, poziţia stratigrafică a vestigiilor, în cazul dat a lingurilor de lut ars, nu poate servi ca reper incon-testabil pentru stabilirea apartenenţei lor la unul sau alt nivel de locuire, chiar şi în condiţiile când în straturile de săpătură nr. I şi II predomină materialul ceramic din epoca hallstattiană, dat fiind că în condiţii stratigrafice similare este atestată şi ceramică ce ţine şi de celelalte niveluri de locuire, îndeosebi din perioada de tranziţie de la eneolitic la epoca bronzului. Drept exemplu, pre-zentăm distribuirea materialului ceramic din perioada de tranziţie de la eneolitic la epoca bronzului – epo-ca hallstattiană în straturile de săpătură din secţiunile unde au fost găsite linguri/fragmente de linguri de lut ars (vezi Tabelul de mai jos).

Parametrii tehnologiciPentru atribuirea lingurilor de lut ars, depistate în

straturile de săpătură, la unul dintre nivelurile de locu-ire atestate în aşezare, în calitate de indicator cultural pot fi invocate caracteristicile lor tehnologice (catego-ria pastei, natura degresanţilor, ponderea lor în com-poziţia pastei, mărimea granulelor, gradul de ardere şi prelucrare a suprafeţelor etc.), coroborate cu parametrii tehnologici ai ceramicii caracteristice culturilor arheo-logice atestate în aşezare.

Sub acest aspect, dat fiind faptul că parametrii teh-nologici ce caracterizează lingurile au fost deja menţi-onaţi, în cele ce urmează vom prezenta, succint, carac-teristicile tehnologice a categoriilor de ceramică speci-fice nivelurilor de locuire atestate în aşezare.

Ceramica din perioada de tranziţie de la eneolitic la epoca bronzului depistată în situl de la Trinca, din punct de vedere tehnico-tehnologic se divizează în: ceramică

Niveluri de locuire

Perioada de tranziţie

Perioada timpurie a ep. bronzului

Perioada mijlocie a ep. bronzului

Epoca hallstattiană

1996Str. I

Str. II

Str. III

Str. IV

53

96

196

123

-

39

80

-

6

27

33

-

566

1136

529

252000

Str. I

Str. II

Str. III

Str. IV

11

14

4

-

10

28

20

-

5

20

17

1

734

880

189

2342001

Str. I

Str. II

Str. III

Str. IV

8

26

48

20

-

4

21

2

-

9

27

1

606

1290

781

2122002

Str. I

Str. II

Str. III

Str. IV

8

26

48

20

-

-

-

-

10

57

53

1

1613

2383

2174

528

Oleg Leviţki

17

fină lucrată din pastă bine frământată, cu degresant de mică structură; ceramică de uz comun lucrată dintr-o pastă mai grosieră, ce are în compoziţie şamotă de gra-nulaţie diferită, uneori şi degresanţi de altă natură - gra-nule mici de calcar, nisip, microprundişuri; ceramică din pastă poroasă şi friabilă cu cochilii de scoici sau melci în compoziţie (Leviţki ş.a. 1999, 21-22.34).

Ceramica atribuită perioadei timpurii a epocii bron-zului, conform parametriilor tehnologici atestă prezen-ţa a două categorii tehnologice: ceramică fină modelată dintr-o pastă bine frământată, conţinând în compoziţie nisip şi şamotă de granulaţie mică, iar în unele cazuri particule de silex şi calcar mărunţit; ceramica de uz co-mun modelată din pastă mai grosolană, densă, cu mult nisip şi cioburi pisate sau numai cu şamotă în compo-ziţie (Leviţki 1997, 220; Idem 2002).

Perioada mijlocie a epocii bronzulzui în aşezarea de la Trinca este atestată prin vestigii ce ţin de două cul-turi arheologice – Komarov şi Mnogovalikovaja.

Ceramica culturii Komarov, conform caracteristici-lor tehnologice, se împarte în două categorii conven-ţionale: fină şi de uz comun, totodată o deosebire ab-solută între ele nefiind stabilită. Ambele sunt modelate din pastă degresată, în general, cu silex mărunţit ars, în unele cazuri în asociere cu granule de calcar, nisip de râu, deosebindu-se doar prin mărimea granulelor, mi-nuţiozitatea finisării suprafeţelor şi grosimea pereţilor vaselor (Leviţki 1997, 217-218).

Ceramica de tradiţie Mnogovalikovaja este modelată dintr-o pastă cu nisip, şamotă de granulaţie mică, cal-car mărunţit în compoziţie (Leviţki 2002).

Ceramica din epoca hallstattiană, conform caracte-risticilor ei tehnologice, se împarte în două categorii convenţionale: fină şi de uz comun. Ceramica fină este modelată din pastă bine frământată având ca degresant cioburi mărunt pisate, în unele cazuri, în asociere cu silex mărunţit, microprundişuri, granule de calcar. Ce-ramica de uz comun este lucrată dintr-o pastă mai gro-sieră cu amestec de cioburi pisate cu granulaţie mare, uneori cu adausuri de silex mărunţit, microprundişuri, granule de calcar şi mică (Leviţki 1995, 251).

Sintetizând cele prezentate, constatăm că în cadrul complexelor de ceramică caracteristice nivelurilor cul-tural-cronologice din aşezare sunt prezente câte două categorii tehnologice convenţionale, principale, mode-late din pastă grosieră şi, respectiv, fină. Din categorii similare de pastă au fost modelate şi lingurile găsite în straturile de săpătură. Astfel, compoziţia pastei grosiere din care a fost modelată lingura nr. 6 şi fragmentele nr. 10, 13, 14 conţinea numai şamotă de granulaţie mare şi mijlocie, iar a fragmentului nr. 12 şi granule de calcar. Pasta fină, din care au fost modelate lingurile nr. 2, 5, 7 şi fragmentele nr. 9 şi 11 a fost degresată în primul rând

cu şamotă de granulaţie mică, uneori, în asociere cu puţin nisip, iar în cazuri singulare – şi cu şilex ars pisat mărunt (lingura nr. 5) sau mică (fragmentul nr. 11).

Examinarea categoriilor tehnologice de ceramică şi a celor din care au fost modelate lingurile prin pris-ma caracterului degresanţilor, denotă faptul că nici una dintre linguri nu a fost modelată din pastă caracteristică pentru cultura Komarov, în cadrul căreia, ambele cate-gorii, în calitate de degresant conţineau în exclusivitate silexul pisat ars de granulaţie diferită. Deasemenea, pasta fină din care au fost confecţionate lingurile este net deosebită de categoria ceramicii fine din perioada de tranziţie de la eneolitic la epoca bronzului, care în compoziţie are numai degresanţi de mică structură.

Compararea pastei grosiere caracteristică pentru lin-guri cu cea din care se modela ceramica grosieră, din punctul de vedere al caracterului degresanţilor, atestă similitudinea ei, în primul rând, cu cea caracteristică pentru epoca hallstattiană şi perioada de tranziţie de la eneolitic la epoca bronzului, degresată cu şamotă de granulaţie diferită, uneori în asociere cu granule de calcar şi microprundişuri, şi, mai puţin cu cea carac-teristică pentru perioada timpurie şi mijlocie a epocii bronzului, în care degresantul principal este nisipul şi mai rar şamotă. Pasta fină, caracteristică pentru linguri, degresată în primul rând cu şamotă de granulaţie mică, uneori, în asociere cu puţin nisip, iar în cazuri singulare şi cu şilex ars pisat mărunt sau mică, a degresanţilor, este identică cu cea din care se modela ceramica fină din epoca hallstattiană şi mult deosebită de cea spe-cifică perioadei timpurii a epocii bronzului, degresată, în primul rând, cu nisip, la care se adăuga, în cantităţi mici, şamotă de granulaţie mică, mai rar, particule mici de calcar pisat sau mici granule de calcar.

În aşa mod, lingurile, modelate din pastă grosieră, reieşind din natura degresanţilor, pot fi atribuite co-munităţii hallstattiene şi posibil, celei din perioada de tranziţie de la eneolitic la epoca bronzului, iar cele confecţionate din pastă fină, cu precădere, comunităţii hallstattiene. Atribuirea unor linguri la epoca bronzu-lui este puţin verosimilă, dat fiind faptul că compoziţia pastei din care au fost modelate este mult deosebită de cea caracteristică ceramicii acestei epoci, mai mult ca atât, vestigiile din această epocă sunt sporadice şi, po-sibil, atestă existenţa doar a unor staţiuni sezoniere.

Faptul că structura pastei din care se modelau linguri-le de lut ars este similară celei caracteristice categoriilor tehnologice de ceramică specifice unei sau altei culturi arheologice, în majoritatea cazurilor, când este menţi-onată natura degresantului, este atestat în obiectivele arheologice în care au fost depistate linguri de lut ars, începând cu apariţia primelor piese de tipul examinat


18

– epoca eneoliticului şi până în perioada antică târzie (Harţuche 1987, 26-29; Monah ş.a. 2003, 189; Mantu, Ţurcanu 1999, 13; Crîşmaru 1977, 25; Патокова 1979, 42; Şuster 1998, 19; Березанская 1972, 119-120; Дергачëв, Савва 1985, 80; Рафалович, Черняков 1982, 59; Ромашко 1982, 55; Ванчугов 1983, 89; Тереножкин 1961, 109; Козенкова 1982, 10; etc.).

În acest context, semnificativă este situaţia atestată în siturile cu mai multe orizonturi cultural-cronologice, referitor la care, identificarea apartenenţei culturale a pieselor de lut ars, este în dependenţă directă de carac-teristicele tehnologice de modelare a acestora. Exclu-siv în baza parametrilor tehnologici, a fost identificată apartenenţa cultural-cronologică a lingurilor depistate în aşezările culturii Komarov “La grădină” şi “La hâr-top” de la Coteala raionul Briceni (Дергачëв, Савва 1985, 64-82). În aşezarea “La grădină”, de rând cu ni-velul de locuire atribuit culturii Komarov, este evidenţi-at şi un altul, care aparţine de cultura Noua. În aşezarea “La hârtop”, în afară de nivelul de tip Komarov sunt atestate şi vestigii ale culturii Tripolie târzie – perioada de tranziţie de tip Gordineşti şi a culturii Noua.

Din punct de vedere tehnologic, ceramica de tip Gordineşti este modelată din pastă având ca degresant cochilii pisate sau fără incluziuni vizibile (Дергачëв, Савва 1985, 80); a culturii Komarov – silex pisat, une-ori granit şi nisip (Ibidem, 65.70); a culturii Noua – şa-motă (Ibidem, 67.76).

Fragmentele de linguri (cel puţin de la 8 piese) de-pistate în aceste aşezări sunt modelate din pastă care în compoziţie aveau exclusiv şamotă (Дергачëв, Савва 1985, 67.80), circumstanţă ce i-a determinat pe auto-rii investigaţiilor să considere că ele au aparţinut unor meşteri de tradiţie Noua şi atribuite acestui orizont cul-tural-cronologic (Ibidem, 80).

Revenind la subiectul examinat în acest studiu, men-ţionăm că atât lingurile provenite din complexe de habitat şi menajere, dat fiind apartenenţa cultural-cro-nologică a acestora, cât şi cele depistate în straturile de săpătură, în pofida aspectului tehnologic se atribu-ie, cu precădere, epocii hallstattiene, fapt confirmat de unitatea tehnologică a pieselor din ambele medii de depistare, precum şi de similitudinile lor morfologice. În acelaşi timp, unele dintre lingurile din pastă grosi-eră, din straturile de săpătură, posibil să fi aparţinut şi comunităţii din perioada de tranziţie de la eneolitic la epoca bronzului.

În acest context ţinem să menţionăm că în cadrul pie-selor de lut ars specifice obiectivelor din perioada de tranziţie de la eneolitic la epoca bronzului de tip Gordi-neşti, până în prezent, lingurile de lut ars nu sunt cunos-

cute. Lipseşte acest tip de artefacte şi în monumentele atribuite treptelor anterioare perioadei târzii a comple-xului Cucuteni-Tripolie din întreaga ei arie (Дергачëв 1980, 116; Маркевич 1981, 17.20.26.50.136; Черныш 1982, 213.231). Deasemenea, lingurile de lut ars nu sunt atestate nici în aria Horodiştea-Erbiceni (Dinu 1978, 5.8; Dumitroaia 2000, 62), precum şi nici în obiectivele sincrone din Volynija (Дергачëв 1980, 126.128) şi din bazinul Niprului de Mijloc (Дергачëв 1980, 134.139; Круц 1977, 106.133).

Referitor la perioada târzie a complexului Cucu-teni-Tripolie – perioada de tranziţie la epoca bronzu-lui este cunoscută doar o singură piesă de acest tip (în stare fragmentară), de mici dimensiuni, descoperită în stratul de săpătură a aşezării de la Usatovo (Патокова 1979, 42.151, рис. 54,1), aşezare eponimă a variantei locale Usatovo, siturile căreia sunt concentrate, cu pre-cădere, în zona de stepă din nord-vestul Mării Negre (Дергачëв 1980, 103, рис. 21; Черныш 1982, карта 6; Мовша 1985, 249, карта 7). Se caracterizează prin găvan de formă ovală cu buza rotunjită, fundul plat şi coada orizontală prevăzută cu un orificiu longitudinal ce comunică cu găvanul. Suprafaţa interioară a obiec-tului prezintă urme de zgurificare (Патокова 1979, 151).

Tot aici mai adăugăm că lingurile de lut ars, orifi-ciul longitudinal al cozii cărora comunică cu găvanul sunt atestate deja în complexele culturii Gumelniţa (fa-zele A1-A2) din Câmpia Română de la Lişcoteanca, punctul Movila Olarului (Harţuche, Anastasiu 1976, 113, fig. 199; Harţuche 1987, 27, fig. 36,4), precum şi în aşezarea de la Pietrele (Berciu 1956, 525, fig. 40). Aceste exemplare sunt masive. Lungimea totală este de 16,5 cm şi respectiv mai mult de 19,3 cm, diametrul găvanului – 9,8 cm şi respectiv 13,5×10,5 cm, adânci-mea găvanului de 5,3 cm şi respectiv 4,5 cm.

Particularităţi morfologicePentru concretizarea poziţiei cultural-cronologice a

lingurilor din aşezarea de la Trinca, în cele ce urmează, vom apela la particularităţile morfologice şi dimensi-unile pieselor discutate, comparându-le cu cele carac-teristice vestigiilor de acelaşi tip depistate în contexte cultural-cronologice sincrone nivelurilor de locuire atestate la Trinca, începând cu epoca eneoliticului, pe-rioada de tranziţie de la eneolitic la epoca bronzului şi până la sfârşitul primei epoci a fierului, atât din spaţiul carpato-nistrean, cât şi din teritoriile limitrofe sau mai îndepărtate dinspre vest, respectiv, dinspre est.

Realizarea acestui obiectiv este dificilă dat fiind fap-tul că: a) piesele de acest tip, cunoscute în diverse ori-zonturi cultural-cronologice, similare celor de la Trin-

Oleg Leviţki

19

Foto 1. Trinca “Izvorul lui Luca”. Linguri de lut ars.


20

ca, prezintă o mare diversitate morfologică; b) atestarea lor în obiectivele arheologice, cu rare excepţii, este în număr extrem de limitat (1-3 piese reprezentate în ma-joritatea cazurilor prin fragmente), iar în cazul depistă-rii într-un sit a mai multor piese de acest tip întregi, din punct de vedere morfologic, ele nu formează anumite seriaţii tipologice (vezi de exemplu, lingurile din aşe-zarea culturii Bondaricha de la Buzovka – Ромашко 1982, рис. 1,30-34).

Mai mult ca atât, în literatura de specialitate lipseşte un concept, unanim acceptat, privitor la parametrii de-finitorii, în baza cărora să se elaboreze clasificarea ti-pologică a lingurilor de lut ars. Cunoaştem doar câteva încercări de clasificare a acestui tip de piese. În calitate de parametru morfologic definitoriu pentru linguri-le cunoscute în cadrul culturii Glina, este considerată forma găvanului (a – cu căuşul alungit; b – cu căuşul (mai) pronunţat) (Şuster 1998, 21). Acelaşi parametru (găvanul sferoidal şi coada cilindrică) este utilizat şi de C. Matasa (1965, 53) pentru a separa lingurile culturii Monteoru de cele cucuteniene de stil A din aşezarea cu-cuteniană de la Târgu Ocna-Podei. Lingurile de lut ars din inventarul aşezării de la Sergen-Jurt a culturii Ko-ban (varianta răsăriteană), sunt clasificate în 2 tipuri, parametrul distinctiv fiind prezenţa sau lipsa ciocului de turnare (Козенкова 1982, 10). Şi, în sfârşit, în publi-caţii lingurile de lut ars, cu rare excepţii, nu sunt descri-se, fiind prezentate doar imaginile lor fotografice, iar în cazul redării lor grafice, desenul piesei în plan nu este însoţit de cel a profilului, circumstanţe ce nu permit identificarea anumitor detalii morfologice.

În aceste condiţii, identificarea paralelor morfologice pentru lingurile de la Trinca, în orizonturile cultural-cronologice similare celor fixate în aşezare din teri-toriile limitrofe este posibilă doar referitor la tipurile/grupurile evidenţiate, în întregime. Analogiile directe pentru piesele examinate în acest studiu sunt atestate extrem de rar.

Lingurile incluse în tipul/grupul I, cu găvanul de formă ovală în plan şi tronconică în profil, marginea orizontală sau puţin mai înaltă în partea opusă cozii, fundul drept, iar cozile dispuse orizontal faţă de baza găvanului, prezentând o îngustare treptată a corpului, de formă tronconică sau relativ cilindrică prevăzute cu orificii longitudinale, în zona Podişului Moldovei de Nord, cu excepţia sitului de la Trinca, nu sunt cu-noscute. Piese morfologic apropiate acestora, drept că într-un număr limitat, găsim în teritoriile dinspre vest şi respectiv, dinspre est.

În spaţiul carpato-dunărean, lingurile de lut ars de tipul examinat, sunt atestate deja în inventarul obiecti-velor arheologice din perioada timpurie a epocii bron-

zului – aşezarea de la Liliceni – Muntele cu piatră, cea mai semnificativă aşezare a grupului Jigodin din sud-estul Transilvaniei (Roman ş.a. 1992, Taf. 80,7).

În bazinul Dunării de Mijloc, piesele de acest tip sunt prezente în inventarul atelierului de prelucrare a bronzului din perioada mijlocie, cultura Vatja, de la Lovasbereny-Mihalyvar (Kovacs 1977, 38, fig. 15,6), precum şi din perioada târzie a epocii bronzului, în aşezarea de la Saghedy din cadrul culturii Urnenfelder (Кеменцей 1986, 63, рис. 21,31). Lingurile menţiona-te, similar piesei nr. 3 de la Trinca, pe latura lungă a găvanului sunt prevăzute cu “cioc”, care spre deosebire de cel atestat la piesa noastră, modelat printr-o şănţuire perpendiculară a laturii lungi, este „tras” din marginea buzei. Cât priveşte prezenţa orificiului longitudinal al cozilor, atât descrierea lor mai mult decât laconică, cât şi desenele nu oferă informaţii.

Referitor la teritoriile nord-pontice, menţionăm că acestui tip de linguri, posibil, aparţine lingura fragmen-tară, din care s-a păstrat coada perforată longitudinal şi o parte din găvan, depistată în aşezarea din perioada mijlocie a epocii bronzului, cultura Trzcinieck de Est din zona de silvostepă din Dreapta Niprului, de la Mos-ny (Ильинская 1960, 54, рис. 5,2; Березанская 1972, 118-120, Табл. VII,15).

Lingurile de lut ars, de care ne preocupăm aici, dea-semenea, sunt cunoscute şi în siturile culturilor nord-pontice din perioada târzie a epocii bronzului, sincrone celor hallstattiene timpurii, grupul Balta din interflu-viul Nistru-Bug, aşezările Spornoe I (Bанчугов 1983, 99, рис. 2,15; Idem 1990, 91, рис. 26,20) şi Posicely (Idem 1990, рис. 26,19) şi cultura Bondaricha din zona de silvostepă din stânga Niprului, aşezările de la Dra-byśevo şi Oskol (Ильинская 1961, рис. 5,4.8; 5,5), în ambele medii culturale fiind lipsite de “cioc”.

Apropiate morfologic de piesele incluse în tipul/gru-pul I de la Trinca sunt lingurile de lut ars prezente în obiectivele din prima epocă a fierului, cultura Černyj Les târzie, aşezarea de la Dnestrovka (Смирнова 1985, 19, рис. 12,3) şi aşezarea cu mai multe nivele de locu-ire (perioadele cuturilor Komarov, Mnogovalikovaja, Černyj Les târzie şi scitică timpurie) de la Dolinjany (Смирнова 1981, 48, рис. 5,1.2) din bazinul Nistrului de Mijloc. Spre deosebire de cele de la Trinca, aces-tea sunt modelate mai grosolan, iar găvanele în plan au formă circulară. Exemplarul de la Dnestrovka are coada plină, fără perforare longitudinală, coada unei linguri de la Dolineany este prevăzută cu un orificiu longitudinal ce comunică cu găvanul. Piesele de la Do-linjany au fost prevăzute şi cu “cioc”, însă deteriorarea porţiunilor de margine unde au fost amplasate nu per-mite identificarea modului de realizare a lor.

Oleg Leviţki

21

Lingurile atribuite tipului/grupului II, cu găvanul de formă ovală în plan şi tronconică-rotunjită în profil, cu marginea dreaptă, fundul drept-uşor rotunjit, iar cozile dispuse oblic faţă de baza găvanului, de formă tronco-nică sau relativ cilindrică cu extremitatea îngroşată si prevăzute cu orificiu longitudinal, atât în zona Podi-şului Moldovei de Nord, cât şi în teritoriile nemijlocit limitrofe, cu excepţia unei piese din aşezarea Osilevka din cadrul culturii Belogrudovka din zona de silvoste-pă din dreapta Niprului (Mелюкова 1958, рис. 1,4), nu au analogii. Limitate numeric sunt şi piesele la care am putea face referinţă şi din teritoriile mai îndepărtate.

Pentru exemplarele cu coada de formă tronconică, în calitate de piese apropiate din punct de vedere morfolo-gic, putem indica doar lingurile depistate în obiective-le din perioada timpurie a epocii bronzului din spaţiul carpato-dunărean din Oltenia, cultura Glina, aşezarea de la Morăreşti (Şuster, Nica 1995, 115, fig. 1,3; Şuster 1998, 21, fig. 6,8) şi din bazinul Tisei Superioare, cul-tura Nir (Nyirseg) (Балагури 2001, рис. 6,64). Cozile ambelor linguri sunt perforate longitudinal. Referitor la exemplarul de la Morăreşti, Ch. Şuster menţionea-ză că perforarea ar fi fost făcută ulterior confecţionării piesei (Şuster 1998, 21).

În perioada mijlocie a epocii bronzului, lingurile de tipul examinat, atestate în cadrul obiectivului Hügel-gräberkultur din arcul intra-carpatic, locuinţa de supra-faţă din situl Vochov din ţinutul Pilzen (Cehia) (Čtrnáct 1954, 340, Obr. 3,8), spre deosebire de cele de la Trin-ca, are partea distală a cozii uşor încovoiat în jos.

Linguri cu coada relativ cilindrică şi extremitatea îngroşată similare celei de la Trinca sunt cunoscute în obiectivele din perioada mijlocie a epocii bronzului din Transilvania, cultura Wietenberg, aşezarea Sighi-şoara-Wietenberg (Andriţoiu, Rustoiu 1977, 29, fig. 20,1) şi din nord-estul Mării Azov, cultura Srubnaja târzie, aşezarea Bezymjanoe II (Горбов, Мимоход 1999, 27, рис. 2,4). Ambele piese au coada perforată longitudinal. Referitor la prezenţa sau lipsa “ciocu-lui” indici nu sunt.

Paralele pentru exemplarul miniatural, prevăzut cu două „ciocuri” modelate prin şănţuiri perpendiculare a laturilor lungi ale gurii, în mediile culturale sincrone orizonturilor cultural-cronologice atestate la Trinca, nu ne sunt cunoscute.

Lingurile atribuite tipului/grupului III, cu găvanul de formă circulară în plan şi tronconică, rotunjită în partea superioară în profil, cu marginea dreaptă, fundul evidenţiat, uşor rotunjit şi coada, dreptunghiulară în secţiune, dispusă oblic faţă de baza găvanului, în zona Podişului Moldovei de Nord, deasemenea nu sunt ates-tate. Pentru acest tip de linguri, în calitate de analogii, cu unele rezerve, putem indica piesa din aşezarea din

perioada timpurie a epocii bronzului de la Odaia Turcu-lui, aspectul post-Glina din Oltenia (Şuster 1997, 121, fig. 41,3) şi piesa din aşezarea din perioada mijlocie a epocii bronzului de la Rogova, cultura Verbicioara din sud-vestul României (jud. Mehedinţi) (Crăciunescu 1999, 81, Pl. XVIII,1). Apropiată, din punct de vedere morfologic, de lingurile de tipul/grupul III poate fi con-siderată şi piesa fragmentară atestată în aşezarea de la Solov’e, cultura Trzcinieck de Est (perioada mijlocie a epocii bronzului) din partea de vest a zonei de silvoste-pă a Ucrainei (Березанская 1972, табл. II,8).

Rezumând cele prezentate mai sus, constatăm că lingurile încadrate în tipul/grupul I în spaţiul carpato-dunărean erau în uz cu precădere în epoca bronzului, inclusiv perioada târzie, iar în teritoriile nord-pontice, sporadic, în perioada mijlocie a epocii bronzului şi mai frecvent în perioada târzie a epocii bronzului şi epoca fierului; exemplarele de tipul/grupul II în spaţiul car-pato-dunărean sunt prezente în complexele ce ţin de perioadele timpurie şi mijlocie a epocii bronzului, pe când în teritoriile nord-pontice doar în perioada ei târ-zie; piesele atribuite tipului/grupului III, în spaţiul car-pato-dunărean sunt cunoscute în obiectivele din perioa-dele timpurie şi mijlocie a epocii bronzului, pe când în teritoriile nord-pontice – în perioada mijlocie a epocii bronzului. Tot aici mai menţionăm că modalitatea de realizare a “ciocului” prin şănţuire, atestată la Trinca, în mediile culturale unde găsim paralele pieselor exami-nate nu este cunoscută. O singură menţiune cu privire la faptul că „ciocul” lingurii reprezintă o tăietură-şăn-ţuleţ, se referă la una dintre piesele depistate în mor-mântul unui meşteşugar-metalurg, nr. 10, din necropola tumulară Lebedi I, cultura Novotitorovka, nordul Mării Azov (ţinutul Krasnodar), din perioada timpurie a epo-cii bronzului (Гей 1986, 17).

Aşadar, paralele morfologice ale lingurilor de lut ars de la Trinca, atestă un diapazon cronologic care inclu-de integral epoca bronzului şi prima epocă a fierului, circumstanţă ce demonstrează că aspectul morfologic este puţin relevant pentru stabilirea apartenenţei lor cultural-cronologice. În această ordine de idei semni-ficativă este prezenţa lingurilor de lut ars de tipurile examinate, în obiectivele culturilor Belogrudovka, Bondaricha, Belozerka (grupul Balta), Černyj Les şi scitică timpurie, din teritoriile limitrofe Podişului Mol-dovei de Nord dinspre est, sincrone nivelurilor de lo-cuire din epoca hallstattiană atestate în aşezarea Trinca „Izvorul lui Luca” la care, eventual ele se şi atribue. În acelaşi timp, piesele examinate, în aspect morfologic, sunt mult deosebite de lingurile de lut ars cunoscute în cadrul culturii vecine, sincrone Gáva-Holihrady-Grăni-ceşti (Малеев 1994, 178-181, рис. 1-7; Ignat 2000, 21, fig. 2,1.4; Vasiliev ş.a. 1991, 135, fig. 40,12-13.15).


22

Foto 2. Trinca “Izvorul lui Luca”. Piese de calcar tortonian.

Oleg Leviţki

23

Piesele de la Trinca corespund celor utilizate în epoca hallstattiană, prescitică/scitică timpurie şi după dimensiunile lor, având găvanul cu un volum mic, re-lativ egal.

FuncţionalitateLingurile de lut ars în spaţiul carpato-danubiano-pon-

tic sunt atestate în siturile arheologice începând din epo-ca eneoliticului şi persistă până în perioada antică târzie.

Piesele de tipul examinat, depistate în nivelul infe-rior, Gumelniţa A1, al aşezării de la Lişcoteanca “Mo-vila Olarului”, sunt calificate ca polonice cu mâner tu-bular (Harţuche, Anastasiu 1976, 113; Harţuche 1987, 27), cea din nivelul doi, Gumelniţa A2, drept lingură de lut ars cu coada scurtă de formă aproximativ tronco-nică (Harţuche, Anastasiu 1976, 112; Harţuche 1987, 29). Deasemenea, ca lingură este calificată şi piesa din aşezarea de la Pietrele, Gumelniţa II, coada căreia este perforată longitudinal (Berciu 1956, 513.525). Lingu-rile de lut ars, prezente în cadrul inventarului aşezărilor culturii Gumelniţa (Stoicani-Aldeni) din bazinul Pru-tului de Jos – Vulcăneşti II şi Lopăţica – sunt atribuite unei specii de ceramică specială nr. 8 (Бейлекчи 1978, 39), unele dintre care, dat fiind faptul păstrării urmelor de ocru, în opinia autorului, erau utilizate în procesul unor practici deosebite (Ibidem, 103-104).

În cadrul inventarului obiectelor de lut ars caracteris-tice pentru siturile complexului cultural Cucuteni-Tri-polie, piesele de acest tip de la Poieneşti (Vulpe 1953, 270-271), Drăguşeni (Cîrciumaru 1977, 28), Scânteia (Mantu, Ţurcan 1999, 17.133), Duruitoarea Nouă (So-rochin 2002, fig. 83,5) sunt calificate ca linguri. Exem-plarele din aşezarea de la Poduri – Dealul Ghindaru, care atestă urme de ardere secundară, sunt interpretate drept creuzete pentru topirea şi turnarea aramei (Mo-nah ş.a. 2003, 39-40.189).

Referitor la etapa eneolitică târzie – perioada de tran-ziţie de la eneolitic la epoca bronzului – lingurile de lut ars sunt piese de unicat (aşezarea de la Usatovo). Partea interioară a exemplarului depistat aici prezintă urme de zgurificare, fapt ce a permis cercetătorilor să interpreteze această piesă ca unealtă utilizată în meta-lurgia bronzului (Патокова 1979, 151).

Lingurile de lut ars depistate în obiectivele din pe-rioada timpurie a epocii bronzului din spaţiul carpato-dunărean: Oltenia – cultura Glina, în opinia unor cer-cetători, erau utilizate la mâncat şi cu prilejul diferitor operaţiuni cultice (libaţii) (Şuster 1998, 21); din sud-es-tul Transilvaniei – cultura Zăbala, fără urme de turnare a metalului topit, sunt considerate polonice (Szekely 1997, 31), iar din cadrul culturii Şchnekenberg, obiecte de uz gospodăresc (Ibidem, 48). Piesele de tipul exa-

minat evidenţiate în inventarul aşezării de la Liliceni – Muntele cu piatră sunt incadrate în seria de piese uti-lizate în procesul prelucrării metalelor (Roman 1986, 42; Roman ş.a. 1992, Taf. 80,7).

Cât priveşte teritoriul nord-pontic, destinaţia lin-gurilor de lut ars pentru turnarea metalului topit este demonstrată, incontestabil, de prezenţa lor în asocie-re cu creuzete, forme de turnat, duze şi alte unelte în unele morminte ale meşterilor-metalurgi care activau în cadrul comunităţilor culturii Katakombnaja din ba-zinul Niprului de Jos, zona din nord-vestul Mării Azov, bazinul Donului de Jos şi bazinul Cubanului de Jos (Бочкарëв 1978, 48-53; Гей 1986, 13-32; Кубышев, Нечитайло 1991, 5-21; Клочко 1994, 11, рис. 30,9).

Utilizarea în spaţiul carpato-dunărean a pieselor de care ne preocupăm în acest studiu în calitate de linguri de turnat metalul topit, cu certitudine, este demonstrată de inventarul unuia dintre cele mai timpurii şi autentice ateliere de prelucrare a bronzului din perioada mijlocie a epocii bronzului – cultura Vatja (sec. XVII-XV î.e.n.) cercetat la Lovasbereny-Mihalivar, din Ungaria, unde acestea apar în asociere cu o formă de turnat de gresie, o pâlnie conică şi o duză de lut ars, un ciocan masiv şi o daltă de bronz (Kovacs 1977, 37-39, fig. 15). Din ace-eaşi perioadă datează şi atelierul-turnătorie descoperit în aria culturii Unetice, la Bruszczewie, woi. Leszczyn-skie din Polonia, unde lingura de turnat este însoţită de un creuzet şi mai multe duze de lut ars, o formă de tur-nat din piatră, şi piese de bronz finite (Pieczynski 1985, 167, Ryc. 1). Referindu-ne în continuare la culturile din perioada mijlocie a epocii bronzului din spaţiul carpato-dunărean, în cadrul inventarului obiectelor de lut ars al cărora sunt prezente lingurile, menţionăm, că în legătu-ră cu activitatea metalurgică pot fi considerate şi piesele depistate în groapa nr. 143 din aşezarea de la Nova Ce-rekwia, woi. Opolskie, din Polonia, atribuită fazei târzii a culturii Unetice (Kunawicz-Kasinska 1985, 116, Ryc. 7,g.h.m), precum şi creuzetul cu găvanul de formă ova-lă cu coada scurtă, extremitatea căreia este încovoiată în jos din mormântul 7 din necropola de la Hernadkak din nord-estul Ungariei, atribiuit fazei a treia, târzii, de funcţionare a necropolei, Reinecke BrA2a (Schalk 1992, 111.189.222.318, Abb. 42; Taf. 3,10).

Cât priveşte piesele de tipul examinat atestate printre vestigiile arheologice ale culturilor din acestă perioa-dă: Hügelgräberkultur (Ctrnact 1954, 340, Obr. 3,8); Otomani (Popescu 1956, 115, fig. 17,1-4; 19/9; Bader 1978, 58, Pl. XXXV,28.29); Monteoru (Mătasă 1964, 53); Wietenberg (Boroffka 1994, Typentaf. 7,36.37; Andriţoiu, Rustoiu 1977, 29, fig. 20,1.3; 22, 2); Ver-bicioara (Crăciunescu 1999, 81, Pl. XVIII,1; XIX,4; Nică 1998, 151-180, fig. 4,6); Tei II-III (Şuster, Popa


24

1985, 149, fig. 5,2), ele sunt desemnate ca linguri. Cele descoperite în complexele funerare ale culturii Gârla Mare – necropola de la Bivolari, dat fiind fap-tul că extremitatea cozilor reprezintă un cap de pasăre, sunt apreciate ca piese rituale (Berciu 1953, 600-601, Pl. XXXIV,6-8).

În aceeaşi ordine de idei, referitor la spaţiul est-car-patic, populat în această perioadă a epocii bronzului de comunităţile culturilor Trzcinieck de Est şi Komarov (Березанская 1985), sau a culturii Trzcinieck-Koma-rov (Свешников 1990, 79) putem să menţionăm doar faptul că, în determinarea funcţionalităţii lingurilor de lut ars, cercetătorii au opinii diferite. De exemplu, aceeaşi piesă din aşezarea de la Moşny, iniţial a fost calificată ca lingură de turnat metalul topit (Ильинская 1960, 54, рис. 5,2), ulterior, ca lingură utilizată în scopuri de bucătărie (Березанская 1972, 119-120, табл.VII,15), calificativ atribuit şi pieselor din alte si-turi sincrone.

În obiectivele ce ţin de perioada târzie a epocii bron-zului lingurile de lut ars depistate în asociere cu alte unelte utilizate de meşterii-metalurgi – forme de tur-nat, duze ş.a. cunoscute în obiectivele culturii Piliny din nord-estul Ungariei de la Benczurfalva (Mozsolics 1973, 81, Taf. 111,7-9); atelierul de prelucrare a bron-zului descoperit în aşezarea culturii Noua de la Ostro-veţ (Балагурi 1964, 28-39, табл. II,22; Idem 1980, 103-104, рис. 5,33); orizontul culturii Noua din aşeza-rea cu mai multe niveluri de locuire (perioada de tran-ziţie de tip Gordineşti, Komarov, Noua) de la Coteala (Дергачëв, Савва 1985, 64-82) din bazinul Nistrului Superior, cât şi cele descoperite în complexe şi stra-turile de cultură ale aşezărilor culturii Noua de la Slo-bozia-Şireuţi (Дергачëв 1969, 90, рис. 3), de la Ma-hala (Смирнова 1969, 14) şi culturii Sabatinovka de la Comrat (Рафалович, Черняков 1982, 55, рис. 2,11) şi Krasnaja Kosa (Черняков 1966, 228, рис. 2,1) sunt calificate ca linguri de turnat metalul topit.

În perioada hallstattiană timpurie, în spaţiul carpa-to-dunărean, lingurile de lut ars cunoscute în cadrul culturilor: Urnenfelder din bazinul Dunării de Mijloc (Кеменцей 1986, 63, рис. 21,31); cultura Gáva din estul – nord-estul Ungariei, Poroszlo-Aponhat (Pa-tay 1976, fig. 4,1); din Transilvania – Drîmbar-Te-leac (Berciu, Popa 1965, fig. 5,13; Vasiliev ş.a. 1991, 135, fig. 40,12-14), Cernatu (Szekely 1966, 21.25, Pl. VIII,7), precum şi în obiectivele de tip Holihrady din bazinul Nistrului de Mijloc şi Superior, Gorodni-ca (Cвешников 1964, табл. I,15.16; Mалеев 1994, 180, рис. 1,4), Kasperovcy (Kрушельницкая, Mалеев 1990, 126, рис. 42,6; Mалеев 1994, 180, рис. 2,6), Bo-vśev I (Kрушельницька 1976, 33, рис. 9,2; Mалеев 1994, 180, рис. 5), Skala Podol’skaja (Mалеев 1994,

рис. 7) şi a grupului Grăniceşti din Podişul Sucevei, Grăniceşti (László 1994, 64, fig. 13,1; Ignat 2000, 21, fig. 2,4), Siret (Ignat 2000, 21, fig. 2,1), în majoritatea cazurilor, depistate în asociere cu duze, forme de turnat, piese de metal, în opinia cercetătorilor demonstrează existenţa în aceste situri ale unor ateliere-turnătorii.

Destinaţie similară, în opinia specialiştilor, aveau şi lingurile de lut ars cunoscute în siturile culturilor nord-pontice, sincrone celor hallstattiene timpurii: grupul Balta din interfluviul Nistru-Bug, aşezările Spornoe I (Bанчугов 1983, 99, рис. 2,15; Idem 1990, 91, рис. 26,20) şi Posicely (Idem 1990, рис. 26,19); cultura Belogrudovka din zona de silvostepă din dreapta Ni-prului, aşezarea Osilevka (Mелюкова 1958, рис. 1,4); cultura Lebedovka din bazinul Niprului de Mijloc, aşe-zările de la Gostomel (Березанская 1976, рис. 4) şi Pi-rogovo (Idem 1976, 207); cultura Bondaricha din zona de silvostepă din stânga Niprului, aşezările de la Dra-byşevo, Oskol (Ильинская 1961, рис. 5,4.8; 5,5), Bu-zovka (Ромашко 1982, 56, рис. 1,30-34; Idem 1995, рис. 9,10; 12,1-4) şi culturii Srubnaja târzie din nord-estul Mării Azov, aşezarea Bezymjanoe II (Горбов, Мимоход 1999, 27, рис. 2,4).

Specifice doar metalurgiei neferoaselor sunt conside-rate creuzetele şi lingurile de turnat metalul topit pre-zente în obiectivele din prima epocă a fierului: cultura Cozia-Saharna, aşezarea Solonceni-Hlinaja (Кашуба 2000, 318, pl. XXV,3,18; LXXXV,18); cultura Černyj Les târzie, cetăţile Liubeneck, Černyj Les, Moskovskoe, Subbotovo (Тереножкин 1961, 110-111, рис. 76-82), aşezarea Dnestrovka (Смирнова 1985, 19, рис. 12,3); monumentele prescitice de tip Jabotin, aşezarea Jabo-tin – Tarasova gora (Дараган 2004, 43, рис. 5,3).

Referitor la a doua epocă a fierului (perioadele tim-purie-mijlocie şi târzie a culturii scitice) şi cea antică, inclusiv târzie, creuzetele, lingurile, duzele, formele de turnat din lut ars sunt considerate o categorie de cera-mică tehnică utilizată în metalurgia bronzului (Шрамко 1985, 117-118, рис. 38; Idem 1987, рис. 57,4.6-8.10.11; Idem 1964, 181-190, рис. 3,11; Покровская и др. 1971, 106, рис. 9,17; Смирнова 1981, 48, рис. 5,1.2; Бессонова, Скорый 2001, 90; Пузикова 1982, 101-102, рис. 2,27; Раздобудько 2005, рис. 1,5; Пузикова 1978, рис. 5,8; Граков 1977, 93, рис. 67; Погребова 1958, рис. 5,5; Каравайко 2005, 157, рис. 4,3; Бруяко 1999, 181, рис. 22; Teodoru 1975, 66, fig. 2,8; Căpi-tanu 1989, 105, fig. 13-14; Idem 1992, fig. 19; 33,4-5; Idem 1997, fig 42,1-11; Rustoiu 1996, 67, fig. 13,3; Jaroslavski 1977, 64; şi urm.).

Revenind la lingurile de lut ars din aşezarea Trinca “Izvorul lui Luca”, menţionăm că aspectul de ansamblu al acestora indică asupra faptului că ele erau utilizate în unele activităţi specializate. Pereţii groşi, capabili să re-

Oleg Leviţki

25

ziste la temperaturi înalte, urmele de ardere secundară re-petată, în unele cazuri până la zgurificare, dotarea unora dintre ele cu “cioc”, prezenţa perforaţiei longitudinale ale cozilor în care se introducea o tijă – prelungitor din alt material care mai puţin conduce căldura, ne permite să ne aliniem la opinia unanim acceptată de specialişti, că aceste piese erau utilizate în metalurgia bronzului. Exem-plarele cu fundul rotunjit şi coada dispusă oblic, îndeo-sebi cele dotate cu “cioc”, eventual ar putea fi calificate ca linguri pentru turnarea metalului topit. Cele cu baza plată şi coada dreaptă orizontală, fără “cioc”, cu fundul ars puternic până la zgurificare, posibil au fost utilizate în calitate de creuzete în care se retopeau piesele de me-tal ieşite din uz. Exemplarele de acest tip prevăzute cu “cioc”, posibil, reprezintă creuzete/linguri de turnat.

ÎncheiereLingurile de turnat, creuzetele, de rând cu tiparele de

lut sau piatră şi duzele (tuburi ceramice care protejau gura foalelor), în opinia unanim acceptată a specialişti-lor, reprezintă unelte folosite la anumite etape ale ope-raţiunilor metalurgice. Atestarea în siturile arheologice a întregului set de unelte utilizate în producerea pieselor de metal, sau numai a unora dintre ele (Бочкарëв 2006, 63), în asociere cu obiecte finite cu unele particulari-tăţi ce le deosebesc de prototipul lor sau cu defecte de turnare (găuri în corpul obiectelor, fisuri etc.) şi a altor resturi de la turnare (picături de metal, zgură, cărbuni etc.), conform opiniei unanim acceptată de cercetători, demonstrează faptul că prelucrarea bronzului se efectua nemijlocit în cadrul aşezărilor (Popescu 1956, 116; Ba-der 1978, 84; Gedl 1985, 30; László 1994, 142-143; Ig-nat 2000, 20-21; Monah 2003, 49; Bejinariu 2005, 62; Тереножкин 1961, 106-119; Крушельницкая 1990, 103; Малеев 1994, 178-181; Клочко 1994, 105; etc.).

Practicarea metalurgiei bronzului în cadrul aşezării de la Trinca, de rând cu lingurile de turnat, este do-cumentată şi de unele dintre cele 17 piese de bronz, întregi şi în stare fragmentară, atestate aici (Leviţki ş.a. 2003, 171-182). Ne referim la celtul de bronz cu o ure-chiuşă şi nervură masivă în jurul găurii de înmănuşare, cu faţetele de formă trapezoidală ornamentate cu decor în relief, care pe una din faţete are un defect de turnare, în formă de orificiu şi o fisură la baza acestuia şi la pumnalul de bronz cu limbă la mâner, turnat dintr-o bucată, care din punct de vedere morfologic atestă un aspect eclectic, circumstanţe ce indică o eventuală pro-ducere locală a acestora.

Celtul se încadrează în tipul Debrecen, caracteristic complexelor perioadei HaA1-HaB1 (Дергачëв 1997, 39, рис. 9,1), care a avut o largă răspândire spaţia-lă (Ibidem, карта 22,1), inclusiv şi în arealul cultu-rii Chişinău-Corlăteni (Левицкий 1993, 56; Leviţki

1994, 119-120). Pumnalul, după modul de realizare a mânerului, gardei şi a lamei, în parte, are analogii, re-spectiv în: piesele de bronz caracteristice orizonturilor Arsnyos şi Kurd, datate în BrD, respectiv HaA1 (Mo-zsolics 1985, 256, Taf. 275-276); garda – este similară cu cea a spadelor de tip Prejmer, care sunt caracteris-tice perioadelor HаА1-2 (Bader 1991, Taf. 36-37). Tot în perioada hallstattiană timpurie se datează: brăţările de bronz cu capetele deschise, ornamentate cu grupuri de linii incizate perpendicular pe corp, datate HаА1-HаB1 (Petrescu-Dîmboviţa 1998, 94); brăţară din pla-că prevăzută pe partea exterioară cu nervuri orizontale paralele, perioada finală de răspândire a cărora se în-cadrează în HаB1 (Смирнова 1985, 38-39) şi acele în formă de cui, ornamentate în partea superioară cu linii incizate cu paralele în obiectivele datate HаА1 (Petres-cu-Dîmboviţa 1977, 112, pl. 210,17-18) şi respectiv, BrD-HaA2 (Furmanek 1999, Abb. 39,4) etc.

Despre prelucrarea bronzului în aşezarea de la Trinca mărturiseşte şi o altă categorie de descoperiri: trei pie-se de calcar tortonian (fig. 4,1-3; foto 2), două dintre care sunt de formă trapezoidală cu aceleaşi dimensiuni (18,5×9,5-12,5×5 cm) având câte o faţă netedă, a treia este în formă de pană (14,5×4,5×3,5 cm), care dease-menea are una din laturile lungi netede. Faţa netedă a piesei în formă de pană este mai puţin calitativ pre-lucrată. Referitor la piesele trapezoidale, remarcăm că ele se găseau una peste alta, feţele de contact fiind per-fect ajustate şi minuţios netezite. Aspectul de ansamblu ale acestor piese indică asupra faptului că ele constituie un tipar bivalv nefinisat (semifabricat), destinat pen-tru turnarea unor piese de dimeniuni mari, eventual, celturi. Piesa în formă de pană era depusă asupra lor, perpendicular axelor lungi şi posibil reprezintă una din părţile unui tipar bivalv, deasemenea nefinisat (semifa-bricat), destinat turnării unor obiecte mai mici.

În aşa mod, lingurile de lut ars pentru turnarea meta-lului topit, piesele de bonz cu defecte de turnare sau cu aspect morfologic eclectic, piesele fragmentare ori re-butate destinate retopirii şi tiparele nefinisate (semifa-bricate) depistate în aşezarea Trinca “Izvorul lui Luca”, prezintă dovezi incontestabile în favoarea prelucrării locale (Podişul Moldovei de Nord) a bronzului în peri-oada hallstattiană timpurie. Vestigiile arheologice care indică asupra prelucrării bronzului în cadrul aşezărilor hallstattiene timpurii de tip Chişinău din interfluviul Nistru-Prut, până în prezent au fost atestate în aşezarea Costeşti VII – o formă de turnat confecţionată dintr-o placă de gresie pe care sunt negativele unor obiecte ascuţite, arsă intens, precum şi mai multe fragmente de piese de bronz (Дергачëв 1982, 81-82, рис. 25,6; Дергачëв 1982a, 137, рис. 3) şi aşezarea Varatic V – un depozit format din 10 celturi; cu o tortiţă, cu bordu-


26

ră masivă şi gura concavă şi cele fără tortiţă, la unele dintre care bavura de la turnare nu a fost înlăturată, iar în gaura unuia dintre ele se afla un fragment de for-mă de turnat (“miezul”) (Leviţki 1994, 137-138, fig. 53,1-10). În acest contest, în calitate de mărturii ale prelucrării bronzului în perioada hallstattiană timpurie în aria grupului Chişinău, mai pot fi invocate: piesele depistate în aşezări, necropole, depozite şi depistate izolat, care cu excepţia ultimei categorii, reprezentată prin obiecte întregi, conţin şi piese în stare fragmentară considerate ca materii prime destinate retopirii şi reali-zarii unor altora (Leviţki 1994, 73-78).

Modestele descoperiri din aşezarea Trinca “Izvorul lui Luca” referitoare la prelucrarea bronzului, de rând cu mărturiile unei activităţi metalurgice cunoscute în obiectivele culturii Chişinău Corlăteni din spaţiul car-pato-nistrean (Leviţki 1994, 73-78; László 1994, 142-150), grupului Grăniceşti din Podişul Sucevii (László 1994, 142-150; Ignat 2000), culturii Gáva-Holihrady din zona sub-carpatică a Ucrainei (Малеев 1994, 178-181) vin să completeze cunoştinţele noastre despre pre-lucrarea bronzului în aria est-carpatică a complexului hallstattian cu ceramica canelată în perioada timpurie.

BibliografieAndriţoiu, Rustoiu 1997: I. Andriţoiu, A. Rustoiu, Sighişoara – Wietenberg. Descoperirile preistorice şi aşezarea dacică.

B.THR. XXIII (Bucureşti 1997).Bader 1978: T. Bader, Epoca bronzului în nord-vestul Transilvaniei. Cultura pretracică şi tracică (Bucureşti 1978).Bader 1978: T. Bader, Die Schwerter in Romanien. PBF IV, 8 (Stuttgart 1991).Bejinariu 2005: I. Bejinariu, Contribuţii la cunoaşterea metalurgiei bronzului în nord-vestul României (cursul superior al

Crasnei şi al Barcăului). În: T. Soroceanu (ed.), Descoperiri de bronzuri din România. Contribuţii la publicarea şi interpretarea descoperirilor de metal din epoca bronzului şi din prima vârstă a fierului în context european (Berlin 2005), 47–74.

Berciu 1953: I. Berciu, Catalogul Muzeului Arheologic din Turnu – Severin. MA privind IV a RPR, vol. I, 1953, 489–691.Berciu 1956: I. Berciu, Cercetări şi descoperiri arheologice în regiunea Bucureşti. MCA II, 1956, 493–562.Berciu, Popa 1965: I. Berciu, Al. Popa, Aşezarea fortificată de la Drîmbari-Teleac. Apulum V, 1965, 71–92.Boroffka 1994: Nikolaus G.O. Boroffka, Die Wietenberg-Kultur. Ein Beitrag zur Erforschung der Bronzezeit in Südosteuro-

pa. UPA, Band 19, Teilen 1-2 (Bonn 1994).Borziac, Leviţki 2003: I. Borziac, O. Leviţki, Nivelul de locuire din paleoliticul superior de la aşezarea pluristratigrafică

Trinca – Izvorul lui Luca, jud. Edineţ, Republica Moldova. În: E. Sava (ed.), Interferenţe cultural-cronologice în spaţiul nord-pontic (Chişinău 2003), 28–53.

Borziac, Leviţki 2005: I. Borziac, O. Leviţki, Noi materiale paleolitice de la aşezarea Trinca – Izvorul lui Luca. Tyrageţia XIV, 2005, 29–35.

Căpitanu 1989; V. Căpitanu, Obiecte de podoabă şi piese vestimentare descoperite în Dava de la Răcătău, jud. Bacău. Carpica XX, 1989, 77–124.

Căpitanu 1992; V. Căpitanu, Noi contribuţii la cunoaşterea civilizaţiei geto-dacice în bazinul Siretului Mijlociu. Cetatea dacică de la Răcătău (Antica Tamasidava). Carpica XXIII, 1. Volum omagial Vasile Pârvan, 1992, 131–192.

Căpitanu 1989; V. Căpitanu, Cercetări arheologice în Dava de la Răcătău-Tamasidava, între anii 1992-1996. Carpica XXVI, 1997, 50–118.

Crăciunescu 1999: G. Crăciunescu, Contributions à l’étude de la culture Verbicioara. La station archéologique de Rogova (Dep. de Mehedinţi). Thraco-Dacica, t. XX, nr. 1-2, 1999, 79–108.

Crîşmaru 1977: A. Crîşmaru, Drăguşeni. Contribuţii la o monografie arheologică (Botoşani 1977).Ctrnact 1954: V. Ctrnact, Mohylova chata a sidelni mohylove objekty v Plzensku. Pamatky Archeologigke. 100 let od zalo-

zeni. Cislo 1-2, Rocnik XLV, 1954, 335–355.Dinu 1978: M. Dinu, Complexul cultural Horodiştea-Folteşti. Contribuţia noilor cercetări arheologice la problema perioadei

de tranziţie de la eneolitic la epoca bronzului in zona est-carpatică a României. Rezumatul tezei de doctorat (Iaşi 1978).Dumitroaia 2000: Gh. Dumitroaia, Comunităţi preistorice din nord-estul României. De la cultura Cucuteni până în bronzul

mijlociu (Piatra Neamt 2000).Furmanek ş.a. 1999: V. Furmanek, L. Velačik, S. Vladar, Die Bronzezeit im Slowakischen Raum (Rahden/Vestf. 1999).Gedl 1985: M. Gedl, Frühbronzezeitliche Befestigte Siedlung in Jedrychowice und die Probleme der Nowa Cerekiew –

Gruppe in Oberschlesien. În: Frühbronzezeitliche Befestigte Siedluhgen in Mitteleuropa. Materialen der Internationalen Arbe-itstagung vom 20. bis zum 22. September 1983 in Krakow (Krakow 1985), 27–43.

Oleg Leviţki

27

Harţuche 1987: N. Harţuche, Cercetările arheologice de la Lişoteanca I. Aşezarea „Movila Olarului” (1970-1976). Istros V, 1987, 7–90.

Harţuche, Anastasiu 1976: N. Harţuche, F. Anastasiu, Catalogul selectiv al colecţiei de arheologie a muzeului Brăilei (Brăila 1976).

Iaroslavschi 1997: E. Iaroslavschi, Tehnica la Daci (Cluj-Napoca 1997).Ignat 2000: M. Ignat, Metalurgia în epoca bronzului şi prima epocă a fierului din Podişul Sucevei (Suceava 2000).Ilceva 2001: V. Ilceva, Le vilage prehistorique de Hotnica-Vodopada. În: Cernavoda III-Boleraz. Ein Vorgeschichtliches Phä-

nomen zwischen dem Oberrhein und der Unteren Donau. Mangalia/Neptun, 18.-24. Oktober 1999 (Bucureşti 2001), 199–212.Kovacs 1977: T. Kovacs, L’Age du bronze en Hongrie (Budapest 1977).Kunawics-Kosinska 1985: E. Kunawics-Kosinska, Osada obronna z wczesnej epoki brazu w Nowej Cerekwi. În: Frühbron-

zezeitliche befestigste Siedlungen in Mitteleuropa. Materialen der Internationalen Arbeitstagung vom 20. bis zum 22. Septem-ber 1983 in Krakow (Krakow 1985), 109–128.

László 1994: A. László, Începuturile epocii fierului la Est de Carpaţi. B.THR. VI (Bucureşti 1994).Leviţki 1994: O. Leviţki, Cultura hallstattului canelat la Răsărit de Carpaţi. B.THR. VII (Bucureşti 1994).Leviţki 1995: O. Leviţki, Investigaţiile arheologice de la Trinca, raionul Edineţ, Republica Moldova. CAANT I (Bucureşti

1995), 247–278.Leviţki, Haheu 1997: O. Leviţki, V. Haheu, Şantierul arheologic Trinca (Republica Moldova) (campania 1995). CAANT II

(Bucureşti 1997), 167–212.Leviţki 2002: O. Leviţki, Raport despre investigaţiile arheologice efectuate în obiectivele arheologice de la Trinca, jud. Edi-

neţ, R. Moldova (campania 2001). Arhiva IAE AŞ RM.Leviţki ş.a. 1999: O. Leviţki, R. Alaiba, V. Bubulici, Raport asupra investigaţiilor arheologice efectuate în anii 1997-1998, la

Trinca – Izvorul lui Luca, r. Edineţ, R. Moldova. CAANT III (Bucureşti 1999), 17–116.Leviţki ş.a. 2003: O. Leviţki, E. Uşurelu, Gh. Coban, Piese de metal din aşezarea Trinca “Izvorul lui Luca”. În: Interferenţe

cultural-cronologice în spaţiul nord-pontic (Chişinău 2003), 171–182.Leviţki 2003: O. Leviţki, Lumea tracică şi masivul cultural nord-pontic în perioada hallstattiană timpurie (secolele XII-X

î.e.n.). B.THR. XL (Bucureşti 2003).Leviţki 2007: O. Leviţki, Despre unele piese de inventar din epoca bronzului depistate în aşezarea Trinca „Izvorul lui Luca”.

Revista Arheologică SN, Vol. III, 2007, 138–154.Mantu, Ţurcanu 1999: C.-M. Mantu, S. Ţurcanu, Scânteia. Cercetare arheologică şi restaurare (Iaşi 1999).Matasă 1964: C. Matasă, Aşezarea neolitică Cucuteni B de la Tîrgu Ocna-Podei. AM II-III, 1964, 11–66.Monah ş.a. 2003: D. Monah, Gh. Dumitroaia, F. Monah, C. Preoteasa, R. Munteanu, D. Nicola, Poduri – Dealul Ghindaru.

O Troie în Subcarpaţii Moldovei (Piatra-Neamţ 2003).Moszolics 1973: A. Mozsolics, Bronze- und Goldfunde des Karpatenbeckens. Depotfundhorizonte von Forro und Opalyi

(Budapest 1973).Moszolics 1985: A. Mozsolics, Bronzefunde aus Ungarn (Budapest 1985).Nica 1998: M. Nica, La genese, l’évolution et les relations chronologiques et culturelles des cultures Verbicioara et Gârla

Mare dans le contexte des civilisation de l’age du bronze de l’Europe centrale et du Sud-Est. În: The Thracian world at the crossroads of civilizations, II (Bucharest 1998), 151–180.

Patay 1976: P. Patay, Vorbericht über die Ausgrabungen zu Poroszlo-Aponhat. Folia Archaeologica XXVII, 1976, 193–201.Petrescu-Dîmboviţa 1977: M. Petrescu-Dîmboviţa, Depozitele de bronzuri din România (Bucureşti 1977).Petrescu-Dîmboviţa 1998: M. Petrescu-Dîmboviţa, Der Arm- und Beinschmuck in Romanien. PBF X, 4 (Stuttgart 1998).Pieczynski 1985: Z. Pieczynski, Umochienia ochronne osady z wczesnej epoki brazu w Bruszczewie, Voj. Leszczynskie,

sta. 5. În: Frühbronzezeitliche befestigste Siedlungen in Mitteleuropa. Materialen der Internationalen Arbeitstagung vom 20. bis zum 22. September 1983 in Krakow (Krakow 1985), 168–179.

Popescu 1956: D. Popescu, Cerceări arheologice în Transilvania (I). MCA II, 1956, 43–88.Roman 1986: Petre I. Roman, Perioada timpurie a epocii bronzului pe teritoriul României. SCIVA, tom. 37, nr. 1, 1986, 29–55.Roman ş.a. 1992: Petre I. Roman, A. Dodd-Opriţescu, P. Janos, Beiträge zur Problematik der Schnurverzierten Keramik

Südosteuropas (Mainz am Rhein 1992).Rustoiu 1996: A. Rustoiu, Metalurgia bronzului la daci (sec. II î. Chr. – sec. I d. Chr.). Tehnici, ateliere şi produse de bronz.

B.THR. XV (Bucureşti 1996).Schalk 1992: E. Schalk, Das Gräberfeld von Hernadkak. Studien zum Beginn der Frühbronzezeit im nordöstlichen Karpa-

tenbecken (Bonn 1992).


28

Szekely 1966: Z. Szekely, Aşezări din prima vîrstă a fierului în Sud-Estul Transivaniei (Sfîntu-Gheorghe 1966).Szekely 1997: Z. Szekely, Perioada timpurie şi începutul celei mijlocii a epocii bronzului în Sud-Estul Transilvaniei. B.THR.

XXI (Bucureşti 1997).Sorochin 2002: V. Sorochin, Aspectul regional cucutenian Drăguşeni-Jura (Piatra-Neamţ 2002).Şuster 1998: C. Şuster, Despre obiectele de lut ars din aria culturii Glina. Angustia 3, 1998, 19–39.Şuster, Nica 1995: C. Şuster, M. Nica, Săpăturile de salvare de la Morăreşti, judeţul Dolj (1993). CAANT I (Bucureşti 1995),

114–122.Şuster, Popa 1995: C. Şuster, T. Popa, Raport preliminar privind săpăturile de la Mogoşeşti, judeţul Giurgiu. CAANT I (Bu-

cureşti 1995), 147–156.Teodoru 1985: S. Teodoru, Contribuţia cercetărilor arheologice de la Cucorăni, jud. Botoşani la cunoaşterea culturii geto-

dacice din Moldova în secolele III-II î.e.n. În: Din trecutul judeţului Botoşani (Botoşani 1985), 63–77.Ursachi 1968: V. Ursachi, Cercetări arheologice efectuate de Muzeul de Istorie din Roman. Carpica I, 1968, 111–188.Vasiliev ş.a. 1991: V. Vasiliev, I. Aldea, H. Ciugudean, Civilizaţia dacică timpurie în aria intracarpatică a României. Contri-

buţii arheologice: aşezarea fortificată de la Teleac (Cluj-Napoca 1991).Vulpe 1953: R. Vulpe, Săpăturile de la Poieneşti din 1949. MA privind IV a RPR, vol. I, 1953, 213–506.Балагурi 1964: Е.А. Балагурi, Ливарнi матрицi з поселення пiзньоi бронзи бiля с. Острiвець Iвано-Франкiвскоi

областi. В сб.: МДАПВ, вып. 5, 1964, 28–39.Балагури 1980: Э.А. Балагури, Памятники племëн позднебронзового периода в Среднем Поднестровье. В сб.:

Северо-Западное Причерноморье в эпоху первобытнообщинного строя (Киев 1980), 101–116.Бейлекчи 1978: В.С. Бейлекчи, Ранний энеолит низовьев Прута и Дуная (Кишинëв 1978).Березанская 1972: С.С. Березанская, Средний период бронзового века в Северной Украине (Киев 1972).Березанская 1976: С.С. Березанская, Лебедовская культура эпохи бронзы в лесостепной Украине. В сб.: Энеолит и

бронзовый век Украины (Киев 1976), 190–221.Березанская 1985: С.С. Березанская, Восточнотшинецкая культура. В сб.: Археология Украинской ССР, т. 1 (Киев

1985), 437–445.Березанская 1986: С.С. Березанская, Культура многоваликовой керамики. В сб.: Культуры эпохи бронзы на территории

Украины (Киев 1986), 5–43.Бочкарëв 1978: В.С. Бочкарëв, Погребения литейщиков эпохи бронзы (методологический пересмотр). В сб.:

Проблемы археологии, II. Сборник статей в память профессора М.И. Артамонова (Ленинград 1978), 48–53.Бочкарëв 2006: В.С. Бочкарëв, Северопонтийское металлопроизводство эпохи поздней бронзы. В сб.:

Производственные центры: Источники, «дороги», ареал распространения. Материалы тематической научной конференции Санкт-Петербург, 18-21 декабря 2006 г. (Санкт-Петербург 2006), 53–65.

Бруяко 1999: И.В. Бруяко, Очерки экономической истории населения Северо-Западного Причерноморья в 7-3 вв. до Р.Х. (Волжск 1999).

Бессонова, Скорый: 2001 С.С. Бессонова, С.А. Скорый, Мотронинское городище скифской эпохи (Киев-Краков 2001).

Ванчугов 1983: В.П. Ванчугов, Балтская группа памятников эпохи поздней бронзы. В сб.: Материалы по археологии Северного Причерноморья (Киев 1983), 88–101.

Ванчугов 1990: В.П. Ванчугов, Белозëрские памятники в Северо-Западном Причерноморье (Киев 1990).Гей 1986: А.Н. Гей, Погребение литейщика Новотиторовской культуры из Нижнего Прикубанья. В сб.:

Археологические открытия на новостройках. Древности Северного Кавказа (Материалы работ Северокавказской экспедиции), вып. 1 (Москва 1986), 13–32.

Горбов, Мимоход 1999: В.Н. Горбов, Р.А. Мимоход, Культовые комплексы на пoселениях срубной культуры Северо-Восточного Приазовья. В сб.: Древности Северо-Восточного Приазовья (Донецк 1999), 24–69.

Граков 1977: Б.Н. Граков, Ранний железный век: Культуры Западной и Юго-Восточной Европы (Москва 1977).Дараган 2004: М.Н. Дараган, Палеоэкономика населения Жаботиновского поселения. В сб.: Палеоекономiка раннього

залiзного вiку на территорiï Украïни (Киïв 2004), 32–65.Дергачëв 1969: В.А. Дергачëв, Поселение эпохи брoнзы у села Слободка-Ширеуцы. В сб.: Далëкое прошлое

Молдавии (Кишинëв 1969), 110–122.Дергачëв 1980: В.А. Дергачëв, Памятники позднего Триполья (Кишинëв 1980).Дергачëв 1982: В.А. Дергачëв, Материалы раскопок археологической экспедиции на Среднем Пруте (1975-1976 гг.)

(Кишинëв 1982).

Oleg Leviţki

29

Дергачëв 1982а: В.А. Дергачëв, Новые находки металлических предметов эпохи поздней бронзы на территории Молдавии. В сб.: АИМ в 1977-1978 гг. (Кишинëв 1982), 129-137.

Дергачëв 1997: В.А. Дергачëв, Металлические изделия: к проблеме генезиса культур раннего гальштата Карпато-Данубио-Нордпонтийского региона (Кишинэу 1997).

Дергачëв, Савва 1985: В.А. Дергачëв, Е.Н. Савва, Раскопки комаровских поселений у с. Котяла. В сб.: АИМ в 1981 г. (Кишинëв 1985), 64–70.

Ильинская 1960: В.А. Ильинская, Поселение Комаровской культуры у с. Мошны. КСИА 10 (Киев 1960), 48–57.Ильинская 1961: В.А. Ильинская, Бондарихинская культура бронзового века. СА 1, 1961, 26–45.Каравайко 2005: Д.В. Каравайко, Розкопки Захiдного Юхнiвського городища та поселення 2004. В сб.: АДУ 2003-

2004 (Киïв 2005), 155–158.Кашуба 2000: М.Т. Кашуба, Раннее железо в лесостепи между Днестром и Сиретом (культура Козия-Сахарна). Stra-

tum plus 3, 2000, 241–488.Кеменцей 1986: Т. Кеменцей, Культура полей погребальных урн. В сб.: Археология Венгрии. Конец П тысячелетия

до н. э. – I тысячелетие н.э. (Москва 1986), 52–71.Клочко 1994: В.И. Клочко, Металлургическое производство в энеолите – бронзовом веке. В сб.: Ремесло эпохи

энеолита-бронзы на Украине (Киев 1994), 96–132.Козенкова 1982: В.И. Козенкова, Типология и хронологическая классификация предметов кобанской культуры.

Восточный вариант. САИ, вып. В2-5 (Москва 1982).Колотухин 1982: В.А. Колотухин, Обследование памятников предскифского и раннескифского времени в Крыму.

СА 1, 1982, 105–119.Кубышев, Нечитайло 1991: А.И. Кубышев, А.И. Нечитайло, Центры металлообрабатывающего производства

Азово-Причерноморской зоны (К постановке проблемы). В сб.: Катакомбные культуры Северного Причерноморья. Источники. Проблемы. Исследования (Киев 1991), 5–21.

Круц 1977: В.А. Круц, Позднетрипольские памятники Среднего Поднепровья (Киев 1977).Крушельницька 1976: Л.I. Крушельницька, Пiвнiчне Прикарпаття i Захiдна Волинь за доби раннього залiза (Киïв 1976).Крушельницька 1985: Л.I. Крушельницька, Взаемосв'язки населення Прикарпаття i Волинi з племеннами схiдної i

Центральної Європи (рубiж епох бронзи i залiза) (Київ 1985).Крушельницкая 1990: Л.И. Крушельницкая, Культура Ноа. В сб.: Археология Прикарпатья, Волыни и Закарпатья

(Киев 1990), 99–104.Крушельницкая, Малеев, 1990: Л.И. Крушельницкая, Ю.Н. Малеев, Племена культуры фракийского гальштата

(Гава-Голиграды). В сб.: Археология Прикарпатья, Волыни и Закарпатья (Киев 1990), 123–132.Левицкий 1986: О.Г. Левицкий, О восточных влияниях на культуру раннего фракийского гальштатта Днестровско-

Прутского междуречья. В сб.: Молодёжь, наука, производство. Тезисы докладов Республиканской конференции молодых учёных АН МССР (Кишинёв 1986), 86–87.

Левицкий 1993: О.Г. Левицкий, Бронзовые изделия раннегальштатской культуры с каннелированной керамикой Восточно-Карпатского региона (К вопросу о связях). Revista arheologică I, 1993, 54–82.

Левицкий, Борзияк 1999: О. Левицкий, И. Борзияк. Новый палеолитический памятник типа Гординешть I на северо-западе Молдовы. Stratum plus 1, 1999, 224–230.

Малеев 1976: Ю.Н. Малеев, Литейные формы с поселения Мышковцы в Поднестровье. В сб.: Энеолит и бронзовый век Украины (Киев 1976), 232–240.

Малеев 1994: Ю.Н. Малеев, Металлургия бронзы лесостепного Поднестровья в предскифский период. В сб.: Древнейшие общности земледельцев и скотоводов Северного Причерноморья V тыс. до н.э. – V в. н.э. (Тирасполь 1994), 178–181.

Маркевич 1981: В.И. Маркевич, Позднетрипольские племена Северной Молдавии (Кишинёв 1981).Мeлюкова 1958: А.И. Мелюкова, Памятники скифского времени лесостепного Среднего Поднестровья. МИА 64,

1958, 5–102.Мовша 1985: Т.Г. Мовша, Поздний этап трипольской культуры. В сб.: Археология Украинской ССР, том 1 (Киев

1985), 223–249.Отрощенко 1986: В.В. Отрощенко, Белозёрская культура. В сб.: Культуры эпохи бронзы на территории Украины

(Киев 1986), 117–152.Патокова 1979: Э.Ф. Патокова, Усатовское поселение и могильник (Киев 1979).


30

Погребова 1958: H.H. Погребова, Позднескифские городища на Нижнем Днепре (Городища Знаменское и Гавриловское). МИА 64, 1958, 103–247.

Покровская и др. 1971: Э.Ф. Покровская, В.Г. Петренко, Г.Т. Ковпаненко, Поселення VIII-VI ст. до н.е. поблизу с. Хрещатик на Канiвшинi. Археолoгiя 2, 1971, 94–109.

Пузикова 1978: А.И. Пузикова, Городище Марица – памятник лесостепных культур скифского времени в Посеймье (по итогам работ 1973-1974 гг.). СА 3, 1978, 183–198.

Пузикова 1982: А.И. Пузикова, Раскопки городища Переверзево 1 в 1979 г. КСИА 170, 1982, 96–102.Роздобудько 2005: М.В. Роздобудько, Матерiали скiфського часу з пам’ятки Горiле на лiвом березi Среднього Днiпра.

В сб.: АДУ 2003-2004 (Київ 2005), 46–49.Рафалович, Черняков 1982: И.А. Рафалович, И.Т. Черняков, Комратское поселение эпохи поздней бронзы. В сб.:

Археологические памятники Северо-Западного Причерноморья (Киев 1982), 53–66.Ромашко 1982: В.А Ромашко, Поселение финальной бронзы – раннего железного века у с. Бузовка Днепропетровской

области. В сб.: Древности степного Поднепровья (III-I тыс. до н.э.) (Днепропетровск 1982), 54–59.Ромашко 1995: В.А. Ромашко, Поздний бронзовый век в пограничье лесостепи и степи левобережной Украины (XII-

X вв. до н.э.) (Днiпропетровськ 1995).Рындина 1971: Н.В. Рындина, Древнейшее металлообрабатывающее производство Восточной Европы (Москва

1971).Свешнiков 1964: I.K. Свешнiков, Пам’ятки Голиградського типу на Захiдному Подiллi. В сб.: МДАПВ, вып. 5 (Киïв

1964), 40–66.Свешников 1990: И.К. Свешников, Средний период бронзового века Прикарпатья и Волыни. Тшинецко-Комаровская

культура. В сб.: Археология Прикарпатья, Волыни и Закарпатья (Киев 1990), 78–88.Смирнова 1969: Г.И. Смирнова, Поселение Магала – памятник древнефракийской культуры в Прикарпатье (вторая

половина XIII – середина VII в. до н.э.). В сб.: Древние фракийцы в Северном Причерноморье. МИА 150 (Москва 1969), 7–34.

Смирнова 1981: Г.И. Смирнова, Новые данные о поселении у с. Долиняны. АСГЭ 22, 1981, 40–61.Смирнова 1985: Г.И. Смирнова, Основы хронологии предскифских памятников Юго-Запада СССР. СА 4, 1985, 33–53.Тереножкин 1961: А.И. Тереножкин, Предскифский период на Днепровском Правобережье (Киев 1961).Черныш 1982: Е.К. Черныш, Энеолит Правобережной Украины и Молдавии. В сб.: Энеолит СССР (Москва 1982),

165–252.Черняков 1966: И.Т. Черняков, Памятники эпохи поздней бронзы на берегах Днестровского лимана. В сб.: МАСП,

вып. 5 (Одесса 1966), 226–234.Шарафутдiнова 1974: I.M. Шарафутдiнова, Знахiдки доби бронзи поблизу с. Дерiiвка. Археологiя 13, 1974, 57-62.Шрамко 1964: Б.А. Шрамко, Поселення скiфського часу бiля станцii Шовкова. Археологiя XVI, 1964, 181–190.Шрамко 1987: Б.А. Шрамко, Бельское городище скифской эпохи (город Гелон) (Киев 1987).Шрамко 1998: Б.А. Шрамко, Люботинское городище (Харьков 1998).

Oleg Leviţki, doctor hab. în şt. istorice, Centrul Arheologie, Institutul Patrimoniului Cultural, Academia de Ştiinţe a Moldovei, bd. Ştefan cel Mare 1, MD-2001, Chişinău, Republica Moldova.

Oleg Leviţki

О ВИЗАНТИЙСКИХ ЛУННИЦЕВИДНЫХ СЕРЬГАХ VI-VII вв.

Cветлана РЯБЦЕВА, Кишинэу

Garnitura bizantină de bijuterii de gală din secolele VI-VII cuprindea diademe, cercei, salbe, colane, medalioane, broşe şi fibule, diferite centuri, brăţări şi inele. Moda bizantină şi-a pus amprenta şi pe veşmintele suveranilor regatelor barbare. Deosebit de reprezentativi sunt cerceii bizantini cu pandantiv-lunulă, care erau răspândiţi pe larg în diferite părţi ale Imperiului bizantin. În articol se discută compoziţiile ornamentale de bază, folosite la decorarea cerceilor-lunule. Cerceii ajuraţi sunt mai frecvenţi şi creează impresia unor serii stabile. Probabil, pentru confecţionarea lor se foloseau şabloane şi calapoade. Răspândirea maximă a podoabelor ajurate are loc în secolele VI-VII. Pentru secolul al VIII-lea astfel de articole nu mai sunt tipice. Cerceii-lunule au servit, însă, drept unul din prototipuri pentru tipul de cercei de tâmplă bizantini, denumit “kolt”.

Византийский парадный ювелирный убор VI-VII включал диадемы, серьги, ожерелья, медальоны, гривны, броши и фибулы, разнообразные пояса, браслеты и перстни. Византийская мода накладывала отпечаток и на одеяния властителей варварских королевств. Весьма показательными являются серьги с подвесками-лунницами, широко распространённые в различных областях Византийской империи. В статье рассматриваются основные декоративные композиции, использовавшиеся для украшения подобных серёг. Ажурные серьги встречаются гораздо чаще и создают впечатление устойчивых серий. Вероятно для их изготовления использовали шаблоны и трафареты. Время наибольшего распространения плоских резных ажурных украшений приходится на VI-VII вв. Для VIII в. подобные изделия уже не типичны. Лунницевидные серьги, однако, послужили одним из прототипов в сложении византийских височных украшений - колтов.

Byzantine jewellery full dress included diadems, earrings, necklaces, pendants, neck-rings, brooches and fibulas, various belts, bracelets and finger-rings. The Byzantine tradition had an influence on the attires of the rulers of barbaric kingdoms as well. Very good examples of this influence are earrings with crescent pendants, widely spread in various areas of Byzantine Empire. The article examines main patterns in decoration of earrings of this type. Openwork earrings are much more spread and make the impression of regular series. Some templates and stencils must have been used in their production. While their widest spread the flat fretted openwork decorations gained in 6th – 7th cc., for 8th c. such articles are already not typical. Crescent earrings, however, served as a prototype for kolt – Byzantine temple decorations.

Key words: Carpathian-Danube Region, Byzantine, jewellery, full dress, earrings

Византийский парадный ювелирный убор VI-VII вв. характеризуется роскошью и разнообразием форм украшений. В него входили диадемы, серьги, ожерелья, медальоны, гривны, броши и фибулы, раз-нообразные пояса, браслеты и перстни (Bizantium… 1994; Baldini 1999). Византийская мода влияла и на одеяния властителей варварских королевств (Baldini 1999, 12-20; Garam 2001; Залеская 2006, 9-10). При всем разнообразии набора украшений изделия это-го периода демонстрируют общность техническими приёмами изготовления, декоративных и стилисти-ческих особенностей декорировки.

Для рассматриваемого времени известно доволь-но большое количество золотых украшений, при этом металл, используемый византийскими ювели-рами, демонстрирует значительное единообразие состава. Содержание золота в нём колеблется от 90 до 96%, тогда как в более поздних украшениях оно снижается до 80%. При этом сырьё, применявшее-ся для изготовления украшений, несколько отлича-лось от монетного, в котором содержание золота составляло более 97% (Yeroulanou 1999, 15).

Наиболее распространёнными ювелирными техниками являлись ковка, резьба, гравировка,


32

штамповка, пайка и литьё. Во многих изделиях ис-пользована проволока: гладкая, витая, рубчатая, – имитирующая ряды зерни. Различные типы укра-шений декорировались зернью, сканью, жемчугом, резными камеями, разноцветными вставками и подвесками (наиболее часто встречаемы амети-сты, гранаты, горный хрусталь) (Yeroulanou 1999, 45; Baldini 1999, 17). Среди изделий византийских ювелиров этого периода представлены сложные ажурные украшения, подчас составленные из сотен отдельных деталей. Вместе с тем просматривается и тенденция к унификации как форм, так и принци-пов декора ряда изделий, сходные типы украшений тиражируются как в Константинополе, так и на пе-риферии (Залеская 2006, 9).

В системе декора византийских ювелирных укра-шений VI-VII вв. может быть прослежен основной набор орнаментальных мотивов. Растительные узо-ры включают древа, крины, ветви, завитки-побеги, пальметты, розетки. Линейно-геометрический де-кор составляют спирали, ленты, круги, пунктир, зигзаги, кресты, надписи и монограммы. Встреча-ются и антропоморфные, и зооморфные изображе-ния. В VI в. складывается своеобразное иконогра-фическое решение декора многих типов украше-ний, соединяющее в себе черты эллинистического художественного наследия и христианской иконо-графии (Yeroulanou 1999, 11).

Одним из наиболее распространённых типов украшений этого периода являются византий-ские серьги с плоской лунницевидной подвеской (Baldini 1999, 103-109) (рис. 1-5). Подобные укра-шения были широко распространены в различных областях Византийской империи. Находят их и на территории Венгрии, и в Германии. При этом наи-более технически совершенные изделия, вероятно, изготовлялись в константинопольских мастерских, известны и экземпляры, относимые к работе про-винциально византийских центров, а также вар-варские подражания им (Ross 1965, № 87.90.137; Bizantium… 1994, 97; Yeroulanou 1999, 169.279-295; Garam 1980, 157-175; Залеская 2006, 94).

В настоящее время наиболее значительные под-борки таких изделий хранятся в музеях Афин, представлены они и в собраниях Стамбула, Лон-дона, Парижа, Нью-Йорка, Мюнхена, Будапешта, Петербурга и других центров (Bizantium… 1994; Byzantine… 1986; Byzantium… 1989; Byzantium the high… 1989; Dalton 1901; Die Welt von Byzanz 2004; Kalavrezou 2003; Urgeschichte 1975; Garam 1980; Rom und Byzanz 1998; Baldini 1999; Yeroulanou 1999; Bank 1985; Залеская 2006; ). Подобные серь-ги изготовлялись в технике штамповки, ажурной

резьбы и гравировки или в сочетании этих техник. Некоторые детали изображения (листья пальметт, оперения птиц) дополнительно прорабатывались резцами (Yeroulanou 1999, 19, fig. 8-10). Кроме того, известны отдельные ажурные экземпляры, подвески которых изготовлялись из сканной прово-локи (Baldini 1999, 103).

Лунницевидная пластинка у рассматриваемых серёжек по наружному краю крепилась к проволоч-ному ободку. По внутреннему краю пластины роль такого ободка выполняла нижняя часть дужки серь-ги. Ободок на внешней стороне серьги мог быть гладким или рубчатым, имитируя цепочку зерни. В том случае, если ободок был гладким, к нему за-частую крепилась кайма из полых тиснённых ша-риков, реже – нить жемчуга, иногда в сочетании с цветными бусинами (Yeroulanou 1999, fig. 322) (рис. 3,3). Все подобные украшения могут быть поделены на две большие группы. Первая группа – серьги с ажурной лунницой (рис. 1-4). Вторая группа – серь-ги с цельной (непрорезной) лунницей (например, ср. Bizantium…1994, cat. 101.104) (рис. 5, 1-3).

При рассмотрении принципов размещения изо-бражений на лунницах можно проследить два основных варианта. В первом случае изображе-ние занимает всё пространство лунницы (рис. 1), во втором – оно сконцентрировано в центральной части изделия в сегментовидном картуше (реже, в круге), оформленном, как правило, нитью рубчатой проволоки (рис. 2,5). Вокруг подобного картуша располагался растительный или геометрический узор, иногда кайма из ложных перлов (рис. 4,4).

Ещё одной характерной чертой подобных укра-шений являются декоративные заклёпки (возмож-но, имитировавшие шарниры), расположенные у дужки, иногда ниже её – на краю картуша (рис. 4,2-5). Изредка встречаются и изделия с цветным вставками (Yeroulanou 1999, 163, fig. 308). В еди-ном стиле с лунницевидными серьгами изготовля-лись и другие плоские ажурные украшения: меда-льоны, каплевидные серьги, бляшки-застёжки для ожерелий (Yeroulanou 1999, 48, fig. 60,55; 70,103; 177,105; 181,132).

На основе анализа обширной подборки серёг-лунниц могут быть выделены основные стандарт-ные композиции, применявшиеся для их декора.

АЖУРНЫЕ СЕРЬГИI. Изображение двух птиц, фланкирующих

центральное изображение:1. Птицы, сопоставленные у крина (в ряде случа-

ев крин заключён в круг или каплевидную рамку) (рис. 1,1.2. 4-6; 2,1.2);

Cветлана Рябцева

33

Рис. 1. Лунницевидные серьги. 1. Нью-Йорк, 2. Никосия, 3. Будапешт, 4. Афины, 5-6. Блумингтон. Масштабы разные (золото, во всех случаях указаны места хранения).

О Византийских лунницевидных серьгах VI-VII вв.

34

2. Птицы, сопоставленные у креста (рис. 2, 5.6; 3,1.2);

3. Птицы, сопоставленные у чаши (рис. 1,3; 2,4);4. Птицы, сопоставленные у изображения

Христа;5. Птицы, сопоставленные у монограммы (в том

числе и Христа) (рис. 3,3.4).II. Изображение двух птиц в позе адорации (в

том числе у креста, чаши, крина или миниатюр-ной птички в круге) (рис. 2,3).

III. Изображение птиц в круге, обрамлённом побегами:

1. Пара птиц в круге (рис. 3,5.6; 4,1.2);2. Одна птица в круге.IV. Изображение орла в геральдической позе с

раскинутыми крыльями (рис. 4,3.4).V. Сочетание мотивов птиц, побегов и гроздей

винограда, а также креста в круге (рис. 4,6).VI. Сочетание мотивов побегов и креста в

круге.VII. Растительный декор (рис. 4).

НЕАЖУРНЫЕ СЕРЬГИI. Изображение двух птиц, фланкирующих

центральное изображение:1. Птицы, сопоставленные у крина;2. Птицы, сопоставленные у креста;3. Птицы, сопоставленные у чаши (рис. 5,3).II. Изображение двух птиц в позе адорации

(рис. 5,1).III. Изображение орла в геральдической позе с

раскинутыми крыльями.IV. Растительная композиция (побеги и вино-

град) (рис. 5,2).V. Растительно-геометрическая композиция.Ажурные изделия встречаются гораздо чаще и

создают впечатление устойчивых серий. Вероят-но для их изготовления использовали шаблоны и трафареты. Что касается видовой принадлежности птиц, то наиболее часто встречаются изображения одиночного орла, а также парные изображения пав-линов, реже – изображения фазанов и цесарок. Кро-ме того, известны изображения небольших птичек, сидящих на гнезде или на ветвях древа.

Изображения птиц (зачастую павлинов) среди побегов и лоз получают распространение в поздне-римский период с конца II – начала III вв. н.э. (при-сутствуют, например, в рельефах каменных сарко-фагов). Реалистично выполненные изображения птиц представлены и в росписях первых христи-анских катакомб. Известны они и в мозаиках Рима и Равенны IV-VI вв. (ц. Сан Витале, баптистерий православных, усыпальницы Констанцы и Галлы

Плацидии) (Колпинский, Бритова 1982, рис. 283,б; Yeroulanou 1999, 183; Колпакова 2005, 105.137).

В декоре ювелирных украшений VI-VII вв. хри-стианская символика зачастую соседствует с антич-ными реминисценциями. Возможно, лунницевид-ные серьги, подобно некоторым перстням и поясам, служили свадебными дарами, а типичные для них изображения павлинов могли являться атрибутами богини Геры, как покровительницы брака и дето-рождения (Yeroulanou 1999, 186.188).

Сочетание же изображений птиц, ветвей, пло-дов и силуэтов крестов подводит нас от античной картины цветущей Земли к образу христианского Вертограда – Рая. Сходным образом, например, де-корирован известный роскошный ажурный браслет из Варнинского клада первой половины VII в. (Ди-митров 1963, 35-40). Наиболее отчётливо христи-анская иконография запечатлена в украшениях с изображениями Христа, а также его символически-ми заменами (монограмма, чаша) (Ross 1965, №87; Yeroulanou 1999, 186).

Интересная находка, сделанная в женском за-хоронении на территории Баварии, даёт пред-ставление о процессе включения лунницевидных украшений в убор варварской знати. В погребении представлены две ажурные золотые серьги с пав-линами, сопоставленными у крина. Одна серьга тонкой, по всей видимости, византийской работы, вторая, вероятно, была изготовлена на месте, ско-рее всего, по модели первой, но другим мастером, не столь опытным и не разобравшимся в рисунке (возможно, и не видевшим никогда павлинов) (рис. 2, 1.2). В результате птицы стали двухголовыми, их хохолки превратились во вторую голову с клювом (Yeroulanou 1999, 188, fig. 188).

Время наибольшего распространения плоских резных ажурных украшений, в том числе и лунни-цевидных серег, приходится на VI-VII вв. Для VIII в. подобные изделия уже не типичны. Однако лунни-цевидные серьги послужили одним из прототипов в сложении полых византийских колтов, подвеска которых представляет собой как бы две соединён-ные лунницы. Причём небольшие полые украшения типа колтов встречаются уже одновременно с лунни-цевидными серьгами (Yeroulanou 1999, 74, fig. 125).

Византийские колты были наиболее характерны для XI-XII вв. Украшения, связанные с константи-нопольской традицией, как правило, неажурные, на них встречается накладной сканный и зерневой декор, перегородчатая эмаль, изредка – карсты с драгоценными камнями (Кондаков 1896, табл. 14). Эмалевый декор этих изделий, как правило, геоме-тризированный, но изредка представлены и антро-


35

Рис. 2. Лунницевидные серьги. 1-2. Мюнхен, 3. Никосия, 4. Вашингтон, 5.Оксфорд, 6. Афины. Масштабы разные (золото, во всех случаях указаны места хранения).


36

Рис. 3. Лунницевидные серьги. 1-3. Афины, 4. Провиденс, 5-6. Cologne. Масштабы разные (золото, во всех случаях указаны места хранения).


37

Рис. 4. Лунницевидные серьги. 1-3,6. Афины, 4. Стамбул, 5. Кол Ребер. Масштабы разные (золото, во всех случаях указаны места хранения).


38

поморфные изображения, а также тиснённые изо-бражением птиц, сопоставленных у крина (Дарке-вич 1975, 273). Традиция же изготовления ажурных колтов характерна для мастерских Сирии и Египта, где на таких изделиях обильно применялся скан-ный и зерневой декор (Jewelry 7000, 146, fig. 336; Hasson 1987; он же 1988) (рис. 5,4).

Под влиянием византийской моды в Карпато-Балканском регионе и на Руси сложились свои школы изготовления колтов. На древнерусских колтах конца XI-XIII вв. изображали птиц или си-ринов, сопоставленных у крина, орлов и грифо-нов, женские головки и лики святых, растительно-геометрические композиции (Кондаков 1896, 155-157; Макарова 1975, 31-33, Бочаров 1978, 240; Рябцева 2005, 184-187).

На территории Румынии найдены колты XI-XIII вв. как выполненные в византийской (золотой колт с эмалями из Диногеции), так и в древнерус-

ской традиции (серебряные колты из Войнешть, Оцелень и Диногеции) (Dumitriu 2001, Taf. 105,4; Teodor 1961, 245-263; он же 1964, 343-358; Popescu 1970, cat. 21.26.27). В более позднее время (XV-XVI вв.) в Карпато-Подунавье складывается своео-бразная традиция изготовления украшений типа колтов (вероятно, носившихся уже как серьги). Подобные изделия, зачастую ориентированные на более ранние византийские образцы, проис-ходят из Енисала, Скела Кладовей, Сихляну, Заво-йя, Суслэнешть (Popescu 1970, cat. 14-16.21.26.27; Dumitriu 2001, Taf. 16; 48; 49; 51; Neamţu 1980, fig. 1; Monnaies …1998, 64, fig. 1).

Таким образом, византийские лунницевидные серьги, весьма популярные в VI-VII вв. и являющи-еся своеобразным отражением внедрения христи-анской символики в декор ювелирных украшений, повлияли и на формирование ювелирного убора и более позднего времени.

Рис. 5. Лунницевидные серьги. 1. Сиракузы, 2. Ричмонд, 3. Лондон, 4. Сирия или Египет. Масштабы разные (золото, в случаях 1-3 указаны места хранения, в случае 4 указано место вероятного изготовления).


39

БиблиографияБочаров 1978: Г.Н. Бочаров, Русские сюжетно-орнаментальные изделия с перегородчатой эмалью. В сб.: Средневе-

ковое искусство. Русь. Грузия (Москва 1978), 237–249.Залеская 2006: В.Н. Залеская, Памятники византийского прикладного искусства IV-VII веков. Каталог коллекции

(Санкт-Петербург 2006).Даркевич 1975: В.П. Даркевич, Светское искусство Византии (Москва 1975).Димитров 1963: Д.И. Димитров, Ранновизантийско златно от Варна. Археология V, кн. 2 (София 1963), 35–40.Колпакова 2005: Г.С. Колпакова, Искусство Византии. Ранний и средний периоды (Санкт-Петербург 2005).Колпинский, Бритова 1982: Ю.Д. Колпинский, Н.Н. Бритова, Искусство этрусков и Древнего Рима (Москва 1982).Кондаков 1896: Н.П. Кондаков, Русские клады (Санкт-Петербург 1896).Макарова 1975: Т.И. Макарова, Перегородчатые эмали Древней Руси (Москва 1975).Рябцева 2005: С.С. Рябцева, Древнерусский ювелирный убор. Основные тенденции формирования (Санкт-Петербург

2005).Baldini 1999: L.I. Baldini, L’oreficeria nell’impero di Costantinopoli tra IV e VII secolo (Bari 1999).Bank 1985: A. Bank, Byzantine Art in the Collections of Soviet museums (Leningrad 1985).Bizantium… 1994: Bizantium. Treasures of Byzantine Art and Culture from British Collections. Edited by David Buckton

(London 1994).Byzantine … 1986: Byzantine and post-Byzantine art (Athens 1986).Byzantium … 1989: Byzantium. Treasures of Byzantine Art and Culture from British Collections. The British Museum Press

(London 1989).Byzantium the high … 1989: Byzantium the high in the age of darkness (New York 1989).Dalton 1901: O.M., M.A. Dalton. Catalogue of Early Christian antiquities and objects from the Christian East (London

1901).Die Welt von Byzanz 2004: Die Welt von Byzanz. Europas Östliches Erbe (Theiss 2004).Dumitriu 2001: L. Dumitriu, Der mittelalterlich Schmuck des unteren Donaugebietes im 11.-15. Jahrhundert (Bucureşti

2001).Garam 1980: E. Garam, Goldschmuck des 7. Jahrhunderts in den Sammlungen des ungarischen Nationalmuseum.

Arhaeologica XXXI (Budapest 1980), 157–175.Garam 2001: E. Garam, Funde byzantinschen Herkunft in der Awarenzeit vom Ende des 6. bis zum Ende 7. Jahrhundert

(Budapest 1992).Hasson 1987: R. Hasson, Early Islamic jewelry (L.A. Mayer. Memorial Institute for Islamic Art 1987).Hasson. 1988: R. Hasson, Schmuck der Islamishen Welt (Frankfurt am Main 1988).Jewelry 7000… 1991: Jewelry 7000 years (New York 1991).Kalavrezou 2003: I. Kalavrezou, Byzantine Women and Their World (London 2003).Monnaies …1998: Monnaies et parures du musee d’histoire de Iaşi (Iaşi 1998).Neamţu 1980: E. Neamţu, Le tresor d’objets de parure et de monnaies decouvert a Sihleanu (com. Scorţaru Nou, dep. de

Brăila). Dacia, NS, XXIV, 1980, 341–353.Popescu 1970: M. Popescu, Podoabe medievale în Ţările Române. Editura Meridiane (Bucureşti 1970).Ross 1965: M. Ross, Catalogue of the Byzantine and early mediaeval antiquities, V 2 (Paris 1965).Rom und Byzanz 1998: Rom und Byzanz. Schatzkammerstuche aus bayerischen Sammlungen. Herausgegelen von Reinholed

Baumstark (München 1998).Teodor 1961: D. Gh. Teodor, Tezaurul feudal timpuriu de obiecte de podoabǎ descoperit la Voineşti-Iaşi. AM 1, 1961,

245–263.Teodor 1964: D. Gh. Teodor, Obiectele de podoabǎ din tezaurul feudal timpuriu descoperit la Oţeleni. AM 2-3, 1964, 343–

358.Urgeschichte 1975: Urgeschichte, Römerzeit, Frühgeschichte (Linz im Nordico 1975).Yeroulanou 1999: A. D. Yeroulanou, Gold pierced-work jewellery from the 3th to the 7th century. Benaki Museum (Athens

1999).

Светлана Рябцева, доктор истории, Центр археологии, Институт культурного наследия, Академия Наук Молдовы, бул. Штефан чел Маре 1, MD-2001 Кишинэу, Республика Молдова


SITURI MEZOLITICE DIN VALEA RÂULUI CĂINARI, REPUBLICA MOLDOVA

Ilie BORZIAC, Vitalie BURLACU, Ion VARTIC, Chişinău

Se dedică neobositului cercetător de teren,eminentului arheolog Alexandr Černyš

Cu ocazia împlinirii a 50 ani de la începutul cercetărilor prin săpături a siturilor mezolitice din Moldova, în articol sunt readuse date mai vechi, dar şi mai noi, obţinute de autori despre staţiunea mezolitică Frumuşica, cât şi despre alte situri din valea râuleţului Căinari (afluent de stânga al Răutului). Sunt examinate condiţiile geomorfologice de amplasare a siturilor analizate: stratigrafia, colecţiile de piese litice, descoperite în ele, inclusiv şi de către autori. De asemenea sunt făcute concluzii despre apariţia mezoliticului în zona Carpato-Nistreană, evoluţia şi variantele lui culturale, care pot fi evidenţiate la etapa actuală de cercetare.

Мезолитические стоянки в долине реки Кэинарь, Республика Молдова. В связи с 50-летием начала систематических исследований мезолитических памятников на территории Молдавии в статье приведены как старые, так и новые данные, полученные в том числе и авторами настоящей статьи, относительно стоянки Фрумушика и других мезолитических стоянок, открытых в долине левого притока Реута – реки Кэинарь. Проанализированы геоморфологические условия расположения памятников, их стратиграфия, вновь рассмотрены коллекции каменных изделий, в том числе добытых авторами настоящей статьи. Также обоснованы некоторые выводы относительно генезиса мезолита на территории Днестровско-Карпатского региона и его культурно-хронологических периодов развития, которые могут быть выделены на современном этапе исследования.

Les sites mesolitiques dans le valee du Căinari, Rep. Moldova. A l’occasion de la 50-iéme anniversaire, dés le commencement des recherches des fouilles archéologiques des sites mésolithiques de Moldova, dans l’article sont ramenées des dats plus anciennes, mais aussi plus récentes, obtenues par les auteurs à propos de la station mésolithique Frumuşica, comme et d’autres sites du val du Căinari (afluent de gauche du Răut). Sont examinées les conditions géomorphologiques d’emplacement des sites analysés: la stratigraphie, les collections de piéces lytiques, découvertes en elles, inclusivement et par les auteurs. Sont faits aussi des conclusions de l’apparition du mésolithique dans la zone Carpato-Nistreană, l’évolution et ses variantes culturelles, qui peuvent etre évidentiées à l’étape actuelle de recherche.

Key words: Dniestr-Prut Basin, Frumushica, Mesolithic, Svider, Grebenniki culture, stratigraphy, typology, artefact, scraper

Introducere

În anul 2007 se împlinesc 50 ani de la începutul studiului prin săpături al siturilor mezolitice din interfluviul Nistru-Prut. Aceste prime cercetări au fost efectuate de către A. Černyš la situl descoperit de V. Marchevici în anul 1955 lângă satul Frumuşica, acum raionul Floreşti (Черныш 1959; idem 1973; idem 1975; Кетрару 1963; idem 1969; idem 1973; Ко-валенко 1990; Borziac 1994; idem 1996; Chetraru, Covalenco 1998 etc.). Cu toate că rezultatele acestor cercetări au fost publicate extrem de sumar, ele au căpătat o largă recunoaştere în domeniul de cercetare,

devenind determinante pentru evidenţierea fazelor tardive ale mezoliticului din zonă (Черныш 1973, 43-45; idem 1975, 121-124; Кетрару 1973, 144-146; idem 1974, 17; Borziac 1994, 29-30; idem 1996; Коваленко 1990, 23-24; Covalenco, Chetraru 1999, 15-23). După investigaţiile de teren din 1957, la care a participat şi N. Chetraru (1973, 144), în staţiune, în repetate rînduri, s-au mai făcut cercetări, în timpul cărora au fost colectate noi materiale litice (1971, 1972, 1977, 1996, 1997, 2004, 2007). În anul 1975 la staţiune au fost efectuate, cu scopul de a determina prezenţa nivelului de locuire şi stabilirea mai exactă a stratigrafiei, două sondaje (2×1 şi 2×1 m), iar în anul 2007, cu ajutorul


MATERIALE ŞI CERCETĂRI DE TEREN - МАТЕРИАЛЫ И ПОЛЕВЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ - PAPERS AND SURVEYS

41

informaţiilor, obţinute de la localnicii, care au participat la lucrările din 1957, a fost determinat locul săpăturilor lui A. Černyš.

Astfel, reieşind din cele expuse, rezultă că staţiunea mezolitică Frumuşica I a fost mereu în atenţia cercetătorilor. Aparte pot fi menţionate colectările repetate ale materialelor litice de la suprafaţă, efectuate în 1970 de către V. Marchevici şi I. Borziac, în timpul cercetărilor aşezării cucuteniene timpurii Alexăndreuca I (Коваленко, Бодян 2006), situate pe malul opus al râuleţului Căinari, vizavi de staţiunea Frumuşica. Colecţia de peste 1500 piese, printre care mai mult de 100 unelte de muncă, prin intermediul doctorandei lui V. Marchevici, L. Makarova, a fost oferită „ca dar” din partea lui V. Marchevici Muzeului Regional de Istorie şi Arheologie din Cernăuţi şi ori că nu a ajuns la destinaţie, ori n-a fost actată la muzeul menţionat, soarta ei rămânînd necunoscută. Astfel, conform unei estimări sumare a materialelor provenite de la staţiune, colecţia pieselor litice, colectate în timpul descoperirii ei, numără circa 4 mii piese, fiind considerată ca cea mai numeroasă colecţie mezolitică din Moldova. Colecţia de piese litice denotă nu numai mărimea staţiunii, dar, posibil, şi durata existenţei ei. În continuare, vom descrie staţiunile din valea râului Căinari1, definite drept mezolitice, având ca bază şi reper mai important staţiunea de la Frumuşica, care merită un studiu mai aprofundat şi o publicaţie integrală aparte.

Staţiunea BulbociStaţiunea mezolitică Bulboci a fost descoperită de

către I. Borziac în anul 1971 (Борзияк 1974). Tot atunci pe teritoriul ocupat de ea, la suprafaţa terenului, a fost colectat un set de piese din silex, fragmente de oase şi cochilii de moluşte fosile. Colectarea pieselor din silex de la staţiune a continuat în anii 1972, 1973, 1983. Astfel, a fost obţinută o colecţie de silexuri, care conţine peste 500 piese litice. Această colecţie a servit drept suport eficient pentru a determina staţiunea ca fiind de vârstă mezolitică, dar a permis şi încadrarea ei în etapele timpurii ale acestei epoci vechi a pietrei (Борзияк 1974, 39; Коваленко 1990, 18-19)2.

Amplasarea. Staţiunea este situată pe un promontoriu de pe malul stâng al râuleţului Căinari, format de valea râului şi o vale mai mică, ce cade în ea dinspre nord-est. In locul amplasării staţiunii promontoriul are o suprafaţă relativ plană, cu lăţimea de circa 150 m. Ea se află la 2 km nord de satul Bulboci, raionul Soroca, circa 3 km sud de satul Popeştii de Jos, raionul

Drochia, şi circa 28 km în amonte de la punctul vărsării râuleţului în râul Răut. Sectorul cu staţiunea corespunde zonei de delimitare a moşiilor comunelor Bulboci şi Popeşti (fig. 1-2). În partea de nord a promontoriului, pe un sector mai ridicat al lui, este situat un tumul cu înălţimea de circa 1,5 m. În zona tumulului, la suprafaţă apare pietrişul de calcar, care în structura depunerilor geologice de aici este plasat la soclul terasei.

Amplasarea staţiunii faţă de nivelul apei râului este de circa 6-7 m.

Stratigrafia. În anul 1971, în timpul amenajării unui bazin de apă, capătul de vest al promontoriului, de la nord la sud, a fost intretăiat de un canal de evacuare a surplusului de apă din bazin, în rezultat fiind dezgolit un profil cu o lungime de peste 20 m. În peretele de vest al acestui canal, pe un perimetru de 6 m lungime şi 2,5 m înălţime, a fost taluzat şi descris un profil vertical (fig. 3, de sus în jos):1. Nivel de sol vegetal de culoare neagră, intens utilizat

în scopuri agricole. La bază se înteţeşte prezenţa prundişului mărunt de calcar. Tot în partea de jos a acestui nivel, care poate fi considerat ca format în rezultatul unui proces de aluvionare, se întâlnesc mai frecvent piese din silex. Grosimea nivelului creşte de la nord spre sud şi pe sectorul taluzat atinge 0,30-0,45 m;

2. Nivel de sol cenuşiu (infiltrat de sus?), abundent în pietriş de calcar rulat, de dimensiuni mici şi medii, eficient delimitat, practic strict, de nivelele adiacente (de sus şi de jos). După poziţia orizontală a pietrelor plate de calcar, concluzionăm că nivelul reprezintă un fenomen aluvionar, survenit în urma unor viituri esenţiale ale apelor râului Căinari. În partera de sus a nivelului de pietriş au fost depistate unele silexuri. Grosimea nivelului 0,3-0,5 m;

3. Orizont de argilă (loess?) cu ingrediente de nisip fin cuarţitic, dens, de culoare galbenă-deschisă. În partea de sus şi la bază orizontul de argilă este delimitat destul de vizibil. Grosimea nivelului variază între 0,18-0,25 m;

4. Nivel de ditrită calcaroasă cu praf de cretă şi cu unele pietre mai mari de calcar la bază, care, în ansamblu, reprezintă soclul terasei. Înălţimea soclului de la nivelul apei din râu este de circa 5-6 m. Această înălţime corespunde cu soclul determinat pentru prima terasă a Răutului (Верина 1974).

După cum reiese din cele relatate şi, utilizând datele altor autori (Верина 1974; Негадаев-Никонов, Янов-ский 1969), este posibilă concluzia, că promontoriul

1 Siturile sunt descrise de la nord la sud, totodată fiind respectată atribuirea lor cronologică, determinată anterior (Черныш 1973).2 În prezent, în valea râului Căinari sunt cunoscute şi 3 puncte, care, conform materialelor depistate la suprafaţa terenului, pot fi

atribuite gravetianului. Ele sunt situate lângă comunele Măcăreuca, Zguriţa şi Izvoare. Ultimul a fost descoperit în anul 2007.

Situri mezolitice din valea râului Căinari, Republica Moldova

42

în partea sa de vest reprezintă un segment al terasei întâia a râului Căinari şi că oamenii din mezolitic s-au dislocat pe acest promontoriu în urma retragerii apelor după o viitură simţitoare a râului. Presupunem că acest proces a avut loc la sfârşitul etapei de tranziţie de la pleistocen la holocen.

Fauna. La suprafaţa aşezării au fost descoperite unele fragmente de oase fosilizate, printre care, conform determinărilor efectuate la timpul respectiv de către A. David, doctor habilitat în biologie, sunt prezenţi dinţii de cal fosil şi ren, precum şi un os calcaneu de ren. Pe suprafaţa promontoriului au mai fost depistate cochilii de moluşte terestre şi de râu, dar legătura acestora cu situl mezolitic de aici poate fi contestată.

Colecţia pieselor din silex depistată la staţiune conţine două compartimente – cel colectat iniţial, în anul 1971, şi cel din anii 1973 şi 1987. Piesele colectate în ultimii ani indicaţi vor fi descrise aici pentru prima dată, rămânând până acum inedite. Prima colecţie numără 452 piese, a doua – 174. În total, colecţia de piese de la staţiune conţine 626 piese din diferite varietăţi de silex şi peste 20 piese din gresie, care convenţional pot fi legate de activitatea omului de la această staţiune.

Materia primă. În calitate de materie primă pentru confecţionarea uneltelor de muncă a fost utilizat silexul de culoare neagră, cenuşie şi albie-opacă, provenit din concreţii şi mici bolovani rulaţi de ape. Ambele varietăţi de silex sunt prezente în soclurile

Fig. 1. A – planul schematic al amplasării staţiunii mezolitice Bulboci. 1- staţiunea; 2- tumul; 3- secvenţa geologică cu dezgolire de depuneri din cretaceu, din care se surpă galete şi bolovani din silex. B – desenul stratigrafic al depunerilor de pe locul staţiunii Bulboci (descrierea nivelelor litologice – în text).

Ilie Borziac, Vitalie Burlacu, Ion Vartic

43

teraselor râului, în depunerile locale din cretaceu, care se dezgolesc pe unele sectoare ale albiei râului. Nu este exclus că omenii din mezolitic, care au populat aceste locuri, puteau să aducă cu sine silex din alte zone. De altfel, aceste varietăţi de silex sunt comune atât pentru paleoliticul final, cât şi pentru mezoliticul din alte zone ale Moldovei. Piesele din gresie de culoare gri şi maronie reprezintă obiecte întregi ori fragmente de galete de râu de diferite forme, care pot fi legate convenţional de procesele de debitaj al silexului din staţiune, de alte activităţi cotidiene ale omului din această epocă. Ele de asemenea provin din dezgolirile soclurilor teraselor râului. În procesul de aşchiere la staţiune au fost antrenate galete şi concreţii de silex de mărime medie şi mică, care corespund rezervelor locale de materie primă, depistate de noi în apropierea staţiunii. Vom indica că la circa 800 m spre sud de staţiune (fig. 1A; 3), în bordul opus al văii râului, în punctul „La Opust”, în depunerile cretaceului, care se dezvelesc aici, au fost depistate galete şi concreţii de silex, care puteau să servească ca materie primă pentru locuitorii staţiunii menţionate. Mai menţionăm cu această ocazie că şi în apropierea staţiunii Frumuşica, despre care vom discuta în continuare, de asemenea au fost descoperite surse de silex. Nu este lipsită de sens presupunerea că prezenţa surselor de silex servea, printre altele, ca criteriu pozitiv în alegerea locului de amplasare a staţiunilor mezolitice din zonă.

Colecţia de silexuri depistată în 1971. În cadrul ei în număr mare sunt reprezentate deşeurile, provenite în rezultatul debitajului – aşchiile informe, cele primare cu cuvertură de cortex, spărturile, bucăţile din aşchii, care în total numără 284 piese.

Nucleele sunt reprezentate de 18 piese. Predomină nucleele cu urmele negativelor, provenite din debitajul prismatic şi cvasiprismatic, care, în ansamblu, constituie o grupă de 11 piese. Dimensiunile nucleelor variază între 3,5×3,0×2,8 şi 4,6×3,5×3,0 cm. Două dintre ele sunt prismatice bipolare. Primul este confecţionat dintr-o galetă, de pe care au fost aşchiate lame scurte (fig. 4,1). Suprafaţa nucleului al doilea este ocupată de negativele desprinderilor unor aşchii scurte şi late. Al treilea nucleu reprezintă o piesă cu mai multe suprafeţe de debitaj. A servit la obţinerea aşchiilor. Alte 7 nuclee sunt atribuite celor cu mai multe taloane de percuţie, şi în general, pot fi atrbuite celor cvasiprismatice. Un nucleu (fig. 4,2) are formă prismatică aplatizată şi de pe el se desprindeau lame şi lamele înguste. Trei nuclee sunt de forme discoidale (fig. 4,3-4), de pe care, în momentul abandonării lor, se practica debitajul radial. Două dintre ele sunt cu suprafeţele de percuţie bifaciale, al treilea este unifacial. Serveau aceste nuclee pentru obţinerea semifabricatelor scurte şi masive, care

puteau fi utilizate pentru confecţionarea gratoarelor. Patru nuclee pot fi considerate ca cvasipiramidale ori în formă de con neregulat. De pe ele se desprindeau aşchii şi lame scurte. În colecţie nu sunt prezente nucleele piramidale „în formă de creion”, dar sunt 2 avivaje, detaşate în procesul de reînnoire a taloanelor de pe astfel de nuclee.

Lamele şi lamelele constituie o grupă de 74 piese (16,3% din numărul total de piese). În numărul lor sunt 15 lame cu prelucrare secundară. Lungimea lamelor atinge 3-4 cm, dar sunt exemplare ce au 7-8 cm în lungime. În număr relativ mare (28 piese) sunt prezente fragmentele de lame. Lamelele alcătuiesc o grupă de 18 exemplare. Lungimea lor nu depăşeşte 2 cm.

Aşchiile sunt reprezentate de piese scurte, masive, deseori cu urme de cortex la suprafaţă. 11 exemplare din numărul lor au urme de prelucrare secundară rudimentară sub formă de retuşare accidentală ori scobituri mărunte retuşate. În colecţie mai sunt prezente 25 fragmente informe de nuclee ori spărturi indeterminabile din silex, 4 lame à crete. În urma studiului nucleelor şi semifabricatelor prezente în colecţie pot fi trase unele concluzii referitoare la debitaj:

debitajul s-a efectuat pe locul staţiunii – în colecţie - sunt prezente în proporţii obişnuite pentru aceste cazuri toate categoriile de piese, provenite în urma debitajului;industria poate fi calificată ca fiind constituită din - piese de dimensiuni medii şi mici, mai concret, poate fi calificată drept microlitică;proporţiile nucleelor, factura semifabricatelor, dar - şi piesele cu prelucrare secundară, despre care vom scrie în continuare, permit determinarea industriei ca fiind mezolitică.

Piesele cu prelucrare secundară constituie o grupă de 48 exemplare (10% din numărul total de piese din colecţie). Numeric predomină gratoarele, care sunt reprezentate de 21 exemplare. Convenţional, din punct de vedere tipologic, ele pot fi divizate în următoarele grupe: simple din lame, simple din aşchii, arondate, unghiforme, laterale din aşchii şi ascuţite.

Cele simple, în număr de 6, sunt modelate din lame şi fragmente de lame şi sunt subţiri, cu nervurile negativelor desprinderilor anterioare cvasiparalele. Lamele semicirculare ori arcuite sunt utilizate mediu. Au lungimea între 3,5 şi 5,1 cm. Excepţie face un gratoar din lamă lungă şi relativ lată, cu elementul de lucru arcuit şi prelucrat cu retuşe „în solz”. În zona lamei, din partea dorsală sunt aplicate aşchieri plate (fig. 5,8). Posibil, piesa a fost utilizată şi în calitate de dăltiţă.

Gratoarele arondate, în număr de 5, sunt confecţionate din aşchii scurte şi masive (fig. 5,10-11). Lamele retuşate


44

3 În anul 1987 la colectările de teren de la staţiunile Bulboci şi Frumuşica au participat I. Borziac şi S. Covalenco.

ocupă peste 2/3 din perimetrul semifabricatelor. Ele sunt prelucrate cu retuşe semiabrupte. Tot de 5 piese sunt reprezentate gratoarele laterale din aşchii, care sunt confecţionate din aşchii de mărimi medii şi au o prelucrare secundară a lamelor, ca şi cele arondate (fig. 5,12-16). Gratoarele ascuţite (fig. 5,9) sunt reprezentate de 3 piese, care au capetele distale oarecum ascuţite. Totodată, ele pot fi calificate ca duble laterale cu lamele convergente.

Burinele sunt reprezentate doar de 3 piese. Această situaţie este caracteristică pentru mezoliticul zonei Carpato-Nistrene (Черныш 1975; Păunescu 1998; idem 1999), în care burinele peste tot sunt în poziţie secundară, vizavi de gratoare. Această particularitate documentează un grad mai scăzut de prelucrare a osului în mezolitic, decât în paleoliticul târziu şi epipaleoliticul din zona Carpato-Nistreană (Черныш 1987; Borziac, Chirica 2006, 3-35). Primul dintre burinele din complex este atribuit celor de unghi, al doilea este lateral cu retuşare oblică. Al treilea burin este confecţionat din aşchie cu capătul distal fracturat, care prin desprindere burinantă a fost modelat în burin simplu diedru. Primele două piese pot fi considerate drept microburine (fig. 6,1-3).

De 3 piese sunt reprezentate şi străpungătoarele. Două sunt confecţionate din lame cu capetele distale spre vârf retuşate mărunt, al treilea – din aşchie cu vârf uşor asimetric şi cu o largă scobitură laterală retuşată. Piesele au dimensiuni mici (fig. 6,4-6).

Relativ bizar apare în această colecţie un vârf bifacial de săgeată (fig. 6,8). Este confecţionat din aşchie ovală cu dimensiunile de 3,5×2,4×0,4 cm. Baza arondată şi laturile sunt prelucrate cu retuşe plate.Vârful este frânt. Dimensiunile mici ne sugerează concluzia că această piesă a fost utilizată în calitate de vârf de săgeată. Este cazul de menţionat că la staţiunile mezolitice din Moldova au fost depistate trei tipuri de vârfuri de săgeată: la staţiunile Sănătăuca I (Черныш 1975, 126) şi Selişte (Borziac, Burlacu 2006, 23-24) s-au găsit vârfuri de tip sviderian din lame; la staţiunea Costeşi au fost semnalate 2 vârfuri asimetric-trapezoidale, de tipul zis „dunărean” (Кетрару 1974, 16; Covalenco, Chetraru 1999, 21-22), iar la staţiunile Bulboci şi Frumuşica au fost depistate fragmente de vârfuri bifaciale din aşchii mărunte (Борзияк 1974, 37; Чер-ныш 1975, 104). Însă prezenţa a două piese bifaciale fragmentare la staţiunile menţionate nu poate fi calificată ca o trăsătură tipologică specifică industriilor mezolitice din valea râului Căinari.

Printre alte piese din colecţie amintim un instrument confecţionat dintr-o aşchie masivă, care are o latură retuşată de pe ambele suprafeţe plate cu desprinderi semiabrupte neregulate. El aminteşte o daltă cu lama uşor arondată. De asemenea poate fi menţionat un retuşor confecţionat dintr-o galetă de gresie alungită şi oarecum cilindrică, cu lungimea de 12 cm, capetele căruia sunt deteriorate de lovituri.

Sunt numeroase şi relativ variate după modalităţile de prelucrare secundară lamele şi lamelele. Două dintre ele sunt amenajate cu retuşe mărunte la baza oblică din partea dorsală (fig. 6,11.12), alte lame poartă urme de prelucrare secundară şi utilizare în calitate de instrumente de tăiat (fig. 6,9.10.14-18).

Colecţia din 1973 şi 1987 3. Din 174 piese colectate în aceşti ani, pot fi determinate următoarele grupe de piese: prenuclee – 3; nuclee de diferite forme – 8; fragmente de nuclee – 11; lame, lamele şi fragmente din ele – 38; aşchii şi fragmente din ele – 118; bucăţi informe din silex – 3. În calitate de materie primă, ca şi în colecţia din 1971, este prezent silexul de culoare neagră şi cenuşie. Unele piese din colecţie poartă la suprafaţă patină albă şi albăstrie.

Nucleele sunt reprezentate de forme prizmatice şi cvasiprismatice şi de un fragment de nucleu piramidal (posibil, în formă de creion). Printre cele prizmatice 4 sunt destinate pentru obţinerea lamelor şi unul, epuizat puternic – pentru aşchierea semifabricatelor scurte. Nucleele cvasiprismatice au mai multe taloane de percuţie şi serveau pentru desprinderea aşchiilor (fig. 7). Nucleele sunt asemănătoare cu cele colectate anterior.

Lamele întregi au dimensiunile de 3,4×8,6 cm. A fost depistată şi o lamă cu lungimea de 11 cm, dar care, judecând după poleirea intensă a unei laturi, nu poate aparţine colecţiei de piese mezolitice. Ea poate fi atribuită pieselor pentru prelucrarea solului, caracteristice pentru cultura epocii bronzului Comarov, siturile căreia sunt prezente în nordul Moldovei.

Printre gratoare sunt prezente 11 piese simple din lame, 3 gratoare arondate, 1 unghiform şi altul lateral din aşchie (fig. 8). Gratoarele simple din lame sunt de dimensiuni medii şi mici (3-5 cm în lungime), iar 4 dintre ele au câte o latură retuşată. O piesă din numărul acestor gratoare are ambele laturi retuşate mărunt din partea dorsală. 5 gratoare sunt cu lamele ştirbite şi, evident, utilizate intens.

Gratoarele arondate sunt confecţionate din aşchii: două din semifabricate mărunte, altul – dintr-o aşchie


45

Fig. 2. Staţiunea Bulboci. Piese din silex. 1-4 – nuclee (colecţia din 1971); 5-22 – piese din colecţia anului 1987; 5 – nucleu prizmatic; 6 – nucleu prizmatic aplatizat; 7 – lamă cu capătul retuşat oblic; 8.10-15.17-19. 21 – gratoare; 9.16, lame retuşate; 20 – lamă cu scobituri laterale retuşate; 22 – burin lateral pe trunchiere retuşată.


46

mai masivă, cu diametrul de 4,8 cm. Lamele gratoarelor sunt prelucrate cu retuşe semiabrupte. Alte două gratoare sunt din aşchii şi sunt caracteristice pentru această colecţie.

Două burine sunt modelate pe spărturi de lame. Unul dintre ele are retuşe şi o scobitură retuşată pe o latură. Al treilea burin este diedru şi poate fi atribuit microburinelor (fig. 8).

Străpungătorul este confecţionat dintr-o aşchie relativ masivă, un colţ al căreia, prin retuşare măruntă bilaterală a fost transformat în vârf de străpungător (fig. 8,4).

O lamă, cu un capăt fracturat în vechime, are un capăt retuşat oblic convex (fig. 8,1). Nu este exclus, că ea reprezenta o piesă de tip „segment de cerc” (lamele şi aşchiile retuşate – fig. 8).

Astfel, pe parcursul a mai multor campanii de periegheză la staţiunea Bulboci a fost recoltată o colecţie de piese litice, care, fără îndoială, conform tehnicii de debitaj şi tipologiei uneltelor de muncă, este atribuită de noi mezoliticului (Borziac 1974, 27; idem 2003). Însă, în lipsa seriilor caracteristice de unelte tipice (în afara de gratoare), nu putem cu certitudine efectua atribuirea culturală şi cronologică a ei. Anterior staţiunea, în mai multe publicaţii, a fost atribuită mezoliticului timpuriu (Борзияк 1974; idem 2003; 1994; Covalenco 1990, 23-24; Covalenco, Chetraru 1999, 15-23). Odată cu depistarea posibilului segment de cerc [ori semilună, după termenul utilizat de către M. Cârciumaru (2000, 99)], datarea pare a fi verosimilă. Rămânând în cadrul acestei opinii până la căpătarea unor date mai concrete pentru datarea staţiunii, atenţionăm că ea reprezintă un sit mezolitic de perspectivă pentru cercetările viitoare. Nu este exclus că sectorul de sud al promontoriului, acoperit mai consistent cu depuneri din holocen, posibil, încorporează sectoare cu nivelul de locuire al staţiunii, păstrat „in situ”.

Staţiunea Frumuşica IDupă cum am menţionat anterior, staţiunea este

situată la periferia de sud a comunei Frumuşica, raionul Floreşti, pe malul drept bazal (35-37 m asupra talvegului) al râului Căinari (fig. 1; 4,1). După depistarea ei în anul 1955 de către V. Marchevici, în 1957 ea a fost studiată de către A. Černyš prin intermediul săpăturilor. Pe teritoriul adiacent au fost trasate sondaje şi un şantier cu suprafaţa totală de peste 70 m.p. (fig. 4) (Черныш 1973; idem 1975, 100-106).

Stratigrafia. În sondajele şi pereţii şantierului din 1957, în sondajul efectuat de către I. Borziac în anul 1975, precum şi datorită observaţiilor din anul 2007 referitoare la depunerile de pe locul staţiunii, care se dezgolesc pe versantul estic al văii, ca rezultat al lucrărilor la cariera de extragere a calcarului, dar şi al alunecărilor de teren4, a fost stabilită următoarea stratigrafie cumulativă (de sus în jos, fig. 9,2):

nivel de cernoziom, intens prelucrat agricol, cât şi de 1. rozătoare, în contextul căruia se întânesc unele piese din silex. Grosimea variază între 0,40-0,50 m;nivel de tranziţie de la depunerile din pleistocen la 2. cernoziomul din holocen, de culoare gri, puternic afectat de rozătoare. În contextul acestui nivel litologic au fost depistate cele mai numeroase piese din silex, unele oase de mamifere mari şi cochilii de moluşte Helix (Черныш 1975, 102);nivel de argilă (loess?), de culoare galbenă, cu 3. unele pietricele mărunte rulate din jasp (galete zise “din Carpaţi”), ingrediente de calcare dizolvate sub formă de intruziuni albe. În partea superioară, conform informaţiilor lui A. Černyš, s-au mai descoperit unele piese din silex. Grosimea generală a nivelului – 1,3-3,0 m, mai jos fiind plasate argile terţiare de culoare verzuie şi calcare.

După cum se vede, pe suprafaţa cercetată de către A. Černyš nivelul de locuire, posibil, a fost uşor remaniat de apele atmosferice (este cazul să menţionăm, că şantierul a fost plasat pe cel mai înalt punct al promontoriului) şi de rozătoare. Totuşi, A. Černyš considera că aici a fost cercetat un veritabil nivel de locuire mezolitică.

Planigrafia resturilor de locuire depistate pe suprafaţa şantierului este extrem de simplă. Practic, pe toată suprafaţa studiată prin săpături piesele din silex şi puţinele resturi osteologice se plasau uniform. Aceste vestigii se dislocau cu precădere la adâncimea de 0,4-0,7 m de la suprafaţă, în nivelul B al solului de tip cernoziom din holocen. Piesele găsite mai sus şi mai jos sunt considerate ca rezultat al remanierilor nivelului de locuire. Conform datelor lui A. Černyš, la fiecare careu cu suprafaţa de 1 m.p. reveneau câte 5-10 silexuri. Cercetătorul mai consideră că atunci a fost studiată partea periferică (de est?) a staţiunii, care era mereu afectată de spălări şi erozii.

Resturile faunistice depistate în procesul săpăturilor n-au fost special studiate de către specialişti. A. Černyš comunică că ele erau puţin numeroase, conţinând doar

4 Observaţiile de teren, efectuate în anul 2007, ne permit să considerăm că partea centrală a staţiunii era situată spre sud-est de şantierul lui A. Černyš din 1957, sector în prezent esenţial deteriorat de cariera pentru extragerea calcarului şi alunecările de teren, cauzate de lucrările din carieră.


47

5 În anul 1975 unul din autorii acestui articol (I. Borziac) a avut ocazia să cerceteze la L’vov, în fondurile Institutului de Ucrainistică al Academiei de Ştiinţe a Ucrainei, colecţia de materiale din staţiune, provenite din săpăturile lui A. Černyš. Datorită marcajului, au fost delimitate piesele provenite din săpătură şi cele din colectările de la suprafaţa terenului.

oase de cal şi zimbru puternic fragmentate. Aceste specii au fost determinate, în special, datorită prezenţei dinţilor, care, ca regulă, se păstrează mai bine. În 2007, dar şi în anii anteriori de periegheză la staţiune, la suprafaţa terenului au fost depistate multe oase. Însă legătura lor cu nivelul de locuire mezolitică nu poate fi demonstrată cu certitudine.

Nu este clar, de asemenea, dacă calul reprezintă specie pleistocenară, nici dacă oasele de bovină reprezintă bizonul din pleistocen, ori taurul european din holocen. Au mai fost depistate cochilii de moluşte Helix şi Unio, legătura cărora cu nivelul de locuire nu poate fi cu certitudine demonstrat.

Colecţia de piese litice din 1957, conform relatărilor lui A. Černyš, număra 1351 piese din silex şi peste 20 piese din gresie, reprezentând percutoare şi nicovale, utilizate în procesul de aşchiere a silexului. Majoritatea pieselor au fost descoperite în timpul cercetărilor prin săpături, dar peste 20% din numărul lor total s-au găsit la suprafaţă5 .

Materia primă utilizată în staţiune pentru confecţionarea uneltelor din piatră este reprezentată în exclusivitate de silexul de culoare întunecată şi cenuşie. Aceste varietăţi de silex se întâlnesc în depunerile cretaceului din bordul drept al văii râului, în apropierea staţiunii. Tot din aceste depuneri provin şi galetele din gresie. Astfel de materiale litice se surpă din depunerile cretaceului de pe locul staţiunii şi în prezent. Piesele din această colecţie, ca şi cele depistate la suprafaţă mai târziu, sunt acoperite cu patină alb-albăstrie ori sunt lipsite de patină. Se întâlnesc piese cu urme de arsură. Piesele din silex din colecţie pot fi divizate în următoarele două grupe: după formele nucleelor, tehnica de debitaj şi semifabricate şi deşeuri, – şi conform tipologiei uneltelor de muncă.

Tehnica de debitaj. În prima grupă sunt incluse 20 nuclee de diferite forme şi fragmente din ele cu urme ce denotă diferite principii de aşchiere, 572 lame, lamele întregi şi fragmentate, aşchii şi alte deşeuri, provenite în urma aşchierii şi prelucrării secundare. Grupa a doua conţine 96 de piese cu prelucrare secundară provenite din săpătură şi 33 unelte culese la suprafaţă, inclusiv de către V. Marchevici în anul 1955. Colecţia, deci, întruneşte peste 100 piese cu prelucrare secundară, fapt care permite o analiză statistică mai veridică a colecţiei. Nucleele sunt reprezentate de 6 piese cu un singur talon de percuţie, 3 nuclee cu taloane de percuţie bipolare, modelate în plan înclinat, 3 piese cvasidiscoidale, 4 nuclee piramidale (în formă de creion), de bucăţi

de nuclee, provenite, în principal, din fragmentarea nucleelor de forme cvasiprismatice. Mai elocvent documentează tehnica perfectă lamelară de percuţie nucleele în formă „de creion”. Paralelismul negativelor desprinderilor de pe suprafeţele lor ne demonstrează nu numai înalta tehnică de aşchiere, dar şi faptul că în procesul debitajului se utilizau mediatoarele (nuclee – fig. 3,1-16).

Din 572 piese determinate drept lame, peste 60% sunt fragmentare, fiind prezente inclusiv fragmentele de formă patrulateră regulată şi cele trapezoidale. Lungimea lamelor variază între 3,5-6,1 cm. Predomină lamele de dimensiuni medii şi mici. Majoritatea lor au taloane de percuţie punctiforme, fapt care indică tangenţial utilizarea mediatorului în procesul de percuţie. Aşchiile, de asemenea, sunt de dimensiuni medii şi mărunte. Se poate de făcut concluzia că tehnica de debitaj în această industrie este mult mai perfectă decât în industria staţiunii Bulboci şi poate fi calificată ca lamelară, bazată pe nucleele cvasiprismatice şi piramidale. Din unele lame, lamele şi aşchii, prin utilizarea diferitor procedee de prelucrare secundară (retuşarea de diferite tipuri, desprinderile burinante, aşchierea plată, fragmentarea premeditată etc.) au fost confecţionate uneltele de muncă, printre care pot fi definite piese tipice şi atipice.

Tipologia. A doua grupă de piese este constituită din următoarele piese: 66 gratoare de diferite tipuri; 22 lame cu scobituri laterale retuşate; 13 burine de diverse tipuri; 10 lame cu retuşe laterale. De piese singulare sunt reprezentate străpungătoarele, lamele à bord abbatu, trapezele şi piesele bifaciale. Este necesar de menţionat că în colecţie printre lame sunt peste 20 de fragmente patrulatere ori trapezoidale, care puteau fi utilizate în calitate de aplicaţii pentru uneltele compozite cu mânere din lemn sau os: deci puteau înlocui trapezele fără a fi prelucrate secundar prin retuşare. După cum am menţionat, în calitate de procedee de prelucrare secundară se utiliza (aici în ordine descrescândă) – retuşarea abruptă şi semiabruptă „în solz” (la confecţionarea gratoarelor, a lamei à dos abattu şi a străpungătorului), retuşarea plată de ascuţire (la confecţionarea unor gratoare), retuşarea măruntă marginală (la amenajarea lamelor cu retuşe), desprinderea burinantă (la confecţionarea burinelor).

Printre gratoare, care constituie peste 50% din numărul total de piese cu prelucrare secundară, pot fi definite următoarele grupe: arondate – 8; simple pe capete de lame – 22; simple pe capete de


48

Fig. 3. Staţiunea Bulboci. Piese din silex. 1-16 – gratoare (colecţia din 1971).


49

Fig. 4. Staţiunea Bulboci. 1-19 - piese din silex din colecţia anului 1971 (descrierea – în text).


50

aşchii – 9; laterale – 18; unghiforme – 5; fragmentate – 2; atipice – 2 piese. În calitate de semifabricate mai frecvent se utilizau aşchiile masive de mărimi medii şi mărunte. În general, gratoarele sunt de proporţii reduse. Predominarea grupei cumulative ale celor laterale, arondate, unghiforme redă complexului de gratoare un evident caracter nu numai mezolitic, dar şi microlitic (gratoare – fig. 6,17-36). Numeroase sunt lamele cu scobituri laterale retuşate (fig. 6,39-45. 47-48), precum şi lamele cu retuşe mărunte marginale (fig. 6,49-50,58,64-65). Primele dintre ele, posibil, se utilizau în calitate de răzuitoare, cele din grupa a doua – ca instrumente pentru tăiat.

Printre burine sunt laterale pe troncatură retuşată – 4; pe spărtură de semifabricate – 4 şi de unghi – 5 piese. 9 dintre ele pot fi considerate ca microburine, particularitate care accentuează caracterul microlitic al complexului de unelte de la această staţiune (burine – fig. 6,51-57,59-61,63).

Trapezul este mărunt şi, practic, simetric (fig. 6,46). Vârful bifacial, de formă triunghiulară, posibil, reprezintă partea distală a unui vârf de lance (fig. 6,62). Lamela cu un capăt retuşat mărunt oblic (fig. 6,37) şi lamela a dos abbatu (fig. 6,38) sunt reprezentate de fragmente.

Peste 20 de piese din galete de gresie sunt calificate de către A. Černyš drept „frecătoare”, dar, după cum am menţionat anterior, ele puteau fi utilizate şi în calitate de nicovale şi percutoare, folosite la procesele de aşchiere a silexului.

Colecţia din 1975 a fost adunată de către I. Borziac. În total numără 661 piese din silex şi 5 piese de gresie. Dintre ele 8 piese au fost depistate în sondaje şi restul – culese la suprafaţa terenului. În calitate de materie primă figurează silexul negru şi cenuşiu de provenienţă locală, parţial, în diferită măsură, patinizat.

De 2 piese sunt reprezentate prenucleele, care prezintă bolovani din silex cu cate 1-2 spărturi primare pe suprafeţe.

Nucleele, în număr de 12 piese, sunt reprezentate de forme cvasiprismatice. Printre ele 5 unitalonare, 2 bipolare şi 5 pluritalonare (nuclee – fig. 7,1-7). Piesele sunt de mărimi medii (5-6 cm în înălţime) şi serveau mai mult pentru obţinerea lamelor şi lamelelor, decât a aşchiilor. Dintre 13 bucăţi de nuclee se deosebesc cele desprinse din nucleele prismatice şi cvasiprismatice. Doar un fragment aparţinea unui nucleu piramidal, în formă de creion. Lamele, lamelele, aşchiile sunt similare celor depistate la staţiune anterior.

Examinând materialul din colecţie, în tehnica de percuţie nu se observă careva noi particularităţi.

Uneltele de muncă (piesele cu prelucrare secundară) sunt reprezentate de următoarele grupe de piese şi instrumente singulare: gratoare – 20; burine – 3;

trapeze – 2; lame retuşate şi cu scobituri retuşate – 11; străpungătoare – 1; lame cu retuşe dorsale bilaterale – 1.

Gratoarele sunt reprezentate de: simple din lame – 3, simple din aşchii – 7, unghiforme – 2, laterale din aşchii – 6, laterale duble – 2 piese (fig. 8,4-5.8.12.19.21-24.26.29).

Burinele (fig. 8,13-15) sunt atribuite celor modelate pe troncatură retuşată oblică. Două dintre ele pot fi considerate microburine.

Trapezele (fig. 8,16-17) sunt confecţionate din fragmente de lame, după forme fiind diferite. Primul este asemănător trapezului din colecţia descrisă anterior. A doua piesă reprezintă o formă puternic asimetrică cu o latură retuşată abrupt mai lungă şi alta mai scurtă.

Printre lamele retuşate sunt prezente piese relativ mari (fig. 8,17.19.24.26-27), amenajate pe laturi cu retuşe neregulate semiabrupte. Lama cu retuşe dorsale bilaterale (fig. 8,18) după mărime şi modalitatea de prelucrare secundară nu poate fi calificată drept „aplicaţie de tip Kukrek”, deoarece retuşarea este semiabruptă, iar piesa – relativ mare pentru a fi comparată cu aplicaţiile de tipul amintit.

Colecţia din 2007. A fost adunată la suprafaţă de către I. Borziac, V. Burlacu şi I. Vartic. Ea conţine 238 piese din silex şi un percutor din gresie. Majoritatea pieselor au fost găsite în partea de sud a sitului, cea de nord fiind în prezent ocupată de o benzinărie şi teritoriul ei adiacent (fig. 5A, triunghi). Staţiunea este traversată de şoseaua Floreşti – Zguriţa, care având o lăţime de peste 12 m, ocupă o parte considerabilă din staţiune. Observaţiile din 2007 ne permit să considerăm, după cum am mai menţionat, că partea de sud-est a staţiunii este esenţial deteriorată de carieră şi alunecări de teren, astfel că aria de cercetare a staţiunii mereu se micşorează.

Revenind la colecţia de piese litice, menţionăm că ea este constituită din aceleaşi silexuri de provenienţă locală despre care am scris mai sus. În calitate de materie primă au fost utilizate varietăţi de silex de culoare întunecată şi cenuşie, adesea purtând patină albă şi alb-albăstrie.

Nucleele sunt reprezentate de 3 piese întregi şi de trei fragmente. Primul nucleu (fig. 9,6) este de formă prismatică aplatizată, cu talonul de percuţie preparat prin retuşare. De pe el se desprindeau lame şi lamele. Alte două nuclee sunt de formă cvasiprismatică cu câte 3 taloane de percuţie. De pe ele se aşchiau la momentul abandonării lame scurte şi aşchii.

Lamele, ca şi cele din colecţiile descrise anterior, sunt de dimensiuni medii şi mici (3-5 cm în lungime). De asemenea multe dintre ele sunt fragmentate. Printre lamele sunt şi piese micro, care puteau fi obţinute şi în cadrul operaţiilor de prelucrare secundară.

Uneltele de muncă sunt în număr de 23. Cantitativ


51

6 Sursele de silex ca materie primă, indicate pentru staţiunea Frumuşica I, sunt la egală depărtare şi de staţiunea Trifăneşti, şi nu este exclus că ele serveau ca loc de obţinere a materiei prime pentru confecţionarea uneltelor şi pentru locuitorii de aici.

predomină, ca şi în colecţiile anterioare, gratoarele – 14 piese. Printre ele mai numeroase sunt cele laterale din aşchii – 7 piese. Mai sunt prezente 3 simple din aşchii, 3 simple din lame şi unul dublu, care, de fapt, reprezintă unica piesă de acest tip din staţiune. Un gratoar lateral printr-o desprindere burinantă verticală este prefăcut în burin pe troncatură retuşată convexă (fig. 9,5) (gratoarele din colecţie – fig. 9,2-5.7-12.15-17.19). Aceste instrumente sunt cele mai frecvente piese tipice nu numai la staţiune, dar şi la toate celelalte situri din epoca mezolitică din spaţiul Carpato-Nistrean (Коваленко 1990; Covalenco, Chetraru 1999; Borziac 2003; Păunescu 1998; idem 1999).

Burinele sunt mult mai rare. In această colecţie, în afară de cel expus, mai poate fi, fără o certitudine indiscutabilă însă, determinat încă un burin, care poate fi considerat ca tip, modelat pe spărtura unei aşchii (fig. 9,13). Lama cu capătul retuşat oblic (fig. 9,14), fragmentul de lamă à bord abattu (fig. 9,1), lamele cu scobituri laterale retuşate sunt, dacă nu prea frecvente în complexele mezolitice apoi, indiscutabil, obişnuite. Este bizară lama bilateral retuşată din partea dorsală. Capătul distal al ei, din partea ventrală, este uşor rotunjit şi disecat orizontal. Capătul proximal este disecat bilateral prin desprinderi oblice, iar cel distal este fracturat orizontal. Nu este exclus că dacă prelucrarea secundară nu este hazardată, atunci piesa reprezintă un tip specific pentru acest complex, destinaţia căruia ca unealtă de muncă este neclară. O piesă cu retuşe dorsale bilaterale asemănătoare a fost observată în colecţia din 1975 (fig. 8,1).

Piesele cu scobituri retuşate (din lamă şi din aşchie – fig. 9,22-23) au encoşe largi, modelate prin retuşe mărunte semiabrupte.

Percutorul (fig. 9,24) din gresie are configuraţie ovală, uşor aplatizată. Capetele poartă deteriorări, parvenite, posibil, în urma utilizării piesei în procesele de debitaj ori prelucrare secundară a silexului.

Staţiunea Trifăneşti IÎn Repertoriul staţiunilor paleolitice şi mezolitice din

zona Nistrului (Черныш 1973), precum şi în Repertoriul siturilor paleoliticului şi mezoliticului din Republica Moldova (Кетрару 1973) sunt indicate două puncte care au furnizat piese litice cu caracter mezolitic, situate la sud de satul Trifăneşti, raionul Floreşti, din care în 1955 V. Marchevici a colectat „piese litice de factură mezolitică, printre care gratoare simple, unghiforme şi arondate, burine, nuclee prismatice, inclusiv şi în formă

de creion”. Colecţiile iniţiale, constituite, în principal, dintr-o cantitate redusă de aşchii, lame şi fragmente din ele, au permis autorilor indicaţi să presupună prezenţa în aceste puncte a unor staţiuni mezolitice.

În anul 2007 aceste puncte au fost din nou vizitate de noi. Pe terasa a doua a malului stâng al râuleţului Căinari (fig. 5,4-5), posibil, în spaţiul indicat de autorii citaţi, între şoseaua Floreşti-Zguriţa şi o vâlcea ce cade dinspre sud în r. Căinari, pe o suprafaţă de circa 120×50 m (de la est la vest), a fost culeasă la suprafaţă o colecţie de silexuri, ce conţine peste 70 piese, asemănătoare celor colectate în staţiunea Frumuşica 6. Deci, pe acest loc a fost confirmată prezenţa unei staţiuni mezolitice. Dezgolirile depunerilor geologice din ruptura malului abrupt al râului ne indică aceeaşi stratigrafie, ca şi la staţiunea Frumuşica I. Câteva piese din silex au fost depistate de noi în nivelul B al solului de tip cernoziom, care atinge pe acest loc, in mediu, circa 0,5-0,7 m. Suprafaţa relativ plană a terenului nu a contribuit la spălări intense şi, posibil, nivelul ei de locuire s-a păstrat mai bine decât la staţiunea Frumuşica I. Rarele piese din silex se întâlnesc pe toată sprafaţa indicată şi noi considerăm că aici nu sunt două, ci o singură staţiune mezolitică, pentru care păstrăm denumirea Trifăneşti I.

Colecţia anterioară, culeasă în „ambele puncte”, numără 22 piese, printre care un nucleu, un gratoar arondat şi aşchii. În colecţia noastră sunt trei nuclee cvasiprismatice, 3 bucăţi de nuclee de aceleaşi forme, 22 lame şi lamele, aşchii şi 11 piese cu prelucrare secundară. Nucleele, lamele şi deşeurile, provenite în urma aşchierii, sunt asemănătoare cu cele de la staţiunea Frumuşica.

Numărul lor, relativ redus, nu permite nici o analiză mai detaliată, nici trasarea unor concluzii concrete, referitoare la tehnica şi procedeele de debitaj. Putem confirma prezenţa în acest loc a unui sit mezolitic.

Printre uneltele finite sunt 4 gratoare, 1 burin, 1 „segment de cerc” atipic, două lame cu scobituri laterale adiacente, lame cu retuşe marginale mărunte (fig. 10).

Gratoarele sunt reprezentate de două piese simple din lame (una cu retuşe laterale, alta – fără retuşe), de un gratoar lateral din aşchie şi de altul dintr-o aşchie masivă, posibil, modelată cu peduncul pentru înmănuşare în mâner (fig. 10,9). Burinul este de dimensiuni modeste şi se atribuie celor laterale pe troncatură retuşată (fig. 10,6).

Segmentul de cerc (fig. 10,1) este confecţionat din lamă, are un capăt uşor fracturat, latura de sus încovoiată şi retuşată cu retuşe semiabrupte. Dacă piesa poate fi


52

acceptată ca aplicaţie de tip zis „segment de cerc”, atunci doar convenţional. Oricum, prezenţa acestei piese încă nu poate fi considerată ca indicator al vârstei sitului7. Astfel, la Trifăneşti a fost depistată o colecţie modestă de silexuri de factură mezolitică. Observaţiile de teren efectuate în 2007 ne permit să presupunem că staţiunea poate fi cu perspectivă pentru studiile viitoare.

N. Chetraru (1969, 28; idem 1973, 149) menţionează două puncte, care au furnizat într-un caz „câteva fragmente de lame şi 13 aşchii acoperite cu patină albă”(Alexăndreuca III – Кетрару 1969, 28) şi „22 piese mărunte, fragmente din ele şi aşchii de factură mezolitică” (Alexăndreuca IV – Кетрару 1973, 149), în al doilea caz, care sunt indicate ca aflându-se „pe malul stâng la cotitura râului Căinari, între satele Alexăndreuca şi Sevirova”. Ambele au fost depistate de către V. Marchevici, odată cu staţiunea Frumuşica I şi aşezarea precucuteniană Alexăndreuca I (Ковален-ко, Бодян 2006, 198). În anul 2007, în malul stâng al râului, la cotitura amintită, unde în valea Căinarului cade dinspre est o vale cu pantele semiabrupte, a fost depistată o aşezare cucuteniană (fig. 5A,3). Pe promontoriul din partea dreaptă a văii amintite, afectat de o carieră pentru extragerea argilei, materiale arheologice nu au fost depistate.

Considerăm că este necesar ca punctele Alexăndreuca III şi IV să fie omise din repertoriul siturilor mezolitice. Consemnăm în acest context, că tot în acest an, pe un promontoriu ce cade domol spre cotitura râului dintre satele Trifăneşti şi cătunul situat mai în amonte pe valea râului de comuna Sevirova, pe malul stâng al râului, pe o suprafaţă de circa 150×200 m a fost depistată o mare aşezare pluristratigrafică [Sântana de Mureş-Černjachov (predominant), Cucuteni-Tripolie şi epoca bronzului(?)] (fig. 5A,6).

A. Černyš (1969; idem 1973) şi N. Chetraru (1973, 149) menţionează două puncte cu materiale mezolitice, situate în apropierea comunei Gura-Căinarului, dar în publicaţii nu sunt indicate nici coordonatele lor geografice, necesare pentru identificare, nici materialele depistate. În 1975 I. Borziac a încercat să identifice punctele amintite, însă n-a reuşit, astfel impunându-se noi cercetări de teren.

Discuţie şi unele concluziiAstfel, în valea râului Căinari, într-o zonă relativ

restrânsă, până în anul 2007 erau cunoscute 2 staţiuni

şi 6 puncte, care au furnizat materiale litice atribuite mezoliticului. Acum, se cunosc 3 staţiuni şi 4 puncte. La 2 puncte sunt necesare cercetări noi de teren pentru identificarea lor, iar alte două, probabil, pot fi omise din repertoriul siturilor mezolitice din Rep. Moldova. Toate 3 staţiuni necesită cercetări sistematice prin săpături.

Anterior, materialele staţiunii mezolitice Bulboci erau considerate ca unele dintre cele mai timpurii din Moldova. Tehnica de aşchiere din cadrul acestei industrii este încă relativ arhaică, iar în inventar doar un segment de cerc şi câteva gratoare laterale denotă „esenţa” ei mezolitică (Борзияк 2003; Covalenco, Chetraru 1999). Această „situaţie” tipologică este caracteristică şi pentru complexele incluse de A. Černyš în prima „treaptă” cronologică de evoluţie a mezoliticului din bazinul Nistrului (Черныш 1973; idem 1975), iar de I. Borziac şi V. Chirica în cadrul industriilor epipaleolitice din spaţiul cuprins între Carpaţii Orientali şi Nistru (Borziac, Chirica 2006)8. În complexele siturilor incluse de A. Černyš în această grupă, în faună este prezent renul. Amintim că şi în staţiunea Bulboci s-au depistat oase de ren. Posibil, staţiunea Bulboci de asemenea are o vârstă epipaleolitică. Dar, pentru confirmarea ori infirmarea acestei presupuneri este necesar de căpătat noi date referitoare la timpul de existenţă a staţiunii. Pentru obţinerea acestor date sunt necesare noi cercetări de teren, inclusiv, căpătarea datelor radiometrice exacte. Am menţionat că la această staţiune astfel de cercetări pot fi efectuate pe sectorul ei de sud.

Complexul staţiunii Frumuşica I, în opinia lui A. Černyš, încheia etapa de evoluţie a mezoliticului din zona Nistrului Mijlociu (Черныш 1975, 103). V. Marchevici considera că materialele staţiunilor treptei a 4-a evolutive a mezoliticului din valea Nistrului, inclusiv a staţiunii Frumuşica, definită de către A. Černyš, pot fi considerate ca bază genetică pentru „neoliticul aceramic” din staţiunile de lângă Soroca (Маркевич 1968, 128). Ulterior, această cronologie a materialelor staţiunii Frumuşica I a fost acceptată, cu unele rezerve, şi de către N. Chetraru9 (1974, 15) şi I. Borziac (1994, 28-29). La această opinie a aderat şi S. Covalenco, dar menţiona, că cele „10 criterii” de definire a industriilor mezolitice din valea Nistrului, trasate de către A. Černyš (Черныш 1973, 73), în mare măsură

7 O piesă similară a fost depistată în 1987 la staţiunea Bulboci, despre care am scris anterior.8 Spre deosebire de alţi cercetători (de exemplu, L. Zalizneac 1998, 127), noi considerăm că epipaleoliticul reprezintă etapele

finale ale paleoliticului superior, care au evoluţionat în timpul transformărilor esenţiale ale landşaftului, climei, florei şi faunei, ce au avut loc la etapa de tranziţie de la pleistocen la holocen, iar mezoliticul reprezintă continuarea evoluţiei epocii vechi a pietrei în holocen, până la infiltrarea în zonă a primelor comunităţi neolitice.

9 N. Chetraru n-a acceptat existenţa neoliticului „aceramic” din staţiunile bugo-nistrene de lângă Soroca, considerând materialele „neoliticului aceramic” evidenţiat de către V. Marchevici ca aparţinând mezoliticului (Кетрару 1973).


53

Fig. 5. A – planul schematic al amplasării staţiunilor mezolitice Frumuşica I şi Trifăneşti I şi al altor situri arheologice din valea r. Căinari, cercetate prin periegheze în anul 2007: 1- Frumuşica I; 2- aşezarea precucuteniană Alexăndreuca I; 3- aşezarea cucuteniană Alexantreuca II; 4-5- punctele Trifăneşti 1 şi II, unite de către noi în staţiunea mezolitică Trifăneşti I; 6- aşezarea pluristratigrafică Trifăneşti II. B – desenul stratigrafic schematic cumulativ al depunerilor de pe locul amplasării staţiunii Fru-muşica I (descrierea nivelelor litologice – în text). C – planul schematic al amplasării şantierului şi sondagelor din staţiunea Frumuşica I (după A. Černyš, 1975).


54

Fig. 6. Frumuşica I. Colecţia din 1957. 1-64 – piese din silex, descrierea – în text (după A. Černyš, 1975).


55

10 Conform datelor geologului I. Ivanova, începutul acumulării depunerilor din holocen în bazinul Nistrului Mijlociu a avut loc cu circa 8.500-8.000 ani BP (Иванова 1961), fapt care nu contrariază încadrarea noastră.

Fig. 7. Frumuşica I. Colecţia din anul 1975. 1-7 – nuclee.

sunt caracteristice şi pentru staţiunile etapei finale de evoluţie a paleoliticului superior din zona amintită – Raşcov VII şi Bol’šaja Akkarža (Коваленко 1990, 18-19). Noi vom completa că aceste criterii, practic, sunt valabile pentru majoritatea staţiunilor paleoliticului final şi epipaleoliticului din zona cuprinsă între Nistru şi Carpaţii Orientali (Borziac, Chirica 2006, 24-28).

La etapa actuală de cercetare, după publicarea integrală şi revizuirea culturală şi cronologică a materialelor staţiunii Beloles’e, a altor staţiuni, atribuite paleoliticului final din zona Nord-Pontică efectuată de către I. Sapožnikov (Сапожников 2003), cercetarea prin săpături şi publicarea staţiunii mezolitice tardive Sărăteni I (Covalenco, Chetraru 1996, 85-107), unele clarificări (încă preliminare) referitoare la planigrafia staţiunii mezolitice Mirnoe (Демиденко, Нужный

2005, 507-523), studiată şi pe larg publicată de către V. Stanko (Станко 1982), se poate de constatat că staţiunea Frumuşica I nu poate fi considerată drept una dintre cele mai târzii staţiuni din cadrul mezoliticului din zonă. Având în vedere raritatea relativă a pieselor de tip trapez din inventarul ei, lipsa gratoarelor unghiforme mărunte şi unele particularităţi ale tehnicii de percuţie, noi considerăm că face parte dintre cele mai timpurii staţiuni din cadrul culturii mezolitice Grebenniki (Ко-робкова 1957; Григорьева 1960; Станко 1982), în care fără îndoială poate fi încadrată. Din contră, în viziunea noastră, materialele ei marchează primele apariţii în zona Carpato-Nistreană a comunităţilor mezolitice veritabile, care au evoluat în holocen10. Materialele staţiunii Erbiceni, nivelului mezolitic de la staţiunea Ripiceni Izvor (Păunescu 1999), altor staţiuni


56

Fig. 8. Frumuşica I. Colecţia din anul 1975. 1-29 – piese din silex, descrierea – în text.


57

Fig. 9. Frumuşica I. Colecţia din anul 2007. 1-23 – piese din silex; 24 – percutor din gresie. Descrierea – în text.


58

de tip Grebenniki din zonă, şi în final, posibil, cele de la Sărăteni reprezintă etape evolutive mai târzii ale acestei culturi. La cultura Grebenniki, în opinia noastră, se referă şi materialele staţiunii Badragii Vechi. Cele 4 aplicaţii pentru uneltele compozite, determinate de către N. Chetraru şi S. Covalenco în calitate de „segmente de tip Kukrek”, desigur ridică unele probleme, referitoare la interferenţele culturale între culturile Grebenniki şi Kukrek, dar ele acum rămân în afara abordării noastre. De asemenea, noi considerăm că mezoliticul de tip Grebenniki, inclusiv şi cel depistat în staţiunea Frumuşica I, nu are o provenienţă locală cum se considera anterior (Черныш 1973; idem 1975; Стан-ко 1982). Probabil, comunităţile ce posedau industrii mezolitice de tip Kukrek au pătruns în zona stepelor Nord-Pontice, inclusiv în spaţiul Carpato-Nistrean dinspre sud, din zona sud-estică a Europei Centrale, unde anterior, posibil, ori că s-au format, având geneza în industriile de tip Clisura (Kozlowski 1977, 473-481), ori au pătruns deja constituite din Orientul Apropiat. Nu este exclus că în mişcarea spre nord-vest clisurianul a generat industriile de tip Clemente şi Cuina Turcului, în continuare – a celor de tipul Schela Cladovei (Boroneanţ 2000), iar spre est, la finalul epocii vechi a pietrei, a generat cultura Grebenniki. În opinia unor cercetători

(Бибиков, Станко, Коен 1994), nici cultura Kukrek nu are origini din stepele Nord-Pontice11. Dar aceste presupuneri şi opinii referitoare la originea şi evoluţia culturilor veritabile mezolitice din zona Nord-Pontică necesită o demonstrare suplimentară, aparte, moment care nu ţine de obiectivul prezentei lucrări. Posibil, cele relatate mai sus se referă şi la materialele staţiunii Trifăneşti I, care a furnizat prea puţine materiale pentru o încadrare mai sigură.

Mai complicată este situaţia cu determinarea apartenenţei culturale a industriei staţiunii Bulboci. După cum am menţionat, în staţiune, ca şi la Trifăneşti I, a fost depistat un segment de cerc atipic. Segmentele de cerc, în opinia unor cercetători, în cadrul staţiunilor mezolitice din Europa de Est sunt caracteristice pentru complexele timpurii ale acestei epoci (Формо-зов 1970; idem 1973). În opinia noastră, materialele acestei staţiuni reflectă pătrunderea în zonă a unui grup de vânători din epipaleolitic, tot aşa ca şi materialele de la Taxobeni şi Harasca, unde de asemenea au fost depistate astfel de piese (Borziac 1982). Aceasta nu se referă la siturile culturii aurignaciene Prut, în industriile cărora au fost depistate segmente de cerc (Borziac, Chirica, Văleanu 2006).

11 În această publicaţie V. Stanko cedează poziţiile anterioare, referitoare la geneza culturilor mezolitice Grebenniki şi Kukrek. Dar această revizie a opiniilor, expuse anterior singular (Станко 1977), este caracteristică pentru poziţiile, expuse de unii autori, fără specificare, în monografiile ori articolele colective.

Fig. 10. Trifăneşti I. 1-17 – piese din silex. Descrierea – în text (desenele din articol – de I. Borziac).


59

BibliografieBoroneanţ 2000: V. Boroneanţ, Paleolithique superiéur et epipaléolithique dans la zone de Portes de Fier (Bucureşti 2000).Borziac 1994: I. Borziac, Paleoliticul şi mezoliticul în spaţiul dintre Nistru şi Prut (Republica Moldova). TD XV, 1-2, 1994,

19–39.Borziac 1996: I. Borziac, Începuturile istoriei Moldovei (Chişinău 1996).Borziac, Chirica 2006: I. Borziac, V. Chirica, Consideraţii referitoare la evoluţia paleoliticului final şi epipaleoliticului în

spaţiul dintre Nistru şi Carpaţii Orientali (aspecte paleoecologice şi tehnico-tipologice). Revista Arheologică, SN, vol. II, nr. 1-2 (Chişinău 2006), 5–35.

Borziac, Burlacu 2007: I. Borziac, V. Burlacu, Episodul sviderian în epipaleoliticul Carpato-Nistrean. Tyragetia, SN, vol. I [XVI], nr. 1 (Chişinău 2007), 147–160.

Borziac, Chirica, Văleanu 2006: I. Borziac, V. Chirica, M-C. Văleanu, Culture et sociétés pendant le Paléolithique supérieur a travers l’éspace Carpato-Dnestreen (Chişinău 2006).

Brudiu 1974: M. Brudiu, Paleoliticul şi epipaleoliticul din Moldova (Bucureşti 1974).Chetraru, Covalenco 1999: N. Chetraru, S. Covalenco, Badragii Vechi – complex mezolitic de tip Kukrek din regiunea

Prutului de Mijloc. Tyragetia VIII (Chişinău 1999), 23–28.Cârciumaru 2000: M. Cârciumaru, Tehnologia şi tipologia preistorică (Târgovişte 2000).Covalenco, Chetraru 1996: S. Covalenco, N. Chetraru, Aşezarea mezolitică de la Sărăteni. Tyragetia III (Chişinău 1996),

85–106.Covalenco, Chetraru 1999: S.Covalenco, N. Chetraru, Bazele tipologice de individualizare a complexelor mezolitice din

Moldova. Tyragetia VIII (Chişinău 1999), 15–22.Kozlowski 1977: J. Kozlowski, La fin des temps glaciares dans la Bassin du Danube Moyen et Inferieur. Colloque Internaţional

du CNRS (Bordeaux 1977), 473–481.Păunescu 1998: A. Păunescu, Paleoliticul şi mezoliticul din Moldova cuprins între Carpaţi şi Siret (Bucureşti 1998).Păunescu 1999: A. Păunescu, Paleoliticul şi mezoliticul din Moldova cuprins între Siret şi Prut (Bucureşti 1999).Бибиков, Станко, Коен 1994: С.Н. Бибиков, В.Н. Станко, В.Ю. Коен, Финальный палеолит и мезолит Горного Крыма

(Одесса 1994).Борзияк 1974: И.А. Борзияк, Мезолитическая стоянка Болбочи в бассейне р. Реут. В сб.: АИМ в 1973 гг. (Кишинëв

1974), 31–40.Борзияк 1982: И.А. Борзияк, Новые мезолитические стоянки на левобережье Прута. В сб.: АИМ в 1977-1978 гг.

(Кишинëв 1982), 86–92.Борзияк 2001: И.А. Борзияк, Мезолит Молдовы. Общий обзор. В сб.: ДСПК, вып. IX (Запорожье 2001), 73–86.Верина 1957: В.Н. Верина, Геоморфологический обзор бассейна реки Реут. В сб.: Учëные записки Тираспольского

Пединститута, вып. 4 (Кишинëв 1957), 25–55.Григорьева 1960: Г.В. Григорьева, Новые данные о тарденуазской стоянки Гребенники в Нижнем Приднестровье. В

сб.: ЗОАО, т. 1 (Одесса 1960), 24–29.Давид 1980: А.И. Давид, Териофауна плейстоцена Молдавии (Кишинëв 1980).Демиденко, Нужный 2005: Ю.Э. Демиденко, Д.Ю. Нужный, Проблема верхнего палеолита Северного Причерномо-

рья и книга И.В. Сапожникова «Большая Аккаржа. Хозяйство и культура позднего палеолита степей Украины». Stratum рlus 1, 2005, 507–524.

Залiзняк 1998: Л.Л. Залiзняк, Предiстория Украинi, X-V тiс. до н.е. (Киев 1998), 86–90, 138–140.Иванова 1961: И.К. Иванова, Геология и фауна палеолита и неолита на Днестре. В сб.: Доклады советских геологов

к VI Конгрессу INQUA (Москва 1961), 167–169.Кетрару 1963: Н.А. Кетрару, Первоначальное заселение человеком долины р. Реут. В сб.: Труды III конференции

молодых ученых Молдавии (Кишинëв 1963), 16.Кетрару 1969: Н.А. Кетрару, Палеолитические и мезолитические местонахождения в бассейне р. Реут. В сб.: Антро-

поген Молдавии (Кишинëв 1969), 24–83.Кетрару 1973: Н.А. Кетрару, Памятники эпох палеолита и мезолита. АКМ, вып. 1 (Кишинëв 1973), 143–159.Кетрару 1974: Н.А. Кетрару, Памятники эпох палеолита и мезолита Молдавии. Автореф. дисс. ... канд. ист. наук

(Ленинград 1974).Коваленко 1990: С.И. Коваленко, Мезолитические памятники Северной Молдавии. В сб.: В.А. Дергачëв (отв.ред.),

Археологические исследования молодых учëных Молдавии (Кишинëв 1990), 9–25.Коваленко, Бодян 2006: С.И. Коваленко, С.Д. Бодян, Кремнëвый инвентарь раннетрипольского поселения Алексан-

дровка I. Revista Arheologică, SN, vol. II, nr. 1-2 (Chişinău 2006), 198–213.Коробкова 1957: Г.Ф. Коробкова, Тарденуазская стоянка Гребенники в Нижнем Поднестровье. КСИИМК 67, 1957,

59–62.


60

Сапожников 2003: И.В. Сапожников, Большая Аккаржа. Хозяйство и культура позднего палеолита cтепной Украины (Киев 2003).

Станко 1977: В.Н. Станко, Основные особенности и хронология памятников мезолита Северного Причерноморья. КСИА 151, 1977, 49–53.

Станко 1982: В.Н. Станко, Мирное. Проблема мезолита степей Северного Причерноморья (Киев 1982).Станко 1986: В.Н. Станко, К проблеме сложения гребениковской культуры. В сб.: Исследования по археологии

Северо-Западного Причерноморья (Киев 1986), 13–26.Телегин 1966: Д.Я. Телегин, Мезолит Левобережной Украины и его место в сложении днепровско-донецкой культу-

ры. МИА 126, 1966, 99–107.Формозов 1970: А.А. Формозов, Периодизация мезолитических стоянок Европейской части СССР. СА 2, 1970, 168–

174.Формозов 1973: А.А. Формозов, Распространение сегментов и трапеций в каменном веке Европейской части СССР.

СА 1, 1973, 235–239.Черныш 1959: А.П. Черныш, Поздний палеолит Среднего Приднестровья. ТКИЧП, вып. XV (Москва 1959).Черныш 1973: А.П. Черныш, Палеолит и мезолит Приднестровья. Карты и каталог местонахождений (Москва

1973).Чернiш 1975: О.П. Чернiш, Стародавне населення Поднiстровья в добу мезолиту (Киïв 1975).

Ilie Borziac, doctor în istorie, Universitatea Liberă Internaţională din Moldova, str. Vlaicu-Pârcălab, 52, MD-2012, Chişinău, Republica Moldova; e-mail: paleostard @ mail.ru

Vitalie Burlacu, Centrul de Arheologie, Institutul Patrimoniului Cultural al AŞM, bd. Ştefan cel Mare, 1, MD-2001, Chişinău, Republica Moldova.

Ion Vartic, student, Universitatea de Stat din Moldova, Facultatea de Istorie şi Filosofie, str. A. Mateevici 60, MD-2009, Chişinău, Republica Moldova.


COMPLEXE FUNERARE TUMULARE DIN ZONA PRUTULUI INFERIOR

Serghei AGULNICOV, Ion URSU, Chişinău

În anii 1990-1991, IAIV al AŞM a organizat expediţia arheologică de salvare a monumentelor din zona de construcţii în raionul Cahul. Au fost investigaţi 17 tumuli datînd din diferite epoci. În articolul de faţă sînt publicate rezultatele cercetării a trei tumuli din preajma satului Vadul lui Isac şi un tumul din apropierea comunei Manta. În movile au fost descoperite 24 de morminte, dintre care cele mai timpurii aparţin culturii Jamnaja, purtătorii căreia au înălţat movilele de la Vadul lui Isac (nr. 1-3). Tumulul 3 de la Manta a fost ridicat deasupra unui mormînt din cultura Mnogovalikovaja. În toţi tumulii au fost efectuate înmormîntări secundare ce aparţin sarmaţilor şi nomazilor din secolele X-XIV.

Курганные погребальные комплексы на Нижнем Пруте. В 1990-1991 гг. Кагульская новостроечная археологическая экспедиция ИАДИ АНМ проводила спасательные археологические раскопки в зоне строительства Кагульской оросительной системы. В результате раскопок было исследовано 17 курганов различных культурно-исторических эпох. В данной статье публикуются материалы раскопок трёх курганов у с. Вадул луй Исак и одного кургана у с. Манта, в которых выявлено 24 захоронения. Наиболее ранними являлись погребения ямной культуры, с которыми было связано сооружение трёх курганов у с. Вадул луй Исак (№ 1-3). Курган 3 у с. Манта был сооружён носителями культуры многоваликовой керамики. Впускными в насыпи являлись сарматские погребения в курганах у с. Вадул луй Исак. Во всех четырёх курганах имелись впускные средневековые захоронения кочевников, датирующиеся X-XIV вв.

Funeral tumulus complexes from the Lower Prut Area. The Archaeological Institute of the Academy of Sciences of Moldova has organized the rescue archaeological excavations in the Cahul irrigation system during the field seasons 1990-1991. Seventeen tumuli belonging to various cultural-historical epochs were discovered and explored during the field research. The present paper contains description of three tumuli from the outskirts of Vadul Lui Isaac village and another tumulus near Manta village that contained altogether twenty four burials. The most ancient burials of tumuli near Vadul Lui Isaac belong to the Pit-grave Culture. The tumulus 3 near Manta was crected by the Mnogovalicovaia ceramics culture bearers. The tumuli near Vadul Lui Isaac contained also secondary Sarmatian burials. The secondary burials of Medieval nomades were unearthed from all of the studied tumuli.

Key words: North-West Pontus, Lower Prut Basin, Bronze Age, burials, Pit-grave Culture, Mnogovalicovaia ceramics cultur, Sarmatians cultur, medieval nomades

Expediţiile arheologice de salvare de la începutul anilor ‘90 ai secolului trecut, organizate de IAIV al AŞM în zona Prutului Inferior, mărginită la est de rîu-leţul Cahul, au avut ca rezultat identificarea a peste 30 de tumuli. Prin săpături sistematice au fost investiga-te 17 movile, situate pe teritoriul localităţilor Manta, Crihana Veche, Vadul lui Isac şi Găvănoasa. În acest articol sînt prezentate rezultatele cercetării tumulilor din apropierea satului Vadul lui Isac şi a tumulului 3 din zona comunei Manta (Агульников 1991) (Fig. 1). Tumulii 1, 2 şi 4, din ultima localitate, au fost ana-lizaţi în alte publicaţii (Агульников 1993, 115-120,

Agulnicov 1998, 259-260), aceştia fiind ridicaţi în perioada scitică; tumulul 1 conţinea două morminte aparţinînd culturii scitice; în tumulul 2 se afla doar mormîntul de bază, iar tumulul 3, pe lîngă mormîntul scitic principal, conţinea şi un mormînt secundar din perioada evului mediu timpuriu.

Grupul format din trei movile, de la Vadul lui Isac, era situat la 4 km E de localitate şi la 2,5 km V de crîngul de pădure ce aparţine comunei Flămînda. Tu-mulul 1 se afla la distanţa de 2 km N de tumulii 2 şi 3 care erau amplasaţi la 0,2-0,4 km N de Valul lui Traian de Jos.


62

Tumulul 1 (Vadul lui Isac)Avea înălţimea de 1,5 m de la nivelul stratului steril,

de la nivelul antic de călcare aceasta fiind de 1,2 m, iar de la nivelul actual 1 m, diametrul fiind de 40 m (fig. 2,1). În tumul au fost descoperite şapte morminte. Prima manta a tumulului a fost înălţată peste mormintele 2 şi 7 din cultura Jamnaja, diametrul acesteia fiind de 16 m. A doua manta, secundară, cu diametrul de 34 m, a fost ri-dicată deasupra mormîntului 4 ce aparţine culturii Mno-govalikovaja; solul lutos, excavat din acest mormînt, acoperea prima manta. Mormîntul 3, atribuit culturii sar-matice şi mormintele 1, 5 şi 6 din perioada evului mediu au fost plasate în tumul mult mai tîrziu (fig. 1).

Mormîntul 1 (migrator medieval) (fig. 3,1) se afla în partea de SV a tumulului, la distanţa de 2,5 m (195°) de reper, la adîncimea de 0,5 m. Groapa sepulcrală avea formă oval-alungită, cu dimensiunile de 1,85×0,55×0,3 m, adîncimea de 0,4 m şi orientarea VNV-ESE. De-functul zăcea în poziţie întinsă, pe spate, cu capul la VNV şi craniul înclinat spre dreapta. Braţul drept era întins în lungul corpului, iar cel stîng uşor îndoit din cot, picioarele fiind drepte. Fără inventar.

Mormîntul 2 (cultura Jamnaja) (fig. 3,2) a fost în-registrat în sectorul de NV al tumulului, la distanţa de 2,6 m (240º) de reper şi adîncimea de 1,65 m. Groapa sepulcrală avea formă dreptunghiulară cu colţurile ro-tunjite şi orientarea pe direcţia ENE-VSV. Dimensiu-nile constituiau 0,85×0,65 m şi adîncimea 0,5 m de la nivelul de identificare. Din groapa mormîntului a fost excavat solul argilos aruncat în partea de SV a gropii formînd un semicerc cu diametrul de 3 m. În partea de NE a camerei mortuare, la distanţa de 0,3-0,5 m, au fost descoperite două bîrne de la copertina mormîntu-lui, cu dimensiunile de 1,5×0,5 m şi 1×0,2 m. Butucii erau unşi cu argilă de culoare albă. Defunctul avea ca-pul orientat spre NE. Din oasele scheletului s-au păs-trat doar craniul care aparţinea unui copil şi cîteva oase lungi. Craniul era vopsit cu ocru roşu aprins. Fundul gropii era acoperit de un strat de putregai de culoare brună. Inventar nu avea.

Mormîntul 3 (cultura sarmatică) (fig. 3,3) a fost des-coperit în partea de SV a tumulului, la distanţa de 8 m (190º) de reper şi adîncimea de 1,5 m. Groapa se-pulcrală, de formă trapezoidală cu colţurile rotunjite, avea dimensiunile de 2,14×1×0,6 m şi orientarea NNE-SSV, adîncimea de la nivelul de fixare fiind de 0,3 m. Defunctul zăcea întins pe spate cu capul orientat spre NNE, craniul fiind înclinat spre ESE. După amplasarea oaselor umărului drept, s-a putut constata că braţul era întins în lungul corpului, oasele palmei fiind deplasate de către rozătoare în regiunea gambelor.

Inventar: 1. În dreapta craniului, la distanţa de 0,09 m se afla un cercel din bronz de formă circulară, reali-

zat dintr-un fir cu un capăt îndoit sub forma unui cîrlig, iar celălalt modelat în formă de buclă. Diametrul cerce-lului constituia 2 cm (fig. 3,5); 2. Sub craniu a fost găsit un fragment de cercel din bronz de formă circulară, cu diametrul de 2 cm (fig. 3,5); 3. În zona cutiei toracice a fost desoperită o salbă alcătuită din nouă mărgele lu-crate din pastă sticloasă; o mărgică era de formă bico-nică de culoare neagră, decorată cu o bandă de culoare galbenă, diametrul piesei fiind de 1 cm; două mărgele aveau formă de bobină cu orificiul cilindric; trei erau de formă ovală aplatisată cu dimensiunile de 0,9×1 cm şi 0,6×0,5 cm; forma de butoiaş alungit o aveau trei din cele nouă mărgele (fig. 3,8); 4. Din regiunea inferi-oară a gambelor au fost recuperate mai multe mărgele mărunte din sticlă de culoare turcoaz, cu diametrul de 0,3-0,5 cm (fig. 3,7); 5. Lîngă piciorul stîng, în apropi-erea tibiei, se afla o oală de lut lucrată cu mîna, avînd buza ruptă din vechime. Înălţimea vasului constituia 5,6 cm, diametrul corpului 6 cm, diametrul fundului 3,3 cm (fig. 3,4); 6. La distanţa de 0,08 cm de tibia stîngă a fost găsită o fusaiolă bitronconică cu una din baze concavă, lucrată din pastă de culoare brun-închisă cu adaos de şamotă. Dimensiunile: înălţimea 3 cm, dia-metrul maxim 3,5 cm, diametrul bazei 2 cm, diametrul orificiului 0,5 cm (fig. 3,6).

Mormîntul 4 (cultura Mnogovalikovaja) (fig. 3,9) era situat în partea de NE a tumulului la distanţa de 8,2 m (15º) de reper şi adîncimea de 1,65 m. În ju-rul gropii au fost observate urme de sol galben depus în formă de două semicercuri cu diametrul de 5,5 m. Groapa funerară avea formă ovală şi era orientată pe axa VNV-ESE, dimensiunile ei fiind de 2×1,8 m, iar adîncimea de 1,6 m. În partea dreaptă a fost cruţată o treaptă, lată de 0,35 m şi înaltă de 0,15 m, sub care era săpată o nişă puţin adîncă cu lăţimea de 0,2 m. Pe latura estică, groapa prezenta o nişă cu lăţimea de 0,18 m. Defunctul fusese depus în poziţie chircită pe partea stîngă, capul fiind orientat spre NV, cu faţa îndreptată spre E. Braţul stîng era îndoit cu palma adusă spre cra-niu; braţul drept la fel era îndoit şi plasat perpendicular pe cel stîng. Picioarele erau puternic îndoite şi arcuite spre stînga. Sub schelet s-au observat urme de putregai de culoare cafenie.

Inventar: 1. Pe treaptă, la distanţa de 0,2 m de defunct, se afla un topor fragmentar de piatră de culoare cafeniu-verzue. Orificiul, executat prin sfredelire, avea diametrul de 2,5 cm. Lungimea toporului era de 6,5 cm (fig. 3,10).

Mormîntul 5 (nomad turanic) (fig. 2,2) a fost depis-tat la distanţa de 1 m spre N (0°) de reper, la adînci-mea de 0,7 m. Groapa, de formă ovală, avea orienta-rea VNV-ESE. Dimensiunile gropii erau de 2,05×0,6 m, adîncimea de la nivelul depistării fiind de 0,45 m. Defunctul avea poziţia în decubit dorsal cu capul spre

Serghei Agulnicov, Ion Ursu

63

Fig. 1. Poziţia geografică şi topografică tumulilor din microzonă localităţilor Vadul lui Isac şi Manta.

Complexe funerare tumulare din zona Prutului Inferior

64

VNV. Craniul era aşezat pe ceafă şi uşor înclinat spre stînga. Braţul drept era întins, cu palma sub bazin, iar cel stîng uşor îndoit din cot şi aşezat pe abdomen; ge-nunchii erau îndoiţi spre dreapta.

În stînga craniului uman a fost găsit craniul unui cal. În apropierea călcîiului stîng s-au descoperit pa-tru astragale de cal, iar lîngă piciorul drept o copită. Sub oasele scheletului şi pe întreaga suprafaţă a gropii aşternutul vegetal a lăsat urme de putregai de culoare cafeniu-deschisă.

Inventar: 1. În regiunea antebraţului stîng a fost re-cuperat un pandantiv-clopoţel de bronz cu inel de prin-dere în partea superioară. Avea forma uşor bitronconică rotunjită. Partea inferioară era alcătuită din patru petale triunghiulare, cu vîrfurile aduse spre centru, închizînd astfel spaţiul unde, probabil, se afla o bilă. Petalele erau decorate cu linii incizate; dimensiuni: 1,8×1,3 cm (fig. 2,3); 2. Lîngă craniul calului a fost găsită o zăbală frag-mentară lucrată dintr-o singură tijă din fier; pe unul din fragmente s-a păstrat inelul mobil, iar pe alt fragment o parte din inelul fix din capătul tujei. Diametrul inelului mobil este de 5 cm, iar al celui fix de 1,5 cm; lungimea tijei păstrate este de 9,5 cm (fig. 2,4).

Mormîntul 6 (nomad tîrziu) (fig. 2,5) a fost descoperit în zona de SE a tumulului, la distanţa de 6,5 m de reper (165°) şi adîncimea de 0,65 m. Conturul mormîntului (si-tuat în mantaua tumulului) nu a putut fi sesizat. Defunctul era întins pe spate, avînd capul orientat spre VNV; craniul era cu faţa îndreptată spre S. Braţele erau aşezate în lungul corpului, uşor îndoite din cot, dreptul avînd palma sub ba-zin, iar stîngul pe oasele bazinului. Picioarele erau întinse şi uşor îndoite spre S. Sub oasele scheletului se afla un strat de putregai de culoare cafenie. Inventarul lipsea.

Mormîntul 7 (cultura Jamnaja, principal) (fig. 2,6) a fost descoperit la distanţa de 2,3 m (120º) N de reper, la adîncimea de 1,5 m. Pămîntul galben, rezultat din săparea gropii, a fost aruncat în jurul acesteia în for-mă de două semicercuri, cu diametrul de 5 m şi grosi-mea de 0,25 m. Groapa sepulcrală, de formă ovală, era orientată NNE-SSV. Dimensiunile gropii constituiau 1,88×0,94 m, adîncimea 0,5 m. Mormîntul a fost jefuit din vechime. Umplutura gropii era formată din cerno-ziom în care s-au găsit resturi de oase umane. Pe fundul camerei a rămas doar craniul care avea urme eviden-te de ocru şi urme de putregai cafeniu. De asemenea, în umplutură a fost găsit un fragment de vas ceramic lucrat cu mîna din pastă cu şamotă în compoziţie, de culoare brună la exterior şi neagră în spărtură.

Tumulul 2 (Vadul lui Isac)Tumulul avea înălţimea de 1,7 m de la nivelul stratului

steril, 1,3 m de la nivelul antic şi 1,1 m de la nivelul actu-al de călcare. Diametrul la bază constituia 44 m (fig. 4).

Tumulul conţinea şase morminte. Prima movilă a fost ri-dicată deasupra mormîntului culturii Jamnaja şi avea di-ametrul de 22,1 m. În aceasta, ulterior, a fost săpat mor-mîntul 4 atribuit culturii Mnogovalikovaja, peste care a fost înălţată o nouă movilă cu diametrul de 27,5 m. A treia manta, cu diametrul de 30 m, se datorează mormîn-tului 5 aparţinînd culturii Mnogovalikovaja. Mormintele 1, 3 şi 6 au fost plasate în tumul mai tîrziu şi sînt atribuite sarmaţilor şi migratorilor din perioada medievală.

Mormîntul 1 (călăreţ turanic) (fig. 5,1) a fost des-coperit în partea de SV a tumulului, la distanţa de 10 m (200°) de reper şi la adîncimea de 0,5 m. Defunctul era aşezat în decubit dorsal, cu capul spre V. Groapa mormîntului nu a putut fi surprinsă. Craniul avea faţa întoarsă spre S. Braţul drept era aşezat pe bazin, cu pal-ma sprijinită pe femurul drept; braţul stîng avea palma depusă pe iliacul stîng. Picioarele erau uşor îndoite din genunchi şi înclinate spre dreapta. Fără inventar.

Mormîntul 2 (cultura Jamnaja, principal) (fig. 5,2) se afla în centrul tumulului, la distanţa de 1 m S de reper. Mormîntului îi aparţin movilele de argilă ce se aflau în jurul gropii în formă de două semicercuri cu diametrul de 11,5 m. La nivelul antic de călcare came-ra mortuară era acoperită de 12 bîrne cu dimensiunile de 0,2-0,25×4 m. Sub butuci au fost observate urmele unei rogojini cu dimensiunile de 5×4,4 m, care servea drept acoperămînt. Camera sepulcrală avea formă ova-lă, orientată V-E. Dimensiuni: 2,6×1,8 m, adîncimea 1 m. Mormîntul a fost distrus din vechime. Umplutura gropii era formată din cernoziom, în care s-au găsit fragmente de oase umane. Scheletul nu s-a păstrat, pe fundul gropii aflînduse doar unele rămăşiţe separate de oase cu urme de ocru pe ele. În colţul de SV a fost înregistrată o groapă cu adîncimea de 0,7-0,6 m de la nivelul bazei mormîntului.

Mormîntul 3 (cultura sarmatică) (fig. 5,4) a fost în-registrat în sectorul de NE al tumulului, la distanţa de 3,2 m (75º) de reper, la adîncimea de 0,7 m. Groapa funerară avea formă dreptunghiulară cu dimensiunile de 2×0,68 m, adîncimea fiind de 0,2 m şi orientarea N-S. Mormîntul a fost răvăşit din vechime. În umplu-tură se aflau resturi de amfore romane, oase umane şi de animale.

Mormîntul 4 (cultura Mnogovalikovaja) (fig. 5,7) se afla în partea de NE de reper, la distanţa de 5,8 m (13º). Groapa sepulcrală avea formă ovală cu orientarea N-S. Mormîntul a fost înconjurat de solul argilos aruncat lîngă groapă, formînd un semicerc cu diametrul de 4,5 m. Dimensiunile gropii în partea superioară constituiau 1,7×1,1 m, adîncimea fiind de 1,25 m. Pe latura estică, la adîncimea de 1 m a fost cruţată o treaptă lată de 0,55-0,27 m. În partea de V a fost săpată o nişă cu lăţimea de 0,57 m şi lungimea de 1,8 m. Defunctul a fost plasat pe


65

Fig. 2. Vadul lui Isac. Planul şi profilul tumulului 1 (1); mormîntul 5 (2); pandantiv-clopoţel din mormîntul 5 (3); zăbală din mormîntul 5 (4); mormîntul 6 (5); mormîntul 7 (6).


66

partea stîngă în poziţie chircită, cu capul spre N. De la braţe s-au păstrat doar oasele umerilor. Oasele palmei au fost deplasate de rozătoare. Picioarele erau puternic îndoite din genunchi spre stînga. Sub schelet s-au ob-servat urme de putregai de culoare brun-închisă.

Inventar: 1. În stînga craniului a fost găsită o catara-mă circulară convexă din os prevăzută cu două orificii. Diametrul cataramei era de 4 cm, diametrul orificiului mare 1,5 cm, iar al celui mic de 0,5 cm (fig. 5,6); 2. Lîngă umărul stîng a fost găsită o piatră-amuletă lus-truită de formă rotunjită, străpunsă de două găuri cu dimensiuni egale. Diametrul obiectului era de 1,7 cm, diametrul găurilor 0,3 cm (fig. 5,5).

Mormîntul 5 (cultura Mnogovalikovaja) (fig. 5,3) a fost înregistrat în sectorul de NE al tumulului, la dis-tanţa de 11 m (17º) de reper, la adîncimea de 1,45 m. Groapa sepulcrală de formă ovală era orientată NE-SV. Argila din groapă a fost depusă alături, în semicerc, acoperind solul scos din mormîntul 4. Dimensiunile gropii erau de 2×1,6 m, iar adîncimea de 1,1 m. De-functul zăcea în poziţie chircită pe partea stîngă. Sub schelet s-au observat urme de putregai de lemn de cu-loare brun-închisă. Fără inventar.

Mormîntul 6 (nedeterminat) (fig. 5,8) a fost identifi-cat în sectorul de NV al tumulului, la distanţa de 11,6 m (272º) de reper şi la adîncimea de 1,38 m. Groapa avea formă dreptunghiular-neregulată, orientată V-E. Dimensiunile gropii erau de 1,6×0,65 m, adîncimea fi-ind de 0,15 m. În partea estică a gropii a fost săpată o nişă cu adîncimea de 0,35 m, aceasta fiind umplută cu cenuşă şi cărbuni. Inventarul lipseşte.

Tumulul 3 (Vadul lui Isac)Tumulul avea înălţimea de 1,2 m de la nivelul stratu-

lui steril, 1 m de la nivelul antic de călcare şi 0,8 m de la nivelul actual de călcare, diametrul bazei atingînd 38 m. Aici au fost descoperite şapte morminte (fig. 6). Tu-mulul este legat de perioada culturii Jamnaja şi a fost înălţat deasupra mormîntului 4, mormintele secundare 1, 3, 5, 6 şi 7 aparţinînd aceleiaşi culturi. Este posibil ca mormîntul 7, alături de care a fost depus solul argilos, plasat în formă de semicerc cu raza de 6 m, să con-stituie mormîntul principal pentru mantaua secundară, marginile căreia au fost afectate de lucrările agricole. Mormintele 1, 3, 5, 6 şi 7 pot fi datate în perioada tîrzie a culturii Jamnaja, pentru care este caracteristică pozi-ţia chircită a defunctului, pe partea dreaptă sau stîngă. Mormîntul secundar 2 este datat în perioada medievală timpurie şi atribuit unui nomad turanic.

Mormîntul 1 (perioada tîrzie a culturii Jamnaja) (fig. 7,5) a fost identificat în partea de NV a tumulului, la distanţa de 8 m (340º) de reper şi la adîncimea de 0,45 m. Conturul gropii funerare nu a fost stabilit. Defunctul

era aşezat în poziţie chircită pe stînga, cu capul spre ESE. Braţul drept era întins spre genunchi, iar stîngul lipsea. Pe oasele craniului şi bazinului s-au observat urme de ocru. Mormîntul nu avea inventar.

Mormîntul 2 (nomad medieval) (fig. 7, 4) se afla în partea de SV a tumulului, la distanţa de 1 m (235°) de reper, la adîncimea de 0,5 m. Groapa, de forma ovală, cu dimensiunile de 1,7×0,5 m şi adîncimea 0,3 m, avea orientarea pe linia V-E. Defunctul zăcea în poziţie întin-să pe spate, cu capul la V. Craniul era întors spre stînga. Mîinile erau plasate în lungul corpului, dreapta avînd palma sub bazin; picioarele erau întinse şi apropiate.

Inventar: Lîngă femurul drept, în apropiere de ge-nunchi au fost recuperate două astragale de cabalină.

Mormîntul 3 (cultura Jamnaja) (fig. 7,3) a fost înre-gistrat în partea de NV a tumulului, la distanţa de 2,5 m (302º) de reper şi adîncimea de 1,2 m. Camera mortua-ră avea formă dreptunghiulară şi orientarea pe axa E-V. Dimensiunile gropii erau de 1,4×0,9 m, iar adîncimea de 0,4 m. Defunctul zăcea în poziţie chircită înclinat spre dreapta, cu capul spre E. Scheletul a fost deranjat de rozătoare. S-au păstrat doar craniul, vopsit cu ocru, şi oasele membrelor, care prezentau un grad mediu de chircire. Pe fundul gropii au fost observate urme de pu-tregai de culoare brun-închisă, pe alocuri urme de ocru şi cretă. Inventar nu a fost găsit.

Mormîntul 4 (cultura Jamnaja, principal) (fig. 7,7) a fost descoperit în centrul tumulului, la distanţa de 1 m (230º) SV de reper, la adîncimea de 0,9 m. Mormîn-tului îi aparţine solul argilos depus pe marginea gropii, în formă de două semicercuri, cu diametrul de 6,5 m. Groapa sepulcrală avea formă dreptunghiulară cu col-ţurile rotunjite şi orientarea E-V. Dimensiunile acesteia constituiau 1,86×1,2 m, adîncimea de la nivelul de fixa-re fiind de 0,85 m. Mormîntul a fost jefuit din vechime. Umplutura gropii era alcătuită din cernoziom. Scheletul prezenta o stare precară de conservare; pe fundul gro-pii se aflau doar unele oase răzleţe cu urme evidente de ocru roşu-aprins. Mormîntul nu avea inventar.

Mormîntul 5 (cultura Jamnaja) (fig. 7,6) a fost de-pistat în sectorul de NE al tumulului, la distanţa de 3,7 m (55º) de reper, la adîncimea de 1,36 m. Camera mortuară avea formă trapezoidală, cu dimensiunile de 1,93×1,5×1,23 m, fiind orientată NV-SE. Adîncimea de la nivelul de fixare era de 0,7 m. Defunctul zăcea în poziţie chircită, pe spate, cu capul spre SE. Craniul era cu faţa în sus şi mişcat uşor spre umărul drept. Ambele braţe erau îndoite şi aveau palmele pe bazin. Picioarele iniţial au fost aşezate cu genunchii în sus, la momentul descoperirii acestea fiind căzute spre dreapta. Oasele scheletului erau presărate cu ocru, mai intens craniul. Fundul gropii era acoperit cu un strat subţire de putregai de culoare brun-închisă, iar pe alocuri cu urme de ocru


67

Fig. 3. Vadul lui Isac. Tumulul 1; mormîntul 1 (1); mormîntul 2 (2); mormîntul 3 (3); vas din mormîntul 3 (4); cercei din mormîntul 3 (5); fusaiolă din mormîntul 3 (6); mărgele din mormîntul 4 (7,8).


68

şi cretă. În fiecare din cele patru colţuri ale mormîntului au fost descoperite gropi de pari cu diametrul de 0,06-0,08 m şi adîncimea de 0,12-0,16 m. Inventar nu avea.

Mormîntul 6 (cultura Jamnaja, colectiv) (fig. 7,2) a fost înregistrat în sectorul de SV al tumulului, la dis-tanţa de 8,5 m (210º) de reper şi adîncimea de 1,4 m. Groapa funerară avea formă dreptunghiulară şi orienta-rea VNV-ESE. Dimensiunile gropii erau de 2,1×1,9 m, adîncimea de la nivelul de fixare – 0,5 m. În mormînt au fost înhumaţi trei defuncţi. Scheletul 1 era situat în partea sudică a gropii, fiind aflat în poziţie chircită pe spate, înclinat spre dreapta. Braţele uşor îndoite erau plasate în lungul corpului, picioarele fiind îndoite din genunchi spre dreapta. Scheletul era presărat cu ocru roşu aprins, mai intens craniul. Scheletul 2 se afla în centrul camerei, în stînga scheletului 1. Defunctul ză-cea în poziţie chircită, pe spate, cu capul spre VNV, întors spre stînga. Braţul drept era uşor îndoit şi plasat în lungul corpului, braţul stîng fiind întins. Picioarele erau îndoite, cu genunchii spre stînga. Oasele schele-tului, în special craniul, purtau urme evidente de ocru. Scheletul 3 (copil) se afla în stînga scheletului 2. De-functul zăcea în poziţie chircită pe spate, cu capul spre VNV. Oasele aveau un grad de conservare precar. Cra-niul era plasat pe ceafă cu faţa în sus. Judecînd după re-sturile păstrate, braţele erau aşezate în lungul corpului. Picioarele, din care a rămas doar femurul drept, au fost îndoite, cu genunchii spre dreapta. Oasele craniului au fost vopsite cu ocru, care a fost observat şi pe fundul gropii, unde se afla stratul de putregai brun-închis.

Mormîntul 7 (cultura Jamnaja) (fig. 7,1) a fost dez-velit în sectorul de SE al tumulului, la distanţa de 5,5 m (142º) de reper, la adîncimea de 1,25 m. Groapa sepul-crală avea formă dreptunghiulară şi orientarea pe linia ENE-VSV. Complexul funerar era prevăzut cu trei trep-te, cu lăţimea variind între 0,25-0,35 m şi înălţimea de 0,3-0,75 m. Camera mortuară propriu zisă avea dimen-siunile de 2,1×0,98 m, la acest nivel se afla scheletul. Sub defunct a fost descoperită o groapă dreptunghiu-lară umplută cu sol amestecat. Dimensiunile acesteia constituiau 1,75×0,9 m, adîncimea 0,3 m. Complexul funerar avea adîncimea totală de 1,6 m. Umplutura gro-pii reprezenta un amestec de cernoziom şi sol argilos, ce conţinea fragmente de lemn. Defunctul era plasat în poziţie chircită, pe spate, înclinat spre dreapta, cu capul la ENE. Craniul avea partea feţei spre dreapta. Braţul stîng, uşor îndoit din cot, era sprijinit pe bazin; după poziţia oaselor umărului drept, se poate presupune că braţul era plasat în lungul corpului. Picioarele erau în-doite, cu genunchii spre dreapta. Craniul avea urme de ocru de culoare brună. Sub schelet au putut fi observate urme de putregai cafeniu. Inventarul lipsea.

Tumulul 3 (Manta)Tumulul 3 făcea parte din grupul tumular situat la 4,5

km E de com. Manta, în centrul unui platou situat între rîurile Prut şi Cahul (fig. 8). Înălţimea tumulului de la nivelul actual de călcare era de 0,54 m, iar de la nivelul stratului steril de 0,9 m, diametrul constituind 32 m. În tumul se aflau 4 morminte şi un complex alcătuit din şapte gropi. Movila a fost ridicată peste mormîntul nr. 2 ce aparţine culturii Mnogovalikovaja. Aceleiaşi culturi i-a fost atribuit şi mormîntul secundar nr. 4. Mai tîrziu în mantaua tumulului au fost plasate mormintele 1 şi 3 ce aparţin migratorilor medievali. Gropile nr. 2-5 şi 7 formau un semicerc îndreptat cu partea exterioară spre centrul tumulului; fără îndoială, acestea fac parte dintr-un complex legat de ritualul practicat de populaţiile ce şi-au înhumat defuncţii în acest tumul. Gropile 1 şi 6 se aflau în partea de NE a tumulului şi erau izolate de gru-pul format din gropile 2-5 şi 7, cu toate că dimensiunile şi adîncimea acestora este apropiată de a celorlalte.

Mormîntul 1 (nomad medieval) (fig. 9,2) a fost de-pistat în zona de SV a tumulului, la distanţa de 5,5 m (207°) de reper, la adîncimea de 0,98 m. Conturul gropii nu a putut fi identificat. Defunctul zăcea întins pe spate, cu craniul aşezat pe ceafă şi orientat spre VNV. Braţele erau plasate paralel cu corpul. Inventar nu conţinea.

Mormîntul 2 (cultura Mnogovalikovaja, principal) (fig. 9,5) a fost descoperit în centrul tumulului, la dis-tanţa de 1 m V de reper (270°), la adîncimea de 0,98 m. Pe marginea gropii au fost observate urme de lut excavat din mormînt şi aşezat în formă de două semi-cercuri, cu raza de 2,5 m, ce înconjurau groapa. Ca-mera funerară era orientată pe axa N-S. Conturul, în partea superioară, era de 1,5×1 m, adîncimea de la ni-velul de identificare fiind de 0,8 m. Spre fund aceasta se lărgea pe baza laturii vestice, atingînd dimensiuni-le de 1,5×1,1 m. Mormîntul a fost jefuit din vechime. Umplutura gropii era alcătuită din sol negru şi conţinea resturi de oase umane. Fără inventar.

Mormîntul 3 (migrator medieval) (fig. 9,3) a fost descoperit în partea de SV a tumulului, la distanţa de 6,2 m (182°) de reper şi adîncimea de 0,55 m. Contu-rul gropii funerare nu s-a observat. Defunctul, aşezat în decubit dorsal, avea capul orientat spre V şi uşor în-clinat spre dreapta. Braţele erau întinse pe lîngă corp, picioarele fiind drepte. Inventar nu a fost găsit.

Mormîntul 4 (cultura Mnogovalikovaja) (fig. 9,1) a fost depistat în sectorul de SE al tumulului, la distanţa de 3,8 m de reper şi adîncimea de 1,2 m. Camera funerară avea formă ovală, cu o treaptă, orientarea fiind pe linia N-S. Înălţimea treptei era de 0,35, iar lăţimea de 0,18 m, adîncimea de la nivelul de fixare fiind de 0,4 m. În par-tea superioară, groapa avea dimensiunile de 1,5×1,05 m


69

Fig. 4. Vadul lui Isac. Planul şi profilul tumulului 2.

şi adîncimea de 0,6 m de la nivelul treptei. Spre fund, în partea vestică groapa se lărgea, atingînd dimensiunile de 1,5×1,13 m. Umplutura era alcătuită din amestec de sol negru şi lut de culoare gălbuie. Scheletul era aşezat în poziţie chircită pe partea stîngă, capul fiind orientat spre N. Braţul drept, îndoit din cot, avea palma sprijini-tă pe femur. Braţul stîng, la fel îndoit, avea palma adusă spre craniu. Picioarele erau îndoite, cu genunchii spre stînga. Pe craniu şi pe fundul gropii au fost observate urme de putregai de culoare cafeniu-închisă.

Obiecte descoperite în mantaua tumululuiÎn sectorul de SV al tumulului, la distanţa de 8 m de

reper a fost găsit un vas ceramic fragmentar, cu fun-dul plat, lucrat cu mîna. Corpul era de formă sferoidală aplatisată. Suprafaţa vasului avea culoarea brun-închi-să, parţial lustruită. Înălţimea era de 7 cm, diametrul fundului de 3,5 cm şi diametrul corpului de 7,5 cm, buza fiind ruptă încă din vechime (fig. 9,4).

Gropi descoperite în mantaua tumulului (fig. 8).Groapa nr. 1 se afla în sectorul de NE al tumulului, la


70

Fig. 5. Vadul lui Isac. Tumulul 2; mormîntul 1 (1); mormîntul 2 (2); mormîntul 5 (3); mormîntul 3 (4); pandantiv din mor-mîntul 4 (5); cataramă din mormîntul 4 (6); mormîntul 4 (7); mormîntul 6 (8).


71

distanţa de 5 m de reper, la adîncimea de 0,8 m. Avea formă ovală cu diametrul de 1,5 m, adîncimea fiind de 0,4 m. Umplutura era formată din sol negru; inventar nu a fost găsit (fig. 10,1).

Groapa nr. 2 a fost descoperită în partea de NV a tumulului la distanţa de 6 m de reper şi la adîncimea de 0,78 m. Diametrul gropii era de 1,5 m, adîncimea de 0,4 m, umplutura fiind alcătuită din cernoziom; inven-tar nu conţinea (fig. 10,2).

Groapa nr. 3 a fost depistată în partea de NV a tu-mulului, la distanţa de 5 m de reper şi la adîncimea de 0,81 m. Diametrul gropii constituia 1,5 m, iar adînci-mea 0,35 m. Umplutura gropii consta din sol de culoa-re neagră; inventar nu a fost găsit (fig. 10,3).

Groapa nr. 4 era situată în sectorul NV al tumulului, la distanţa de 6,2 m de reper, la adîncimea de 0,8 m. Diametrul atingea 1,5 m, umplutura fiind formată din sol negru. Inventarul lipsea (fig. 10,4).

Groapa nr. 5 se afla în zona de NV a tumulului, la distanţa de 8 m de reper şi adîncimea de 0,08 m. Diame-trul gropii avea 1,5 m, iar adîncimea 0,42 m. Umplutura consta din sol negru; nu conţinea inventar (fig. 10,5).

Groapa nr. 6 a fost depistată în partea de NE a tumu-lului, la distanţa de 4 m de reper, la adîncimea de 0,79 m. Groapa avea diametrul de 1,5 m; umplutura consta din cernoziom; nu conţinea inventar (fig. 10,6).

Groapa nr. 7 era situată în sectorul de NE, la distanţa de 8,3 m de reper; a fost găsită la adîncimea de 0,82 m; avea diametrul de 1,5 m şi adîncimea de 0,38 m. Inventar nu a fost găsit; umplutura era compusă din sol de culoare neagră (fig. 10,7).

***În urma cercetării tumulilor din zona comunei Manta

şi satului Vadul lui Isac au fost dezvelite 14 morminte din perioadele timpurie şi tîrzie ale epocii bronzului, două din perioada sarmatică, şapte din evul mediu tim-puriu, un mormînt neputînd fi identificat.

Morminte ale culturii Jamnaja (înmormîntărilor cu ocru)

Din cei patru tumuli cercetaţi, trei au fost ridicaţi deasupra mormintelor principale ale culturii Jamna-ja. În total au fost descoperite opt morminte ce aparţin acestei culturi, dintre care trei sînt de bază, iar cinci se-cundare. Toate mormintele centrale, de care ţin primele mantale ale tumulilor, au fost jefuite, iar scheletele de-ranjate sau distruse din vechime. Observaţiile efectuate asupra orientării E-V ale gropilor permit încadrarea lor în prima grupă de morminte ale culturii Jamnaja din spaţiul pruto-nistrean după clasificarea întocmită de E. Jarovoj (Яровой 1985, 44). Din această grupă fac parte mormintele caracteristice perioadei evoluate a culturii Jamnaja în spaţiul dintre Prut şi Nistru. Acoperămîn-

tul din bîrne plasate în lungul M2/T2 (Vadul lui Isac) reprezintă o caracteristică de bază a înmormîntărilor culturii Jamnaja din prima grupă (Яровой 1985, 45). Această caracteristică este proprie şi pentru varian-ta nistreană a comunităţilor cultural-istorice Jamnaja (Дергачёв 1986, 76). Mormintele secundare din T3 (Vadul lui Isac) conţineau schelete aşezate în poziţie chircită pe spate, întoarse spre stînga sau dreapta, ele încadrîndu-se în a II-a şi a III-a grupă, specifice pen-tru perioada tîrzie a culturii respective (Яровой 1985, 47). Mormintele de acest tip sunt reprezentative pentru varianta Bugeac a perioadei tîrzii a culturii Jamnaja (Дергачёв 1986, 84). Un interes aparte prezintă M3/T3 (Vadul lui Isac), al cărui cameră funerară avea trei trepte. În general mormintele culturii Jamnaja des-coperite în tumuluii de la Manta şi Vadul lui Isac nu se deosebesc de mormintele din aceeaşi perioadă din zona nord-vestică a bazinului Mării Negre. Trăsăturile caracteristice ale acestor complexe constau din pre-zenţa gropilor funerare dreptunghiulare, a treptelor în mormintele secundare şi a scheletelor vopsite cu ocru. Majoritatea mormintelor culturii Jamnaja din această regiune sînt lipsite de inventar.

Morminte ale culturii Mnogovalikovaja (Ceramicii cu multe brîie)

Au fost descoperite cinci morminte ce pot fi atribu-ite culturii Mnogovalikovaja. Analiza mormintelor s-a făcut ţinîndu-se cont de tipologia elaborată de E. Sava pentru perioada mijlocie a epocii bronzului în spaţiul pruto-nistrean (Cавва 1992, 18). Aşadar, mormîntul principal M2/T3 (Manta) poate fi încadrat în al II-lea tip, iar mormîntul secundar M4 corespunde tipului IV, care cuprinde gropile ovale cu trepte. M4/T1 şi M4, M5/T2 (Vadul lui Isac) aparţin tipului II, căruia îi sînt caracteristice gropile ovale în plan cu o nişă în unul din pereţi. Construcţia gropii M4/T1 (Vadul lui Isac) are analogii, într-o anumită măsură, cu gropile morminte-lor culturii Katakombnaja (catacombelor), fapt ce nu vine în contradicţie cu descoperirea jumătăţii de topor care nu este specific culturii Mnogovalikovaja. M4/T2 poate fi încadrat în această cultură, drept argument ser-vind descoperirea aici a cataramei din os cu două orifi-cii de tipul III (Cавва 1992, 124-125). Camera funera-ră a M5/T2 (Vadul lui Isac) aminteşte de construcţiile de tipul I, din care fac parte mormintele ovale în plan cu nişă în peretele meridional al gropii. Patru din cele cinci morminte se aflau în tumuli mai vechi, însă peste acestea au fost ridicate mantale noi. Tumulul 3 (Manta) a fost ridicat peste mormîntul de bază al culturii Mno-govalikovaja, fapt rar întîlnit în spaţiul pruto-nistrean. De regulă, mormintele acestei culturi sînt plasate în tu-muli ridicaţi de alte populaţii, construind o nouă manta ce se suprapunea celei deja existente. Ritualul funerar


72

Fig. 6. Vadul lui Isac. Planul general al tumulului 3; mormintele din tumul (1-7).

se caracterizează prin orientarea nordică a defuncţilor, cu mici devieri. Gradul de chircire al scheletelor este mediu, ceea ce este specific pentru etapa timpurie a existenţei culturii Mnogovalikovaja.

Diversitatea tipurilor de complexe funerare desco-perite în tumulii analizaţi mai sus este caracteristică pentru necropolele tumulare din zona cuprinsă între Dunăre şi lacul Cahul (Тощев, Сапожников 1990, 13-21). Mormintelor Mnogovalikovaja cercetate în tu-mulii situaţi în zona dintre lacurile Cahul şi Ialpug le

sunt caracteristice, în special, gropile de formă ovală şi dreptunghiulară (tipurile I-II) (Тощев 1992).

Inventarul ce aparţine culturii Mnogovalikovaja este reprezentat de un vas de lut, un topor de piatră, o ca-taramă de os şi o amuletă de piatră. Vasul are formă globulară şi fundul plat, fiind descoperit în mantaua tu-mulului 3 (Manta). Această formă de vas, posibil, de-notă influenţele culturii Monteoru. Toporul din M4/T1 (Vadul lui Isac) este al doilea exemplar descoperit în complexele funerare ale culturii Mnogovalikovaja din


73

spaţiul pruto-nistrean (Cавва 1992, 139). Catarama de os descoperită în M4/T2 (Vadul lui Isac) avînd în secţi-une forma de lentilă, poate fi atribuită tipului I după E. Sava, însă prezenţa celui de-al doilea orificiu permite încadrarea sigură a acestui obiect în tipul III (Cавва 1992, 124). Amuleta de piatră din acest mormînt, de-ocamdată, nu are analogii apropiate. Complexele cul-turii Mnogovalikovaja din tumulii situaţi în microzona localităţilor Vadul lui Isac şi Manta, în linii generale, nu se deosebesc de complexele funerare analoage din nord-vestul Mării Negre.

Trăsăturile ritualului funerar şi a inventarului sînt caracteristice variantei sud-vestice a culturii Mnogova-likovaja şi complexelor etapei finale a perioadei bron-zului mijlociu (sec. XVI – XIV î.e.n.).

Morminte ale culturii sarmaticeSarmaţilor le aparţin M3/T1 şi M3/T2 (Vadul lui Isac),

care sînt secundare, orientarea acestora fiind N-S. La ambele morminte au fost surprinse contururile gropilor. M3/T1 avea groapa de formă trapezoidală cu colţurile rotunjite, iar M3/T2 - de formă dreptunghiulară. Forma trapezoidală este rar întîlnită, fiind încadrată în tipul ce include formele dreptunghiulare şi ovale ale gropilor, şi corespund tipului I după V. Grosu (Гросу 1990, 30-31).

M3/T2 a fost distrus din vechime, în umplutură des-coperindu-se fragmente de amfore romane. Aceste in-dicii, precum şi orientarea N-S, ne permit atribuirea acestuia culturii sarmatice. Datarea mai restrînsă însă, este imposibilă în acest caz.

Din M3/T1 au putut fi recuperate mai multe piese de inventar, reprezentate de mărgele, cercei, o fusaiolă şi partea inferioară a unui văscior modelat cu mîna.

Mărgelele constituie o categorie de piese de podoabă foarte răspîndită şi au avut o largă circulaţie de-a lun-gul timpului într-un spaţiu destul de larg. Unele tipuri de mărgele au fost utilizate timp de mai multe secole. Cele trei mărgele de formă ovală aplatisată, din pastă sti-cloasă, au analogii apropiate în necropola de la Alcedar, datată în secolele II-III e.n. (Курчaтов 1989, 163-179). Mărgelele mărunte de culoare turcoaz, găsite în zona gleznelor, au analogii cu mărgelele descoperite în mor-mîntul 2 al necropolei de la Brînzeni (r. Edineţ), datat în secolele I-II e.n. (Гросу 1985, 132).

Cei doi cercei, dintre care unul este fragmentat, au fost realizaţi dintr-un fir de bronz cu un capăt îndoit sub for-ma unui cîrlig, iar celălalt îndoit sub forma unei bucle şi înfăşurat pe corp. După V. Bârcă, aceştia sînt încadraţi în tipul I, varianta a, fiind descoperiţi cu precădere în mormintele din primele secole ale erei noastre (Bârcă 2006, 106). Acest tip de podoabă este des întîlnit în mor-mintele sarmatice, mai rar la carpi, care se consideră că au umprumutat acest tip de cercei de la sarmaţi. Aceste piese sînt datate, de unii autori, la mijlocul secolului al

III-lea (Diaconu 1963, 331). Prezenţa frecventă a acestui tip de cercei în mormintele sarmate şi răspîndirea lor la alte populaţii au făcut ca aceştia să fie numiţi „cercei de tip sarmatic” (Bichir 1984, 56). În spaţiul est-carpatic asemenea cercei au fost descoperiţi la Bădragii Vechi, Hancăuţi, Palanca, Taraclia etc. (Bârcă 2006, 106). Ana-logii apropiate se întîlnesc în mormintele 4, 6 şi 8 din ne-cropola de la Bocani (r. Făleşti), datată în secolele II-III e.n. (Фёдоров 1960, 277, тaбл. 40-42) şi în mormîntul 4 de la Brînzeni, datat de autorul cercetărilor în secolele II-III e.n. (Гросу 1985, 133-135.138).

Fusaiolele din lut de formă aproximativ tronconică reprezintă unul din obiectele tipice inventarului funerar şi sînt caracteristice pentru etapele medii şi tîrzii ale cul-turii sarmatice (Grosu 1995, 163). După G.B. Fedorov, acest tip de fusaiole este caracteristic sarmato-iazigilor şi sînt întîlnite în multe morminte sarmatice din secolele II-III e.n. din Ungaria (Фёдоров 1960, 113). Se con-sideră că acest tip este caracteristic şi pentru comple-xele sarmato-roxolanilor şi alanilor (Гросу 1985, 134). Analogii cunoaştem în necropola de la Târgşor (jud. Prahova), datată în secolul III e.n. (Diaconu 1963, 328), în M2/T9 de la Taraclia II, care este datat în a doua ju-mătate a secolului I – secolul II e.n. (Гросу 1990, 117-118), mormîntul 4 de la Brînzeni, încadrat în limitele secolelor II-III (Гросу 1985, 133-135.138).

Vasele lucrate cu mîna, întîlnite în mormintele sar-maţilor, se caracterizează printr-o diversitate mare de forme (Bârcă 2006, 67). Vasul de dimensiuni mici, des-coperit în M3/T1, nu ne poate oferi prea multă infor-maţie din cauza stării fragmentare în care a fost găsit, ceea ce face imposibilă încadrarea tipologică şi stabili-rea analogiilor pentru acest obiect.

Conform poziţiei defunctului şi tipologiei materialului, putem conchide că M3/T1 a aparţinut unei femei sarmate şi poate fi încadrat cronologic în secolele II-III e.n.

Morminte ale nomazilor tîrziiMigratorilor medievali le aparţin şapte morminte,

dintre care cinci erau plasate în tumulii situaţi pe terito-riul satului Vadul lui Isac şi două în tumulul de la Man-ta. Toate mormintele au fost plasate în movile ridicate în perioada epocii bronzului. Mormintele erau situate în jumătatea meridională a tumulilor, în sectoarele de SE şi SV, excepţie făcînd doar M5/T1 (Vadul lui Isac), care se afla în zona centrală a movilei. Conturul gropi-lor a fost surprins în trei cazuri, M1/T1, M5/T1 şi M2/T3 (Vadul lui Isac), gropile avînd formă oval-alungită. Defuncţii erau orientaţi cu capul la V (în trei cazuri) sau la VNV (în patru).

Majoritatea mormintelor erau lipsite de inventar, ceea ce face dificilă datarea şi atribuirea etnică. Cu toa-te acestea, ţinînd cont de ritul funerar, orientare, po-ziţia scheletului şi amenajarea gropii (lipsa copertinei


74

Fig. 7. Vadul lui Isac. Tumulul 3; mormîntul 7 (1); mormîntul 6 (2); mormîntul 3 (3); mormîntul 2 (4); mormîntul 1 (5); mormîntul 5 (6); mormîntul 4 (7).


75

Fig. 8. Manta. Planul şi profilul general al tumulului 3.

din lemn, a pietrelor ş.a.), mormintele pot fi încadrate în tipul A I, atribuite, în special, primei perioade (sec. X-XI) după clasificarea lui Fedorov-Davydov, fiind întîlnite în toată stepa est-europeană, dar mai ales în zona Volgăi (Фёдоров-Давыдов 1966, 134). Conform tipologiei cercetătoarei A.S. Pletneva, complexele analizate de noi fac parte din prima grupă, lipsa unor construcţii din piatră sau lemn, a pragurilor şi nişelor fiind, după autoarea citată, caracteristică pecenegilor (Плетнёва 1973, 12.20). Aşa cum am menţionat deja, datarea acestor morminte este destul de dificilă, ele

fiind încadrate într-un interval de timp larg, ce cores-punde secolelor X-XIV (Добролюбский 1986, 33). În susţinerea acestei cronologii găsim analogii în necro-pola plană de la Biharea (Transilvania), care este datată în secolele IX-X (Cosma 2001, 191) şi în necropola de la Drakulja (Mirnoe) (reg. Odesa, Ucraina), atribu-ită triburilor turanice, aflate sub dominaţie mongolă (Добролюбский 1986, 105-106).

Astfel, mormintele fără inventar cu gropi simple, ori-entate V-E, sînt datate în secolele X-XIV, neputînd fi atribuite unei anumite seminţii turanice.


76

Fig. 9. Manta. Tumulul 3; mormîntul 4 (1); mormîntul 1 (2); mormîntul 3 (3); vas din mantaua tumulului 3 (4); mormîntul 2 (5).


77

Piese de inventar au fost găsite doar în două mor-minte. M2/T3 (Vadul lui Isac) conţinea două astragale de cal. Încadrarea mormîntului în tipul B II (Фёдоров-Давыдов 1966, 124) sau grupa II (Плетнёва 1973, 12-14), ce conţin pe lîngă scheletul uman şi anumite părţi din scheletul calului, nu se poate face, plasarea as-tragalelor în morminte avînd altă semnificaţie (Barnea 1994, 121-122). M5/T1, după orientarea V-E, forma gropii, prezenţa craniului şi a extremităţilor picioare-lor de cal, poate fi încadrat în tipul B II (după clasi-ficarea lui Fedorov-Davydov), tip caracteristic primei (sec. X-XI) şi, cu precădere, celei de-a doua perioade (sec. XII). În prima perioadă mormintele de acest tip erau concentrate în zonele de la sud de Urali, regiunea Volgăi şi bazinul inferior al Donului. În cea de-a doua perioadă zona concentraţiei mormintelor se schimbă, acestea întîlnindu-se în special în zona bazinului Rosi, practic, dispărînd la sud de Urali şi în regiunea Volgăi (Фёдоров-Давыдов 1966, 9.124.134.142). S.A. Plet-neva, în urma cercetărilor antichităţilor tichiilor negre de pe rîul Rosi, încadrează aceste morminte în grupul II (sec. XI-XII), grup ce predomină numeric în zona nominalizată şi este atribuit populaţiilor pecenege din uniunea tichiilor negre (Плетнёва 1973, 13.20-23).

În spaţiul de la est de Carpaţi sînt cunoscute analogii la Căuşeni M1/T1 (Чеботаренко и др. 1989, 72-101), Želtyj Jar M3/T1 (Добролюбский 1986, 36.100), Po-mozani M6/T1, mormînt datat de autori în secolele X-XI (Тощев, Редина 1991, 95-104) ş.a.

Zăbala monobară, cu verigi mobile la capete, poa-te fi inclusă în tipul V 1, ce corespunde sfîrşitului se-colului XI – secolul XII (Фёдоров-Давыдов, 1966, 18.20.105.115), această datare fiind acceptată şi de alţi autori (Плетнёва 1981, 258, рис. 82). Tipul V 1 este întîlnit atît în stepele est-europene, cît şi în Siberia. După A. Kirpičnikov, zăbalele dintr-o singură tijă sînt încadrate în tipul VI, ce corespunde cu precădere se-colelor X-XI şi sînt atribuite pecenegilor, uneori uzilor. Zăbalele descoperite în oraşele vechi-ruseşti se conside-ră a fi preluate de la nomazi. Acest tip dispare în secolul al XII-lea (Кирпичников 1973, 17-19). Aceeaşi opinie o împărtăşeşte şi V. Spinei, care consideră că zăbalele în discuţie datează dintr-o perioadă anterioară sfîrşitului secolului XI, iar în secolul XII ar fi foarte rar întîlni-te. Autorul citat atribuie cu probabilitate aceste zăbale populaţiilor pecenege, un argument în sprijinul acestei opinii fiind orientarea cu capul la V a defuncţilor, alături de care s-au descoperit asemenea piese (Spinei 1985, 122). Zăbale au fost descoperite şi în aşezări, cum ar fi cea de la Simila (com. Zorleni, jud. Vaslui), din secole-le X-XI (Spinei 1985, 183, fig. 11,1). Obiecte analoa-ge în mormintele turanicilor din spaţiul est-carpatic au fost descoperite la Beloles’e M1/T9 (Добролюбский

1986, 36.100), Plavni M8 (Добролюбский 1981, 131-134), Arbănaşu (jud. Galaţi) M9/T78 (Brudiu 2003, 41, fig. 14,6). În M2 de la Moscu (jud. Galaţi), alături de zăbală se aflau şi alte piese de harnaşament, printre care resturi de la o şa. Piesele de inventar au permis datarea mormîntului în prima jumătate a secolului al XI-lea şi atribuirea lui unui călăreţ peceneg (Brudiu 2003, 74-76). Pe teritoriul Munteniei cunoaştem analogii la Cur-cani (jud. Călăraşi), Tungaru (jud. Giurgiu), Vităneşti (jud. Teleorman) ş.a. Numărul zăbalelor monobare des-coperite în Muntenia este de 17, prevalînd asupra zăba-lelor din două tije semnalate în zona în discuţie (Ioniţă 2005, 97).

Pandantivii-clopoţei au o largă răspîndire şi sînt întîl-niţi atît în mormintele migratorilor, cît şi în necropolele populaţiilor sedentare. După G.A. Fedorov-Davydov, pandantivii piriformi turnaţi, dintr-o singură bucată, cu urechiuşă de prindere în partea superioară, tăietură în formă de cruce şi ornament din linii incizate în partea inferioară fac parte din tipul I; în aşezări sînt întîlniţi la Novgorod, în stratul datat în secolul X – începutul se-colului XII, la Sarkel în complexele din secolele X-XI etc. (Фёдоров-Давыдов 1966, 67-70). Pentru spaţiul dintre Prut şi Nistru un interes deosebit prezintă des-coperirea acestui tip de pandantiv în necropola popu-laţiei autohtone de la Brăneşti. Autorii descoperirilor consemnează că cimitirul a existat de la mijlocul seco-lului al X-lea şi în secolul XI (Фёдоров и др. 1984, 96-100). Pandantivii-clopoţei au fost răspîndiţi şi printre antichităţile tichiilor negre de pe rîul Rosi (Плетнёва 1973, 68.73-76, тaбл. 20.25-28), fiind dataţi în a doua jumătate a secolului XI – secolul XII (Плетнёва 1981, 259, тaбл. 82). Pentru Muntenia, pandantivii de acest fel sînt încadraţi în tipul II după A. Ioniţă şi au fost descoperiţi într-un mormînt de călăreţ turanic din se-colul XII de la Adâncata (jud. Ialomiţa) (Ioniţă 2005, 85.117, fig. 23). În spaţiul carpato-nistrean cunoaştem analogii la Bârlad „Parc” (Spinei 1985, 111), Gradişte (r. Cimişlia) (Оболдуева 1955, 37.45.47, Spinei 1985, 113), Tudora (r. Ştefan Vodă) (Мелюкова 1962, 82-83, Spinei 1985, 118), Limanskoe (reg. Odesa, Ucrai-na) (Добролюбский 1982, 36), Ursoaia (r. Căuşeni) (Чеботаренко и др., 1989, 101-134).

Prezenţa zăbalei de tipul V I în mormintele de tip B II este considerată ca fiind caracteristică pecenegi-lor (Плетнёва 1973, 21) şi/sau uzilor (Добролюбский 1986, 35). Astfel, putem considera că mormîntul 5 da-tează din secolele XI-XII, şi a aparţinut, probabil, unui călăreţ peceneg.

***Din cele 24 de morminte analizate, doar M6/T2 (Va-

dul lui Isac) nu a putut fi determinat din cauza lipsei


78

Fig. 10. Manta. Tumulul 3; planul şi profilul gropilor (1-7).

scheletului şi a inventarului. Cele mai numeroase sînt mormintele culturii Jamnaja, ce reprezintă 37,5% din total. Toate trei movile de la Vadul lui Isac au fost ri-dicate de purtătorii acestei culturi. Ca număr, urmează mormintele populaţiilor turanice cu ponderea de 29,1%,

care se aflau în toţi cei patru tumuli. Cultura Mnogo-valicovaja reprezintă 20,8% din totalul de morminte, acesteia aparţinînd tumulul 3 de la Manta. Au fost sem-nalate doar două înmormîntări sarmatice (8,3%), care erau plasate în tumulii 1 şi 2 de la Vadul lui Isac.


79

BibliografieAgulnicov 1997: S. Agulnicov, Vestigii scitice la Prutul Inferior. In: Prima epocă a fierului la Gurile Dunării şi zonele circum-

pontice. Lucrările Colocviului Internaţional Septembrie 1993 (Tulcea 1997), 259–260.Barnea 1994: I. Barnea, arşic. In: Enciclopedia Arheologiei şi istoriei vechi a României, Vol. I, A-C (Bucureşti 1994), 121–122.Bârcă 2006: V. Bârcă, Istorie şi civilizaţie. Sarmaţii în spaţiul est-carpatic (sec. I a.Chr. – începutul sec. II p.Chr.) (Cluj-Na-

poca 2006).Bichir 1984: Gh. Bichir, Geto-dacii din Muntenia în epoca romană (Bucureşti 1984).Brudiu 2003: M. Brudiu, Lumea de sub tumulii din sudul Moldovei. De la indo-europeni la turanicii târzii – mărturii arheo-

logice (Bucureşti 2003).Cosma 2004: C. Cosma, Necropole, morminte izolate şi descoperiri funerare cu caracter incert din secolele al IX-lea şi al

X-lea din vestul şi nord-vestul României. Ephemeres Napocensis XI, 2004, 177-211.Diaconu 1963: Gh. Diaconu, Despre sarmaţi la Dunărea de Jos în lumina descoperirilor de la Tîrgşor. SCIV, t. II, nr. 2, 1963,

328–331.Grosu 1995: V. Grosu, Sarmaţii în spaţiul geto-dacic răsăritean. AM XVIII, 1995, 133-186.Ioniţă 2005: A. Ioniţă, Spaţiul dintre Carpaţii Meridionali şi Dunărea Inferioară în secolele XI-XIII (Bucureşti 2005).Spinei 2006: V. Spinei, Românii în contextul politic internaţional de la începutul mileniului al II-lea In: Universa Valachica

(Chişinău 2006).Spinei 1994: V. Spinei, Moldova în secolele XI – XIV (Chişinău 1994).Spinei 1985: V. Spinei, Realităţi etnice şi politice în Moldova Meridională în secolele X-XIII români şi turanici (Iaşi 1985).Агульников 1991: С. М. Агульников, Отчёт о полевых исследованиях Кагульской новостроечной экспедиции в 1990

году. Кишинёв 1991. Arhiva MNAIM, nr. inv. 311.Агульников 1998: С.М. Агульников, Погребальные комплексы культуры многоваликовой керамики междуречья

Кагул-Прут. B сб.: Проблемы изучения катакомбной культурно-исторической общности (ККИО) и культурно-исторической общности многоваликовой керамики (КИОМК) (Запорожье 1998), 259-260.

Гросу 1985: В.И. Гросу, Сарматский могильник у с. Брынзены: В сб.: АИМ в 1981 г. (Кишинёв 1985), 132–138.Гросу 1990: В.И. Гросу, Хронология памятников сарматской культуры Днестровско-Прутского междуречья (Кишинев 1990).Дергачёв 1986: В.А. Дергачёв, Молдавия и соседние территории в эпоху бронзы (Кишинёв 1986).Савва 1992: Е.Н. Савва, Культура многоваликовой керамики Днестровско-Прутского междуречья (Кишинёв 1992).Добролюбский 1981: А.О. Добролюбский, Погребение кочевника у с. Плавни. B сб.: Древности Северо-Западного

Причерноморья (Kиев 1981), 131–134.Добролюбский 1982: А.О. Добролюбский, Этнический состав кочевого население Северо-Западного Причерноморья

в золотоордынское время. B сб.: Памятники римского времени в Северо-Западном Причерноморье (Kиев 1982), 36-37.Добролюбский 1986: А.О. Добролюбский, Кочевники Северо-Западного Причерноморья в эпоху средневековья

(Киев 1986).Фёдоров-Давыдов 1966: Г.А. Фёдоров-Давыдов, Кочевники восточной Европы под властью золотоордынских ханов

(Москва 1966).Фёдоров 1960: Г.Б. Фёдоров, Население Прутско-Днестровского междуречья в I тысячелетии н.э. МИА 89 (Москва

1960).Фёдоров и др. 1984: Г.Б. Фёдоров, Г.Ф. Чеботаренко, М.С. Великанова, Брэнештский могильник X-XI вв. (Кишинёв 1984).Кирпичников 1973: А.Н. Кирпичников, Снаряжение всадника и верхового коня на Руси IX-XIII вв. Археология

СССР. САИ, вып. Е1-36 (Ленинград 1973).Курчатов 1989: С.И. Курчатов, Могильник II-III вв. н.э. у с. Алчедар. В сб.: АИМ в 1984 г (Кишинёв 1989), 163-179.Мелюкова 1962: А.И. Мелюкова, Курган усатовского типа у села Тудорово. KСИА 88, 1962, 82–83.Оболдуева 1955: Т.Г. Оболдуева, Курган эпохи бронзы на р. Когыльник. B сб.: Изв. МФ АН СССР, 5(25) (Кишинёв

1955), 35–47.Плетнёва 1973: С.А. Плетнёва, Древности Чёрных Клобуков. САИ, вып. Е1-19 (Москва 1973).Плетнёва 1981: С.А. Плетнёва, Кочевники восточноевропейских степей в Х-ХIII вв. Печенеги, торки, половцы. B сб.:

Археология СССР. Степи Евразии в эпоху средневековья (Москва 1981).Тощев 1992: Г.Н. Тощев, Курганы эпохи бронзы межозерья Ялпуга и Кагула (Запорожье 1992).Тощев, Сапожников 1990: Г.Н. Тощев, И.В. Сапожников, Курганы у ст. Фрикацей в низовьях Дуная. B сб.: ДСПК I

(Запорожье 1990), 13–21.Тощев, Редина 1991: Г.Н. Тощев, Е.Ф. Редина, Курганная группа у села Помазаны Одесской области. B сб.:

ДСПК II (Запорожье 1991), 95–104.Чеботаренко и др. 1989: Г.Ф. Чеботаренко, Е.В. Яровой, Н.П. Тельнов, Курганы Буджакской степи (Кишинёв 1989).Яровой 1985: Е.В. Яровой, Древнейшие скотоводческие племена Юго-Запада СССР (Кишинёв 1985).

Serghei Agulnicov, Ion Ursu, Centrul de Arheologie, Institutul Patrimoniului Cultural, Academia de Ştiinţe a Moldovei, bd. Ştefan cel Mare 1, MD-2001, Chişinău, Republica Moldova.


ПОЛЕВЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ У с. ДОЙБАНЬ-2ДУБЭССАРСКОГО РАЙОНА В 2007 г.

Николай ТЕЛЬНОВ, Игорь ЧЕТВЕРИКОВ, Виталий СИНИКА, Кишинэу/Тирасполь

În articol se publică materialele rezultate din cercetările Expediţiei Nistrene efectuate lângă satul Doibani-2, raionul Dubăsari, în anul 2007. Au fost dezveliţi patru tumuli deterioraţi parţial în procesul lucrărilor agricole, în care s-au descoperit 11 morminte din diverse epoci istorice. Vestigiile, recoltate pe parcursul investigaţiilor, completează baza de izvoare istorice privind malul stâng al Nistrului în epoca bronzului timpuriu, epoca romană şi perioada medievală. Cel mai mare interes îl prezintă complexele culturii jamnaja, în care au fost descoperite construcţii funerare anterior necunoscute în regiunea vizată.

В настоящей статье публикуются материалы исследований Днестровской археологической экспедиции у с. Дойбань-2 Дубоссарского района в 2007 г. Изучению подверглись четыре разрушенных плантажной вспашкой кургана, в которых было выявлено 11 погребений различных исторических эпох. Материалы, полученные в ходе раскопок, расширяют фонд источников по истории Днестровского Левобережья в эпоху ранней бронзы, римское время и средневековый период. Наибольший интерес представляют комплексы ямной культуры, в которых были открыты ранее неизвестные в регионе погребальные конструкции.

In present article are published materials of researches of Dniester archaeological expedition near village Dojbany-2 of Dubossary area in 2007. There were studied four barrows destroyed by ploughing, in which have been revealed 11 burials of various historical epochs. The materials received during excavation expand fund of sources on history of the left bank of the river Dniester during Early Bronze Age, Roman time and the medieval period. The greatest interest represent the complexes of the Pit-Grave culture, in which have been opened funeral constructions earlier unknown in region.

Key words: Dniester Basin, Dubossary district, barrow, burial, Early Bronze Age, Roman time, medieval period

В апреле 2007 г. Днестровская археологическая экспедиция ПГУ им. Т.Г. Шевченко провела спаса-тельные раскопки 4 курганов у с. Дойбань-2 Дубэс-сарского района. Курганы находились на водораз-деле р. Ягорлык и р. Тростинец, на правом берегу балки Глубокая (рис. 1,1). Насыпи располагались достаточно компактной группой (расстояние между крайними курганами составляло 165 м), ломаной цепочкой вытягиваясь по линии север-юг (рис. 1,2).

Работы были инициированы по факту разруше-ния указанных насыпей плантажной вспашкой под виноградник (глубина вспашки 0,7-0,9 м). Вплоть до разрушения плантажом курганы интенсивно распахивались под зерновые культуры. После про-ведения плантажной вспашки на насыпи самого крупного кургана (в дальнейшем – курган 3) были обнаружены человеческие останки, о чëм было сообщено в прокуратуру г. Дубэссарь. Проведен-

ные по инициативе работников прокуратуры след-ственные действия выявили останки 4-х человек (в дальнейшем – погребение 3/1). Визуальный осмотр насыпей сотрудниками экспедиции до начала иссле-дований также обнаружил вывернутые плантажом человеческие останки на поверхности курганов 2 и 4.

Учитывая высокую степень разрушения невысо-ких насыпей и невозможность проследить досыпки, было решено провести раскопки курганов с оставле-нием одной центральной бровки. Фиксация глубин исследованных комплексов и их привязка велась от условной точки R0, соответствующей наивысшей точке кургана. Два наиболее высоких кургана на то-пографической карте отмечены как имеющие высо-ту 2 и 1 м – в процессе внедрения стационарной си-стемы орошения полей эти насыпи, очевидно, были частично снивелированы.


81

Рис. 1. Географическое и топографическое положение курганов у с. Дойбань-2. 1 – географическое положение курганов у с. Дойбань-2, 2 – топографическое положение курганов у с. Дойбань-2.

Полевые исследования у с. Дойбань-2 Дубэссарского района в 2007 г.

82 Николай Тельнов, Игорь Четвериков, Виталий Синика

КУРГАН 1 (ямный) находился на пересечении двух посадок (акация), в 68 м от северной и в 110 м от восточной, идущей от первого поста охраны Дойбанского цеха (на посту установлен триангу-ляционный знак). Высота кургана от современной дневной поверхности к моменту исследования со-ставляла 0,8 м (1,2 м от погребëнной почвы), диа-метр насыпи 34 м (рис. 2,1), что установлено по кольцевому рву, хорошо читавшемуся ещë до на-чала исследований на пахоте. Клиновидный в се-чении ров не имел разрывов и на всю глубину был заполнен плотным чернозëмом. Ширина рва на уровне древней дневной поверхности достигала 2 м, глубина доходила до 1 м. Насыпь была возведена из чернозëма и предматерикового суглинка, отчего имела желтоватый оттенок. В центре кургана план-тажная вспашка вывернула каменную плиту пере-крытия погребения 2.

В кургане было выявлено 5 погребений, 4 из которых относятся к ямной культуре, а одно – неопределëнное.

Погребение 1 (неопределëнное) обнаружено в 1,5 м к СЗ от R0, на глубине 0,6 м. Погребальное сооружение не прослеживалось в переотложенном грунте.

Скелет взрослого человека1 был сильно разрушен плантажной вспашкой: уцелели череп, правая рука, часть позвоночника и левая нога. Судя по их распо-ложению, погребëнный лежал вытянуто на спине головой на З (рис. 2,2). Следов подстилки и сопро-вождающего инвентаря не отмечено.

Погребение 2 (ямное, впускное или основное для возможной II-ой насыпи) обнаружено в 3,1 м к ЮЗ от R0, на глубине 0,5 м по вывернутым плантажом плитам перекрытия. Погребальное сооружение представляло собой яму вытянутой прямоугольной формы с внутренним уступом, размерами 1,05×0,7 м и глубиной 0,6 м, длинной осью ориентирован-ную по линии З-В (рис. 2,3). Дно ровное горизон-тальное. По северной, западной и восточной стен-кам сооружения был сделан уступ шириной до 0,3 м и высотой 0,5 м от дна. Уступ использовался для горизонтального перекрытия ямы крупными пли-тами из белого ракушечника. Надо полагать, что крупные плиты служили опорой для уложенных поверх их других плит меньшего размера. Всего обнаружено 3 крупные плиты и 6 фрагментов бо-лее мелких плит. Размеры самой большой плиты составляли 1×0,65-0,8×0,2 м. Стены и дно ямы ниже уровня уступа были побелены. Заполнение

ямы состояло из предматерикового суглинка и су-хого чернозëма.

При расчистке погребальной ямы были обнару-жены останки ребенка. Скелет плохой сохранности лежал в скорченном положении на спине головой на З, лицевой частью вверх. Скелет умеренно окрашен красной охрой, наибольшая интенсивность кото-рой отмечена на черепе. Правая рука погребëнного была вытянута вдоль тела, левая согнута и кистью уложена на таз. Ноги средне скорченны, упали вле-во. Под скелетом прослежен слабый светло-серый тлен от растительной подстилки.

Находок нет.В 0,2-0,5 м к СВ от погребального комплекса, на

глубине 0,5-0,7 м от R0, в разрыхлëнном плантажом грунте насыпи встречалось множество древесных углей и комки обожжëнного до красного цвета грунта – следы кострища, связанного, вероятно, с тризной.

Погребение 3 (ямное, основное) обнаружено в 1 м к В от R0, на глубине 1,3 м. Погребальное соору-жение представляло собой яму вытянутой прямоу-гольной формы, размерами 2×1 м и глубиной 0,8 м, ориентированную длинной осью по линии З-В (рис. 3,1). С ямой связан выкид толщиной 0,3 м, состоя-щий из предматерикового суглинка и материковой глины, в плане дуговидно огибавший северную стенку сооружения. На уровне погребëнной почвы яма имела поперечное перекрытие из дубовых плах шириной до 0,25 м, длиной до 1,3 м и толщиной до 4-5 см. Окончания плах частично сохранились на краях ямы, судя по которым плах было не ме-нее семи. Основная часть перекрытия просела в могильную яму: фрагменты плах встречались в за-полнении на разных его уровнях. Поверх перекры-тия была, по-видимому, настелена растительная подстилка, от которой на краях плах сохранился тлен светло-серого цвета. Вертикальные стенки ямы и дно были обмазаны мелкорастертой глиной. Заполнение состояло из сухой смеси суглинка и чернозëма.

При расчистке погребальной ямы были обнару-жены останки взрослого человека. Скелет лежал в скорченном положении на спине головой на З, лицевой частью черепа вверх. Руки погребëнного были согнуты, кости предплечий располагались параллельно телу. Ноги средне скорченны, упа-ли вправо. Под скелетом прослежен коричневый тлен от подстилки. Скелет слабо окрашен красной охрой, наибольшая интенсивность которой отмече-

1 Хотя был собран антропологический материал, в силу разных причин половозрастные определения пока не производились.

83

Рис. 2. Курган 1 у с. Дойбань-2. 1 – план и разрез кургана 1, 2 – погребение 1, 3 – план и разрез погребения 2, 4 – план и разрез погребения 4.


84

на на черепе. Комки красной охры зафиксированы слева у черепа и у правого предплечья.

Состав и расположение находок. Справа, у че-репа погребëнного было обнаружено кремневое орудие (1). Левая кисть накрывала каменный рас-тиральник (2).

Находки: 1. Ретушëр-отжимник из естествен-ного обломка тëмного мелового кремня2. Орудие удлинëнных пропорций, подтреугольное в сечении, с замятостью и ретушью утилизации на кромке и углах. На плоской площадке основания имеется треугольное, вероятно, естественное углубление. Размеры: длина 7,4 см, ширина до 3,2 см, толщина до 2,5 см (рис. 3,4); 2. Песчаниковый крупнозерни-стый растиральник-отбойник из обломка крупной речной гальки. Орудие подпрямоугольное в сече-нии, поверхность сильно обожжена. В работе ис-пользовалась, скорее всего, одна, наиболее плоская грань, имеющая следы сработанности. Размеры: высота 7,7 см, ширина до 7 см (рис. 3,6).

Погребение 4 (ямное, впускное) обнаружено в 5,5 м к ЮВ от R0, на глубине 1,3 м. Погребальное сооружение представляло собой яму вытянутой трапециевидной формы, размерами 1,75×0,75-1 м и отмеченной глубиной 0,45 м, длинной осью ориен-тированную по линии С-Ю (рис. 2,4). Погребальная конструкция, очевидно, включала в себя срезанный плантажом уступ, на уровне которого яма была по-перечно перекрыта деревянными плашками, фраг-менты которых отмечены в заполнении. Стенки сооружения были вертикальными и носили следы работы орудием типа мотыжки. В заполнении ямы и на фрагментах перекрытия отмечен слабый тлен светло-серого цвета от растительной циновки.

При расчистке погребальной ямы были обнару-жены останки взрослого человека. Скелет лежал в скорченном положении на спине головой на С, лицевой частью черепа вверх. Руки погребëнного были вытянуты вдоль тела, ноги средне скорченны, упали вправо. Скелет очень слабо окрашен мали-новой охрой, под ним прослежен тлен коричневого цвета от подстилки.

Находок нет.Погребение 5 (ямное, впускное) обнаружено в 7

м к ЮЮВ от R0, на глубине 1,3 м. Погребальное сооружение представляло собой яму вытянутой трапециевидной формы, размерами 1,8×1,2-1,4 м и отмеченной глубиной до 0,45 м, ориентированную длинной осью по линии СВ-ЮЗ (рис. 3,5). Погре-бальная конструкция, очевидно, включала в себя срезанный плантажом уступ, на уровне которого

яма была поперечно перекрыта деревянными пла-хами, толщиной до 3 см. Большие фрагменты плах встречались на разных уровнях заполнения, на них отмечен тлен светло-серого цвета от растительной циновки. Вертикальные стены ямы носили следы работы орудием типа мотыжки.

При расчистке погребальной ямы были обнару-жены останки взрослого человека. Скелет лежал в скорченном положении на спине с наклоном влево, головой на ЮЗ. Череп был повернут влево. Правая рука погребëнного была согнута и кистью уложена на правое крыло таза, левая рука – прямая, вытянута вдоль тела, кистью у бедренных костей. Ноги сильно скорченны, упали влево. Скелет интенсивно окрашен красной охрой, наибольшая интенсивность которой отмечена на черепе и костях ног. Под скелетом про-слежена двойная подстилка – интенсивный коричне-вый тлен перекрывался светло-серым тленом.

Состав и расположение инвентаря. Несколько выше правого плеча погребëнного зафиксировано локальное пятно алой охры. Под левым виском ле-жала костяная проколка (3), накрытая кремневым орудием (1). Поверх указанных орудий найдено два камешка (2). У западной стены ямы, напротив лево-го локтя погребëнного, лежало костяное орудие (4).

Находки: 1. Нож из тëмного мелового кремня с естественным обушком и преднамеренной мелко-зубчатой ретушью на выпуклом лезвии пластины-скола. Не исключено вторичное использование в качестве скребла. Поверхность орудия с естествен-ным корочным покрытием. Размеры: длина 6,3 см, ширина до 3,3 см, толщина до 0,7 см (рис. 3,3); 2. Два камешка неправильной формы из светло-го кремня, не имеют следов обработки. Длина 1,1 и 1,5 см, ширина 0,9 и 1,3 см, толщина до 0,6 см (рис. 3,2); 3. Костяное шило-проколока с двумя заострëнными окончаниями (одно окончание не со-хранилось). Центральная часть орудия подпрямоу-гольная в сечении, ближе к окончаниям стержень округлый. Уцелевшее окончание от длительного употребления слегка затуплено, со следами лоще-ния. Размеры: сохранившаяся длина 9,6 см, ширина в центральной части 0,8 см, диаметр у окончания 0,5 см (рис. 3,8); 4. Конической формы костяное долото. Рабочая часть двухсторонне равномерно стëсана, со следами лощения. Размеры: длина 13,5 см, ширина у основания 4,6 см, ширина рабочей ча-сти 1,2 см, толщина до 3,5 см (рис. 3,7).

Имевшее место разрушение насыпи, к сожале-нию, не дало возможность чëтко проследить еë воз-можную стратиграфию и последовательность захо-

2 Определение орудий из кремня и камня сделано к.и.н. С.И. Коваленко.

Николай Тельнов, Игорь Четвериков, Виталий Синика

85

Рис. 3. Погребения 3 и 5 кургана 1 у с. Дойбань-2 и инвентарь из них. 1 – план и разрез погребения 3, 2 – два камешка из погребения 5, 3 – кремневый нож из погребения 5, 4 – ретушер-отжимник из погребения 3, 5 – план и разрез погребения 5, 6 – растиральник-отбойник из погребения 3, 7 – костяное долото из погребения 5, 8 – костяное шило-проколка из погребения 5.


86

ронений. Скорее всего, первоначальная насыпь была возведена над основным погребением 3 – об этом свидетельствует лежащий на уровне древней днев-ной поверхности выкид и строгая ориентировка ямы по линии З-В. Погребение 2, судя по его широтной ориентировке, могло быть основным для возможной II-ой насыпи. Погребения 4 и 5 были впускными – об этом говорит их ориентировка и небольшая от-меченная глубина на уровне погребëнной почвы. Последним в кургане было совершено погребение 1, принадлежавшее, вероятно, позднему кочевнику.

КУРГАН 2 (предположительно сарматский) на-ходился в 43 м к Ю от кургана 1. Насыпь была прак-тически уничтожена плантажной вспашкой и чита-лась на пахоте пятном жëлтого цвета диаметром около 17 м (рис. 4,1). Грунт насыпи и предматери-ковый суглинок под ней были разрыхлены планта-жом на глубину 0,7-0,8 м от современной дневной поверхности. В ходе визуального осмотра насыпи до начала исследований в еë центре была найдена человеческая челюсть. Рядом с пятном было най-дено несколько фрагментов красноглиняных амфор римского времени, внешняя поверхность которых покрыта жëлтым ангобом. Глина амфор достаточно рыхлая, с большим количеством пироксена.

В кургане, на глубине 0,8 м от R0, был выявлен один погребальный комплекс.

Погребение 1 (основное) обнаружено в центре курганного пятна. Погребальное сооружение пред-ставляло собой яму вытянутой прямоугольной формы с округлëнными углами. На большую часть своей глубины яма была сильно повреждена план-тажом. Сохранившиеся размеры ямы около 2×0,8 м, глубина 0,15 м. Длинной осью сооружение было ориентированно по линии СЗ-ЮВ (рис. 4,2). Ров-ное горизонтальное дно в сохранившейся части со-оружения было покрыто слоем твëрдого затëчного чернозëма, что может указывать на ограбление мо-гилы в древности.

При расчистке ямы были обнаружены разрушен-ные останки взрослого человека. In situ сохранились правая рука и нога, а также левая голень. Это дало возможность реконструировать позу погребëнного – он мог быть положен в вытянутом положении на спине, головой на ЮВ. Вся верхняя часть туловища, включая таз, была разрушена: кости были хаотиче-ски разбросаны в южной части ямы и, частично, находились за еë пределами (задеты плантажом?). Череп отсутствовал – найденная до начала раскопок челюсть принадлежала, видимо, ему.

Находок нет.

КУРГАН 3 (ямный) находился в 150 м к Ю от кургана 1. Насыпь высотой 1,3 м от современной

дневной поверхности (1,7 м от погребëнной почвы) была сильно нарушена плантажной вспашкой. Цен-тральная часть кургана была повреждена воронкой (диаметром 4,5 м и глубиной до 0,7 м), выкопанной в ходе раскопок прокуратуры г. Дубэссарь. На на-сыпи и рядом с ней встречались камни (белый ра-кушечник) различных размеров, составлявших не-когда каменную обкладку кургана. Диаметр насы-пи составлял 28 м, что установлено благодаря коль-цевому рву, хорошо читавшемуся на пахоте ещë до начала исследований. Подтреугольный в сечении и овальный в плане (шириной до 1,5 м и глубиной до 1 м от погребëнной почвы) ров был заполнен плотным затëчным чернозëмом. В его заполнении на различных глубинах повсеместно встречались сползшие с насыпи камни обкладки (рис. 5,1).

В кургане было выявлено 4 погребальных ком-плекса, два из которых относились к ямной культу-ре, один принадлежал поздним кочевникам и один остался неопределëнным.

Погребение 1 (позднекочевническое, впускное) обнаружено в центре кургана, на глубине до 0,7 м от R0. Этот комплекс условно объединяет останки 4 человек, обнаруженных при следственных действи-ях дубэссарской прокуратуры. Известно, что на на-сыпи были найдены черепа и разрозненные кости нижних конечностей двух человек, присоединëнные позднее (в зависимости от сохранности) к обнару-женным в насыпи разрушенным скелетам. Судя по нечëтко сделанной с вершины кургана фотографии, все скелеты находились в непосредственной близо-сти друг от друга (рис. 5,5). Из фотографии также неясно, лежали ли все погребëнные на одном уров-не или располагались на разных глубинах. Судя по описаниям очевидцев, два крайних с севера на юг скелета (именно они были в разной степени раз-рушены плантажом) находились на 0,3-0,4 м выше остальных, анатомически целых. Поза и ориенти-ровка всех погребëнных была одинакова – в вытя-нутом положении на спине, головой на В.

Состав уцелевшего погребального инвентаря. Плантажным плугом были извлечены на поверх-ность следующие предметы: лепной сосуд (1), серьга (2) и металлические бляшки-аппликации (3). Надо полагать, инвентарь принадлежал частич-но разрушенным скелетам.

Находки: 1. Лепной сероглиняный горшок с окру-глым туловом и плоским дном (найден во фрагмен-тах, восстановлен полностью). Горловина слегка намечена, сужается к венчику. Венчик почти вер-тикальный, край срезан горизонтально. Глина до-статочно плотная, с включениями мелкого шамота. Поверхность покрыта красноватыми пятнами не-равномерного обжига и горизонтально заглажена,


87

Рис. 4. Курганы 2 и 4 у с. Дойбань-2. 1 – план и разрез кургана 2, 2 – план и разрез погребения 1 кургана 2, 3 – план и разрез кургана 4.


88

вероятно, пучком травы. Размеры: высота 10,9 см, диаметр венчика 12,9 см, наибольший диаметр ту-лова 14,4 см, диаметр дна – 7,6 см, толщина стенок 0,7-0,8 см (рис. 5,4); 2. Серебряная кольцевидная серьга с напускной дутой биконической бусиной, сделанной из того же материала, что и кольцо. Бу-сина спаяна из двух половин, имеет хорошо выде-ленное ребро в месте спайки. Кольцо в плане близко к овалу, стержень округлый в сечении, окончания не сомкнуты. Размеры: диаметр кольца до 3,2 см, диа-метр стержня 0,3 см, диаметр бусины 1,1 см (рис. 5,6); 3. Медные треугольные пластинки-аппликации (от головного убора?), украшенные штампованным орнаментом в виде двух вписанных друг в друга равнобедренных треугольников, промежутки меж-ду которыми заполнены пуансоном. Изделия фраг-ментированы, относительно хорошо сохранилось 4 экземпляра. Сохранившиеся размеры: высота не менее 4 см, толщина пластинок 0,1 см (рис. 5,7).

Погребение 2 (неопределëнное) обнаружено в 6,5 м к ЮЗ от R0, на глубине 1 м. Контуры погребаль-ного сооружения в разрыхлëнной плантажом насы-пи проследить не удалось.

Скелет взрослого человека был совершенно раз-рушен. Судя по расположению плечевых костей и ключицы, погребëнный был ориентирован в север-ном полукруге (рис. 5,2).

Находок нет.Погребение 3 (ямное, основное) обнаружено в цен-

тре кургана, на глубине 1,7 м от R0. Погребальное сооружение представляло собой яму вытянутой пря-моугольной формы, размерами 1,7×1 м и глубиной 1,1 м, ориентированную длинной осью по линии З-В (рис. 5,3). Выкид, высотой до 0,3 м и шириной 0,7-0,8 м (предматериковый суглинок с примесью материко-вой глины), дугой (в плане) огибал северную стену сооружения. На уровне погребëнной почвы яма име-ла продольное перекрытие из 7 дубовых брëвен, об-мазанных белой глиной. Диаметр наибольшего брев-на 0,25 м, длина стволов до 2,1 м. В северной части ямы в горизонтальном положении сохранилось два бревна, остальные осели в заполнение сооружения и фрагментарно встречались до самого дна. Верти-кальные стенки ямы были побелены.

При расчистке погребальной ямы были обнару-жены останки взрослого человека. Скелет лежал в скорченном положении на спине, головой на З. Череп погребëнного был повернут вправо, прямые руки вытянуты вдоль тела, ноги средне скорченны, упали вправо. Под скелетом прослежен интенсив-ный светло-серый тлен от растительной подстилки. Скелет умеренно окрашен тëмно-красной охрой, у

северной стены ямы и на уровне колен зафиксиро-вано два локальных пятна алой охры.

Находок нет.Погребение 4 (ямное, впускное или основное для

возможной II-ой насыпи) было обнаружено в 2,8 м к ЮЮЗ от R0 на глубине 0,9 м. Погребальное соору-жение представляло собой яму вытянутой прямоу-гольной формы с внутренним уступом, размерами 1,15×0,75 м и отмеченной глубиной 0,7 м, длинной осью ориентированную по линии СВ-ЮЗ (рис. 5,8). Погребение обнаружено по горизонтальному пере-крытию из каменных плит, среди которых, судя по толщине фрагментов, было не менее трëх крупных. Одна из плит имела почти правильную треуголь-ную форму, с длиной сторон около 0,6 м. Перекры-тие покоилось на уступе шириной до 0,25 м, иду-щем на глубине 0,3 м от верхнего края по северной, западной и восточной стенам ямы. Образованная уступом погребальная камера вытянутой прямоу-гольной формы, размерами 0,8×0,5 м и глубиной от уступа 0,4 м, была ориентирована длинной осью по линии СВ-ЮЗ. Вертикальные стены камеры были побелены, дно ровное горизонтальное. Заполнение состояло из сухого чернозëма.

Возможно, рядом с захоронением располагалась тризна, о чëм свидетельствует зафиксированное в 0,3 м к В от перекрытия (глубина 0,8 м от R0) ко-стрище овальной формы, длиной до 0,6 м. Грунт был обожжëн до ярко-красного оттенка, следы сильного обжига также отмечены на боковой грани одной из верхних плит. В центре кострища были найдены дре-весные угли, лопатка и кости конечности лошади.

При расчистке погребальной камеры были обна-ружены останки ребëнка. Скелет лежал в скорчен-ном положении на спине, головой на ЮЗ. Череп был склонен к левому плечу. Правая рука погребëнного была вытянута вдоль тела, левая согнута и кистью уложена на таз. Ноги сильно скорченны, упали впра-во. Череп был окрашен алой и малиновой охрой, а также имел чёрную продольную полосу по теме-ни (сажа?). Под склетом прослежен слабый тлен светло-серого цвета от растительной циновки.


КУРГАН 4 (предположительно сарматский) на-ходился в 55 м к ЮЗ от кургана 1. Насыпь была уничтожена плантажной вспашкой и в рельефе чи-талась пятном жëлтого грунта диаметром до 16 м (рис. 4,3). В центральной части пятна, до начала исследований, при визуальном осмотре были обна-ружены разрозненные останки взрослого человека, вытянутые по линии С-Ю. Исследования показали,


89

Рис. 5. Курган 3 у с. Дойбань-2. 1 – план и разрез кургана, 2 – погребение 2, 3 – план и разрез погребения 3, 4 – лепной горшок из погребения 1, 5 – погребение 1, 6 – серебряная серьга из погребения 1, 7 – медные пластинки-аппликации из погребения 1, 8 – план и разрез погребения 4.


90

что погребальное сооружение и скелет (найденные на насыпи останки принадлежали ему) полностью уничтожены плантажом (который уничтожил на-сыпь кургана до глубины 0,7 м).

Находок нет, однако не исключено, что погребе-ние было, как и в кургане 2, полностью ограблено в древности.

Анализ материаловВ результате раскопок четрëх курганов у с. Дой-

бань-2 было изучено 11 захоронений различных исторических эпох. Несмотря на малочисленность погребальных комплексов, они существенно допол-няют фонд источников по курганным древностям района Дубэссарь. Остановимся на характеристике каждой из выделенных культурно-хронологических групп в отдельности.

Памятники ямной культуры составляют наи-более многочисленную группу захоронений (6 ком-плексов или 55% всех погребений). Ямными племе-нами были возведены курганы 1 и 3, окружëнные кольцевыми рвами без перемычек. Разница между ними только в форме: в кургане 1 ров округлый в плане, тогда как в кургане 3 – овальный. Рвы, скорее всего, образованы выборкой грунта для сооружения насыпи. С.В. Ивановой для Северо-Западного При-черноморья учтено 29 курганов ямной культуры, окружëнных рвами (Иванова 2001, 26-27). И дойбан-ская группа существенно пополняет этот список.

Каменная обкладка насыпи отмечена только в кургане 3: сползшие в его ров камни, возможно, свидетельствуют в пользу синхронности сооруже-ния рва и обкладки.

Погребальные камеры в дойбанских курганах пред-ставляют собой как простые грунтовые могилы, так и ямы с уступами. Как правило, это камеры прямоу-гольной формы с закруглëнными углами и вертикаль-ными стенками, и только в погребении 1/5 яма имела трапециевидную форму. Достоверно зафиксировать уступы удалось только в детских погребениях 1/2 и 3/4, однако, можно с большой долей вероятности предполагать их наличие во впускных погребениях 1/4 и 1/5. Форма уступа в погребениях 1/2 и 3/4 не-обычна для Северо-Западного Причерноморья и на-ходит определëнные аналогии в ямных памятниках Поингулья (Шапошникова и др. 1980, 65, рис. 26,3).

Деревянные перекрытия отмечены в четырëх по-гребениях (1/3, 1/4,1/5 и 3/3). В кургане 1 все пере-крытия были поперечными, с использованием пло-ских плах и покрытием растительной циновкой. Напротив, в кургане 3 основное погребение 3/3 имело продольное бревенчатое перекрытие, обма-

занное белой глиной. В детских погребениях 1/2 и 3/4 погребальные камеры на уровне уступов были горизонтально перекрыты каменными плитами, что достоверно прослежено в погребении 3/4. Хотя некоторые крупные плиты имеют довольно ровные края, их возможная интерпретация в качестве стел сомнительна. Скорее всего, плиты выламывались специально для захоронения в находящемся побли-зости каньоне балки Глубокая.

Все захоронения ямной культуры в дойбанских курганах совершены по обряду ингумации. Положе-ние умерших в большинстве комплексов стандартно: скорченно на спине, ноги, первоначально стоящие коленями вверх, впоследствии падали в ту или иную сторону. Различия между такими погребениями за-ключаются в положении черепа и рук. Исключение составляет погребение 1/5, в котором ноги и череп были преднамеренно повернуты в одну сторону.

Ориентировка погребëнных в дойбанских курга-нах имеет значение, по большей части, для основ-ных захоронений, поскольку впускные погребения кургана 1 соответствуют традиции кругового рас-положения вокруг центра. Строгая широтная ори-ентировка зафиксирована в трëх комплексах (1/3, 1/3 и 3/3), и с небольшим отклонением к югу было ориентировано погребение 3/4. В трëх вышеуказан-ных погребениях скелеты лежали головой на З, в погребении 3/4 – головой на ЮЮЗ.

Сопровождение погребений 1/2 и 3/4 кострища-ми (а в погребении 3/4 – и тризной), по мнению Е.В. Ярового (1985, 65), служит надёжным инди-катором основных захоронений ямной культуры Северо-Западного Причерноморья. Это позволяет предположить существование для курганов 1 и 3 досыпок насыпи, основными для которых и явля-лись детские погребения с каменным перекрыти-ем. Соответственно, уровень обнаружения этих комплексов может гипотетически определять го-раздо большую высоту первых насыпей обоих кур-ганов, что косвенно свидетельствует в пользу их культурно-хронологического единства.

На дне всех захоронений прослежен тлен от под-стилки растительного происхождения коричневого или светло-серого цвета. Побелка стен зафиксиро-вана в погребальных камерах 1/2, 3/3 и 3/4. Обмаз-ка стен и дна мелкорастёртой глиной прослежена в погребении 1/3.

Окраска склетов красной или малиновой охрой отмечена во всех ямных комплексах дойбанской группы: наибольшей интенсивности окраска до-стигала на черепе и, иногда, на костях ног. Самая высокая степень окрашенности зафиксирована во


91

впускном погребении 1/5, что подтверждает общую тенденцию к уменьшению данного показателя для основных погребений по сравнению с впускными (Яровой 1985, 68).

Погребальный инвентарь ямных погребений дой-банской группы малочисленен и представлен ору-диями труда из погребений 1/3 и 1/5. В погребении 1/3 к таковым относятся растиральник-отбойник и ретушёр-отжимник, которые позволяют видеть в погребëнном мастера камнеобработки. Инвентарь погребения 1/5 количественно более представите-лен: нож (использовался, возможно, и как скребло), костяные долото и проколка, а также два кремнëвых камешка. Присутствие долота может указывать на связанную с деревом ремесленную специализацию погребённого. Камешки, костяная проколка и нож, очевидно, лежали в матерчатом или кожаном фут-ляре – их положение (под виском погребённого) позволяет предположить, что футляр носился на ремешке в области шеи.

По Е.В. Яровому (1985, 38-48, рис. 2,4) все иссле-дованные в курганах у с. Дойбань ямные комплексы соотносятся со следующими типами: – тип 1. К нему относится основное погребение 1/3. Скелет лежал лицевой частью черепа вверх, со слегка согнутыми и расставленными в стороны руками; – тип 11. К нему относится основное погребение 3/3 и впускное погребение 1/4. Скелеты лежали лицевой частью че-репа вверх, с прямыми вытянутыми вдоль тела рука-ми; – тип 15. К нему относятся детские погребения 1/2 и 3/4. Правые руки скелетов были прямыми, а левые согнуты и кистью уложены на таз; – тип 37. К нему относится впускное погребение 1/5. Скелет в скорченном положении на спине с наклоном влево. Череп был повернут влево. Левая рука прямая лежа-ла вдоль тела кистью у бедренных костей. Правая рука была согнута и кистью уложена на таз.

Согласно предложенной Е.В. Яровым хронологии памятников ямной культуры, основные погребе-ния типов 1, 11 и 15 относятся к пятой обрядово-стратиграфической группе (второй хронологиче-ский горизонт или собственно ямные памятники), датирующейся серединой – началом последней чет-верти III тыс. до н.э. (Яровой 1985, 100-109; он же 2000, 24-26). В эти временные рамки укладываются и погребения 1/2, 1/3, 3/3, 3/4. Впускное погребение 1/4 также относится к пятой группе и может быть датировано в пределах второй половины III – начала

II тыс. до н.э. И, наконец, впускное погребение 1/5 принадлежит к наиболее поздней седьмой обрядово-стратиграфической группе (четвертый хронологиче-ский горизонт или постъямные памятники) – рубеж III – первая четверть II тыс. до н.э.

Таким образом, в дойбанских курганах прослежи-вается два хронологических этапа: собственно ям-ный и постъямный, – причëм первый выглядит в ко-личественном плане значительно представительней. Отсутствие в двух насыпях погребений четвëртой и шестой обрядово-стратиграфических групп может свидетельствовать о слабом заселении данного рай-она древнеямными и позднеямными племенами.

Памятники сарматской культуры. К ним, на основании находок фрагментов амфор римского вре-мени, мы относим курган 2 и, предположительно, курган 4. Форма погребального сооружения и ори-ентировка погребëнного в кургане 2 не противоречат данной культурной атрибуции (Гроссу 1990, 31-33). В обоих случаях захоронения по обряду ингумации были основными под индивидуальной насыпью, что для Нижнего Поднестровья выглядит достаточно редким явлением. Фрагменты амфор, найденные возле кургана 2, в целом датируют комплекс II-III вв. н.э. Юго-восточная ориентировка скелета в указан-ном погребении, хорошо известная в могильниках Островец-Вертеба, Олеччина и Киселев, подтверж-дает предложенную дату (Рикман 1975, 38, 48).

Памятники поздних кочевников. К ним отно-сится погребение 3/1, условно объединяющее 4 скелета, ориентированных головой на В. Разница в высоте их залегания позволяет предположить нали-чие в кургане 3 двух парных позднекочевнических захоронений. Основным датирующим материалом здесь является серебряная серьга, которая надëжно датируется XII в. и относится к типично кочевниче-ским, вероятно, половецким древностям (Плетнева 1981, 216, рис. 84,7). В определении найденного в этом комплексе сосуда существуют определëнные трудности: судя по форме и составу теста, он при-надлежит к более раннему периоду.

Культурная атрибуция погребений 1/1 и 3/2 не определяется, ввиду отсутствия собственно погре-бального сооружения и погребального инвентаря.

Продолжение полевых исследований курганов в бассейнах р. Ягорлык и р. Тростинец позволит в дальнейшем уточнить информацию, полученную при раскопках курганной группы Дойбань-2.


92

Библиография

Гросу 1990: В.И Гроссу, Хронология памятников сарматской культуры Днестровско-Прутского междуречья (Кишинëв 1990).

Иванова 2001: С.В. Иванова, Социальная структура ямной культуры Северо-Западного Причерноморья (Одесса 2001).Плетнева 1981: С.А. Плетнева, Кочевники восточноевропейских степей в X-XIII вв. В сб.: Степи Евразии в эпоху

средневековья. Археология СССР (Москва 1981).Рикман 1975: Э.А. Рикман, Этническая история населения Поднестровья и прилегающего Подунавья в первых веках

нашей эры (Москва 1975).Шапошникова и др. 1980: О.Г. Шапошникова, В.С. Бочкарëв, В.Н. Корпусова, Курганная группа у с. Привольное. В

сб.: Археологические памятники Поингулья (Киев 1980), 17-70.Яровой 1985: Е.В. Яровой, Древнейшие скотоводческие племена Юго-Запада СССР (Кишинëв 1985).Яровой 1990: Е.В. Яровой, Курганы энеолита-эпохи бронзы Нижнего Поднестровья (Кишинëв 1990).Яровой 2000: Е.В. Яровой, Скотоводческое население Северо-Западного Причерноморья эпохи раннего металла.

Автореферат дисс. ... докт. ист. наук (Москва 2000).

Николай Тельнов, доктор истории, Центр археологии, Институт культурного наследия, Академия наук Молдовы, бул. Штефан чел Маре 1, МД-2001 Кишинэу, Республика Молдова

Игорь Четвериков, Виталий Синика, канд. ист. наук, НИЛ «Археология» ПГУ им. Т.Г. Шевченко, ул. 25 Октября 128, каб. 314, МД-3300 Тирасполь, Республика Молдова


ИССЛЕДОВАНИЯ КУРГАНА У г. ОРХЕЙ

Сергей ПОПОВИЧ, Кишинэу

Cercetarea unui tumul de lîngă or. Orhei. Prin lucrarea de faţă se introduc în circuitul ştiinţific materialele săpăturii unui tumul, cercetat în anul 1968 în apropierea oraşului Orhei, Republica Moldova. Sînt descrise 8 înmormîntări, aparţinînd culturii Jamnaja, dintre care: nr. 9 datat în perioada timpurie de dezvoltare a culturii (Drevnejamnaja), nr. 1, 6, 8 aparţinînd perioadei clasice a culturii, şi nr. 2, 3, 4, 5 datate în perioada tîrzie de dezvoltare a culturii (Pozdnejamnaja). Ultimul orizont cultural-cronologic este reprezentat de înmormîntarea nr. 10, aparţinînd, probabil, epocii mijlocii a bronzului.

В настоящей публикации в научный оборот вводятся материалы раскопок кургана, исследованного в 1968 г. около г. Орхей, Республика Молдова. Описаны 8 погребений ямной культуры. К древнеямному времени относится погребение 9, классическому ямному времени принадлежат погребения 1, 6, 8. Погребения 2, 3, 4, 5 определены как позднеямные. Последний культурно-хронологический горизонт кургана представлен погребением, возможно, эпохи средней бронзы (КМК).

Tumulus near Orhei. The present article describes the archeological material discovered in a tumulus near Orhei town (Republic of Moldova), excavated during the field season 1968. The described eight burials belong to Pit-Grave culture. The burial 9 belongs to early-Pit-Grave time, while burials 1, 6 and 8 belong to the typical Pit-Grave culture. The burials 2, 3, 4, 5 are defined as late- Pit-Grave culture. The latest culture-chronological horizon of the tumulus is represented by a burial, which, probably, belongs to Middle Bronze Age.

Key words: Dniester Basin, Middle Raut basin, Early Bronze Age, Pit-Grave culture, tumular necropolis

Одним из центральных вопросов изучения жизни населения Пруто-Днестровского междуречья эпохи ранней бронзы является формирование и развитие погребального обряда различных сообществ ям-ной культуры, а также их временное и простран-ственное распространение. Важно отметить, что расположение естественных путей сообщения, образованных долинами р. Рэут и его притоками, связывало между собой различные культурные со-общества. На сегодняшний день равнинное про-странство припойменной части долины р. Рэут в её среднем течении остаётся пока ещё слабо изучен-ным, особенно это относится к периодам ранней и средней бронзы, хотя в результате археологических разведок, проведённых С.М. Агульниковым, В.П. Хахеу, В.И. Гросу и другими в 80-х гг. XX cт., было выявлено большое количество курганов, располо-женных цепочками в долине и вдоль берегов Рэута.

В данной статье публикуются материалы кургана1, который был одним из первых исследован (без учё-та раскопок начала ХХ ст.) в бассейне среднего те-чения р. Рэут. Спасательные работы были проведе-ны в 1968 г. отрядом по изучению бронзового века под руководством В.А. Дергачёва2.

Долина Рэута в среднем течении образует об-ширную пойму, ограниченную с Ю и СВ узкими скалистыми каньонами. По правому и левому бе-регам в древности она была окружена дубовыми и грабовыми лесными массивами, которые сохрани-лись лишь частично (Рымбу 1982, 111).

Курган у г. ОрхейКурган находился в 1,5 км от Орхейского3 моста

(Слободка) через р. Рэут и в 1 км к ЮВ от с. Миток, в пойме реки (рис. 1, 2). Раскопки кургана произво-дились при помощи землеройной техники, которая

1 Хотя данные о материалах Оргеевского кургана были упомянуты в Археологической карте Молдавии по эпохе брон-зы (Дергачёв 1973, 16), подробная их публикация отсутствовала.

2 Автор приносит искреннюю благодарность В.А. Дергачëву за любезно предоставленные материалы и благодарит С.М. Агульникова за помощь и советы, полученные в ходе обработки источников.

3 Орхей или Оргеев, в современной транскрипции – Орхей.


94

снимала слои по 5-10 см. К началу раскопок высо-та кургана составляла 3,1 м от дневной поверхно-сти, диаметр насыпи около 37 м (рис. 1,3). Насыпь кургана состояла из однородного мелкозернистого чернозёма, насыпанного в один приём. В кургане было обнаружено 10 погребений4.

Погребение 1 (ямной культуры) (рис. 2,1) было обнаружено в 9 м к СВ от репера (125˚), на глубине 2 м. Погребальная камера прямоугольной формы с закруглёнными углами, ориентирована с СВ на ЮЗ, размеры 1,11,8 м.

Погребённый лежал скорченно на спине, головой ориентирован на СЗ. Левая плечевая кость находилась вдоль скелета, локтевая и лучевая не сохранились. Ко-сти правой руки вытянуты вдоль туловища, кистью уложены на костях таза. Кости ног согнуты, коленями повёрнуты влево. Скелет и дно камеры были обильно посыпаны охрой красного оттенка. Под скелетом вы-явлен отпечаток от растительной подстилки. В запол-нении отмечены куски истлевшего дерева.

Находок нет.Погребение 2 (позднеямное) (рис. 2,2) было об-

наружено в 9 м к СЗ от репера (25˚), на глубине 2,4 м. Погребальная камера прямоугольной формы, ориентирована с СВ на ЮЗ, размеры 0,91,7 м. На уровне фиксации встречались фрагменты истлев-шего дерева от перекрытия.

Скелет подростка лежал скорченно на спине с на-клоном на правый бок, ориентирован головой на Ю. Кости правой руки прямые, кисть уложена под пра-вым коленом. Кости левой руки прямые, у таза. Ко-сти ног сильно скорченны, прижаты к тазу. Скелет посыпан охрой, особо интенсивно череп. Под скеле-том выявлен отпечаток от растительной подстилки.

Находки: 1. У шейных позвонков найдено сере-бряное кольцо с несомкнутыми окончаниями. Раз-меры: диаметр 1,2 см, сечение 0,4 см (рис. 3,5).

Погребение 3 (позднеямное) (рис. 2,3) было об-наружено в 12,5 м к СЗЗ от репера (30˚), на глубине 2,6 м. Погребальная камера прямоугольной формы с закруглёнными углами, ориентирована с СВ на ЮЗ, размеры 21,6 м.

Погребённый лежал скорченно на спине, головой ориентирован на ЮЗ. Правая рука чуть согнута в локте, кисть уложена в области живота. Кисть ле-вой руки находилась под лицевой частью черепа. Кости ног согнуты, коленями повернуты влево. На черепе выявлена густая посыпка охрой. Под скеле-том отмечен отпечаток от растительной подстилки.

Находки: 1. Слева от черепа лежал лепной горшок. Сосуд с заглаженной поверхностью был орнамен-тирован в верхней части шнуровым орнаментом, который разделяется на две зоны: верхнюю (орна-мент нанесён на горло в виде косых параллельно идущих линий) и нижнюю (по плечикам, в виде обращенных вниз полуовалов с одной выпуклой стороной). По краю венчика имеется узор в виде коротких оттисков шнура. Размеры: высота 13,5 см, диаметр венчика 10,5 см, максимальный диаметр тулова 13 см, диаметр дна 4,4 см (рис. 3,3).

Погребение 4 (позднеямное) (рис. 2,4) было об-наружено в 13 м к СЗ от репера (58˚), на глубине 3 м. Контуры погребальной камеры зафиксировать не удалось.

Погребённый лежал скорченно на спине с неболь-шим наклоном на правый бок, головой ориентиро-ван на СВ. Кости рук вытянуты вдоль туловища. Левая рука чуть согнута в локте, кистью уложена под костями таза. Кости ног согнуты, коленями по-вернуты вправо. Скелет посыпан охрой, особенно интенсивно череп и ступни. На дне камеры зафик-сирован тлен от подстилки.

Находок нет.Погребение 5 (позднеямное) (рис. 2,5) было об-

наружено в 18 м к СЗ от репера (63˚), на глубине 3,8 м. Контуры погребальной камеры зафиксиро-вать не удалось.

Погребённый лежал скорченно на спине, с накло-ном на правый бок, ориентирован головой на Ю. Правая рука прямая, кистью уложена под бедрен-ной костью. Левая рука, слегка согнутая в локте, кистью уложена на тазе. Ноги согнуты коленями вправо. Череп посыпан охрой.

Находок нет.Погребение 6 (ямной культуры) (рис. 2,6) было

обнаружено в 4,5 м к З от репера (346˚), на глубине 0,8 м. Контуры погребальной камеры зафиксиро-вать не удалось.

Погребение парное. Скелет 1 (женский?) лежал в скорченном положении на спине, ориентирован го-ловой на ЮЗЗ. Правая рука уложена вдоль тулови-ща, от левой сохранились лишь фрагменты плече-вой кости. Ноги согнуты коленями влево. Скелет 2 (мужской?) лежал на спине слева от скелета 1, ори-ентирован головой на ЮЗЗ. Руки вытянуты вдоль туловища. Ноги распались ромбом. Оба скелета посыпаны охрой, наиболее интенсивно черепа. Под обоими скелетами выявлен тлен от подстилки.

4 В связи с тем, что в отчёте и полевой документации профили кургана и разрезы погребений не сохранились, данная информация отсутствует также в настоящей публикации.

Сергей Попович

95

Рис. 1. Курган у г. Орхей. 1, 2- ситуационный план; 3- общий план кургана.

Исследования кургана у г. Орхей

96

Рис. 2. Курган у г. Орхей. 1- погребение 1; 2- погребение 2; 3- погребение 3; 4- погребение 4; 5- погребение 5;6- погребение 6.


97

Находки: 1. В области шейных позвонков скелета 1 найдено медное височное кольцо в 1,5 оборота. Размеры: диаметр 1,1 см, сечение 0,2 см (рис. 3,4).

Погребение 7 (разрушенное, неопределённое) было обнаружено в 12 м к ЮЗ от репера (305˚) на глубине 2 м. Контуры погребальной камеры зафик-сировать не удалось. Представляло собой скопле-ние отдельных человеческих костей.

Погребение 8 (ямной культуры) (рис. 3,1) было обнаружено в 5 м к ЮВ от репера (170˚), на глуби-не 1,8 м. Контуры погребальной камеры зафикси-ровать не удалось.

Погребённый лежал скорченно на спине, ориен-тирован на ЮЗ. Кости правой руки вытянуты вдоль туловища, а левой – уложены на костях таза. Ноги согнуты коленями влево. Вблизи от костей выявле-ны мелкие куски истлевшего дерева. Скелет посы-пан охрой, особо интенсивно череп. Под скелетом выявленны остатки от растительной подстилки.

Находок нет.Погребение 9 (древнеямное, основное) (рис. 3,6)

было обнаружено под репером, на глубине 3,6 м от репера или 0,5 м от уровня древней дневной по-верхности. На уровне древней дневной поверхно-сти вокруг погребальной камеры двумя полуколь-цами лежал материковый выкид из погребальной камеры. Зафиксированы остатки деревянного пере-крытия, которое сверху было заложено камнями средних размеров 0,50,40,3 м. Погребальная камера прямоугольной формы, с закруглёнными углами была ориентирована с ЮЗЗ на СВВ, разме-ры 1,11,8 м.

Погребённый лежал в скорченном положении на спине, головой ориентирован на СВВ. Кости обе-их рук вытянуты, кистями уложены на костях таза. Ноги согнуты коленями вправо. Череп, верхние ко-нечности и стопы посыпаны охрой красного оттен-ка. На дне погребальной камеры встречаются от-дельные угольки. Под скелетом выявлен отпечаток от растительной подстилки.

Находок нет.Погребение 10 (эпохи средней бронзы?) (рис. 3,2)

было обнаружено в 18 м к ЮЮВ от репера (215˚), на глубине 3,3 м. Контуры погребальной камеры зафиксировать не удалось.

Погребённый лежал скорченно на левом боку, головой ориентирован на СВ. Кости рук согнуты под острым углом, кисти уложены перед костями черепа. Кости ног согнуты в коленях под острым углом.


Стратиграфия и относительная хронология погребений

В результате исследования кургана выяснилось, что насыпь была сооружена в один приём над основным древнейшим погребением 9. Восточная ориентировка, присутствие камня в перекрытии погребальной камеры захоронения 9 являются наи-более встречаемыми признаками древнеямных по-гребений (Яровой 2000, 20-21).

Следующую группу погребений составляют соб-ственно ямные комплексы 1, 6 и 8, впущенные в го-товую насыпь. Для них характерно: скорченное по-ложение на спине, вытянутость рук вдоль скелета, а также преобладание ориентировки на западный полукруг. Раскопки кургана не выявили дополни-тельных досыпок, связанных с данными погребе-ниями.

Наиболее поздние комплексы ямного времени в кургане представлены позднеямными захороне-ниями 2, 3, 4 и 5, которые соответствуют Буджак-скому варианту ямной культуры. Для погребений этой хронологической группы характерен такой устойчивый признак, как скорченное положение на спине с наклоном на бок (Дергачёв 1986, 83; Яро-вой 2000, 22-24).

Погребальный инвентарь, выявленный в ям-ных погребениях кургана, вписывается в общую картину, имеющуюся на сегодняшний день для комплексов ранней бронзы в курганах Пруто-Днестровского междуречья (Дергачёв 1973, 10-11; он же 1986, 42-60; Яровой 1985, 76-96). Но с одной лишь оговоркой, что орнаментированные горшко-видные сосуды, подобные оргеевскому из погре-бения 3, встречаются относительно редко (Яровой 1985, 83; Дергачёв 1986, 52).

Наиболее близкие аналогии композиционно-му шнуровому орнаменту мы находим на сосуде, выявленном в погребении катакомбной культуры 1/11 у пгт. Тараклия (Агульников, Савва 1986, 38-39). Сосуд из насыпи кургана 6 у с. Гура Быкулуй в верхней части орнаментирован ногтевыми вдав-лениями (Дергачёв 1984, 23, рис. 16) и также, как и в нашем случае, по плечикам имелся шнуровой орнамент в виде полуовалов, спускаюшихся вниз. Сосуд из погребения 13/8 у с. Олэнешть орнамен-тирован горизонтальными линиями из вертикаль-ных насечек, нанесённых по венчику и плечикам горшка (Яровой 1990, 200-201). Такой же узор в виде двух горизонтальных линий, нанесëнных на-сечками, имелся на плечиках сосуда, найденного в ямном погребении 5/3 у с. Новоградовка (Субботин


98

Рис. 3. Курган у г. Орхей. 1- погребение 8; 2- погребение 10; 3- сосуд из погребения 3; 4- височное кольцо из погре-бения 6; 5- кольцо из погребения 2; 6- погребение 9.


99

2000, 361, рис. 4,12). Следует отметить, что помимо ямных погребений горшковидные сосуды, при не-котором типологическом своеобразии, встречаются и в катакомбных захоронениях (Дергачёв 1986, 52). Практически до идентичности нижняя композиция орнамента на сосуде из погребения 3 оргеевского кургана соответствует орнаменту на фрагменте со-суда, найденного в катакомбном погребении около кургана 3 у г. Тирасполь (Савва 1987, 88, рис. 8). В Южнобугском варианте ямной культуры орна-ментированные горшковидные сосуды встреча-ются намного чаще, чем на территории Пруто-Днестровского междуречья. Горшки, подобные сосуду из погребения 3 оргеевскоого кургана, на памятниках Южнобугского варианта соответству-ют первому отделу, группе Б, типу 1 (Шапошнико-

ва и др. 1986, 40, рис.15, Iб.). На сосудах этой серии орнамент занимает верхнюю половину горшка и состоит из опоясывающих шейку линий, зигзагов или треугольников на плечиках (Шапошникова и др. 1986, 38-41).

Украшения из Оргеевского кургана (в частности, височные подвески) уже были опубликованы и клас-сифицированы в обобщающей работе, посвящён-ной бронзовым изделиям из Пруто-Днестровского междуречья (Dergačev 2002, 28, Тaf. 19,L-M).

Впускные погребения ямной культуры составля-ют второй хронологический горизонт насыпи.

К третьему культурно-хронологическому гори-зонту кургана относится погребение 10, выявлен-ное в ЮВ секторе насыпи, которое, возможно, да-тируется эпохой средней бронзы (КМК?).

БиблиографияАгульников, Савва 1986: С.М. Агульников, Е.Н. Савва, Курганы эпохи энеолита-бронзы у пгт. Тараклия. В сб.: АИМ

в 1982 г. (Кишинёв 1986), 34–54.Дергачёв 1973: В.А. Дергачёв, Памятники эпохи бронзы. АКМ, вып. 3 (Кишинёв 1973).Дергачёв 1984: В.А. Дергачёв, Раскопки курганов у с. Гура Быкулуй. В сб.: Курганы в зонах новостроек Молдавии

(Кишинёв 1984), 3–36.Дергачёв 1986: В.А. Дергачёв, Молдавия и соседние территории в эпоху бронзы (Кишинёв 1986).Рымбу 1982: Н.Л. Рымбу, Природно-географические зоны Молдавии (Кишинёв 1982).Савва 1987: Е.Н. Савва, Катакомбное погребение у г. Тирасполь. В сб.: Молдавское Поднестровье в первобытную

эпоху (Кишинёв 1987), 87–91.Субботин 2000: Л.В. Субботин, Северо-Западное Причерноморье в эпоху ранней и средней бронзы. Stratum plus 2,

2000, 360 –388.Шапошникова и др. 1986: О.Г. Шапошникова, В.Н. Фоменко, Н.Д. Довженко, Ямная культурно-историческая область

(Южнобугский вариант). САИ, вып. Б1-3 (Киев 1986).Яровой 1985: Е.В. Яровой, Древнейшие скотоводческие племена юго-запада СССР (Кишинёв 1985).Яровой 1990: Е.В. Яровой, Курганы энеолита-эпохи бронзы Нижнего Поднестровья (Кишинёв 1990).Яровой 2000: Е.В. Яровой, Скотоводческое население Северо-Западного Причерноморья эпохи раннего металла.

Автореферат дис. ...д.и.н. (Москва 2000).Dergačev 2002: V. Dergačev, Die änеolithischen und bronzezeitlichen Metallfunde aus Moldavien. PBF, XX/9 (Stuttgart

2002).

Сергей Попович, Центр археологии, Институт культурного наследия, Академия наук Молдовы, бул. Штефан чел Маре 1, МД-2001, Кишинэу, Республика Молдовa; e-mail: [email protected]


БЕЛОГРУДОВСКИЙ ГОРИЗОНТ МАЛОПОЛОВЕЦКОГО АРХЕОЛОГИЧЕСКОГО КОМПЛЕКСА НА КИЕВЩИНЕ

Сергей ЛЫСЕНКО, Киев

Orizontul Belogrudovka al complexului arheologic Malopoloveck din regiunea Kievului. Articolul este consacrat introducerii în circuit ştiinţific a materialelor din obiectivele orizontului Belogrudovka (1200-1000 cal. BC) al complexului arheologic Malopoloveck, investigat în anii 1992-2006. Materialele prezentate se deosebesc în mai multe privinţe de monumentele-etalon ale acestei perioade din silvostepa cursului r. Bug (Sobkovka) şi din zona or. Čerkassy de pe cursul r. Nipru (orizontul inferior al cetăţii Subbotovo). Pe baza concluziilor geografilor, pedologilor şi arheozoologilor, în articol sunt evidenţiate principalele trăsături ale paleolandşafturilor microregiunii la sfârşitul epocii bronzului târziu.

Статья посвящена введению в научный оборот материалов из объектов белогрудовского горизонта (1200-1000 cal. BC) Малополовецкого археологического комплекса, исследованных в 1992-2006 гг. Представленные материалы во многом отличаются от эталонных памятников этого периода в лесостепном Побужье (Собковка) и в Черкасском Поднепровье (нижний горизонт Субботовского городища). На основании выводов географов, почвоведов, археозоологов в статье намечены основные черты палеоландшафтов, окружавших население микрорегиона в конце эпохи поздней бронзы.

Belogrudovsky Horizon of Malopolovetsk Archaeological Complex in Kiev Region. The article deals with introducing to scientific circulation the materials from complexes of Belogrudovsky horizon (1200-1000 cal. BC) of Malopolovetsk archaeological complex, which were investigated in 1992-2006. The materials presented significantly differ from standard monuments of the corresponding period in the forest-steppe Bug River Basin (Sobkovka) and the Dnieper River Basin near Cherkassy (lower horizon of Subbotovskoe settlement). Basing on the conclusions made by geographers, soil scientists and archaeozoologists, the article outlines major characteristics of paleolandscapes, represented the environment for the population of the microregion at the end of the Late Bronze Age.

Key words: North-West Pontic, Dnepr Basin, Late Bronze Age, Malopolovetsk Archaeological Complex, Belogrudovka culture, settlements, ceramics, paleolandscapes

Выделенная в начале 20-х годов XX в. белогру-довская культура продолжает оставаться слабоизу-ченной – так, целые регионы еë распространения известны, преимущественно, по материалам разве-док (Березанская 1985). Это касается и Киевского Поднепровья – до 90-х годов XX в. незначитель-ные раскопки были проведены только на трëх по-селениях: Подгорцы (Березанская 1961, 113; рас-копки В.Н. Даниленко), Обухов (ур. Подгородище) Обуховского района (Петровская 1974) и Червоное (Красное-1) Ставищенского района (Березанская и др. 1984). На первых двух памятниках исследова-но по одному жилищу; на втором – на поверхности зафиксированы пятна семи жилищ, три из которых были перерезаны крест-на-крест траншеями метро-вой ширины. Материалы этих раскопок до сих пор не обработаны и не опубликованы. Не лучшее со-

стояние изученности и погребальных памятников: раскопан один курган у с. Макеевка Белоцерковско-го района (Березанская, Драгунова 1970) и случай-но исследовано погребение у с. Великая Снетинка Фастовского района (Магомедов 1988).

Тем важнее представляется полная публикация материалов белогрудовского горизонта (МП-V, 1200-1000 cal. BC) Малополовецкого археологи-ческого комплекса, систематические исследования которого проводятся с 1991 г.

***Малополовецкий археологический комплекс

(МАК) охватывает бассейн р. Суботь (Собот, = пра-вый приток Каменки – левый приток Роси – правый приток Днепра), а также прилегающие к нему водо-раздельные плато между реками Каменка и Роста-


101

вица. На сегодняшний день к комплексу отнесено более 50 памятников археологии, расположенных в Фастовском, Васильковском, Сквирском, Бело-церковском районах Киевской области и Попель-нянском районе Житомирской области (33 поселе-ния; 17 курганных групп и одиночных курганов; курганно-грунтовый могильник; древние пути и переправа). Ядро комплекса (рис. 1) составляют па-мятники, расположенные на территории сельсове-тов сс. Малополовецкое и Яхны Фастовского райо-на (Готун и др. 2002, 93-109; Лысенко 2004, 85-103); в качестве дальней периферии МАК рассматрива-ются памятники большой излучины р. Каменка.

Материалы белогрудовского горизонта найдены на поселениях Малополовецкое-1, Малополовецкое-2А (+2Б, 2В, 2Г и 2Д), Малополовецкое-4, Малопо-ловецкое-7, Малополовецкое-8, Малополовецкое-9, Малополовецкое-11, Малополовецкое-13, Малопо-ловецкое-14, Малополовецкое-15 и Малополовец-кое-18, Яхны-2, Яхны-3, Яхны-7, Яхны-9, Яхны-10, Яхны-11 и Яхны-12, а также могильнике Мало-половецкое-3. Раскопки проводились на могиль-нике Малополовецкое-3 (14518 кв.м), поселениях

Малополовецкое-2А (766 кв.м), Малополовецкое-2В (292 кв.м), Малополовецкое-2Г (60 кв.м), Ма-лополовецкое-4 (72 кв.м) и Малополовецкое-13 (54 кв.м).

Остановимся подробнее на пунктах, где выявле-ны белогрудовские объекты.

МАЛОПОЛОВЕЦКОЕ-2. Поселение. Располо-жено на пахотном поле между западной околицей с. Малополовецкое и восточной околицей с. Яхны. За-нимает рассечëнные балками склоны чернозëмной террассы левого берега р. Суботь. Общая площадь около 1500200-300 м ( ~40 га). Памятник найден в 1991 г. Р.Г. Шишкиным. С учëтом особенностей топографии и распространения находок выделяют-ся 5 отдельных участков: Малополовецкое-2А, 2Б, 2В, 2Г и 2Д.

Участок 2А (ур. Попова Руга) расположен в 0,5 км на З от дамбы Дакаливского Става, в 0,8 км на ССЗ от дамбы Яхнянского (Зубанивського) става; в 0,5 км на С от могильника Малополовецкое-3. Сельсовет с. Малополовецкое. Занимает мыс, об-разованный обводнëнными залесенными балками.

Рис. 1. Ситуационный план расположения памятников ядра Малополовецкого археологического комплекса между сс. Малополовецкое и Яхны.

Белогрудовский горизонт Малополовецкого археологического комплекса на Киевщине

102

Находки представлены материалами тшинецкого культурного круга (горизонты МП-II, МП-III, МП-IV и МП-V), черняховской культуры и древнерус-ского времени.

В 1992 г. на участке был заложен раскоп А: на вскрытой площади в 312 кв.м было выявлено 2 объ-екта белогрудовского горизонта (рис. 2; 3) (Крав-ченко и др. 1992; Кравченко, Петраускене 1993, 79-80; Кравченко 1993, 9-12).

ОБЪЕКТ № 1 (1992 г.) (рис. 2). Жилище. Согласно описанию в полевом отчëте, был зафиксирован котло-ван подпрямоугольной формы, размерами 2,63,15 м, ориентированный по линии З-В, углублëн на 1,02 м от современной поверхности (далее СП). Возле за-падной стенки объекта находился приступок шири-ной 1,2 м, возвышающийся над уровнем пола на 0,17 м. В центральной части приступка, ближе к его вос-точному краю, на глубине 0,7-0,75 м от СП, расчи-щен развал нескольких крупных лепных сосудов бе-логрудовского типа, перекрытых слоем обожжëнной обмазки и глины, толщиной 0,05-0,07 м. Всего в за-полнении объекта обнаружено 105 фр. лепных со-судов, кремнëвый отщеп, 27 камней (2 со следами пребывания в огне), 73 обломка костей животных (Кравченко и др. 1992). Радиоуглеродная дата объ-екта по кости: Kі-6219 2910+/-30 BP (<1134-988 cal BC) (Kovalyukh et al. 1998).

Согласно устному сообщению одного из авторов отчëта, непосредственно проводившего полевые исследования, контуры объекта читались нечëтко и были определены, в первую очередь, по концен-трации находок по глубинам. Сравнивая получен-ные таким образом размеры объекта (3,152,6 м) с общей площадью купольного очага и предочажной ямы из объекта № 1 поселения Малополовецое-13 (2,92 м) (см. ниже), а также то, что для белогру-довских жилищ нехарактерны столь малые раз-меры, считаем возможным предположить, что за-фиксированный объект № 1 Малополовецкого-2А, представляет собой лишь часть жилища (занимав-шее, видимо, значительную часть секторов 1 и 2), а именно, его центральную часть с остатками тепло-технического сооружения.

В 2006 г. была проведена графическая реконструк-ция керамики из скопления в объекте 11. Выяснилось, что в скопление входили фрагменты 10 сосудов: шесть тюльпановидных горшков, три миски и корчага.

Сосуд № 1 – тюльпановидный горшок, развал, 23 фр. (рис. 4,6). Венчик плавно отогнут, закруглëн.

Тесто с примесью мелкой дресвы и мелкого пе-ска. Поверхность заглажена. Цвет оранжевый. Ор-наментирован по плечику валиком с пальцевыми вдавлениями. D венчика 25 см, D тулова до 25,5 см, D днища ~12 см, H до 38 см.

Сосуд № 2 – тюльпановидный горшок, развал, 19 фр. (рис. 4,7). Венчик плавно отогнут, закруглëн; днище вогнутое, со слабо выраженным поддоном. Тесто с примесью мелкой дресвы, со слюдянисты-ми блëстками и песка. Поверхность заглажена. Цвет преимущественно оранжевый. Орнаментирован под венчиком рядом проколотых жемчужин, по плечи-ку – валиком с пальцевыми вдавлениями. D венчика 33 см, D тулова ~ 36 см, D днища 15 см, H ~50,5 см.

Сосуд № 3 – тюльпановидный горшок, развал, 11 фр. (рис. 4,5). Венчик плавно отогнут, уплощëн по краю. Тесто с примесью мелкой дресвы, со слюдя-нистыми блëстками, песка. Поверхность заглажена, местами шероховато-заглаженная. Цвет преимуще-ственно оранжевый. Орнаментирован под венчиком рядом проколотых жемчужин, по плечику – вали-ком с пальцевыми вдавлениями. D венчика ~27 см, D тулова ~23,2 см, H не менее 35 см.

Сосуд № 4 – тюльпановидный горшок, развал, 24 фр. (рис. 4,1). Венчик плавно отогнут, уплощëн по краю; днище вогнутое. Тесто с примесью дресвы, мелкого песка. Поверхность заглажена, местами подлощена. Цвет преимущественно бурый, серый, местами оранжевый, жëлтый. Орнаментирован по плечику гладким валиком. D венчика 13,3 см, D ту-лова до 16 см, D днища 10,5 см, H 24,2 см. Сосуд несколько ассиметричен.

Сосуд № 5 – тюльпановидный горшок, развал, 13 фр. (рис. 4,2). Венчик плавно отогнут, закруглëн. Те-сто с примесью дресвы, мелкого песка. Поверхность заглажена, местами подлощена. Цвет преимуще-ственно тëмно-серый, серый, местами жëлтый. Ор-наментирован по плечику валиком с редкими паль-цевыми вдавлениями. D венчика 15,7 см, D тулова 14,8 см, D днища около 10 см, H не менее 23 см.

Сосуд № 6 – тюльпановидный горшок, развал, 10 фр. (рис. 4,3). Венчик плавно отогнут, край слегка уплощëн; днище плоское. Тесто с примесью дресвы, песка. Поверхность заглажена, местами подлощена. Цвет бурый, серый. Орнаментирован по плечику ва-ликом с пальцевыми вдавлениями. D венчика 13 см, D тулова 13,5 см, D днища 9,5 см, H 19,1 см.

Сосуд № 7 – корчага (-?), часть тулова, 7 фр. (ве-роятно, к этому же сосуду относится фр. днища из

1 Здесь и далее при графической реконструкции автор придерживается принципа “не плодить сущности”, т.е. реконструируется минимально возможное количество сосудов.

Сергей Лысенко

103

Рис. 2. Малополовецкое-2А. Объект № 1 (1992 г.), очаг.


104

сектора 3, кв. Б/1, гл. 0,5 м) (рис. 4,4). Днище пло-ское, в виде невысокого поддона. Тесто с примесью дресвы, песка. Поверхность заглажена, местами подлощена. Цвет преимущественно бурый, тëмно-серый, местами чëрный. D тулова ~46 см, D днища 12 см, H реконструированной части ~32,5 см.

Сосуд № 8 – открытая миска, развал, 11 фр. (рис. 5,3). Край венчика утолщëн внутрь; днище слегка вогнутое, со слегка выделенным поддоном. Тесто с примесью дресвы, песка. Поверхность за-глажена, местами подлощена. Цвет пятнами бу-рый, оранжевый, серый, чëрный. D венчика 49 см, D днища 14 см, H ~18 см.

Сосуд № 9 – открытая миска, развал, 14 фр. (рис. 5,1). Край венчика слегка утолщëн внутрь, уплощëн. Тесто с примесью дресвы, песка. Поверх-ность подлощена. Цвет пятнами бурый, оранжевый, жëлтый, серый. В одном месте под венчиком рас-положено просверленное отверстие. Сосуд сильно видоизменëн в результате воздействия огня. D вен-чика 30,533 см, D днища ~9 см, H ~14-14,5 см.

Сосуд № 10 – открытая миска, фр. профиля (рис. 5,2). Край венчика почти прямой, уплощëн. Тесто с примесью мелкой дресвы, песка. Поверх-ность заглажена, подлощена. Цвет пятнами бурый, красный, серый, изнутри – чëрный, серый. D вен-чика 38 см, D днища ~12-12,5 см, H до 21,5 см; раз-мер фрагмента 22,515,5 см.

В квадратах, прилегающих к очагу, где предпо-ложительно располагалось жилище, обнаружено более 900 фр. лепной керамики, большая часть которой может быть отнесена к белогрудовскому типу. Стенки тюльпановидных сосудов украшены гладким или расчленëнным валиком (рис. 6,1-20); один фр. – сдвоенными горизонтальными нале-пами (рис. 8,2). Венчики плавно отогнуты, часть имеет проколотые жемчужины под краем. Один фрагмент ниже линии жемчужин (одна залеплена) украшен треугольным валиком (рис. 8,1). Встрече-но несколько стенок с храповатой поверхностью, которые, по другим керамическим характеристи-кам, относятся, скорее, к белогрудовскому време-ни, чем к черняховской культуре.

Миски представлены открытыми формами с закруглëнным, утолщëнным, иногда слегка загну-тым внутрь краем венчика (рис. 7); три фр. имеют по краю венчика выступ-налеп (рис. 7,7.10; 8,6); один –

орнаментирован по срезу венчика пролощенными узкими наклонными желобками (рис. 8,5). Одна от-крытая миска небольшого диаметра имеет профили-рованную верхнюю часть (рис. 8,4). Последние два фр., а также стенка со сдвоенным налепом и венчик, орнаментированный проколами и валиком, найдены в непосредственной близости от очага.

С жилищем связаны также: -фр. глиняной ложки (рис. 8,3); -ретушëр на фрагменте вкладыша серпа с заполированной поверхностью, изготовленного из волынского мелового кремня (рис. 6,21); -сработан-ный нуклеус, использованный в качестве отбойника, примитивно-призматический, обработанный жëстким отбойником, на конкреции житомирского кремня2.

ОБЪЕКТ № 2 (1992 г.) (рис. 3,2). Выносной очаг. Расположен в 1,5 м к В от объекта № 1, на глубине 0,35-0,45 м от СП. Представляет собой скопление сильно обожжëнных обломков гранита довольно крупных размеров, площадью около 1 кв.м. Остат-ки вымостки подстилает выгоревший грунт рыже-ватого цвета с вкраплениями древесного угля. Объ-ект датирующего материала не содержал. Однако он был вымощен камнями (серые, крупнозерни-стые), аналогичными по размеру и материалу кам-ням из вымостки объекта № 17 (2006 г.). Вероятно, объект № 2 является выносным очагом, связанным с объектом № 1 по той же схеме, что и объекты № 14 и № 15 (2006 г.) (см. ниже).

Костный материал, найденный в 1992 г., пред-ставлен 941 костью: бык домашний – 309 костей от 1 молодой, 2 полувзрослой и 5 взрослых ос.; овца домашняя – 2 кости от 1 взрослой ос.; овца и коза – 32 кости от 1 молодой и 1 полувзрослой ос.; свинья домашняя – 33 кости от 2 молодых, 3 полувзрослых и 1 взрослой ос.; конь – 53 кости от 1 молодой и 3 взрослых ос.; собака – 3 кости от 1 взрослой ос.; заяц-русак – 1 кость от 1 взрослой ос.; карповая рыба – 1 кость; птицы – 2 кости; молюски перлови-цы или беззубки – 11 створок3.

В 1993 г. к В от сектора 2 раскопа А-1992 г. ис-следовано ещë 34 кв.м и выявлены остатки объекта эпохи бронзы.

ОБЪЕКТ № 3 (1993 г.)4. Жилище. Расположен в 3 м на В от объекта № 2. Представляет собой скопле-ние фр. керамики, колотых костей животных, печи-ны и обмазки с отпечатками прутьев и жердей. Кон-туры чëтко зафиксировать не удалось. При распре-

2 Все определения кремня сделаны С.Н. Разумовым.3 Все определения костей сделаны О.П. Журавлевым.4 Ранее объект, на основании механического попадания венчика тюльпановидного сосуда тшинецкого типа,

орнаментированного горизонтальными прочерченными линиями, был ошибочно отнесëн к более ранним горизонтам тшинецкого культурного круга.


105

Рис. 3. Малополовецкое-2А. 1 – ситуационный план раскопа А-1992 г.; 2 – объект № 2 (1992 г.).


106

делениии находок по глубинам видно, что подавля-ющее их большинство на глубине более 0,55 м от СП было сконцентрировано на площади около 34 м. В центре этого скопления, на глубине 0,65 м, за-фиксированы остатки очага (размерами 1,10,8 м) в виде скопления больших кусков печины и слоя древесного угля. Большие куски печины в центре скопления лежали так, что между ними образовы-валось пространство (для установки горшка -?).

В самом скоплении и рядом с ним обнаружено 257 фр. лепной керамики эпохи поздней бронзы. Фр. венчиков – 24, из них от мисок – 4, один из которых украшен по срезу венчика пролощенными наклонными желобками (Лысенко 2001, рис. 5,5); днищ и придонных частей – 9; орнаментированных стенок – 12, из них с валиком – 10, с шишечкой – 1, с ногтевыми вдавлениями – 1.

В скоплении найдены также: -пластинчатый отщеп житомирского кремня без следов обработки; -боль-шой отщеп житомирского кремня; -3 обломка жито-мирского кремня; -обломок каневского (-?) кремня.

Костей животных выявлено 196: бык домашний – 79 костей от 1 молодой, 2 полувзрослых и 3 взрос-лых ос.; овца домашняя – 2 кости от 1 взрослой ос.; овца и коза – 14 костей от 1 взрослой ос.; свинья до-машняя – 8 костей от 1 полувзрослой и 1 взрослой ос.; конь – 12 костей от 1 молодой и 1 взрослой ос.; собака – 2 кости от 1 взрослой ос.

На трëх представленных для анализа фрагментах керамики из раскопа А-1993 г., обнаружены следы растительной примеси, в том числе отпечатки зер-новок проса обычного (Panicum miliaceum), овса (Avena sp.) и ячменя пленчатого (Hordeum vulgare)5.

В 2006 г. Фастовской археологической экспеди-цией были возобновлены работы на поселении. Раскоп заложен в южной части памятника, на краю обводнëнной балки, на середине склона левого бере-га р. Суботь; примерно в 50 м к Ю от раскопа А-1992 г. Вскрыто 368 кв.м (рис. 9,1). Исследованы 4 обьек-та, содержавших керамику белогрудовского типа.

ОБЪЕКТ № 14 (2006 г.) (рис. 9,1). Жилище. Рас-положено в квадратах Д-З/1-3, Д-Ж/1.зап. Площадь сооружения около 40 кв.м (6,46,4 м); уровень пола 0,9 м от СП (0,6-0,65 м от поверхности эпохи поздней бронзы). Форма в плане напоминает не-правильный пятиугольник с округлëнными углами. В центральной части объекта зафиксированы три ямы: две хозяйственные, впоследствии использо-ванные в качестве очагов, и одна большая яма, ве-роятно, остатки погреба (рис. 10,1).

Яма 1 (рис. 10,1). Подовальной формы, 1,120,86 м. Глубина 1,9 м от СП; уровень впуска 0,9 м. На дне лежал обожжëнный камень, 148 см. В запол-нении встречаются кости животных, фр. керамики белогрудовского типа. Яма, видимо, вторично была использована в качестве очага. Над ней, на глубине 0,9-0,93 м от СП, находился прокал, скопление мел-кой печины и углей.

Яма 2 (рис. 10,1). Неправильной округло-Т-образной формы. Размеры по уровню фиксации (1,8 м от СП) – 3,442,60 м. Пол неровный, глуби-на 1,87-2,10 м. Южная часть ямы подбоем уходила в лёсс. Зафиксированная длина подбоя не менее 0,5 м, ширина в месте фиксации 1,2 м, высота 0,55 м. Видимо, подбоем была большая часть южного вы-ступа, равно как западного и восточного – яма была чëтко зафиксирована только при зачистке на уров-не лёсса с глубины 1,8 м и нечëтко фиксировалась в плане на верхних горизонтах (южный же подбой удалось зафиксировать только по бровке). У север-ной стенки ямы, с глубины 1,5 м, фиксировалась ступенька, шириной до 0,4 м и длиной около 0,5 м. У стенок восточной части ямы найдено несколько крупных костей животных.

Яма 3 (рис. 9,1). Подокруглой формы, диаметр 1,2 м. Глубина 2,2 м от СП; уровень впуска около 0,9 м. В заполнении встречаются кости животных, фр. керамики белогрудовского типа. Как и яма № 1, видимо, вторично была использована в качестве очага – в верхней части заполнения, концентриру-ясь на глубине 1,25 м, обнаружено скопление печи-ны и угольков.

Из заполнения и с пола объекта № 14 происходят 230 фр. сосудов белогрудовского типа, кости живот-ных, отщепы житомирского кремня, обожжëнные камни. Тюльпановидные сосуды украшены глад-ким или расчленëнным валиком, некоторые имеют проколы под венчиком. На одном фрагменте, обна-руженном в придонной части ямы 3, зафиксирова-на (сдвоенная-?) шишечка-налеп (рис. 11,3). Миски большие, открытые, с вертикальным или слегка за-гнутым внутрь краем венчика; край венчика одной миски украшен пролощенными каннелюрами (рис. 11,2). Выделяется фрагмент небольшой корчаги – тесто с примесью дресвы, песка, цвет тëмно-серый, поверхность подлощена, диаметр тулова ~17,5 см; по плечику сосуд украшен поясом наклонных на-сечек, образующих псевдовалик (рис. 11,1).

ОБЪЕКТ № 15 (2006 г.) (рис. 10,2). Выносной очаг. Расположен в кв. Ж/4, на глубине 0,27 м от

5 Определения сделаны Г.А. Пашкевич.


107

Рис. 4. Малополовецкое-2А. Горшки и корчага из очага объекта № 1.


108

СП. Представлял собой вымостку из больших фр. сосудов белогрудовского типа, обмазанную сверху слоем глины, толщиной 0,04-0,05 м. Общая толщи-на пода достигала 0,07 м. Обмазка хорошо прока-лена, фр. сосудов несут на себе следы вторичного обжига; под вымосткой почва также достаточно сильно обожжена. Площадь объекта 1,41,15 м, ориентирован по линии З-В. В плане очаг подо-вальной формы, видимо, несколько сужался к З, сильно разрушен распашкой.

В сохранившейся части пода обнаружено 105 фр. керамики; еще 43 фр. находилось компактным ско-плением в пахотном слое в соседнем от объекта кв. Е/4. Реконструировано 8 сосудов: шесть тюльпано-видных сосудов и две миски.

Сосуд № 1 – тюльпановидный горшок, развал, 15 фр. (рис. 12,1). Венчик плавно отогнут, закруглëн. Тесто с примесью дресвы, с блëстками слюды, пе-ска. Поверхность шероховато-заглаженная. Цвет пятнами оранжевый, бурый, жëлтый, серый. Ор-наментирован по плечику валиком с пальцевыми вдавлениями, с заходящими концами. Сосуд силь-но видоизменен в результате воздействия огня. D венчика 15,517 см, D тулова до 15 см, D днища 11,7 см, H 22,5-24 см.

Сосуд № 2 – тюльпановидный горшок, развал верхней части, 8 фр. (рис. 12,3). Венчик плавно отогнут, закруглëн. Тесто с примесью дресвы, с блëстками слюды. Поверхность заглажена. Цвет пятнами оранжевый, жëлтый, серый. Орнаменти-рован по плечику валиком с пальцевыми вдавле-ниями и заходящими концами. С противоположной стороны от разрыва валика сосуд имеет носик-слив. D венчика 15,315,7 см, D тулова до 15 см, H не менее 22 см (H склееной части 17,5 см).

Сосуд № 3 – открытая миска, развал, 11 фр. (+ 4 фр. из кв. Е/4) (рис. 13,1). Край венчика клю-вообразно утолщëн внутрь и местами слегка утолщëн снаружи; днище плоское, со слегка вы-деленным поддоном. Тесто с примесью дресвы, с блëстками слюды. Поверхность заглажена, местами шероховато-заглаженная, бугристая. Цвет пятнами оранжевый, серый. Миска имеет по краю выступ-налеп; подобные налепы располагались, видимо, с четырëх сторон. D венчика 40-41 см, D днища 14 см, H 14,5-15 см.

Сосуд № 4 – тюльпановидный горшок, развал, 12 фр. (рис. 12,5). Венчик плавно отогнут, закруглëн, срез слегка уплощëн; днище плоское. Тесто с при-месью дресвы, песка. Поверхность заглажена. Цвет оранжевый. Сосуд орнаментирован под венчиком рядом проколотых жемчужин, по плечику – вали-ком с пальцевыми вдавлениями, с заходящими кон-цами. D венчика 20 см, D тулова 18 см, D днища 18 см, H ~ 28,5 см.

Сосуд № 5 – тюльпановидный горшок, развал, 14 фр. (рис. 12,6). Венчик отсутствует. Тесто с приме-сью мелкой дресвы, песка. Поверхность заглажена, подлощена. Цвет оранжевый, желтовато-серый, изнутри оранжевый, серый, чëрный. Орнаменти-рован по плечику гладким валиком с заходящими концами. D тулова до 24 см, D днища 14,5 см, ре-конструируемая H до 35 см.

Сосуд № 6 – банка с бочонковидным туловом, развал, 8 фр. (рис. 12,4). Венчик прямой, край закруглëн; днище плоское со слегка выделенным поддоном. Тесто с примесью мелкого песка, ша-мота, дресвы. Поверхность заглажена, подлощена. Цвет пятнами жëлтый, оранжевый, чëрный. D вен-чика ~13,5 см, D тулова ~17,5 см, D днища 11 см, H ~23,5 см.

Сосуд № 7 – тюльпановидный горшок, развал, 3 фр. (рис. 12,2). Венчик плавно отогнут, край слегка уплощëн под углом; днище вогнутое. Тесто с при-месью песка. Поверхность заглажена, подлощена. Цвет пятнами жëлтый, оранжевый, красный, серый. D венчика 12 см, D тулова 12 см, D днища 8,5 см, H ~17 см.

Рис. 5. Малополовецкое-2А. Миски из очага объекта № 1.


109

Рис. 6. Малополовецкое-2А. 1-20 – фр. сосудов белогрудовского типа из объекта № 1 и слоя рядом с ним; 21 – обломок кремнëвого серпа из объекта № 1.


110

Рис. 7. Малополовецкое-2А. Миски из объекта № 1 и слоя рядом с ним.


111

Сосуд № 8 – открытая миска, фр. венчика (рис. 13,2А). Край венчика закруглëн, с внешней сто-роны под венчиком прослеживается широкий же-лобок. Тесто с примесью дресвы, песка, шамота. Поверхность заглажена, местами подлощена. Цвет пятнами оранжевый, жëлтый, серый. D венчика до 50 см (-?). Фр. венчика этой же миски (-?) (рис. 13,2Б) обнаружен под западной стенкой объекта № 14 (кв. Е/1.зап), что, видимо, позволяет синхрони-зировать оба объекта.

Из объекта происходят также фр. от ещë несколь-ких сосудов: 2 фр. стенок тюльпановидных сосу-дов, орнаментированных валиком с пальцевыми вдавлениями, фр. венчика с частыми проколотыми жемчужинами, фр. венчика тонкостенного тюль-пановидного сосуда с шероховатой поверхностью, фр. стенки тонкостенного тюльпановидного сосуда чëрного цвета с заглаженной поверхностью.

ОБЪЕКТ № 16 (2006 г.) (рис. 9,1). Жилище. Рас-положено в кв. З-К/4-6. Площадь сооружения около 30 кв.м (65 м), контуры котлована неровные. Наи-более углублëнной является северная часть объек-та, пол которой находится на уровне 1,4 м от СП. Здесь находился очаг, к Ю от которого расположена предочажная (-?) яма, достигавшая глубины 1,9 м от СП. Очаг представлял собой прокал, диаметром до 0,7-0,8 м.

Из заполнения объекта происходит 163 фр. ке-рамики, кости животных, отщепы житомирского кремня. Керамический комплекс, в целом, аналоги-чен находкам из объекта № 14. Выделяются 2 фр. венчиков мисок с наклонными желобками разной толщины, пролощенными по краю (рис. 11,4-5). Найден фр. большого сосуда с массивным горизон-тальным налепом (рис. 11,6); ещë один фр. мень-шего сосуда с налепом обнаружен к З от котлована объекта (рис. 11,7). Найдены абразив из песчанника с проточенным желобком и обломок лезвийной ча-сти каменного топора с узким лезвием (рис. 11,8), изготовленный из среднезернистого камня чëрного цвета, длина 4 см, размеры в сломе 3,62,1 см.

ОБЪЕКТ № 17 (2006 г.) (рис. 10,3). Очаг. Распо-ложен в кв. З/1.зап. Находился на глубине 0,9 м от СП. Представлял собой вымостку из обожжëнных камней (обломки зернотëрок-?) и фр. сосудов бело-грудовского типа, обмазанную сверху слоем глины, толщиной 0,02-0,03 м. Общая толщина пода дости-гала 0,05 м. Обмазка хорошо прокалена, фр. сосудов несут на себе следы вторичного обжига. Площадь объекта 1,451 м; в плане он в виде неправильного вытянутого пятиугольника, ориентированного по линии ССЗ-ЮЮВ. Вероятно, объект представляет собой очаг ещë одного жилища, контуры которого

зафиксированы не были. Пол этого котлована (-?) фиксируется в кв. З/1-2 на глубине 0,9-1 м от СП по большим обломкам горизонтально расположенных костей.

Всего было обнаружено 93 фр. керамики. Рекон-струировано 6 сосудов.

Сосуд № 1 – тюльпановидный горшок, развал, 12 фр. (рис. 14,1). Венчик плавно отогнут, закруглëн. Тесто с примесью дресвы, мелкого песка, шамота. Поверхность заглажена, местами со следами хао-тичных расчëсов, бугристая. Цвет оранжевый, се-рый, изнутри – оранжевый, чëрный. Украшен под венчиком рядом проколотых жемчужин. D венчика 16 см, D тулова 16,5 см, H сохранившейся части 19 см (реконструируемая – до 23 см).

Сосуд № 2 – тюльпановидный горшок, развал, 26 фр. (рис. 14,4). Венчик плавно отогнут, слегка желобчатый, край уплощëн; днище плоское. Тесто с примесью дресвы. Поверхность заглажена, под-лощена. Цвет оранжевый, жëлтый, серый, чëрный. Орнаментирован под венчиком рядом проколотых жемчужин, по плечику – валиком с частыми паль-цевыми вдавлениями. D венчика ~24 см, D тулова ~22 см, D днища 14 см, H ~33 см.

Сосуд № 3 – тюльпановидный горшок, развал, 18 фр. (рис. 14,3). Венчик плавно отогнут, край утончëн. Тесто с примесью песка, дресвы. Поверх-ность шероховато-заглаженная. Цвет оранжевый, чëрный. Орнаментирован валиком с редкими паль-цевыми вдавлениями. D венчика ~27 см, D тулова 27 см, реконструируемая H до 38 см.

Сосуд № 4 – тюльпановидный горшок, верхняя часть, 5 фр. (рис. 14,2). Венчик плавно отогнут, край утончëн. Тесто с примесью дресвы, с блест-ками слюды, мелкого песка. Поверхность заглаже-на, местами подлощена. Цвет оранжевый, местами серый. Сосуд орнаментирован по плечику сдвоен-ными налепами, уплощëнными защипом в горизон-тальной плоскости; выше налепов проглажен ши-рокий неглубокий желобок. D венчика ~16,5 см, D тулова 17 см, реконструируемая H около 21 см.

Сосуд № 5 – миска, развал, 19 фр. (рис. 13,3). Вен-чик утолщëн, закруглëн, срез местами уплощëн. Те-сто с примесью дресвы, песка. Поверхность загла-жена, подлощена. Цвет оранжевый, серый, чëрный. Сосуд орнаментирован по части диаметра проколо-тыми жемчужинами. D венчика 34,5 см, D днища ~13 см, H ~14,5 см.

Сосуд № 6 – миска, развал верхней части, 12 фр. (рис. 13,4). Венчик утолщëн, срез уплощëн внутрь. Тесто с примесью дресвы, песка. Поверхность за-глажена, подлощена. Цвет коричневый, оранжевый, серый, чëрный. Орнаментирован по срезу венчика


112

Рис. 8. Малополовецкое-2А. Керамика из объекта № 1 и слоя рядом с ним.


113

Рис. 9. Малополовецкое-2А. 1 – ситуационный план раскопа 2006 г.; 2 – фр. 1 магнитограммы (а) с нанесëнными архео-логическим объектами, профиль аномальной магнитной индукции (б) и капаметрический разрез (в) по линии А-В.


114

наклонными пролощенными желобками. D венчи-ка ~38 см, реконструируемая H до 14,5 см.

В 2006 г. до начала раскопок на памятнике была выполнена ультрадетальная градиентная магнит-ная съемка участка поселения; в процессе раскопок проведена полевая капометрия почвенного покрова на уровнях глубин до 1,5 м через каждые 0,30 м. На основании полученных данных создана магнит-ная модель исследованного участка. На фрагменте магнитограммы (рис. 9,2а) выделяются три низко-амплитудных аномалии.

На месте пологой изометрической положитель-ной аномалий интенсивностью до 4 нТл – найденно

углублëнное земляное сооружение (объект № 14). Положительная аномалия интенсивностью 7,5 нТл с небольшой отрицательной сопряжëнной частью связана с очагом (объект № 15). Эффект от соору-жения № 16, к сожалению, не удалось восстановить полностью из-за большого количества металличе-ского мусора в этой части, который исказил магни-тограмму. Тем не менее, над этим объектом зафик-сирована остаточная аномалия 2 нТл.

По данным измерений полевой магнитной вос-приимчивости (kп) построена серия картограм, которые отображают латеральное и вертикальное изменения kп. Также опробован естественный по-

Рис. 10. Малополовецкое-2А. 1 – объект № 14 (2006 г.), яма № 1 и яма № 2 (погреб-?); 2 – объект № 15 (2006 г.); 3 – объект № 17 (2006 г.).


115

чвенный разрез чернозëма, типичного в раскопе без археологических следов, и в спокойном магнитном поле. Полевая магнитная восприимчивость мед-ленно уменьшается с глубиной от 25* 10-5 ед. СИ в пахотном гумусированном слое, до 14...25*10-5 ед. СІ в светлом лёссовидном суглинке (рис. 9,2б). Объект № 14 проявляется на картограмах kп, начи-ная из глубины 0,30 м (рис. 9,2в). Его заполнение однородно и имеет повышенную по сравнению с вмещающей почвой магнитную восприимчивость kп =23...26*10-5 ед. СИ, вследствие чего контуры жилища чëтко выделяются в капаметрическом раз-резе. Такая структура генерирует небольшую по амплитуде аномалию (рис. 9,2б) (Бондарь и др. 2006; Бондарь и др. 2007).

Керамика, выявленная на площади раскопов 1992 и 2006 гг., достаточно однородна в культурном от-ношении. Слой насыщен относительно слабо; в 2006 г. за пределами объектов найдено 225 фр. со-судов белогрудовского времени. Керамические ха-рактеристики посуды из культурного слоя соответ-ствуют керамике из объектов.

МАЛОПОЛОВЕЦКОЕ-3. Могильник. Располо-жен на поле между сс. Малополовецкое и Яхны, сельсовет с. Яхны (рис. 1). Занимает слабовыра-женную вторую террасу и край чернозëмной рав-нины левого берега р. Суботь, образующие в этом месте мыс, ограниченный с Ю и В изгибом реки, а с С – сухой балкой. Ниже по склону от могильника, на первой террасе левого берега реки, на С, СВ, В, Ю и ЮЗ от могильника расположена цепочка мно-гослойных поселений Малополовецкое-2А (+2Б, 2В, 2Г, 2Д). Непосредственно напротив могиль-ника, на Ю от него, расположены остатки старой Яхнянской Гребли, по которой (через могильник) проходил «Чумацкий Шлях» на Белую Церковь – ответвление старого «Караванного Шляха», прохо-дящего в широтном направлении по водоразделу на С от памятника. Общая площадь памятника около 800500 м (40 га).

Памятник открыт в 1993 г. Р.Г. Шишкиным. За пе-риод с 1993 по 2006 гг. на могильнике исследовано 14518 кв.м. Выявлено 168 погребений, из которых 148 относятся к эпохе бронзы и началу раннего железного века. К белогрудовскому горизонту, с определëнными оговорками, могут быть отнесены только два погребения – № 52 и № 158.

ПОГРЕБЕНИЕ № 52 (1999 г.). Демембрация, ке-фалотафия. Расположено на площади ритуального

комплекса 11, в СВ части вскрытой площади. Яма подпрямоугольной формы с сильно закруглëнными углами, 2,11,6 м, глубиной 1 м от СП, оринтиро-ванная З-В. Уровень фиксации по бровке 0,5 м.

Свод черепа подростка (-?) лежал в ЮВ углу на дне ямы, на правом виске, темечком на З. На черепе прослеживаются следы искусственной обработки. В заполнении ямы также найден небольшой фр. че-ловеческой челюсти с зубом (моляр). В 0,8 м на Ю от ямы, на глубине 0,5 м лежал развал миски, раз-битой в древности. Неподалеку от развала в слое найдены 2 кремнëвых скребка на обломках кремня серого цвета.

Сосуд – развал миски полусферической фор-мы (рис. 24,5). Край венчика несколько утолщëн внутрь, уплощëн. Днище плоское, резко сужено относительно корпуса. Тесто крохкое, с примесью песка. Поверхность заглажена, местами просту-пают расчëсы от заглаживания пучком травы (-?). Обжиг практически равномерный. Цвет жëлто-кирпичный; на внешней поверхности местами се-рый и красновато-оранжевый. D венчика 29 см, D днища 7 см, Н 12,2 см.

ПОГРЕБЕНИЕ № 158 (2005 г.). Демембрация (рис. 15,1). Расположено под центром возвыше-ния комплекса 27, в СЗ части вскрытой площади. Возвышение занимает край ровного участка плато, хорошо прослеживается как визуально, так и при нивелировке поверхности; диаметр около 25 м, вы-сота около 0,15 м. На глубине 0,45-0,5 м от СП на-ходилось скопление больших обожжëнных облом-ков зернотëрок. По форме скопление напоминает низкий равносторонний треугольник, направлен-ный вершиной на Ю (в направлении переправы). На одном камне на верхней поверхности зафик-сированы следы пришлифовки (рис. 15,1-I). Непо-средственно над зернотëрками, на глубине 0,3-0,35 м, лежали фр. человеческих костей: обломки верх-них и нижних конечностей, кости стопы, позвон-ки, рëбра, коленная чашечка6; часть костей была выворочена плугом и находилась в пахотном слое. В СЗ части скопления, на глубине 0,48 м, подборо-дочной частью на В находился фр. нижней челюсти человека. В В части скопления найден фр. венчика большой миски с загнутым внутрь краем (рис. 15,1-II; 2). Среди человеческих костей обнаружено 6 фр. костей животных: 1 – основная пястная быка (1), 1 – плечевая быка (1), 3 – компакта длиной трубча-той домашнего копытного (3), 1 – правая лопатка свиньи (1)7.

6 Определения сделаны Л.В. Литвиновой.7 Определения сделаны В.Б. Панковским.


116

МАЛОПОЛОВЕЦКОЕ-4. Поселение. Рас-положено на правом высоком берегу р. Суботь, к З от с. Малополовецкое, напротив поселения Малополовецкое-2В и могильника Малополовец-кое-3. Сельсовет с. Яхны. Культурный слой за-нимает высокий мыс, образованный впадением в р. Суботь безымянного ручья, и край плато вдоль левого берега ручья. Площадь распространения находок с Ю на С около 20050 м. Находки пред-ставлены материалами трипольской культуры, бе-логрудовской культуры и древнерусского времени. Памятник выявлен в 1993 г., в 1998 и 2002-2005 гг. в мысовой части было вскрыто 72 кв.м. Исследован один объект эпохи бронзы.

ОБЪЕКТ № 1 (2002 г.). Яма. Расположена в В части мыса. Овальная в плане, верхний контур 1,21,05 м, ко дну сужается. Глубина 1 м от СП, уровень фиксации 0,5 м. Выкопана в слое тëмного суглинка, придонная часть на 0,1 м прорезает свет-лый суглинок. В заполнении ямы и рядом с ней найдено несколько кремнëвых и каменных орудий, фр. лепной керамики, кости животных (в т.ч. ло-патка); несколько мелких фр. кальцинированных костей, печины, обожжëнных камней. Найдены 2 обломка обожжëнных зернотëрок (6,85,54,4 и 10,37,66,7 см); на обоих камнях сохранились горизонтально сточенные участки, больший камень вторично использовался в качестве растиральника.

Среди кремнëвых изделий: 1) вкладыш серпа бе-логрудовского типа (рис. 16,1) на плитке житомир-ского серого кремня (6,14,01,1 см), местами по-верхность заполирована в результате функциональ-ного использования; большая часть поверхности подправлена вторичными сколами, снявшими зало-щенность; 2) вкладыш серпа белогрудовского типа (рис. 16,4), изготовлен из серо-коричневого кремня (5,41,90,9 см); большая часть поверхности за-полирована в результате функционального исполь-зования, местами залощенность снята вторичными сколами; 3) отщеп серого житомирского кремня с ретушью (скобель-?) (3,22,50,5 см) (рис. 16,2); 4) отщеп коричневого прозрачного кремня с рету-шью (4,43,10,9 см) (рис. 16,3).

Сосуд – фр. профиля (без венчика) и стенки банки (рис. 16,5). Тесто с примесью дресвы. Цвет чëрный, серый. Внешняя поверхность покрыта ангобом (цвет пятнами, бурый, красный, чëрный) и подлощена. Поверх ангоба и на внутренней по-верхности – узкие расчëсы. Максимальный D туло-ва ~16 см, толщина стенок 0,1-0,14 см. По плечику сосуд орнаментирован узкими налепными валика-ми, расчленëнными ногтевыми вдавлениями. Ниж-няя часть большого фр. сосуда стëрта в результате

вторичного использования. Возможно, фр. исполь-зовался в качестве совка при прокопке ямы (-?). По форме и орнаментации сосуд напоминает тип Ба-бино, однако тесто совершенно нехарактерно для бабинского типа.

За пределами ямы находки встречаются в диа-метре до 1 м, далее слой полностью прекращается. Большая часть подьëмного материала, преимуще-ственно, фр. керамики белогрудовского типа, обна-ружена в 100-150 м к Ю от мыса, на берегу ручья.

МАЛОПОЛОВЕЦКОЕ-13. Поселение. Рас-положено на правом берегу р. Суботь, в 1,2 км на З от с. Малополовецкое, в 0,5 км на Ю от дамбы Яхнянского става, в 0,8 км на ЮВ от могильника Малополовецкое-3. Сельсовет с. Яхны. Занимает левый берег среднего течения обводнëнной балки (правый приток Суботи). Площадь распростра-нения находок 30050 м. Находки представлены материалами эпохи позднего палеолита, неолита, тшинецкого культурного круга (горизонты МП-II и МП-V), древнерусского времени и периода поздне-го средневековья. Памятник выявлен в 1998 г. На восточном участке памятника, по концентрации на пашне фр. керамики белогрудовского типа, выяв-лен объект № 1; вскрыто 54 кв.м.

ОБЪЕКТ № 1 (2004 г.). Жилище. Подовальной формы (-?), контуры котлована размыты. Разме-ры около 85,6 м. Ориентировано по линии З-В. Верхняя часть котлована распахана. Восточная часть жилища более углублена по сравнению с за-падной; уровень фиксации колована составлял в В части 0,25 м от СП, глубина 0,4 м от СП (рис. 17).

В В части объекта выявлен купольный очаг под-прямоугольный в плане, 1,51,2 м, ориентирован-ный устьем на ЮВ (рис. 18). Под очага вымощен битой керамикой (иногда в два слоя) и обмазан глиной; толщина пода до 0,06 м. Местами обмазка сильно прокалена. Фр. керамики вмазаны и в ниж-нюю часть стен на высоту до 0,1-0,15 м. Высота свода у дальней стены 0,3 м (на входе купол, види-мо, достигал высоты до 0,4 м); толщина купола 0,1 м. В вымостке пода были использованы развалы не менее 18 сосудов (12 горшков, две корчаги и четы-ре миски). Под подом найден фр. локтевой кости свиньи.

С Ю от очага находилась предочажная яма, диа-метром 21,4 м (неправильный овал, вытянут от очага к ЮЗ). Уровень фиксации ямы в западной ча-сти – 0,25 м; глубина – 0,7 м. Заполнение чëрное, углистое, содержащее много мелких вкраплений выгоревшего чернозëма, фр. керамики, встреча-ются древесный уголь и кости животных. Восточ-


117

Рис. 11. Малополовецкое-2А. 1-3 – керамика из объекта № 14; 4-7 – керамика из объекта № 16 и слоя рядом с ним; 8 – обломок каменного топора из объекта № 16.


118

Рис. 12. Малополовецкое-2А. Горшки из объекта № 15.


119

ная сторона полого поднимается к центру жилища (ступенька-?).

В З части объекта, на глубине 0,25-0,3 м от СП находилось скопление керамики, в которое входили фр. от 3 сосудов белогрудовского типа; под запад-ной стенкой, на глубине 0,36-0,4 м от СП находи-лось скопление костей животных, среди которых были два рога козы и астрагал быка.

Из объекта происходит 864 фр. керамики от не менее чем 30 сосудов; около 750 фр. было исполь-зовано при сооружении пода очага. Большинство фр. несëт на себе следы сильного вторичного обжи-га, что затрудняет отнесение значительной их части к определëнному сосуду. Полностью или частично реконструировано 20 сосудов, 3 из которых проис-ходят из западной части жилища (№ 12-14), осталь-ные – из вымостки пода.

Сосуд № 1 – тюльпановидный горшок, развал, 79 фр. (рис. 19,5). Венчик плавно отогнут, край венчи-ка закруглëн; днище плоское, с чëтко выраженной закраиной. Тесто с примесью дресвы, песка. По-верхность заглажена. Цвет пятнами оранжевый, серый, бурый, красный. Орнаментирован по пле-чику налепным валиком с заходящими концами, расчленëнным пальцевыми вдавлениями. D венчи-ка 24 см, D тулова 30 см, D днища 12 см, H ~43 см.

Сосуд № 2 – корчага, развал, 46 фр. (рис. 21). Венчик плавно отогнут, край венчика закруглëн. Нижняя часть шейки уступом переходит в плечико. Днище плоское, со слегка зауженным поддоном. Тесто хорошо отмучено, с примесью песка, блëсток слюды. Поверхность подлощена. Цвет пятнами чëрный, оранжевый, жëлтый, серый; изначально поверхность, вероятно, имела равномерный чëрный цвет. Шейка украшена 10 горизонтальными широ-кими и неглубокими проглаженными каннелюрами. Ниже их, по части диаметра плечика, расположены группы по 3-4 наклонëнных в противоположные стороны прочерченных линий; ритм групп нере-гулярен. В промежутках между линиями располо-жены группы наклонëнных в противоположные стороны проглаженных каннелюр (в полностью со-хранившейся группе их 9); такие же каннелюры ме-стами нанесены и ниже групп отрезков. D венчика 25 см, D тулова 36 см, D днища 11,5 см, H ~36,5 см. К этому же сосуду, вероятно, относится также фр. подлощенного плечика чëрного цвета, украшенного в месте уступа поверх каннелюр горизонтальным рядом подтреугольных наколов (рис. 23,5).

Сосуд № 3 – тюльпановидный горшок, развал, 92 фр. (рис. 19,6). Венчик плавно отогнут, край венчика закруглëн; днище плоское, с закраинами. Тесто с примесью дресвы, песка, блëсток слюды.

Поверхность заглажена. Цвет преимущественно тëмно-серый, серый, местами оранжевый, жëлтый. Орнаментирован под венчиком рядом проколотых жемчужин, ниже которых идëт гладкий валик, а по плечику – валик с редкими пальцевыми вдавления-ми. D венчика 32 см, D тулова 34,5 см, D днища 11 см, H ~45,5 см.

Сосуд № 4 – тюльпановидный горшок, развал, 10 фр. (рис. 19,4). Венчик сильно отогнут, край венчи-ка закруглëн; днище плоское, со слегка зауженным поддоном. Тесто с примесью дресвы, блëсток слю-ды. Поверхность заглажена. Цвет пятнами жëлтый, серый. Орнаментирован под венчиком рядом про-колотых жемчужин, по плечику – гладким валиком. D венчика 33 см, D тулова ~29 см, D днища 12 см, Н ~38,5 см.

Сосуд № 5 – тюльпановидный горшок, фр. венчи-ка и стенки (рис. 19,2). Венчик плавно отогнут, край венчика закруглëн. Тесто с примесью дресвы, пе-ска. Поверхность венчика шероховато-заглаженная; цвет оранжевый, желтый. Поверхность стенки за-глажена; цвет снаружи черный с желтыми пятнами, изнутри – чëрный. D венчика 29 см, D шейки 24 см, толщина стенки до 1,5 см.

Сосуд № 6 – тюльпановидный горшок, развал, 37 фр. (рис. 19,1). Венчик плавно отогнут, край венчика резко отогнут, утончëн; днище плоское с зауженным поддоном. Тесто с примесью дресвы, мелкого песка. Поверхность заглажена, местами подлощена. Цвет преимущественно тëмно-серый, серый, местами жëлтый. Орнаментирован по пле-чику гладким валиком. D венчика 12,8 см, D тулова 15,5 см, D днища 8,5 см, H ~21,5 см.

Сосуд № 7 – тюльпановидно-кубковидный (-?) горшок, развал, 17 фр. (рис. 19,3). Венчик воронко-видный, край утончëн; днище плоское, со слегка за-уженным поддоном. Тесто с примесью дресвы, ша-мота. Поверхность заглажена, местами шероховато-заглажена. Цвет пятнами серый, жëлтый. Орнамен-тирован под венчиком проколотыми жемчужинами, а по плечику гладким валиком с заходящими кон-цами (-?). D венчика ~14,5 см, D шейки 14 см, D тулова ~18 см, D днища 9,5 см, H ~22 см.

Сосуд № 8 – открытая миска, развал, 17 фр. (рис. 22,1). Край венчика плавно закруглëн внутрь, утончëн. Тесто с примесью мелкой дресвы, песка. Поверхность заглажена. Цвет пятнами жëлтый, се-рый, чëрный. С одной стороны миски пальцем (-?) изнутри пробит слив (-?) в виде большого отверстия, диаметром 1,5 см, с бортиком снизу и по сторонам. D венчика 42 см, D днища ~12 см, H ~14,6 см.

Сосуд № 9 – открытая миска, развал, 34 фр. (рис. 22,2). Венчик прямой; край венчика несколько утон-


120

Рис. 13. Малополовецкое-2А. 1-2 – миски из объекта № 15; 3-4 – миски из объекта № 17.


121

чается по отношению к верхней части стенки, го-ризонтально уплощëн; днище со слегка зауженным поддоном (-?). Тесто с примесью дресвы, блëсток слюды. Поверхность подлощена. Цвет пятнами жëлтый, оранжевый, серый. Сосуд местами орна-ментирован по срезу венчика группами наклонных пролощенных отрезков, которые чередуются с на-сечками по внешнему углу венчика. D венчика 39,5 см, D днища ~14 см, H ~16,2 см.

Сосуд № 10 – открытая миска, развал, 47 фр. (рис. 22,3). Край венчика утолщен внутрь, косо подрезан с внешней стороны; днище плоское, со слегка зау-женным поддоном. Тесто с примесью дресвы. По-верхность подлощена, местами сохранились сле-ды мелких расчëсов от сглаживания поверхности. Цвет пятнами бурый, красный, оранжевый, серый, чëрный. Сосуд местами орнаментирован под вен-чиком проколотыми жемчужинами. D венчика 41 см, D днища 14 см, H ~18,8 см.

Сосуд № 11 – открытая миска, развал, 15 фр. (рис. 22,4). Венчик прямой; край венчика слегка утонча-ется с внешней стороны по отношению к верхней части стенки, горизонтально уплощëн. Тесто с примесью мелкой дресвы. Поверхность заглажена. Цвет пятнами чëрный, жëлтый. Сосуд местами ор-наментирован под венчиком уплощëнными проко-лотыми жемчужинами. D венчика 38 см, D днища ~12 см, H ~14,5 см.

Сосуд № 12 – тюльпановидный горшок, развал, 13 фр. (рис. 20,3). Венчик плавно отогнут, край закруглëн. Тесто с примесью дресвы, песка. По-верхность заглажена, местами подлощена. Цвет пятнами жëлтый, оранжевый, серый, бурый. Орна-ментирован под венчиком рядом проколотых жем-чужин, а по плечику – валиком с редкими пальце-выми вдавлениями и заходящими концами. D вен-чика ~22 см, D тулова ~23 см, Н ~30 см.

Сосуд № 13 – тюльпановидный горшок, развал, 14 фр. (рис. 20,8). Венчик отогнут, утолщается к краю, край заострëн; днище плоское, со слабо вы-раженной закраиной. Тесто с примесью дресвы, пе-ска. Поверхность заглажена, местами подлощена. Цвет пятнами бурый, серый, оранжевый, жëлтый. Орнаментирован по плечику гладким валиком. D венчика ~18 см, D тулова ~18 см, D днища ~10 см, Н ~28,5 см.

Сосуд № 14 – тюльпановидный горшок, развал, 6 фр. (рис. 20,7). Венчик сильно отогнут; днище с небольшими закраинами (-?). Тесто с примесью песка. Поверхность шероховато-заглаженная, вен-чик и придонная часть подлощены. Цвет снаружи бурый, изнутри – пятнами, чëрный, серый, бурый. Орнаментирован под венчиком рядом проколотых

жемчужин, по плечику – гладким валиком. D вен-чика ~19,5 см, D тулова ~18 см, D днища ~11,5 см, Н ~26 см.

Сосуд № 15 – тюльпановидный горшок, 2 фр. верхней части (рис. 20,2). Венчик плавно отогнут, край закруглëн. Тесто с примесью дресвы, песка. Поверхность заглажена, местами шероховатая. Цвет бурый. Орнаментирован под венчиком рядом проколотых жемчужин (одна залеплена при загла-живании поверхности). D венчика ~16 см.

Сосуд № 16 – тюльпановидный горшок, фр. верх-ней части (рис. 20,1). Венчик воронковидный, утол-щается к краю, край подгранëнно-закруглëнный. Тесто с примесью дресвы, песка. Поверхность за-глажена, подлощена. Цвет снаружи пятнами крас-ный, оранжевый, жëлтый, изнутри – бурый, серый. D венчика ~13,5 см.

Сосуд № 17 – тюльпановидный горшок, фр. верх-ней части (рис. 20,5). Венчик короткий, воронко-видный, утончается к краю. Тесто с примесью дрес-вы, песка. Поверхность шероховатая. Цвет пятнами бурый, оранжевый. D венчика ~18 см.

Сосуд № 18 – тюльпановидный горшок, фр. верх-ней части (рис. 20,4). Венчик воронковидный, край закруглëн. Тесто с примесью песка, дресвы. По-верхность шероховато-заглаженная. Цвет жëлтый, оранжевый, бурый. D венчика ~18,5 см.

Сосуд № 19 – корчага (-?), 2 фр. тулова (рис. 20,6). Тесто с примесью дресвы, песка, блëсток слюды. Поверхность заглажена. Цвет бурый. D ту-лова ~22,5 см.

Сосуд № 20 – тюльпановидный горшок, 2 фр. верхней части (рис. 23,1). Венчик слегка отогнут, уплощëн сверху. Тесто с примесью дресвы, песка. Поверхность заглажена, местами подлощена. Цвет серый с оранжевыми и жëлтыми пятнами. Орна-ментирован под венчиком рядом жемчужин. D вен-чика ~10 см.

Сосуд № 21 – тюльпановидный горшок, 2 фр. верхней части (рис. 23,13). Венчик воронковидный, край несколько утолщается, уплощëн. Тесто с при-месью дресвы, песка. Поверхность заглажена. Цвет серый, жëлтый.

Сосуд № 22 – большая миска (-?), 2 фр. верх-ней части (рис. 23,12). Тесто с примесью дресвы, блëсток слюды. Поверхность заглажена, подлоще-на. Цвет бурый, серый. Один фрагмент орнаменти-рован пролощенными наклонными линиями. Тол-щина стенки до 2 см.

Кроме перечисленных сосудов с пятна и из за-полнения объекта происходит 7 фр. венчиков горш-ков (рис. 23,2-4.6-7.9-10), фр. венчика миски (рис. 23,11), 2 фр. стенок горшков белогрудовского типа,


122

орнаментированные гладким валиком по плечику (рис. 23,14.15), фр. стенки, украшенной горизон-тальным желобком (рис. 23,8) и 12 фр. днищ (рис. 23,16-23). Один венчик орнаментирован ниже среза валиком с пальцевыми вдавлениями, ниже которого расположены подпрямоугольные нако-лы (рис. 23,3); ещë один – пальцевыми вдавления-ми по краю (рис. 23,4). Все днища плоские, край закруглëн; часть днищ с зауженным поддоном или закраинами.

Из объекта происходят 4 небольших обломка камней и 2 кремнëвых отщепа.

В разных местах объекта, преимущественно, в скоплении в его З части найдено 34 кости живот-

ных: бык – 18 костей (1 – череп, фрагмент; 2 – ниж-няя челюсть, фр.; 1 – зуб; 6 – длинные трубчатые, фр.; 1 – таранная; 6 – рëбра, фр.; 1 – короткая); коза-овца – 7 костей (5 – рëбра, фр.; 2 – роговые стержни козы); свинья – 3 кости (1 – лопатка; 2 – локтевые); неопределены – 6 (1 – метаподия млекопитающего; 5 – мелких фр. костей млекопитающих).

***Совместные исследования палеогеографов, гео-

физиков, специалистов по ландшафтной геогра-фии, археозоологов дают возможность наметить основные характеристики палеоландшафтов, окру-жавших белогрудовское население МАК.

Рис. 14. Малополовецкое-2А. Горшки из объекта № 17.


123

Согласно исследованиям В.С. Давыдчука, меж-дуречье рр. Каменка и Суботь относится к Сквир-скому ландшафту высокой, волнистой, сильно расчленëнной равнины на палеоген-неогеновой и докембрийской основе, сложенного в верхней ча-сти лёссовидными суглинками, на которых сформи-ровались чернозëмы типичные, ныне, преимуще-ственно, распаханные. В прошлом эта территория была покрыта грабово-широколиственными леса-ми, по крайней мере, в те исторические периоды, когда зонально-климатические условия этой тер-ритории соответствовали современным (Давыдчук 1986; Давидчук и др. 2007).

В пределах центральной части МАК водораз-дельная равнина представлена двумя уровнями. Верхний уровень имеет характер выпуклых воз-вышенных массивов с чернозëмами типичными, средней мощности, легкосуглинистыми, на лёс-совидных суглинках. Условия местовыростания соответствуют тут дубово-грабовым снытьево-волосистоосоковым лесам. Эти равнины достига-ют абсолютной высоты 220-225 м и разделяются на отдельные массивы лощинами, седловинами и привершинными водосборными понижениями ло-щин и балок. Нижний уровень водораздельной рав-нины, расположенный к В от верхнего, представля-

ет собой субгоризонтальную, практически ровную поверхность с высотными обозначениями 210-215 м. Граница между уровнями проходит примерно по современному шоссе Кожанка-Малополовецкое. Кроме формы рельефа и высотного расположения, оба уровня водораздела отличаются мощностью гумусного горизонта, который значительно мощнее на нижнем уровне.

Эрозионная сеть этого ландшафта состоит из ба-лок, лощин и долин малых рек (Каменка, Суботь и пр.). Последние включают пойму и 1-2 надпоймен-ные террасы. Поймы малых рек, как и днища балок, преимущественно заболочены. Для них характер-ны торфово-глеевые и торфово-болотные почвы на низинных торфовищах мощностью 0,3-0,6 м, под болотнотравно-осоковыми группировками с доми-нированием осоки острой и дербенника иволистого. Раньше поймы были покрыты чëрноольховыми бо-лотнотравными лесами, остатки которых сохрани-лись в пойме р. Суботь ниже с. Малополовецкое.

Выровненные и слабо наклонëнные надпоймен-ные террасы хорошо дренированы, сложены лёс-совидными суглинками; как и на водораздельных равнинах, на них сформировались чернозëмы ти-пичные, легко суглинистые, средней мощности. Именно на таких террасах между сс. Малополовец-

Рис. 15. Малополовецкое-3. Погребение № 158 (2005 г.).


124

кое и Яхны расположены рассматриваемые нами поселения (рис. 1). В прошлом такие местополо-жения, видимо, были покрыты грабово-дубовыми снытьево-волосистоосоковым лесами, подобными лесу, сохранившемуся в ур. Вороничи вдоль доли-ны р. Суботь между сс. Малополовецкое и Велико-половецкое. В современном древостое тут отмече-ны дуб, ясень, клен остролистый, вяз, в подлеске – лещина; в наземном покрове доминируют пред-ставители дубравного разнотравья.

Проведенный В.С. Давыдчуком анализ ботани-ческого состава современного растительного по-крова водораздельной равнины, надпойменных террас и склонов балок не выявил на территории МАК признаков степной растительности даже в экстремально сухих экотопах. Природный (условно-восстановленный) растительный покров исследо-ванной территории на современном этапе по струк-туре условий местовыростания соответствует лесным и луговым ценозам (Давидчук и др. 2007).

Палеопедологические исследования были прове-дены на могильнике Малополовецкое-3. Тут просле-жены две почвы – верхняя и нижняя, разделëнные между собой белëсой прослойкой. Согласно вы-воду, сделанному Ж.Н. Матвиишиной, исходя из структуры профиля, нижняя почва I (0,4-0,9 м) раз-вивалась во влажных условиях северной лесостепи. Почва I развитая, идентифицируется с чернозëмом типичным, который в настоящее время развивается в лесостепной зоне, является карбонатным в пере-ходных горизонтах и формируется в комплексе с серыми лесными почвами в условиях северной ле-состепи. Вероятно, что на этой территории были распространены как широколиственные леса, так и территории луговой степи. Почвы были плодо-родными и пригодными для сельскохозяйственного использования (Матвіїшина и др. 2005, 28 и сл.). В пределах верхнего горизонта почвы I (Н – 0,4-0,7 м) располагалась древняя поверхность горизонтов МП-II – МП-V, к которым относится большинство погребений эпохи бронзы могильника.

Археозоологические коллекции Малополо-вецкого-2А и Малополовецкого-3 были изучены О.П. Журавлëвым (Журавльов 1997, 24-27; Журавлëв, Лысенко 2000, 81-82; Журавлëв 2001, 60.62.68.85-87, табл. 8-10). Сопоставляя различные памятники кон-ца поздней и финальной бронзы с территории лесо-степной Украины, исследователь приходит к выво-ду, что «…на Малополовецком 2А … второе место

занимала после домашнего быка домашняя свинья, примерно в полтора раза меньше было мелкого рога-того скота и лошади. Возможно, … здесь на первую роль, скорее всего, претендует географический фак-тор. Возле Малополовецкого 2А вполне могло быть больше лесов и меньше открытых пространств, чем у Субботово8 и Дибровы» (Журавлëв 2001, 62).

Об определëнной залесенности территории МАК в эпоху поздней бронзы свидетельствуют также на-ходки в пределах нижней почвы Малополовецкого могильника нескольких больших раковин виноград-ной улитки (Helix), сделанные в разные годы. Одна из раковин обнаружена в непосредственной близо-сти к З от упомянутого выше погребениия № 52.

Таким образом, имеющиеся палеопедологиче-ские и археозоологические материалы также сви-детельствуют об определëнной залесенности тер-ритории МАК в эпоху поздней бронзы (видимо, и в белогрудовское время), что совпадает с анализом современных ландшафтов.

***Систематические археологические разведки

территории МАК позволяют наметить структуру заселения территории комплекса в эпоху поздней бронзы. Все памятники, на которых выявлены бе-логрудовские материалы, расположены на терри-тории сельсоветов сс. Малополовецкое и Яхны, где они обнаружены не только вдоль р. Суботь, а и практически на каждой обводнëнной балке. Эта территория соответствует упомянутому выше верхнему уровню водораздельной равнины. Тут от «Караванного Шляха», который вëл с З к перепра-вам через р. Днепр в районе Киева, отделялся «Чу-мацкий Шлях», ведущий к переправам у Канева и Трахтемирова. При переправе «Чумацкого Шляха» через р. Суботь, на площади могильника Мало-половецкое-3 и поселений Малополовецкое-2В и Малополовецкое-2Г, располагалось трипольское поселение периода Триполье В I-II. Трипольские материалы выявлены и на поселении Малополо-вецкое-4, что позволяет предполагать постепенное сведение лесов на центральном участке МАК, уже начиная с энеолита.

При расположении поселений решающую роль, видимо, играли особенности топографии. Если на пологом левом берегу реки поселения конца эпо-хи поздней бронзы тянутся практически сплошной полосой, то на высокий правый берег они выходят

8 Стоит отметить, что в Субботове анализировались кости из верхнего слоя городища, т.е. уже собственно чернолесского времени.


125

Рис. 16. Малополовецкое-4. Материалы из объекта № 1 (2004 г.) и слоя рядом с ним.


126

лишь торцом, облепив относительно пологие скло-ны и истоки обводнëнных балок.

К В от границы уровней водораздельной равни-ны и практически до берега р. Каменка поселения белогрудовского времени (и эпохи бронзы вообще) не выявлены, несмотря на достаточно развитую ги-дросистему правого берега реки. Не зафиксированы они также к С от «Караванного Шляха» до р. Камен-ка и к Ю от бассейна р. Суботь до Роставицы. К З и В от центральной части МАК вдоль «Караванного Шляха» на протяжении почти 30 км известны лишь курганные могильники и одиночные курганы.

Видимо, результаты археологической разведки территории также можно рассматривать в качестве косвенного доказательства залесенности большой излучины р. Каменка в белогрудовское время, когда поселения тяготели к перекрëстку древних транзит-ных путей, проходивших через оптимальные участ-ки ландшафта, а вдоль путей до крупных водных артерий тянулись лишь курганные могильники.

***При изучении «белогрудовской культуры» и, в

первую очередь, еë керамического комплекса на се-

годняшний день эталонными остаются материалы поселений Собковка на Уманьщине (Березанская 1964), нижнего горизонта Субботовского городища (Тереножкин 1961) и Ворошиловка на Житомир-щине (Березанская 1956). Однако, эти памятники характеризуют белогрудовский горизонт лесостеп-ного Побужья, Черкасского Поднепровья, границы Житомирской лесостепи и Полесья и не отражают реалий Правобережной Киевщины. Материалы из закрытых комплексов МАК позволяют восполнить этот пробел.

В качестве закрытых комплексов, вне всякого сомнения, могут быть рассмотрены вымостки по-дов очагов. Состав керамического комплекса всех четырëх очагов достаточно однороден. В вымостку очага из объекта № 1 Малополовецкого-2А входи-ли 6 тюльпановидных горшков, корчага и 3 миски; из объекта № 15 (частично разрушен) происходят 6 горшков и 2 миски; из объекта № 17– 4 горшка и 2 миски (половину вымостки составляли камни). Среди 18 полностью или частично реконструиро-ванных сосудов, происходящих из двуслойной вы-мостки пода печи объекта № 1 поселения Мало-половецкое-13 – 12 тюльпановидных горшков, 2

Рис. 17. Малополовецкое-13. Объект № 1 (2004 г.).


127

корчаги и 4 открытые миски. Таким образом, всего из вымосток реконструировано 42 сосуда: 28 тюль-пановидных сосудов с различной степенью отогну-тости венчика, 3 корчаги и 11 мисок.

Обращает на себя внимание полное отсутствие в керамическом комплексе (как очагов, так и прочих объектов МАК) кубков с шаровидным корпусом и

черпаков, распространëнных как на западной, так и на восточной Черкащине. Отсутствуют также полуоткрытые миски-чаши с выделенной шейкой, приземистые банки. Как и на других памятниках северного ареала Белогрудовки, на Малополовец-ком отсутствует орнаментация зубчатым штампом и инкрустация белой пастой. Однако здесь большое

Рис. 18. Малополовецкое-13. Объект № 1. План и разрез купольного очага.


128

Рис. 19. Малополовецкое-13. Горшки из объекта № 1.


129

Рис. 20. Малополовецкое-13. Горшки и корчага из объекта № 1.


130

количество керамики, в том числе горшков, имеет подлощенную поверхность, что для северного аре-ала, в целом, не характерно.

Горшки из объектов белогрудовского горизонта МАК по объëму могут быть условно разделены на 3 группы: малые (высота до 25 см), средние (вы-сота от 25 до 35 см) и большие, тарные (высота более 35 см). В каждой из вымосток представлены все три группы горшков, за исключением объекта № 17, где отсутствует тарная керамика.

Во всех объектах зафиксированы тюльпановид-ные горшки как собственно белогрудовского типа, орнаментированные только налепным валиком по плечику (гладким или расчленëнным), так и сосуды белогрудовско-чернолесского типа, украшенные как валиком, так и проколотыми жемчужинами под венчиком. Из объекта № 17 Малополовецкого-2А происходит тюльпановидный горшок (№ 1), укра-шенный только проколами под венчиком. Сосуд № 3 объекта № 1 Малополовецкого-13 имеет два ва-лика на плечике и под венчиком, ниже ряда проко-лотых жемчужин (рис. 19,6). Венчик аналогичного сосуда обнаружен также рядом с очагом объекта № 1 Малополовецкого-2А (рис. 8,1). Такая схема рас-положения валиков, а также совмещение валика под венчиком с проколами сближает сосуд с черно-лесской керамикой Поднестровья (Крушельницька 1998, 149-150, рис. 92,V-VI). К этому же типу, ви-димо, относится и небольшой фр. венчика сосуда с расчленëнным валиком ниже края и наколами (рис. 23,3), происходящий из объекта № 1 Малополовец-кого-13 (подобная схема орнаментации впослед-

ствии будет характерна для керамики лесостепной «скифоидной культуры» раннескифского времени). На ряде горшков расположены на плечике налепы в виде шишечек или горизонтальных упоров (рис. 8,2; 11,3.6-7; 14,2), по крайней мере в двух случаях налепы были сдвоенные.

Корчаги представлены как большим (МП-2А, об. 1, № 7; МП-13, об. 1, № 2), так средним (МП-13, об. 1, № 19) и малым (МП-2А, рядом с очагом об. 1) размерами. Особое внимание привлекает большая чернолощëнная корчага с хорошо отму-ченным тестом, в которой прослеживаются влия-ния (импорт-?) раннегальштатских культур (На А) Карпато-Подунавья (Балагури 2001). Близкие по форме корчаги известны в землянках Субботовско-го городища (Тереножкин 1961, 58, рис. 35).

Все миски относятся к открытому типу; боль-шинство из них имеет слегка загнутый или рас-ширяющийся внутрь край венчика. Ряд мисок из объектов Малополовецкого-2А украшен по краю выступами-налепами (рис. 7,7.10; 8,6; 13,1); фр. подобных сосудов известны и в слое поселения

Рис. 21. Малополовецкое-13. Корчага из объекта №1.

Рис. 22. Малополовецкое-13. Миски из объекта №1.


131

Рис. 23. Малополовецкое-13. Керамика из объекта № 1.


132

Малополовецкое-13. Миска (№ 5) из объекта № 17 Малополовецкого-2А и 2 миски (№ 10 и 11) из объекта № 1 Малополовецкого-13 были частично орнаментированы ниже края проколотыми жемчу-жинами (рис. 13,3; 22,3.4). Часть мисок орнамен-тированы по краю пролощенными наклонными желобками разной ширины (рис. 11,4.5; 13,4; 22,2). Большинство мисок примерно одинаковы по фор-ме и диаметру, однако и здесь наблюдаются две группы: более глубокие (выше 16 см) и менее глу-бокие, высота которых не превосходит 15 см. Особ-няком стоит глубокая миска (№ 10) из объекта № 1 Малополовецкого-2А и большая миска (№ 8) из этого же объекта, диаметр которой достигал почти 50 см. Однако, видимо, подобные большие размеры имели также и некоторые другие сильно фрагмен-тированные миски из разных объектов.

Обращает на себя внимание ряд дополнительных морфологических особенностей керамики. Так, на двух сосудах разных типов был сделан специаль-ный слив: на тюльпановидном горшке (№ 2) из объ-екта № 15 Малополовецкого-2А край венчика был изогнут в виде носика (рис. 12,3); на миске (№ 7) с Малополовецкого-13 ниже среза венчика пробито большое отверстие с бортиком (рис. 22,1).

Важным фактором для понимания белогрудов-ского горизонта Киевщины представляется про-слеженное на материалах всех объектов МАК сосу-ществование «белогрудовского» валика и проколов под венчиком. При этом такая керамика в закрытых комплексах сочетается с «классическими» белогру-довскими горшками, орнаментированными гладким или редкорасчленëнным валиком. А.И. Тереножкин относил появление сквозных проколов по краю венчика, которые сочетаются с «расчленëнным ямочками валиком на плечиках», ко второй ступени чернолесской культуры – то есть уже к собственно чернолесской культуре (Тереножкин 1961, 62.63). Однако, эти выводы были сделаны на материалах Черкащины, в первую очередь, Субботовского го-родища. Как было показано, в Киевской лесостепи (недалеко от границы с Полесьем) сочетание «бе-логрудовского» валика с проколами широко рас-пространено уже в белогрудовское время. Видимо, в основе появления такой орнаментации лежит по-стоянная взаимосвязь между населением северной лесостепи и Полесья, где проколы и жемчужины появляются на керамике тшинецкого типа ещë на классическом этапе ее развития – в XV-XIII вв. до н.э. (Ходосовка-Диброва). Большие открытые ми-ски, в том числе с проколами под венчиком, также известны на классических тшинецких памятниках Киевского Полесья; в частности они происходят из жилища № 1 поселения Здвижевка (Березанская 1972, табл. IV,1.5.6).

Тшинецкая подоснова керамического комплек-са белогрудовского горизонта на Киевщине про-слеживается и на МАК. С площади ритуального комплекса 14 Малополовецкого могильника про-исходит развал большого тюльпановидного сосуда тшинецкого типа (объект № 49), имеющего рас-ширение в нижней части корпуса по схеме, близ-кой многим сосудами из белогрудовских объектов МАК (Лысенко, Лысенко Св. 2001, рис. 3,6). Раз-вал подобного сосуда обнаружен также в слое по-селения Малополовецкое-2А, недалеко от объекта № 16. Небольшие сосуды с расширением в нижней части корпуса находят аналогии в кубке и тюльпа-новидном горшке из погребений № 83 и № 135 мо-

Рис. 24. Малополовецкое-3. 1,4 – керамика из погребения № 83 (горизонт МП-IV); 2-3 – керамика из погребения № 135 (горизонт МП-IV); 5 – миска, найденная рядом с по-гребением № 52.


133

гильника (рис. 24,1.3). Прообразом конических ми-сок с прямым венчиком, подобных сосуду № 10 из объекта № 1 Малополовецкого-2А, можно считать миски, аналогичные найденной в погребении № 135 (рис. 24,2). Известны на тшинецкой керамике предшествующих горизонтов и шишечки-налепы, в частности на небольшой чаше, связанной с по-гребением № 83 (рис. 24,4).

Погребения по обряду демембрации белогрудов-ского горизонта (МП-V) Малополовецкого могиль-ника также уходят корнями в предшествующие пе-риоды, где они являются ведущей формой ритуала горизонтов МП-II, МП-III и МП-IV. Важным пред-ставляется и расположение белогрудовских посе-лений в тех же экологических нишах, что и пред-шествующие комаровско-тшинецкие, хотя и на-блюдается значительное увеличение их количества по сравнению с предшествующими периодами.

Тшинецко-комаровскую подоснову белогрудов-ской культуры неоднократно уже отмечали, на-пример, А.И. Тереножкин (1961, 75.237), С.С. Бе-резанская (1956, 51; она же 1964, 69.71-72; она же 1985, 512). Автор придерживается точки зрения, что „белогрудовская культура“ не возникает на базе тшинецко-комаровской, а отражает заключитель-ный этап развития тшинецкого культурного круга (ТКК) в лесостепном Побужье, восточной Волыни и Днепровском лесостепном Правобережье (Лы-сенко 2002, 92.93). Это был уже этап распада ТКК, однако инновации, идущие, в данном случае, с ЮЗ, из круга раннегальштатских культур Карпато-Дунайского бассейна, ещë не доминируют (как это происходит на чернолесском этапе), а являются лишь некоторым фоном, что хорошо прослежива-ется на белогрудовских материалах Малополовец-кого археологического комплекса.

БиблиографияБалагури 2001: Э.А. Балагури, Население Верхнего Потисья в эпоху бронзы (Ужгород 2001).Березанська 1956: С.С. Березанська, Поселення ранього залізного віку в Житомирській області. В сб.: АП, вып. VI

(Київ 1956), 48–51.Березанська 1961: С.С. Березанська, Деякi новi даннi про епоху бронзи в пiвнiчнiй частинi Середнього Поднiпров'я.

Археологiя XII, 1961, 102–118.Березанська 1964: С.С. Березанська, Кераміка білогрудівської культури (За матеріалами розкопок біля с. Собківка).

Археологiя XVI, 1964, 49–75.Березанская 1972: С.С. Березанская, Средний период бронзового века в Северной Украине (Киев 1972).Березанская 1985: С.С. Березанская, Белогрудовская культура. В сб.: Археология Украинской ССР, т. 1 (Киев 1985),

499–512.Березанская и др. 1984: С.С. Березанская, О.Г. Вангородская, А.А. Косарева, Отчëт о работе Ставищанского отряда

Лесостепной Правобережной єкспедиции Института археологии АН УССР в 1984 г. НА IA НАНУ, № 1984/35-а.Березанська, Драгунова 1970: C.C. Березанська, М.I. Драгунова, Поховання бiлогрудiвської культури поблизу м. Бiла

Церква. Археологiя XXIII, 1970, 217–218.Бондарь и др. 2007: К.М. Бондарь, И.В. Виршило, С.Д. Лысенко, Магнитное моделирование участков поселения

эпохи бронзы Малополовецкое-2А: некоторые результаты и прогноз. В сб.: Археология и геоинформатика, 4 (Москва 2007).

Бондарь и др. 2006: К.М. Бондар, А.В. Сухорада, С.Д. Лисенко, Р.В. Хоменко, І.В. Віршило, Т.Р. Гордієнко, Магнітна модель поселення бронзової доби Малополовецьке-2А. В. сб.: Матеріали Всеукраїнської наукової конференції «Моніторинг небезпечних геологічних процесів та екологічного стану середовища», Київ, 21-24 вересня 2006 р. (Київ 2006), 227–228.

Готун и др. 2002: І.А. Готун, С.Д. Лисенко, О.В. Петраускас, Р.Г. Шишкін, Археологічна карта Київщини. Фастівський район (Київ 2002).

Давыдчук 1986: В.С. Давыдчук, Природно-территориальные комплексы Киевской области. В сб.: Использование и охрана природной среды Среднего Приднепровья (Киев 1986), 167–183.

Давидчук и др. 2007: В.С. Давидчук, С.Д. Лисенко, Л.Ю. Сорокіна, Малополовецький археологічний комплекс. Ландшафтна структура території досліджень. В сб.: АДУ 2005-2007 рр., 470–475.

Журавльов 1997: О.П. Журавльов, Археозоологічні матеріали з поселення Малополовецьке-2. В сб.: Прес-музей 7 (Фастів 1997), 24–27.

Журавлëв 2001: О.П. Журавлëв, Остеологические материалы из памятников эпохи бронзы лесостепной зоны Днепро-Донецкого междуречья (Киев 2001).

Журавлëв, Лысенко 2000: О.П. Журавлëв, С.Д. Лысенко, Археозоологические материалы поселения Малополовец-кое-2 и могильника Малополовецкое-3 эпохи поздней бронзы. В сб.: Археология и древняя архитектура Левобережной Украины и смежных территорий (Донецк 2000), 81–82.


134

Кравченко 1993: Н.М. Кравченко, Пiд знаком зодiаку. В сб.: Прес-музей 1 (Фастів 1993), 9–12.Кравченко, Петраускене 1993: Н.М. Кравченко, Л.В. Петраускене, Дослiдження багатошарового поселення

Малополовецьке-II. В сб.: АДУ 1992 р. (Київ 1993), 79–80.Кравченко и др. 1992: Н.М. Кравченко, Л.В. Петраускене, В.В. Максимов, Отчëт о раскопках многослойного по-

селения Малополовецкое-2 (с. Малополовецкое Фастовского района Киевской области) и памятников черняховской культуры могильника Обухов-Iа и поселения Обухов-I в 1992 г. НА IА НАНУ, № 1992/178.

Крушельницька 1998: Л.І. Крушельницька, Чорноліська культура Середнього Подністров'я (за матеріалами непоротівської групи пам'яток) (Львів 1998).

Лысенко 2001: С.Д. Лысенко, Результаты исследований памятников эпохи бронзы у сел Малополовецое и Яхны в 1992-1998 гг. и периодизация эпохи средней-поздней бронзы на Фастовщине. В сб.: Археологічні пам'ятки Фастівщини. Проблеми дослідження та охорони. Прес-музей 10-11 (Фастів 2001), 30–47.

Лысенко 2002: С.Д. Лысенко, К вопросу о месте памятников белогрудовского типа в системе культур эпохи поздней бронзы Восточной Европы. В сб.: Археологія та етнологія Східної Європи: матеріали і дослідження III (Одеса 2002), 92–93.

Лысенко 2004: С.Д. Лысенко, Дополнения к археологической карте Фастовского района (1999-2004 гг.). В сб.: Археологічні пам'ятки Фастівщини. Матеріали до археологічної карти Київської області. Прес-музей 20-21 (Фастів 2004), 85–152.

Магомедов 1988: Б.В. Магомедов, Отчет о работах Киевского отряда Среднеднепровской раннеславянской экспеди-ции в Фастовском районе в 1988 г. НА IА НАНУ, № 1988/12-б.

Матвіїшина и др. 2005: Ж.М. Матвіїшина, О.Г. Пархоменко, С.Д. Лисенко, Палеопедологічне вивчення голоценових відкладів археологічних пам’яток Середнього Подніпров’я (на прикладі Малополовецького археологічного комплек-су). В сб.: Регіональні проблеми України: географічний аналіз та пошук шляхів вирішення (Херсон 2005), 28–32.

Петровская 1974: Е.А. Петровская, Отчëт о раскопках поселения в ур. Подгородище у г. Обухова Киевской обл. (XI-IX вв. до н.э.). НА IА НАНУ, № 1974/24-а.

Тереножкин 1961: А.И. Тереножкин, Предскифский период на Днепровском Правобережье (Киев 1961).Kovalyukh et al. 1998: N. Kovalyukh, V. Skripkin, V. Klochko, S. Lysenko, Absolute (radiocarbon) chronology of the eastern

trzciniec culture in the Dnieper bazin (the Malopolovetske burial site). In: Baltic-pontic studies 6 (Poznan 1998), 130–140.

Сергей Лысенко, канд. ист. наук, Институт археологии, Национальная Академия наук Украины, пр. Героев Сталинграда, 12, 04210, Киев, Украина.


ИССЛЕДОВАНИЯ КУРГАНОВ ЭПОХИ БРОНЗЫ И СКИФСКОГО ПЕРИОДА У г. ОРДЖОНИКИДЗЕ (УКРАИНА) В 2007 г.

(предварительное сообщение)

Сергей ПОЛИН, Людмила ЧЕРНЫХ, Марина ДАРАГАН, Сергей РАЗУМОВ, Киев

Cercetarea tumulilor aparţinând epocii bronzului şi perioadei scitice din vecinătatea or. Ordžonikidze (Ucraina) în anul 2007 (raport preliminar). În anul 2007 în preajma or. Ordžonikidze (reg. Dnepropetrovsk, Ucraina) au fost efectuate, în conformitate cu legislaţia în vigoare privind protecţia monumentelor istorice şi culturale de pe teritoriul Ucrainei, săpături de salvare a tumulilor în zona carierelor asociaţiei “Орджоникидзевский горно-обогатительный комбинат”. Din tumulii cercetaţi, unul aparţinea epocii bronzului, iar doi – perioadei scitice (sec. IV î.e.n.). Tumulul din epoca bronzului (nr. 31), cu înălţimea de 0,5m şi diametrul de 45×30 m, conţinea opt înmormântări: două morminte ale culturii Jamnaja, patru – ale culturii Katakombnaja şi două – ale culturii Babino (Mnogovalikovaja). Tumulul nr. 32, cu înălţimea de 2 m şi diametrul de până la 30 m, conţinea patru morminte – unul aparţinând nomazilor turanici timpurii (sec. IX – înc. sec. X e.n.) şi trei scitice (sec. IV î.e.n.). Alte trei morminte scitice din sec. IV î.e.n., cu catacombă, au fost depistate în tumulul nr. 33, cu înălţimea de 0,5 m şi diametrul de 14 m.

В 2007 г. в районе г. Орджоникидзе Днепропетровской области Украины в соответствии с законодатель-ством об охране памятников истории и культуры Украины проведены охранные исследования курганов в зоне карьеров ОАО “Орджоникидзевский горно-обогатительный комбинат”. Из исследованных курганов один относился к эпохе бронзы, два – к скифскому периоду (IV в. до н.э.). Курган эпохи бронзы (№ 31), высо-той 0,5 м и диаметром 45×30 м, содержал 8 погребений эпохи бронзы: 2 погребения ямной КИО, 4 погре-бения катакомбной КИО, 2 погребения бабинской КИО (КМК). Курган № 32, высотой до 2 м и диаметром до 30 м, содержал 4 погребения: 1 средневековое кочевническое (ІХ – начала Х в. н.э.) и 3 скифского времени IV в. до н.э. В курган № 33, высотой 0,5 м и диаметром 14 м, обнаружено три скифских катакомбных по-гребения IV в. до н.э.

Investigations of the Bronze and Scythian Age barrows near the town of Ordjonikidze (Ukraine) in 2007 (preliminary report). In the year of 2007, in the vicinity of the town of Ordjonikidze (Dnepropetrovsk district, Ukraine) were investigated, in conformity with the legislation for protection of historical and cultural monuments from the territory of Ukraine, rescue excavations in the ОАО “Орджоникидзевский горно-обогатительный комбинат” extraction mines area. Among the investigated barrows, one relates to the Bronze Age, another two – to the Scythian period (IV century BC). The Bronze Age barrow (nr. 31), with a height of 0,5m and diameter of 45×30 m, contained eight burials: two of them, relating to of Pit-Grave (Yamnaya) culture; another four – to Catakomb culture, and the other two – to Babino (Mnogovalikovaya) culture. The barrow nr. 32, with the height of 2 m and a diameter of up to 30 m, contained four burials – one, belonging to the medieval nomads (IX – beginning of the X century BC) and three scythian (IV century BC). Another three scythian burials from the IVth century BC, with catacombs, were unearthed in the barrow nr. 33, which had a height of 0,5 m and a diameter of 14 m.

Key words: Eastern Europe, Dnieper’s basin, barrows, Bronze Age, Scythian period, Greek amphorae


136

В августе-октябре 2007 г. Орджоникидзевская экспедиция ИА НАНУ в соответствие с Законом Украины «Об охране археологического наследия» проводила охранные раскопки курганов в райо-не с. Старая Катериновка Никопольского района Днепропетровской области Украины в зоне зем-леотвода на следующий год под Шевченковский и Северный карьеры ОАО “Орджоникидзевский горно-обогатительный комбинат”. В перспективе подлежали сносу 4 кургана, которые и были рас-копаны.

Следует отметить, что Орджоникидзевский ГОК добывает марганец открытым способом, при кото-ром под карьеры ежегодно уходят десятки гектаров степных территорий. При этом уничтожается окру-жающий ландшафт, в том числе и археологические памятники. И если при последующей рекультива-ции отработанных площадей восстанавливаются сельскохозяйственные и прочие угодья, то археоло-гические объекты (здесь – это курганы) при этом

уничтожаются безвозвратно. Во избежание это-го в соответствии с законодательством об охране памятников истории и культуры УССР-Украины охранные исследования курганов в зоне карьеров Орджоникидзевского ГОКа непрерывно ведутся уже на протяжении более 40 лет, в тесном сотруд-ничестве и при содействии руководства ОГОКа. Такое полнокровное сотрудничество продолжается и в последние годы, несмотря на изменение формы собственности – превращения предприятия из госу-дарственного в акционерное. Начиная с 1964 г., на территории карьеров ОГОКа раскопано более 300 курганов – от полностью уничтоженных вспашкой до гигантов высотой в 9-10 м. Необходимо заме-тить, что раскопки большого числа таких высоких скифских курганов, к тому же содержащих боль-шие и весьма глубокие подземные сооружения, было возможным только при мощном техническом обеспечении со стороны комбината (Полин, Нико-лова 1995).

Рис. 1. Общий план кургана № 31 у г. Орджоникидзе.

Сергей Полин, Людмила Черных, Марина Дараган, Сергей Разумов

137

***Из исследованных в 2007 г. четырëх курганов один

относился к эпохе бронзы, два – к скифскому перио-ду (IV в. до н.э.). Одна распаханная насыпь, высотой до 0,4 м, археологических объектов не содержала – вероятно, они были разрушены глубокой вспашкой. Курганы находились на высоком степном водораз-дельном плато, опускающемся к ЮВ в сторону до-лины р. Чертомлык и к СЗ к Перевизской балке, и в целом находились в междуречье рр.Чертомлык и Солëная, правых притоков Днепра.

Курган № 31 (эпохи бронзы) – одиночный кур-ган, расположенный на удалении до 750 м к З от основной группы. Насыпь, разрушенная распаш-кой, возвышалась на 0,5 м над уровнем древнего горизонта. Форма насыпи, возможно, вследствие распашки, несколько вытянута: еë размеры 45×30 м (рис. 1). В кургане выявлено 8 погребений эпохи бронзы: 2 погребения ямной КИО (№№ 5, 7), 4 по-гребения катакомбной КИО (№№ 2, 3, 6, 8), 2 по-гребения бабинской КИО (КМК) (№№ 1, 4).

Курган возведен в один приëм над основным погребением № 7 ямной культуры. Сооружение насыпи производилось из окружающего грунта, о чëм свидетельствуют срытая поверхность древне-го горизонта за пределами центральной части кур-гана радиусом до 5 м и широкая ложбина вокруг кургана, образовавшаяся от выемки грунта вплоть до материковой глины. Понижение уровня мате-рика наблюдалось в радиусе от 11-13 м в южной поле кургана и в радиусе от 10 м в северной поле. По этим данным первичная насыпь, ограниченная ложбиной выемки грунта, первоначально имела диаметр около 23 м.

Основное погребение было совершено в прямоу-гольной яме, с широкими уступами по периметру, и углублëнной погребальной камерой в центре ямы. Ориентировано по линии ВЮВ-ЗСЗ. Уступы устро-ены на глубине 1,25 м от уровня древнего горизон-та. Дно погребальной камеры была опущено на 1,18 м ниже уступов на глубину 2,42 м от древней под-курганной поверхности, углы камеры чëтко выделе-ны и подчëркнуты желобками. Вокруг погребения на древнем горизонте располагался мощный коль-цевой материковый выкид, диаметром по внешнему краю 7,5-8,1 м, шириной от 1,0 до 2,5 м, мощностью 0,35-0,4 м. Вероятно, мощность выкида ввела в за-блуждение грабителей, предположивших в данном случае скифское захоронение. Грабительский ход

прослеживался с уровня дневной поверхности над южной частью могильной ямы. С поверхности ма-терика его дно углублялось к погребальной камере тремя ступеньками, разрушившими ЮЗ часть сте-нок могильной ямы. Грабители почти полностью уничтожили скелет погребëнной (женщина 50-60 лет1) и прокопали дно в центральной части каме-ры. От скелета сохранились верхняя часть черепа и часть правой ноги, согнутой в коленном суста-ве, судя по которым и по отпечаткам на подстилке, погребëнный лежал в скорченном положении, голо-вой на ЗСЗ. Кости окрашены тëмно-красной охрой, под черепом сохранился слой коричневого тлена, пропитанного охрой. Толстый слой древесного тлена с охрой прослеживался на сохранившейся площади дна по периметру ямы, под которым на-блюдался белый тлен от травы. В грунте заполнения обнаружен маленький фрагмент стенки лепного со-суда эпохи ранней бронзы (рис. 2).

В 2,5 м к СВ от центра было впущено ямное по-гребение № 5, совершëнное в прямоугольной, рас-ширенной ко дну яме, ориентированной в направле-нии В-З. На дне на глубине 1,23 м от уровня днев-ной поверхности, лежал скелет ребëнка 4-5 лет – на спине, головой на З. Руки вытянуты вдоль тулови-ща, ноги, согнутые коленями вверх, упали вправо. Кости скелета окрашены тëмно-красной охрой. Под черепом толстый слой охры и древесного тлена. Под скелетом сохранились белый тлен камышовой подстилки с остатками продольных волокон, пере-крытый слоем охры толщиной 2-3 мм (рис. 2).

В ямных погребениях применялись деревянные перекрытия, остатки которых найдены в заполне-нии ям. В погребении № 5 на дне западной части ямы вдоль стенок прослежено 17 округлых в пла-не конусовидных в разрезе ямок от опорных вер-тикальных столбиков, поддерживавших перекры-тие. В погребении № 7 подобные ямки отмечены на поверхности уступов вдоль южной и северной стенок, а кроме того, в материковых стенках на 0,4-0,5 м выше уровня уступов по периметру восточ-ной половины ямы. Последние, вероятно, являются следами от упора горизонтального перекрытия, на-ходившегося выше уровня уступов.

Следующий хронологический горизонт в курга-не представляют четыре погребения катакомбной КИО, совершëнные в вытянутом положении на спине в катакомбах с округлыми входными ямами и овальными камерами. Форма погребальных соору-

1 Здесь и далее определения А.Д. Козак.

Исследования курганов эпохи бронзы и скифского периода у г. Орджоникидзе (Украина) в 2007 г.

138

Рис. 2. Планы погребений №№ 1-5, 7,8 в кургане № 31 у г. Орджоникидзе.


139

жений и поза скелетов указывают на их принадлеж-ность к ингульской катакомбной культуре. Три из них (№№ 2, 3 и 6) сходны в деталях погребального обряда. Они были впущены в В, Ю и ЮЗ склоны на-сыпи примерно на одинаковом расстоянии от центра и имели радиальную планировку катакомб камерой к центру насыпи. Погребения были неглубокими – дно входных колодцев устраивалось на уровне по-верхности материка, погребальные камеры углубля-лись в материк на 0,5-0,6 м. В камерах находились одиночные погребения взрослых людей: № 2 – муж-чина 25-30 лет, № 3 – мужчина 40-50 лет, № 6 – муж-чина 30-40 лет (рис. 2). Два погребения содержали инвентарь: в погребении № 3 под черепом скелета лежали кремнëвый скребок и фрагмент костяного острия; в погребении № 6 под черепом скелета – два кремнëвых изделия (рис. 3). Одно из них, обнару-женное под нижней челюстью погребëнного, пред-ставляет особый интерес: это миниатюрная фигур-ка, не являвшаяся орудием, а, вероятно, носившаяся на шее в качестве амулета, о чëм свидетельствует характерная залощенность центральной поверхно-сти изделия. Она изготовлена на отщепе мелового кремня тëмно-серого и коричневого цвета толщиной 0,5 см. Фасетками крутой ретуши, нанесëнной по периметру, изделию придана ромбовидная форма, близкая к очертаниям антропоморфных стел эпохи бронзы – выделены «головка» и высоко расположен-ные симметричные «плечики». На одной из плоско-стей, где находился слой коричневого цвета, в цен-тре изделия, между нижней частью выступающих плечиков – круглая ямка диаметром 0,6 см. Размеры изделия: высота 2,4 см, ширина по «плечикам» – 2,3 см (рис. 3). Также в изголовье скелета стояла лепная плоскодонная чаша с парой цилиндрических высту-пов под горловиной, орнаментированная глубокими прочерченными линиями.

Четвертое ингульское погребение в кургане № 8 было значительно удалено от центра – соверше-но у южной подошвы на месте впадины, затëкшей чëрным грунтом, окружавшей курган, возможно, за пределами его древней насыпи. Его камера была выведена по касательной к окружности кургана «по часовой стрелке». Входная яма, забитая мате-риковой глиной, была углублена в материк на 1,1 м, а дно погребальной камеры находилось на 0,67 м ниже – на глубине 2,84 м от поверхности. В камере находились останки от двух разновременных по-гребений взрослых мужчин 25-30 и 40-55 лет: ске-лет первого погребëнного при подзахоронении был сдвинут под западную стенку камеры, противопо-ложную входу, скелет второго погребëнного зани-мал центральное место в камере (рис. 2).

Отмеченные особенности в обряде ингульских катакомбных погребений отмечались и в других курганах, раскопанных на территории Никополь-щины, в частности, в кургане № 22 (Малая Лаурка) у г. Орджоникидзе (Полин и др. 2001, 32-33). Не исключено, что дальнейшие наблюдения позволят выделить группы погребений ингульской культу-ры, различающиеся характером их расположения в кургане, что может быть отражением как хроноло-гических, так и социальных различий.

Наиболее поздний хронологический горизонт в кургане представлен двумя погребениями бабинской КИО (КМК). Одно из них (№ 1) было совершено в насыпи ЮВ склона, на глубине 0,5 м от дневной по-верхности (0,65 м от 0). Погребальное сооружение не прослежено. Скелет женщины 20-35 лет лежал на левом боку в скорченном положении, головой на В. За головой стоял лепной банковидный сосуд с на-лепным валиком вокруг горловины и плоским дном, выделенным закраиной. Второе погребение (№ 4) совершено в ЮЗ секторе кургана. Погребальное сооружение в виде ямы с подбоем было опущено в материк на 0,4 м. В подбое находился скелет взрос-лого мужчины 25-35 лет в скорченном положении на левом боку, головой на ЮВ. На бедренной кости его левой ноги, ближе к коленному суставу, лежала костяная пряжка – овальная, с двумя разновеликими отверстиями. Судя по деталям обряда и характеру инвентаря оба погребения относятся ко второму этапу развития традиций бабинского культурного круга (Литвиненко 2006, 157-187) и имеют много-численные аналогии среди курганных погребений Никопольщины, раскопанных Орджоникидзевской экспедицией. В большинстве случаев такие погре-бения завершают период функционирования кур-ганных могильников, начало возведения которых относится к периоду позднего энеолита или ранней бронзы. В отдельных случаях наиболее поздними впускными погребениями в такие курганы являют-ся погребения раннего железного века или перио-да средневековья, в то время как племена срубной КИО возводили свои собственные курганы.

Курганы № 32 и № 33 входили в большую груп-пу курганов, вытянутых по линии З-В на протяже-нии около 1 км. По нашим разведкам 1995 г., поми-мо 5 сохранившихся насыпей в западной половине могильника, насчитывается ещë до десяти полно-стью распаханных, заметных лишь по жëлтым пят-нам разрушенных вспашкой выкидов из могил на восточной окраине группы. Раскопаны два самых больших кургана, завершавших группу на западе и располагавшихся в самой высокой точке данной местности.


140

Курган № 32. Высота кургана составляла около 2 м, диаметр кургана около 30 м. Курган был самым крупным в группе. Располагался в самой высокой точке данной местности. Большая часть кургана не распахивалась. Вершина кургана разрушена вслед-ствие установки триангуляционного знака, а также грабительских раскопок. На поверхности встреча-лись отдельные камни от крепиды.

Курган содержал 4 погребения: 1 – средневековое кочевническое и 3 скифского времени IV в. до н.э.

Курган был сооружен в один приëм над централь-ным погребением № 3 из кусков дëрна, обложен простейшей крепидой из наклонных плит белого известняка по основанию и окружëн кольцевым рвом в форме неправильной окружности. Диаметр рва по внешнему контуру по линии С-Ю составлял 30,2 м, по линии З-В – 33,5 м. По крепиде точно устанавливается первоначальный диаметр кургана, составлявший 21 м. С западной и восточной сторо-ны ров имел проходы шириной 0,5 м на уровне ма-

Рис. 3. План и находки из погребения № 6 в кургане № 31 у г. Орджоникидзе.


141

терика. Ширина рва на том же уровне достигала 1,5 м, глубина 1,0 м. Прилегающие к обоим проходам участки рва протяжëнностью до 10 м заполнены остатками поминальной тризны: развалами амфор различной полноты, а также черепами и конечно-стями лошадей, уложенными непосредственно на дно рва, сразу же после его выкапывания. Вероят-но, процесс отправления тризны происходил где-то в стороне. К сожалению, окружающая курган территория разрушена многолетней вспашкой, и это место обнаружить не удалось, несмотря на це-ленаправленные поиски. После завершения тризны на стороне разбитые амфоры (половинки и более мелкие части) были полностью или частично – от нескольких фрагментов до полного развала – уло-жены в ров (рис. 4). В общей сложности здесь об-наружены остатки не менее 50 амфор производства Фасоса, Синопы, Хиоса, Пепарета, Гераклеи и ам-фор, до недавнего времени определявшихся как боспорские или раннехерсонесские, а ныне – неу-становленный центр в Пропонтиде или Северной Эгеиде (Монахов, Кузнецова, 2008). Десять амфор Гераклеи, Фасоса и Синопы имели клейма с имена-ми магистратов Гераклеи Сатира и Лисифея, Фасо-са – магистратов Лагета, Аристократа и Архестра-та, Синопы – Аполлодора I, синхронизирующихся в пределах 360-350 гг. до н.э.2. Помимо этого среди остатков тризны обнаружено несколько фрагмен-тов лепного скифского сосуда.

Помимо развалов амфор во рву, небольшое коли-чество амфорных обломков (до 50 шт.) было обна-ружено под материковым выкидом из первичного в кургане захоронения № 3. К нашему изумлению, подавляющее большинство найденных здесь фраг-ментов объединилось с амфорами из тризны. Бла-годаря этому, в сочетании с тем обстоятельством, что остатки тризны были уложены в ров непосред-ственно на его дно, реконстируируется совершен-но необычная картина. Сооружение кургана было начато с выкапывания кольцевого рва, после этого где-то рядом с курганом была совершена тризна, значительная часть остатков которой немедленно была уложена на дно рва, и совсем немного фраг-ментов амфор (около 50) были брошены в центре кургана, и только после этого было начато копание первичного в кургане погребального сооружения № 3 для захоронения подростка и ребëнка, материко-вый выкид из которого накрыл уложенные в центре амфорные обломки. Обычно считается, что тризна в скифских курганах совершается после заверше-

ния строительства кургана, что, по-видимому, в большинстве случаев действительно так и было. Об этом обычно свидетельствует то обстоятель-ство, что остатки тризны в подавляющем большин-стве скифских курганов Северного Причерноморья лежат во рвах на слое затëчного заполнения, при-мерно на середине глубины рва. Такой слой затëка успевал образоваться за период сооружения по-гребальных сооружений, проведения ритуала захо-ронения и сооружения насыпи кургана. Случай в кургане № 32 представляется весьма необычным и на сегодняшний день уникальным.

Позднее в ЮЗ край кургана впущено грандиозное по глубине и объëму подземного сооружения воин-ское погребение № 4, для чего предварительно раз-биралась и затем восстанавливалась крепида. Позд-нейшее из скифских в кургане детское погребение-кенотаф № 2 впущено в северный край крепиды, для чего она была предварительно разобрана, а по завершению погребения восстановлена, но уже кам-нями другой породы – плитами зеленоватого слан-ца, нигде более в крепиде не зафиксированными. В средневековье в середину восточного склона было впущено в насыпь на крайне незначительную глу-бину было впущено парное воинское захоронение.

Погребение № 1. Парное средневековое погребе-ние впущено в насыпь в 7 м к В от центра кургана. В подпрямоугольной яме глубиной 0,4 м от совре-менной поверхности находились 2 скелета молодых мужчин вытянуто на спине, черепами на ЗСЗ. Кон-туры ямы прослежены приблизительно, по остаткам тлена от подстилки и расположению инвентаря. В районе черепов находились фрагменты лепного со-суда (сохранилась только придонная часть). Справа вдоль скелета № 1 (левого) лежало железное рубя-щее оружие (палаш либо слабоизогнутая сабля), частично (до локтя) перекрывавшее правую руку погребëнного. В районе таза найдены пластинки из золотой фольги от перевязи, бронзовые, серебряные и серебряные с позолотой пряжки и бляшки (в том числе с зоо- и антропоморфными изображениями), а также наконечники ремней от поясного набора, костяная изогнутая пластина (накладка на сложный лук). Схожий поясной набор находился в районе таза и между бедренных костей скелета № 2. У его право-го колена также располагалась костяная пластина-накладка. В районе таза обоих скелетов находились железные черешковые наконечники стрел.

Предварительно инвентарь данного погребения может быть соотнесëн с венгерскими древностями

2 Прочтение клейм, определения и датировка С.Ю. Монахова и В.И. Каца.


142

раннего средневековья и датироваться ІХ – началом Х века. Несомненно, этот комплекс требует отдель-ной полноценной публикации.

Погребение № 2. Впущено в край кургана к С от центра непосредственно в крепиду. Совершено в яме с подбоем. Входная яма прямоугольной фор-мы, с закруглëнными углами, размерами 1,10×0,6 м, ориентирована с ЮЗ на СВ. Еë дно на глубине 0,65 м от уровня погребëнного чернозëма перехо-дит в продольную материковую ступеньку шири-ной 0,25 м и высотой 0,2 м вдоль СВ стенки ямы. Камера устроена в южной стенке входной ямы на одном уровне с еë дном. Вход закрывал каменный заклад из мелких плит зеленоватого сланца. Камера овальной в плане формы, размерами 1,45×0,75 м и глубиной 0,86 м от уровня погребëнной поверхно-сти, ориентирована параллельно входной яме.

Какие-либо находки или костные остатки или даже следы их былого пребывания в камере отсутствова-ли. Более того, дно камеры представляло собой го-лый материк, отсуствовали даже следы какой-либо подстилки. Учитывая, что заклад камеры находился в непотревоженном состоянии, свод камеры был це-лым и никаких следов позднейшего ограбления ни во входной яме, ни в камере не обнаружено, данное погребение вероятнее всего является кенотафом, посвящëнным, судя по его размерам, ребенку.

Погребение № 3 (основное). Находилось в цен-тре кургана. Входную яму окружало кольцо мощ-ного глиняного выкида, под которым обнаружены несколько десятков фрагментов амфоры.

Входная яма прямоугольной в плане формы, раз-мерами 2,43×0,93 м, ориентирована по длине с З на В. Книзу она несколько расширялась, переходя ко дну двумя продольными ступеньками. Ступеньки покрыты слоем камыша, достаточно толстым на нижней. Глубина входной ямы 3,2 м от уровня древ-него горизонта. Вход в камеру находился в северной стенке. На входе в дне прорыта канавка (шириной 0,1-0,14 м глубиной 0,1 м) для установки деревян-ного заклада. На дне, в западной части второй сту-пеньки зафиксировано углубление подтреугольной формы с длиной сторон около 0,12 м, которое мож-но связывать с установкой примитивной деревян-ной лестницы, использовавшейся при сооружении погребения и для совершения погребального обря-да, о чëм свидетельствует факт перекрывания углу-бления нетронутым слоем камышовой подстилки.

Гробница была ограблена через входную яму, ког-да существовал заклад, и камера была свободной от грунта. В заполнении входной ямы был обнаружен фрагмент серебряной трубки, обломки человече-ских костей, а также небольшой необработанный кусок известняка.

Подпрямоугольная в плане погребальная каме-ра размерами 2,8×2,0 м ориентирована также с З на В. Максимальная глубина камеры 3,4 м. В СЗ углу и под западной стенкой камеры обнаружены остатки напутственной пищи – кости крупного ко-пытного животного (лопатка, рëбра, кости, конеч-ности). Среди них встречались фрагменты мелких железных изделий – П-образных скоб с остатками дерева на поверхности и кости, а также нож. Вос-точнее костей животных обнаружены фрагменты детского черепа, верхней и нижней челюсти с мо-лочными зубами и шейных позвонков. Восточнее обнаружены фрагменты костей рук, ног, рëбер и позвонков ребëнка. Ближе к СВ углу камеры най-дены в непотревоженном состоянии две бедренные и правая большая берцовая кости, а также локтевые кости левой руки подростка. Под ними зафиксиро-ван тлен от тонких деревянных плашек. В районе правого тазобедренного сустава найдено скопление стеклянных бусин (не меньше 4 глазчатых и одна крупная шестиугольная). Вероятно, первоначально они находились в виде браслета на правом запястье погребëнного. Под северной стенкой камеры, по-верх тлена от деревянных плашек, находились мел-кие фрагменты костей ребëнка, железные изделия в виде несомкнутой трубки и бронзовый трëхгранный наконечник стрелы. Судя по сохранившимся ко-стям, скелет лежал вытянуто на спине головой на З. По всей площади дна камеры прослежены остат-ки многослойной подстилки в виде органического тлена тëмно-коричневого (дерево), белого (трава) и фиолетового (войлок) цвета. По костям устанавли-вается наличие в камере подростка и ребëнка.

Погребение № 4 впущено в ЮЗ край насыпи кургана. Совершено в погребальном сооружении сложной конструкции – большая прямоугольная входная яма поперечной ориентации, широкий длинный дромос в длинной продольной стене, за-вершающийся большой поперечной подовальной в плане камерой. Поражают необычайно большие размеры сооружения и его глубина, превышающая глубину основного погребения кургана № 3 более чем на 3 м. Подобные параметры и конструкция ха-рактерны для курганов высшей скифской знати.

Входная яма прямоугольной в плане формы, размерами 1,5×3,6 м, ориентирована по линии СЗ-ЮВ. Верхняя часть по грабительской воронке была заполнена чернозëмом, отчасти затëчным, а в нижней, непотревоженной части сохранилось первоначальное заполнение материковым выки-дом. В чернозëмной части заполнения встречались в значительном количестве известняковые камни. Часть из них, безусловно, происходит из крепиды. Но чрезмерно большое их количество наводит на


143

мысль о существовании на уровне древнего гори-зонта каменной вымостки, перекрывавшей вход-ную яму и разрушенной при ограблении. Глубина входной ямы от уровня материка 5,5 м. Стенки ямы ко дну расширялись в стороны до 0,3-0,4 м. От дна входной ямы под углом около 45° на глубину до 0,60 м шëл спуск ко входу в дромос, вырытый в СВ стенке, длиной 0,65 м. На спуске зафиксирова-ны остатки двухслойной подстилки органического происхождения. Перед устьем дромоса в нижней части спуска входной ямы зафиксированы остатки заклада из вертикально стоящих деревянных плах, шириной до 0,20 м. Заклад сохранился только в восточной части дромоса. Под западной стенкой дромоса он разрушен грабительским ходом, ши-риной в районе заклада около 1,2 м. В заполнении грабительского хода обнаружено несколько де-сятков наконечников стрел и человеческий череп. Дромос находился на одной линии с входной ямой и продолжал начавшийся во входной яме спуск до глубины 6,5 м. Длина дромоса около 2,2 м при ши-рине 3,6 м (на всю длину входной ямы).

Погребальная камера подовальной в плане формы размерами 3,6×2,6 м, ориентированная с СЗ на ЮВ, располагалась перпендикулярно дромосу. Дромос опускался в камеру наклонной ступенькой высотой 0,1 м. Дно на глубине 6,7 м от уровня древнего го-ризонта, оно слегка повышалось к противополож-ной стенке. На входе в камеру лежала на боку раз-давленная упавшим сводом амфора. Под западной стенкой камеры находились остатки напутственной пищи в виде скопления костей крупных копытных животных (рëбра, лопатки, кости конечности). Сре-ди костей обнаружен фрагмент золотой обкладки деревянной чаши, железный нож с костяной руч-кой, два коррозированных бронзовых и один же-лезный предмет. Под северной стенкой камеры ле-жало большое скопление сильно коррозированных железных изделий (копья, удила, псалии?).

В центре камеры рядом лежали вытянуто на спи-не два скелета, ориентированные головами на З. Ближе к северной стенкой находился скелет муж-чины 50-60 лет (скелет № 1), а между ним и входом в камеру – скелет женщины 50-60 лет (скелет № 2). Под ними прослежены остатки подстилки органи-ческого происхождения.

Погребение ограблено в древности. Грабители вошли в камеру, свободную от грунта. При ограбле-нии скелеты были разрушены лишь частично, по-скольку грабители имели возможность без всяких затруднений собрать все интересовавшие их вещи. Сдвинуты с мест лишь черепа и кости рук, обнару-женные в заполнении дромоса. На скелете женщи-ны на правом запястье сохранился браслет из 6 глаз-

чатых стеклянных бус. Возле правого плеча найде-ны три изделия из серебряной проволоки, а одно кольцо из витой серебряной проволоки обнаружено на месте отсутствующего черепа. За головой скеле-та женщины найдено свинцовое пряслице в виде колëсика со спицами и железные кольцо и трубка. На скелете мужчины на ногах сохранились бронзо-

Рис. 4. Восстановленные формы амфор из тризны кургана № 32 у г. Орджоникидзе: 1- Гераклея Понтийская; 2 – Фасос; 3 – неизвестный тип; 4 – Хиос; 5 – Менда; 6 – неустановленный центр в Пропонтиде или Северной Эгеиде; 7 – тип Солоха II (Пепарет).


144

вые поножи. Вдоль левого бедра обнаружены остат-ки колчана – скопление бронзовых наконечников стрел. По датировке погребение № 4 очень близко к датировке первичного захоронения № 3, в тризне которого найдены амфоры Менды мелитопольского типа, аналогичные найденной в погребении № 4.

Курган № 33. Насыпь разрушена многолетней распашкой. Сохранившаяся высота кургана 0,5 м от уровня древнего горизонта, диаметр около 14 м. В кургане обнаружено три скифских катакомбных погребения IV в. до н.э. В западной поле кургана обнаружены остатки поминальной тризны в виде фрагментов около 10 амфор производства Гераклеи, Фасоса, Хиоса, Пепарета, связанной с основным в кургане погребением № 3. В тризне имеется два клейма – Гераклеи и Фасоса, датирующихся в пре-делах 355-345 гг. до н.э., идентичное клеймо имеет-ся на гераклейской амфоре в погребении № 33.

Погребение № 1 (впускное). В 4 м севернее цен-тра кургана. Входная яма подпрямоугольной фор-мы, размерами 1,4 х 1,0 м, ориентирована с СВ на ЮЗ. Еë СЗ угол разрушен грабительским ходом. Грабители опустились вниз до каменного заклада и поверх него вошли в камеру. В заполнении гра-бительского хода найдены бронзовые наконечники стрел и фрагментированный чернолаковый канфар. Стенки ямы ко дну расширялись на 0,1-0,2 м. Дно ямы от уровня древнего горизонта находилось на глубине 1,7 м. Входная яма соединялась с камерой дромосом, шириной 1,6 м и длиной 0,7 м, вырытым в ЮЗ стенке. Дромос практически полностью был заложен известняковыми камнями, часть которых осыпалась во входную яму и камеру. Дромос пере-ходил в камеру вертикальной ступенькой высотой 0,14 м. Погребальная камера овальной в плане фор-мы размерами 3,2 х 2,2 м ориентирована с ЮЗ на СВ. Дно на глубине 1,85 м. В камере, ближе к ЮЗ стенке, лежал частично разрушенный грабителями скелет взрослого мужчины 40-50 лет вытянуто на спине головой на ЮЗ. Под ЮЗ стенкой камеры най-дены остатки напутственной пищи – кости крупно-го копытного. Среди них найден железный вток от древка копья. Под правым крылом таза и в районе правого локтя зафиксированы прямоугольная поло-са белого тлена, толщиной 0,5 см, шириной 4 см и длиной до 30 см, с двумя отверстиями (предполо-жительно, остатки кожаного пояса). Возле левого бедра найдены в разбросанном состоянии 6 брон-зовых трëхлопастных наконечников стрел, ана-логичных тем, которые встречались в заполнении грабительского хода. В северной части камеры в

районе заклада найдены два железных наконечни-ка дротиков.

При разборке этого погребения обнаружилось, что непосредственно под ним находилось ещë одно, более раннее сооружение, условно названное нами погре-бением № 2. Его входная яма была использована при совершении погребения № 1 вторично. При этом дно входной ямы и дромоса погребения № 1 было поднято примерно на 0,1 м с помощью досыпки смесью ма-териковой глины с чернозëмом. Первоначальное дно входной ямы погребения № 2 имело размеры 1,8×1,4 м и отделялось от входа в камеру канавкой (шириной около 0,1 м, глубиной около 0,05 см) для установки деревянного заклада входа в камеру. Следов дерева в канавке не обнаружено. Размеры камеры 2,60×2,60 м. Камера погребения № 2, округлых в плане очертаний, была смещена к С на 0,5 м по отношению к камере погребения № 1. Также и еë восточная стенка выходит за пределы камеры погребения № 1 на 0,5 м. На дне камеры погребения № 2, находившемся на глубине 1,95 м от уровня погребëнного чернозëма, зафиксиро-ваны фрагменты нескольких деревянных плашек, ле-жавших параллельно по направлению ЮВ-СЗ. Ника-ких остатков погребения и погребального инвентаря в камере погребения № 2 не обнаружено. Возможно, погребение № 2 до совершения погребального обряда по каким-то причинам было перестроено в погребе-ние № 1.

Погребение № 3 (основное). Входная яма прямоу-гольной формы, размерами 2,7×1,0 м, ориентирована по линии З-В. Стенки входной ямы книзу расходятся в стороны на 0,1-0,2 м. Глубина от уровня древнего горизонта 3,2 м. По середине южной стенки на рас-стоянии 1,1 м от верха ямы был оставлен вертикаль-ный выступ в виде своеобразного “носа”, овальной в плане формы, длиной 1,2 м, выступающий из стенки на 0,2 м. В 0,5 м выше ступеньки выступ срезан под углом 45° и снивелирован со стенкой. Назначение его абсолютно непонятно. Дно ямы представляет собой угловую ступеньку вдоль южной продольной и ЮЗ боковой стенок ямы шириной 0,38 м и высо-той 0,64 м. С еë помощью сформирован наклонный дромос-спуск (шириной 1,3 м) ко входу в камеру, смещëнный под восточную стенку входной ямы. Дромос опускается до глубины 4,2 м и переходит в камеру широкой наклонной ступенькой-спуском высотой 0,2 м. В дромосе перед входом в камеру с правой стороны лежала горлом ко входу целая клеймëная гераклейская амфора конического типа. Клеймо, идентичное найденному в тризне кургана4, датируется 355-345 гг. до н.э.

3 Прочтение и датировка клейм С.Ю. Монахова и В.И. Каца.


4 Определение С.Ю. Монахова и В.И. Каца.

145

Камера подпрямоугольной в плане формы, разме-рами 3,35×2,5 м, ориентирована по линии ЮЗЗ-СВВ. Дно камеры, максимально углублëнное в центре до отметки 4,6 м, слегка поднимается к противополож-ной стенке камеры на 0,1 м. В камере обнаружены остатки двух разрушенных грабителями скелетов – женщины 40-50 лет и ребëнка 6-8 лет. Судя по отдельным костям, сохранившим первоначальное расположение, погребëнные были ориентированы головами на З. Большинство костей обнаружено в за-падном углу, куда они были сброшены грабителями. От скелета, расположенного в центре камеры, непо-тревоженными сохранились кости таза и ног. Возле правого бедра лежало бронзовое зеркало. В области таза, под ним, обнаружены две золотые бляшки.

Кости второго погребëнного в виде скопления находились у СЗ стенки камеры. Среди них най-дены бронзовые трëхгранные наконечники стрел. Отдельные человеческие кости встречались в цен-тральной части камеры и в еë западном углу. В но-гах погребëнных в ЮВ углу камеры зафиксированы остатки деревянной шкатулки и чаши с металличе-скими (электровыми?) накладками. В шкатулке ле-жали фигурное костяное наборное веретено, пряс-лице и остатки не менее трëх железных стержней (иглы?). В северном и южном углах камеры обна-

ружены остатки напутственной пищи (рëбра коня, в северном, и рëбра с лопаткой коня, в южном), а среди них – железный нож с костяной рукояткой.

Погребëнные лежали на деревянном решетчатом настиле, хорошо сохранившемся под ними. Ложе состояло из 12 поперечных досок шириной 5-10 см и толщиной около 2,5 см, расположенных с интер-валом в 0,2-0,3 м, перекрытых узкими продольны-ми планками. Они соединялись между собой же-лезными скобами.

***В целом исследованные в 2007 г. скифские кур-

ганы прекрасно дополняют серию скифских кур-ганов, исследованных в окрестностях г. Орджони-кидзе на протяжении 1964-1998 гг. При том, что эти курганы принадлежат скифскому населению сравнительно невысокого социального уровня, они отличаются сложностью погребальных сооруже-ний и многочисленным разнообразным инвентарëм (Мозолевский 1973, 187-234; он же 1980, 70-154; Тереножкин и др. 1973, 113-186; Полин и др. 2002, 222-224). По греческому керамическому импорту исследованные в 2007 г. скифские курганы твердо датируются в пределах второй четверти, не позднее середины IV в. до н.э.

БиблиографияЛитвиненко 2006: Р.А. Литвиненко, Днепро-Донская бабинская культура (источники, ареал, погребальный обряд). В

сб.: Матеріали та дослідження з археології Східної України, вип. 5 (Луганськ 2006), 157–187.Монахов, Кузнецова 2008: С.Ю. Монахов, Е.В. Кузнецова, Об одной серии амфор неустановленного дорийского центра

IV века до н.э. (бывшие «боспорские» или «раннехерсонесские»). В сб.: Сборник материалов XII международной конферен-ции «Международные отношения в бассейне Черного моря в древности и средние века (Ростов-на-Дону 2008), в печати.

Мозолевский 1973: Б.Н. Мозолевский, Скифские погребения у с. Нагорное близ г. Орджоникидзе на Днепропетров-щине. В сб.: Скифские древности (Киев 1973), 187–234.

Мозолевский 1980: Б.Н. Мозолевский, Скифские курганы в окрестностях г. Орджоникидзе на Днепропетровщине (раскопки 1972-1975 гг.). В сб.: Скифия и Кавказ (Киев 1980), 70–154.

Полин, Мозолевский 2005: С.В. Полин, Б.Н. Мозолевский, Курганы скифского Герроса IV в. до н.э. (Бабина, Водяна и Соболева могилы) (Киев 2005).

Полин, Николова 1995: С.В. Полин, А.В.Николова, 30 лет работы Орджоникидзевской экспедиции Института архео-логии НАН Украины. Тези доповідей Міжнародної конференції «Регіональне та загальне в історії» (Дніпропетровськ 1995), 70–72.

Полин и др. 2001: С.В. Полин, Л.А. Черных, С.А. Куприй, Работы Орджоникидзевской экспедиции в 1999-2000 гг. В сб.: АВУ 1999-2000 рр. (Київ 2001), 28–33.

Полин и др. 2002: С.В. Полин, Л.А. Черных, С.А. Куприй, Курганы эпохи бронзы и скифского времени у г. Орджо-никидзе Днепропетровской обл. В сб.: АВУ 2000-2001 рр. (Київ 2002), 219–224.

Тереножкин и др. 1973: А.И. Тереножкин, В.А. Ильинская, Е.В.Черненко, Б.Н. Мозолевский, Скифские курганы Никопольщины. В сб.: Скифские древности (Киев 1973), 113–186.

Сергей Полин, канд. ист. наук, Людмила Черных, канд. ист. наук, Марина Дараган, канд. ист. наук, Сергей Разумов, Институт археологии Национальной Академии наук Украины, пр. Героев Сталинграда 12, 04210 Киев, Украина.


СЕЛИЩЕ В УРОЧИЩЕ ЛИСОВЫЙ КУТ НАБОЛЬШОМ УКРЕПЛЕНИИ БЕЛЬСКОГО ГОРОДИЩА

(материалы раскопок 1999-2001 и 2004 гг.)

Сергей СКОРЫЙ, Киев

Aşezarea din punctul Lisovii Kut de la Fortificaţia Mare a cetăţii Bel’sk (materiale din săpăturile anilor 1999-2001 şi 2004). Articolul este consacrat prezentării şi analizei materialului recoltat în cursul investigaţiilor arheologice la una din aşezările perioadei scitice amplasate în perimetrul Fortificaţiei Mari a cunoscutei cetăţi Bel’sk din bazinul r. Vorskla (zona de silvostepă din stânga Niprului, Ukraïna). Pe suprafaţa cercetată (443 m.p.) s-au depistat vestigii provenind de la o locuinţă şi diverse alte complexe, datate în sec. V î.e.n. Descoperirile numeroase şi variate, resturile osteologice permit caracterizarea diferitor aspecte ale vieţii cotidiene a locuitorilor aşezării. “Universalitatea” ocupaţiilor reprezintă o particularitate a populaţiei de aici. Concomitent cu practicarea agriculturii, creşterea animalelor, practicarea diverselor meşteşuguri casnice ei se mai ocupau şi cu metalurgia şi prelucrarea metalelor, care în acea perioadă se constituiseră ca meşteşuguri de sine stătătoare. Materialele obţinute aduc noi completări în cercetarea celei mai mari cetăţi din epoca scitică din Europa de Est.

Статья посвящена публикации и анализу материалов, обнаруженных в ходе раскопок на одном из селищ скифского времени в пределах Большого укрепления известного Бельского городища в бассейне р. Ворскла (Днепровское лесостепное Левобережье, Украина). На исследованной площади (443 кв.м) открыты остатки домохозяйства (или подворья) в виде жилища и разнообразных хозяйственных объектов, относящихся к первой половине V в. до н.э. Многочисленные и разнообразные находки, обширный остеологический материал позволяют охарактеризовать различные аспекты жизнедеятельности обитателей поселения. Особенностью являлось “универсальность” их занятий. Наряду с основными видами хозяйственной деятельности: земледелие, животноводство, разнообразные домашние промыслы, – жители занимались металлургией и металлообработкой, которые в то время уже выделились в самостоятельные ремесла. Полученные материалы вносят новые штрихи в изучение крупнейшего городища скифской эпохи в Восточной Европе.

The Settlement in the Lisovy Кoot Tract on the Big Fortification of Belsky’s Settlement (materials of the excavation in 1999-2001, 2004). The article is a publication and analysis of the finds that were unearthed during the excavation on a Scythian time settlement within the limits of the Big Fortification of the famous Belsky’s settlement in the basin of the Vorskla River (the Dnieper’s left bank forest-steppe, Ukraine). On the investigated area of 443 sq.m revealed were the remains of a farmstead, such as a dwelling place and various household objects dating back to the first half of the 5th century BC. Multiple and diverse finds and extensive osteological material make it possible to identify and describe manifold vital functions of the settlement inhabitants. Their occupations were notably universal. Alongside the basic kinds of household activities – farming, animal husbandry, various handicrafts, the inhabitants were engaged in metallurgy and metalwork, which had already developed into independent crafts. The discovered materials add a new touch to the research of the largest ancient settlement site of the Scythian epoch in Eastern Europe.

Key words: Eastern Europe, Dnieper’s left bank, Vorskla River, Scythian period, Big Fortification of Bel’sk, settlement, artefacts, multidisciplinary analyses


147

ВведениеНа территории Бельского городища скифской

эпохи (бассейн р. Ворскла), наряду с хорошо из-вестными и в той или иной степени изученными Восточным, Западным и Куземенским укрепления-ми, существуют остатки, по меньшей мере, 10-15 неукреплëнных поселений скифского времени – селищ, а также две небольшие курганные группы («А» и «Б»), находящиеся в пределах Большого укрепления городища (Шрамко 1987, 34; Наукова концепція... 1996, 6, рис.2; Мурзін и др. 1999а, 26-27) (рис. 1). Селища были открыты в ходе разве-док, проведëнных в разное время исследователями Бельского городища.

Памятники скифской эпохи в пределах Большого укрепления изучены пока слабо. Исключение со-ставляют курганная группа «Б», где было раскопа-но несколько курганов V-IV вв. до н.э. (Мурзін и др. 1995; Супруненко 1996), селище в урочище Царина (VII-IV вв. до н.э.), работы на котором были нача-ты еще В.А. Городцовым в начале XX в. (Городцов 1911), и в 1996 г. здесь небольшие раскопки произвел П.А. Гавриш. В 1997-2005-х гг. многолетние иссле-дования были осуществлены В.П. Белозором в со-ставе совместной украинско-немецкой экспедиции, который вскрыл значительную площадь поселения (около 2200 кв.м), в результате чего был получен разнообразный и обширный материал (Мурзин и др. 1998, 13-22; они же 1999, 35-45; Мурзин и др. 2000, 4-11; они же 2001, 31-54; они же 2002, 28-56; Ролле и др. 2003, 15-60; Черненко и др. 2004, 6-27, 31-62; Черненко и др. 2005, 30-52; Махортых и др. 2006, 50-59, 60-81). Наконец, в конце 90-х – начале 2000-х гг. определённые работы были осуществлены на сели-ще в урочище Лисовый Кут, результатам исследова-ния которого и посвящена настоящая работа.

Географическое положение, история исследования

Поселение в урочище Лисовый Кут расположено вблизи СЗ угла Большого укрепления, на мысопо-добной наклонной возвышенности правого корен-ного берега Бельского ручья – правого притока р. Сухая Грунь. Урочище непосредственно примыкает к валу Большого укрепления, с В ограничено слабо обводнённой балкой, с СВ – яром, который впада-ет в эту же балку. С северной стороны находится небольшой лиственный лес. Южный склон мыса достаточно наклонный и спускается к Бельскому озеру. Абсолютная высота мыса в районе поселе-ния 150,5-164,7 м (рис. 2). Территория поселения в течение продолжительного времени интенсивно распахивается, кроме того, через неë проходит не-

сколько линий газовых коммуникаций. Ориентиро-вочная площадь селища, по уточнëнным данным 2006 г., cоставляет не менее 13,5 га.

С западной стороны поселения, за валом, напро-тив урочища, на небольшом расстоянии находится Перещепинский курганный могильник. К Ю от по-селения, на расстоянии примерно в 1 км располага-ется Западное укрепление Бельского городища.

Поселение было открыто в 1996 г. сотрудни-ком совместной украинско-немецкой экспедиции В.Херцем, который дал ему название «Лисовый Кут», учитывая географическое расположение и наличие вблизи леса. На вспаханной поверхности, в различных местах, им был собран подъёмный ма-териал скифской эпохи, свидетельствующий о за-селённости этой территории в указанный период (Мурзин и др. 1997, 10-11, рис. 9-11). Так, на ЮЗ периферии поселения, на слегка просматриваемой возвышенности (которая, как впоследствии было выяснено, оказалась так называемым зольником), были собраны фрагменты лепной керамики, брон-зовые наконечники стрел, различные металличе-ские инструменты и пр. Позже, в 1998 г. им же на восточном склоне урочища в достаточно большом количестве были обнаружены обломки лепной по-суды скифского времени, античных амфор, кости животных, а также шлаки со следами бронзы.

Принимая во внимание эту информацию, на дан-ном участке селища в 1999-2001 и 2004 гг. мной, со-трудником украинско-немецкой экспедиции, были осуществлены стационарные исследования (раскоп I), в ходе которых были открыты разнообразные объ-екты скифского времени и получен достаточно пред-ставительный вещевой материал, предварительная публикация которого осуществлялась довольно опе-ративно (Мурзин и др. 2000, 11-37; они же 2001, 13-30; они же 2002, 4-27; Черненко и др. 2005, 5-29). В 1999 г., параллельно со мной, к ЮЗ от раскопа I, В.П. Белозором были проведены небольшие раскопки на упомянутой уже возвышенности – зольнике (раскоп II), краткая информация о которых также отражена в печати (Мурзин и др. 2000, 37-41).

Весной 2001 г. И.Н. Кулатова и А.В. Гейко (науч-ные сотрудники Центра охраны и исследований па-мятников археологии управления культуры Полтав-ской областной государственной администрации, Украина) осуществили спасательные работы на СВ и С периферии поселения, там, где была проложена траншея газоконденсатопровода. Она имела длину около 300 м и ширину 1,1-1,2 м при глубине 1,0-1,2 м и не только полностью уничтожила культурный слой на значительном участке поселения, но и на-рушила часть объектов, в частности 9 так назы-

Селище в урочище Лисовый Кут на большом укреплении Бельского городища

148 Сергей Скорый

Рис. 1. План Бельского городища и курганных могильников: 1 – Восточное укрепление; 2 – Западное укрепление; 3 – Куземинское укрепление; 4 – селище в урочище Царина; 5 – селище в урочище Лисовый Кут; 6 – Бельский могильник “А”; 7 – Бельский могильник “Б”; 8 – Перещепинский могильник; 9 – могильник в урочище Марченки; 10 – могильник в урочище Осняги; 11 – могильник в урочище Скоробор.

149

ваемых хозяйственных ям. При их доисследовании были получены весьма интересные результаты.

Наконец, в 2004 г. сотрудниками Института гео-физики НАН Украины и компании «Восточный Атлас» (Берлин, Германия) была осуществлена гео-магнитная съëмка северной периферии селища, к С от упомянутой выше траншеи газоконденсатопро-вода. Полученная магнитограмма как будто указы-вает на отсутствие здесь аномалий, которые можно было бы связать с археологическими объектами (Ролле и др. 2006, 23, рис. 9).

Этим, собственно говоря, и ограничивается исто-рия изучения селища в урочище Лисовый Кут. На-стоящая работа отражает результаты исследований, осуществлённых под моим руководством.

Характеристика раскопов и объектовРаскоп I. Раскоп расположен на восточном склоне

урочища Лисовый Кут, в 47 м к В от наземной газо-вой колонки СКВ № 52 («Бельское месторождение ПГПУ 0778») (западный край раскопа) и в 59 м к З от полевой дороги, пересекающей урочище с Ю на ССЗ (восточный край). Поверхность в районе рас-копа значительно понижается с З на В. По данным нивелировки, перепад высот между крайними запад-ной и восточной точками составляет 2,3 м. Общая исследованная площадь равна 443 кв.м (рис. 3,1).

Стратиграфическая ситуация в целом сходна на площади всего раскопа и не отличается сложностью. Сверху залегает чернозём, в среднем распаханый до глубины 20-22 см, содержащий находки из разру-шенной части культурного слоя1. Ниже – нетрону-тый культурный слой, мощностью от 20 до 50 см, в различной степени насыщенный находками скиф-ской поры. Далее – жëлтый материковый суглинок.

В ходе исследований в пределах раскопа открыто 14 разнообразных объектов скифского времени, до-вольно кучно концентрирующихся по оси С-Ю на расстоянии до 40 м, а также поздняя сравнитель-но неглубокая яма небольших размеров (рис. 3,1). Совокупность и характер объектов скифской поры позволяет видеть в них остатки отдельного домо-хозяйства или подворья, т.е. одну из вероятных единиц застройки поселения. Не исключено, что реальная территория подворья была больше пло-щади, исследованной раскопками (т.е. 443 кв.м). С учëтом вероятной изгороди, охватывающей сво-бодную от застройки площадь, площадь подворья могла быть не менее 500 кв.м.

Планировка подворья такова. В центральной части располагается небольшое жилое помеще-ние (№ 1) в виде полуземлянки. Западнее, вблизи с ним – довольно большая хозяйственная яма (№ 1) с узкой горловиной. К С от жилища находятся два помещения с хорошо выраженными входами (№№ 2, 4), по-видимому, погреба. Между ними – четыре хозяйственные ямы (№№ 2-5), из которых две (№№ 4-5), также имеют сравнительно боль-шие размеры и узкое горло. К Ю от жилого поме-щения размещались остатки помещения № 3, по-видимому, производственного назначения, а за ним – небольшой зольник с ямой (№ 7) в основе. Ещë южнее располагалась яма № 8 с узкой горловиной. Узкогорлые ямы относительно больших размеров, по-видимому, предназначались для хранения необ-молоченного зерна. Замыкала цепочку сооружений в южной части подворья неглубокая яма (№ 9) с выраженным входом, отстоящая от ямы № 8 при-мерно на 8 м (рис. 3,1).

Насыщенность культурного слоя в пределах рас-копа (подворья) различна. Основная концентрация находок (прежде всего, фрагменты лепной керами-ки, импортной античной посуды, кости животных, в меньшей степени – различные изделия из метал-ла, кости, камня и пр.) фиксировалась непосред-ственно в объектах и вблизи них. В определëнной степени это объясняется и тем, что по мере того как сооружения прекращали своë первоначальное функционирование (в особенности это касается различных ям), они служили местом сброса того или иного мусора бытового, строительного, произ-водственного характера. На остальной территории подворья находки встречались спорадически.

Характеристика объектовЖилое помещение (полуземлянка). Оно пред-

ставлено заглублëнным в материковый грунт на 0,35-0,50 м основанием, ориентированным по оси СЗ-ЮВ (рис. 4,1). Реальная глубина основания, т.е. от уровня древнего горизонта (далее – ДГ), в связи с распашкой точно не устанавливается, но дума-ется, что в любом случае, принимая во внимание мощность культурного слоя на этом участке, она была не более 0,85-1,0 м. Основание помещения в плане имеет довольно оригинальную конструкцию. Основная его часть овальной формы, площадью 41,35-1,7 м (5,4-6,8 кв.м). Вход располагался с СЗ стороны, где находится хорошо выраженная сту-

1 При этом на небольшой глубине, в некоторых местах встречались отдельные находки более позднего времени, например, фрагментированная бронзовая фибула первых веков н.э.


150

пенька полуовальной формы, длиной 1 м, шириной 1,3 м и высотой над уровнем пола 0,15 м. Стены в суглинке неровные. Пол также неровный, слегка понижается от входа к противоположной стене. У ЮВ стены расположена очажная яма округлой фор-мы, размерами 0,800,60 м. Вырыта она довольно небрежно, дно неровное. Глубина еë относительно пола помещения 3-12 см. На самом дне очажной ямы фиксировались мелкие угольки и тонкий слой золы. В нëм найдены 3 обломка лепной посуды, в том числе венчик грубого горшка с пальцевыми за-щипами по краю, 3 мелких кости животных, 2 ке-рамических шлака.

С СВ к описанной части основания помещения примыкала еë вторая, меньшая часть, округлой в плане формы, размерами 1,61,5 м (2,4 кв.м). У восточного края этой части основания помещения в полу располагалась округлая яма (0,750,60 м и глубиной 0,20 м), вероятно, хозяйственного назна-чения. В ее чернозёмном заполнении был найден большой железный нож.

Таким образом, общая площадь основания по-луземлянки составляла 7,8-9,4 кв.м (имела относи-тельно небольшие размеры). Однако нельзя исклю-чать, что стены полуземлянки не располагались не-посредственно по краю углублённого основания, а находились от него на некотором расстоянии, в ре-зультате чего по периметру большей части основа-ния могли располагаться земляные лавки-лежанки, что значительно увеличивало полезную площадь помещения.

Характер стен и кровли данного помещения не ясны. Но, учитывая отсутствие следов глиняной обмазки и столбовых ям, можно предположить, что стены были земляные, а точнее – сложенные из дерновых "кирпичей".

В чернозëмном заполнении жилища, помимо упомянутых уже находок, найдены разнообразные предметы. Среди них 59 фрагментов лепной посу-ды (66 стенок, из них 59 грубых, 7 лощëных, 12 вен-чиков горшков, 7 донцев, 1 край миски), фрагмент ручки и венчик светлоглиняной амфоры, 2 бронзо-вых наконечника стрелы, керамическое пряслице, 3 каменных орудия труда, 5 кусочков шлаков со следами бронзы, довольно много костей животных, в том числе конских (нижняя челюсть, кости конеч-ностей), а также челюсть свиньи.

Среди находок, сделанных в непосредственной близости с жилищем (к Ю от него), следует упо-

мянуть каменную зернотëрку и нижнюю челюсть человека (женщина, возраст возмужало-зрелый)2.

Хозяйственные (зерновые) ямы №№ 1, 3-6 и 8Их сближает близкие конструктивные особен-

ности: довольно узкая горловина, расширяющиеся ко дну стены, что придает им в профиле колоколо-видную или грушевидную форму, и относительно большие размеры.

Яма № 1. Еë нечëткое пятно было зафиксировано на уровне немного выше залегания материкового суглинка, т.е. ещë в древнем чернозëме. Верхняя часть ямы, несмотря на частичный обвал, имела округлую в плане форму и размеры 1,361,20 м. Ко дну яма сильно расширялась. Дно почти правиль-ной овальной формы, размерами 2,241,96 м. За-падный и северо-западный участок сильно порыты грызунами. Реконструируемая глубина ямы 1,80 м. Она заглублена в материковый суглинок на 1,4 м (рис. 5,1).

Заполнение ямы довольно плотное, послойное, свидетельствующее о том, что она продолжитель-ное время стояла открытая. Мусорные слои череду-ются со слоями обрушившегося суглинка горлови-ны и стен, а также тëмными грязевыми намывами.

В заполнении ямы, на различных уровнях, обна-ружено значительное количество находок, в част-ности: 133 фрагмента лепной посуды (107 грубых стенок, 5 лощëных, 13 венчиков горшков, 5 донцев, 3 венчика мисок), 20 фрагментов античных сосу-дов (18 стенок светлоглиняных и розовоглиняных амфор, 1 ручка амфоры и дно чернолакового со-суда), 3 округлых камня, 6 кусочков бронзового шлака, 4 кусочка обожжëнной глины и 240 костей животных, в том числе череп, челюсти, конечности коня, челюсть свиньи. У самого дна фиксировалось небольшое количество пепла, немногочисленные угли. На дне найден миниатюрный железный нож.

Яма № 3. В плане почти правильной круглой формы. Диаметр по верху – 1,80 м. Ко дну, с трëх сторон (В, З, Ю), яма расширяется, приобретая по дну следующие размеры: 1,9 (С-Ю) 2,0 (В-З) м. Горловина и стены ямы частично обвалились. Стены порыты грызунами. Дно неровное, слегка углублённое в центре. Яма заглублена в материко-вый суглинок на 1,22 м. Глубина еë от современной поверхности 1,52 м (рис. 5,3). Реальная еë глубина не ясна, но вероятно она была глубже упомянутого размера.

2 Определение осуществлено палеоантропологом Л.В. Литвиновой (Институт археологии НАН Украины, Киев, Украина).

Сергей Скорый

151

Рис. 2. План селища скифского времени в урочище Лисовый Кут: 1 – вал и ров Большого укрепления Бельского городища; 2 – полевые дороги; 3 – разрез вала 1999 г.; 4 – лесонасаждения; 5 – северная граница селища; 6 – исследованные спасательными работами хозяйственные ямы.


152

Заполнение ямы сверху – это, в основном, серая, пепельно-золистая земля с небольшими включе-ниями материковой глины. Глиняный завал от гор-ловины и стен стал фиксироваться на глубине 0,52 м от уровня материка, с западной стороны почти до дна. В мусорном заполнении встречены различные находки, среди которых преобладают кости живот-ных (240) и обломки лепной посуды (всего 187: 166 стенок, из них лишь 3 – лощёные, 9 венчиков горшков, 10 донцев, венчик миски и ножка лепной миски-вазы). Кроме того, найдено 34 стенки ам-фор, 33 куска обожжённой обмазки с отпечатками прутьев, следы разрушения какой-то конструкции.

Яма № 4. Золистое серое пятно горловины ямы почти правильной круглой в плане формы фикси-ровалось на уровне материковой глины, на глубине примерно 0,50 м от современной поверхности. Раз-меры горловины по верху – 1,50 (С-Ю) 1,34 (В-З) м. Горловина ямы почти не обрушена, цилиндри-ческая, глубина еë в материке примерно 0,50 м. По мере углубления яма плавно расширяется и имеет диаметр дна 2 м. Дно практически ровное. В сече-нии яма почти правильной колоколовидной формы. Глубина еë от уровня материковой глины 1,65 м, от современной поверхности – 1,62 м (рис. 5,4).

Заполнение ямы зольное, серое с очень большим количеством кусков обожжённой обмазки, встре-чающихся сверху донизу, а также обычным кухон-ным сбросом. У самого дна найдено 5 гранитных обожжëнных «сфероидов». Остальные находки представлены 112 фрагментами лепной посуды (85 стенок, в том числе 7 лощëных, 13 венчиков и 9 донцев горшков, 5 венчиков мисок), 14 фрагмента-ми амфор, светло- или розовоглиняных (12 стенок, 2 венчика), тëрочным камнем, 2 керамическими и 1 бронзовым шлаками, 145 костями животных.

Яма № 5. Еë пятно фиксировалось на уровне су-глинка, на глубине 0,22-0,24 м от современной по-верхности. Сверху горловина ямы почти правиль-ной округлой формы с размерами 1,52 (С-Ю) 1,36 (В-З) м. На глубину 0,60-0,62 м от уровня ма-териковой поверхности она почти цилиндрическая, далее ко дну яма плавно расширяется и приобретает в разрезе правильную колоколовидную форму. Раз-меры по дну 1,74 (С-Ю) 2,00 (В-З) м. Дно очень ровное. Яма хорошо сохранилась, лишь с северной стороны были обрушена часть горловины и стенки. Глубина ямы от уровня материка 1,20 м, от совре-менной паханой поверхности – 1,50 м. Реальная еë глубина была большей (рис. 5,5).

Заполнение ямы чернозëмное, содержащее не-большое количество находок мусорного характера. Это обломки лепной посуды (39, из них 34 стен-ки, 2 венчика и 2 донца горшков, венчик миски), фрагменты амфор (3 стенки и ручка) и 40 костей животных.

Яма № 6. Пятно ямы проявилось лишь на глуби-не 0,90 м от современной поверхности, на матери-ковой глине. Размеры по верху 1,4 (С-Ю) 1,52 (В-З) м, диаметр дна 1,8 м. В сечении яма близка к колоколовидной. Была впущена в материк на глубину до 0,80 м. Реконструируемая глубина ямы 1,6 м (рис. 5,7).

Заполнение ямы довольно однородное, черно-зёмное. Вблизи дна встречен материковый завал рухнувших стен. На дне зафиксированы угольки и следы пепла. Находок немного: 33 фрагмента лепных сосудов (29 стенок, 3 венчика горшка, 1 – миски), 9 фрагментов амфор (7 стенок, ручка и венчик), 4 бронзовых шлака, 70 костей животных и 1 человеческая (диафиз правой плечевой кости индивида молодого или среднего возраста, на верх-нем и нижнем концах кости – следы зубов хищного животного, возможно, собаки3).

Яма № 8. Еë пятно стало читаться с уровня мате-риковой глины, примерно на глубине 0,7 м от уров-ня современной поверхности, хотя разнообразные находки, по-видимому, из заполнения стали попа-даться в чернозëмном паханом слое уже с глубины до 0,20 м. Яма в плане округлой формы, размеры по верху 1,36 (С-Ю) 1,30 (В-З) м. На уровне дна она имеет овальную форму и размеры 1,36 (С-Ю) 1,80 (В-З) м. Сооружение впущено в материк на 0,40 м. Дно ямы, достаточно ровное, находится на глубине 1,20 м от современной поверхности. Рекон-струируемая глубина ямы не менее 1 м. В сечении она – колоколовидной формы (рис. 5,8).

Заполнение обычное, мусорное, в котором преоб-ладали кости животных (148) и фрагменты лепной посуды (115). Лепная керамика представлена 93 стенками (88 – простые, 5 – лощёные), 7 венчиками и 12 донцами горшков, 2 венчиками мисок и фраг-ментом ручки черпака. Обломки гончарной посу-ды исключительно от амфор – 33 стенки и венчик. Среди остальных находок – биконическое керами-ческое пряслице и фрагмент ещë одного, 2 кости животных, 4 каменных терочника невыраженной геометрической формы, 2 керамических и бронзо-вый шлаки, 11 фрагментов обожжённой глины со следами прутьев.

3 Определение произведено палеоантропологом А.Д. Козак (Институт археологии НАН Украины, Киев, Украина) (cм. также Козак 2002, 82).


153

Косвенными подтверждениями того, что ямы использовались для хранения зерна, является по-вреждение некоторых из них грызунами, а также следы угольков и пепла на дне. Последнее может свидетельствовать о том, что в ямах зажигался не-большой огонь для сушки необмолоченного зерна. По некоторым подсчëтам, три описанные зерновые ямы (№№ 3-5) могли вмещать не менее 3,5 т зерна.

Помещения № 2 и № 4 (погреба)Помещение № 2 (погреб № 1). Углублённое осно-

вание имеет в плане форму неправильного овала (размерами 2,42 м), вытянутого с З на В, с сужа-ющейся восточной частью. Реконструируемая глу-бина основания от уровня ДГ 1,7 м. Объект впущен в суглинок на 1,4 м. Стенки помещения неровные, дно понижается с ССЗ на ЮЮВ. Стенки изрыты,

Рис. 3. Селище Лисовый Кут. План исследованного домохозяйства (раскоп I) (1) и профили зольника (2). I – паханый чернозëмный слой; II – чернозëмный слой с находками скифского времени; III – зольный слой, насыщенный материалами скифского времени; IV – материковая глина.


154

Рис. 4. Селище Лисовый Кут. Планы и разрезы помещений: 1 – помещение № 1 (жилище); 2 – помещение № 3 (производственного назначения); 3 – помещение № 2 (погреб); 4 – помещение № 4 (погреб). I – невидимая часть помещения; II – реконструируемая часть помещения; III – чернозëм; IV – материковая глина.


155

особенно с западной стороны, норами грызунов. С северной, западной и южной сторон у дна – неболь-шие подбои. С ССВ стороны помещение имеет сту-пеньку нечётко выраженной формы, шириной до 0,3 м, которая плавно спускается ко дну (рис. 4,3).

В мусорном заполнении объекта на различных уровнях найдены обломки лепной посуды (65 гру-бых стенок, в том числе одна с отпечатками тка-ни, 3 венчика и 5 донцев горшков, венчик миски, фрагмент ручки сосуда неясной формы), 15 стенок амфор, орудия труда из камня, фрагмент горелой обмазки с отпечатком прута.

Помещение № 4 (погреб № 2). Верхняя часть стала фиксироваться в слое паханого чернозëма по скоплению находок мусорного характера на глуби-не 0,18-0,26 м от поверхности. Само же пятно ямы проявилось лишь на уровне материкового суглинка – на глубине 0,42-0,43 м. С З и СЗ сторон ямы к ней примыкала приступка или ступенька длиной 0,63 м при максимальной ширине 1,0-1,02 м. Глубина при-ступки от уровня пятна 0,12-0,16 м. Стены ямы не-ровные, обвалившиеся, сильно повреждены крото-винами. Пол сохранился на большей части площа-ди. В отличие от стен он довольно ровный, хотя и

Рис. 5. Селище Лисовый Кут. Планы и разрезы хозяйственных ям: 1 – яма № 1; 2 – яма № 2; 3 – яма № 3; 4 – яма № 4; 5 – яма № 5; 6 – яма № 9; 7 – яма № 6; 8 – яма № 8; 9 – яма № 7.


156

нарушен в отдельных местах землероями. Глубина пола (от пятна ямы на уровне суглинка) 0,62 м. Яма впущена в материковый суглинок на 0,88 м. Глуби-на еë от уровня современной поверхности 1,06 м. Возможно, реальная глубина ямы была такой же. В восточной части дно прокопано узкой канавкой на глубину 0,35-0,80 м. В ЮВ части ямы имеется не-большой подбой (рис. 4,4).

В верхней части заполнения встречалось много золы, пепла и угли. Среди иных находок, которые попадались сверху и до дна, 155 обломков лепной посуды (128 стенок, из них лишь 2 лощёные – от черпака и миски, 17 венчиков и 4 донца горшков, 4 венчика мисок, фрагмент крышки), 19 стенок ам-фор, 2 каменных тëрочника, 1 «фишка» из амфор-ной стенки, 3 обломка глиняной жаровни, фрагмент массивного дисковидного предмета, 14 шлаков со следами бронзы, 201 кость животных, много об-ломков обгоревшей обмазки, в том числе со следа-ми побелки на одной из сторон.

По-видимому, эти 2 помещения являлись по-гребами для хранения припасов – в пользу этого говорит не только их конструкция, но и многочис-ленные нарушения стен сооружений землероями. Придя в негодность, объекты стали использоваться для сброса мусора.

Помещение № 3 (производственного назначения)От него сохранилось углублённое в грунт осно-

вание округлой формы, размерами 2,52,2 м (т.е. площадью 5,5 кв.м), несколько вытянутое по оси С-Ю, со слегка суженной горизонтальной южной частью, где возможно располагался вход, шири-ной 1,16 м. Глубина основания не менее 0,6 м; в материк оно заглублено на 0,20-0,22 м. Материко-вое дно и стены довольно ровные. В центре дна – яма подтреугольной формы (0,160,16 м) со ско-шенными к центру стенками, очевидно, от столба. Можно предположить, что наземная часть соору-жения имела лëгкую шалашевидную коническую конструкцию (рис. 4,2).

Мусорное заполнение помещения в верхней ча-сти было золистым и содержало чрезвычайно боль-шое количество находок: 465 фрагментов лепной посуды (383 стенки, в основном простые, грубые, 30 венчиков и 40 донцев горшков, 2 венчика кув-шина, 10 венчиков мисок), 56 обломков амфор (54 стенки и 2 венчика), 261 кость животного (среди них значительное количество костей крупного ро-гатого скота, коня, свиньи), а также 2 керамических пряслица (целое и половина), шлифовальную пли-ту и 4 тёрочника. В нижней части ямы найдено 150 бронзовых шлаков, более двух десятков шлаков от

горна с остатками бронзы, куски медной руды (об этом – см. далее). Вес бронзовых шлаков и руды со-ставляет 8,400 кг. Нужно подчеркнуть, что это ме-сто наиболее значительного скопления бронзовых шлаков в пределах всего раскопа. По-видимому, описанное помещение как-то было связано с брон-золитейным производством. Следует также отме-тить, что вблизи с этим сооружением культурный слой был чрезвычайно насыщен находками. Среди прочих здесь найдены довольно большие куски же-лезных шлаков общим весом 2,240 кг. Однако они находились вне какого-либо объекта.

Хозяйственные ямы № 2 и № 9 (неясного назна-чения)

Яма № 2. Пятно ямы неправильной округлой формы было зафиксировано на уровне материково-го суглинка. Размеры объекта по верху 1,9 (С-Ю) 0,99 (В-З) м, максимальная глубина в материке 0,48 м. Стенки неровные, ко дну сужаются. Реальная глубина ямы не ясна (рис. 5,2).

Чернозëмное заполнение содержало небольшое количество находок: 8 обломков лепной посуды (в том числе венчик горшка, а также стенки сосудов, одна из которых лощёная), стенку амфоры, 4 кости животных. Функция ямы не понятна.

Яма № 9. Пятно ямы открылось на уровне мате-риковой глины, на глубине 0,66-0,70 м. Сооружение имеет неправильную геометрическую форму. Основ-ная часть его напоминает в плане овал, вытянутый с В на З, размерами 1,841,10 м, к которому с север-ной стороны примыкает короткий вход, шириной до 0,70 м, с округлëнными углами. Пол ровный, слегка понижающийся в центральной части. Яма заглубле-на в материк на 0,30 м. Дно находится на глубине до 1,0 м от современной поверхности (рис. 5,6).

В чернозëмном заполнении обнаружены находки, обычные для мусорного сброса: фрагменты лепной посуды (50 простых стенок, 4 с лощëной поверх-ностью), 3 венчика и 5 донцев горшков, 2 венчика мисок, один от миски с лощëной поверхностью), амфорный бой (63 стенки, ножка амфоры), керами-ческий шлак, кусок обожжëнной глины, 67 костей животных.

О назначении данного сооружения судить сложно. На первый взгляд, оно напоминает небольшой по-греб. Но трактовать его подобным образом вряд ли стоит, учитывая его определëнную отдалëнность от остальных объектов подворья. Нет оснований свя-зывать его и с каким-либо производством, принимая во внимание полное отсутствие соответствующих находок. Возможно, это была углублëнная «конура» для нескольких собак, охранявших домохозяйство.


157

Рис. 6. Селище Лисовый Кут. Фрагменты лепных горшков.


158

ЗольникК моменту исследований он никак не выделял-

ся на поверхности паханого поля. По-видимому, зольник и первоначально не отличался размерами, прежде всего высотой, а впоследствии оказался практически распахан. Объект был зафиксирован, во-первых, по значительной насыщенности черно-зёмного слоя находками, во-вторых, – что более существенно – стратиграфически, в виде линз се-рого цвета в профилях раскопа, лежащих непосред-ственно на материковом суглинке (рис. 3,2). Южная половина зольника основательно разрушена тран-шеей газоконденсатопровода. Ориентировочный диаметр зольника – до 8 м. Максимальная толщина хорошо выделенного золистого слоя 0,5 м.

Под остатками насыпи зольника в северной ча-сти, на материковом суглинке, открыт лишь один объект – круглая грунтовая яма (№ 7) с размерами по верху 1,00 (В-З) 0,98 (С-Ю) м, заглублëнная в материк на 0,20-0,27 м. Дно еë ровное, слегка по-рытое грызунами. С северной, южной и восточной сторон – небольшие подбои. Диаметр ямы по дну – 1,10 м (рис. 5,9).

В чернозëмном заполнении находок немного: 39 фрагментов лепной посуды (26 простых стенок, 4 венчика и 2 донца горшков, 2 венчика мисок, фраг-мент чернолощёной стенки миски), 8 стенок крас-ноглиняных амфор, а также – точильный камень и 55 костей животных, в том числе фрагменты черепа лошади, нижняя челюсть овцы, кости крупного ро-гатого скота.

Видимо, из-за частичного разрушения южной ча-сти зольника основное количество находок встре-чено в его северной половине. Находки, в первую очередь обломки посуды и кости животных, встре-чались по всему золистому слою, и лишь в цен-тральной части зольника, особенно с глубины 0,10-0,15 м, наблюдалась их концентрация: большое количество костей животных и скопление кусков обожжённой обмазки – печины (некоторые из них имеют следы побелки). Почти в центре подзоль-ничного пространства преобладали кости живот-ных, среди которых встречен целый конский череп, челюсти свиньи, а также козы или овцы. Возможно, их нахождение здесь не является случайным, а свя-зано с некоторыми культовыми действиями, осу-ществлёнными до насыпки зольника. Вовсе нельзя исключать, что здесь располагался наземный не-сложный жертвенник.

Вблизи СЗ полы зольника найдено железное шило и часть человеческого черепа – обломок за-тылочной части правой теменной кости индивида в возрасте до 30 лет со следами пребывания в огне4.

***Вероятно, в пределах подворья существовали

ещë какие-то наземные сооружения, может быть, производственного характера. В пользу этого сви-детельствуют сохранившиеся следы обмазки с от-печатками прутьев, глиняные куски от горна со следами бронзы, железные шлаки, предполагаю-щие наличие соответствующего конструкции для производства железа.

Вещевой комплексНесмотря на относительно небольшую площадь

подворья и, соответственно, исследованную часть территории памятника, в ходе раскопок получен обильный и разнообразный археологический мате-риал, являющийся, на мой взгляд, представитель-ным источником для истории изучения селища в урочище Лисовый Кут.

Как и на большинстве поселенческих памятни-ков, основной категорией находок является кера-мика, подавляющая часть которой – посуда.

Она представлена 6752 в той или иной степени со-хранившимися фрагментами (целые формы посуды отсутствуют): из них 5543 ед. принадлежат лепным сосудам скифского времени, 1209 – импортным гон-чарным, что в процентном отношении составляет примерно 82% и 18%. Эти данные свидетельству-ет о довольно значительном поступлении товаров в тарных амфорах на селище Лисовый Кут.

Лепная посуда представлена, в основном, сосу-дами с грубой поверхностью, число экземпляров с подлощëной или лощёной поверхностью крайне невелико, в основном, это столовая посуда. Набор посуды достаточно ограниченный.

Как и на большинстве поселений скифской эпохи, доминирующим видом являются горшки, отличаю-щиеся между собой размерами, профилировкой, орнаментом. В пределах подворья обнаружено 748 венчиков и донцев горшков и более 4 тыс. стенок. Примерно в 10 раз меньше найдено фрагментов мисок (77 ед.), относящихся к категории столовой посуды. По сути, единичны иные виды лепных со-судов: корчаги (6 фр.), кувшины (5 фр.), сосуды с носиком-сливом (2 фр.), черпаки (2 фр.), баночный

4 Определение произведено палеоантропологом А.Д. Козак (Институт археологии НАН Украины, Киев, Украина) (см. также Козак 2002, 83-84).


159

сосуд типа кастрюли с боковыми ручками-упорами (1 фр.), крупный лощëный сосуд с профилирован-ной ручкой (1 фр.).

Горшки, судя по профилировке венчика и тулова, могут быть отнесены, по меньшей мере, к четырëм основным типам. Наибольшее количество, несо-мненно, составляли сосуды I типа – тюльпановид-ного профиля с плавно отогнутым закруглëнным венчиком, почти одинаковым по ширине со стенкой (рис. 6,1.4.5.7.9-10). Горшки II и III типов, с корот-ким, плавно отогнутым венчиком и резко расширя-

ющимся туловом; коротким венчиком, отогнутым под тупым углом по отношению к резко расширяю-щемуся тулову (рис. 6,2.3.6.8; 7,1-3.5.6.8-10), имели примерно одинаковое, но меньшее распростране-ние, чем сосуды I типа. Ещë более редки горшки IV типа, отличающиеся почти прямым, утолщённым по краю венчиком, переходящим в резко расши-ряющееся округлое тулово (рис. 7,7).

Горшки всех упомянутых типов имели плоское дно, иногда без закраины (рис. 8,4), но обычно оно хорошо выделено (рис. 8,2). На двух донцах

Рис. 7. Селище Лисовый Кут. Фрагменты лепных горшков.


160

горшков зафиксированы отпечатки ткани крупного прямого плетения, на 18 донцах – отпечатки зерно-вок различных злаковых, ещë на одном – косточки дикой сливы. По-видимому, изготовленные сосуды ещë до обжига зачастую размещались на ткани или подсыпке из злаковых.

Судя по сохранившимся фрагментам венчиков, донцев, стенок, горшки варьировали от небольших (рис. 8,4) до очень крупных. Поверхность сосудов – серого или тëмно-серого цвета, лишь в отдельных случаях подлощена. Часть горшков в нижней часть имеет следы закопчëнности, свидетельствующие об использовании их для приготовления пищи. Че-репок таких сосудов, как правило, пористый, с раз-личными включениями, усиливающими их жаро-стойкость. На ряде же горшков, особенно крупных, нет следов закопчëнности, поверхность их нередко подлощена. Думается, что такие сосуды использо-вали в качестве тары для хранения жидких и сыпу-чих материалов. Это тем более вероятно, поскольку корчаги, судя по числу найденных фрагментов, рас-пространения не получили.

Большинство горшков у венчика или по его краю украшено орнаментом. Неорнаментированные со-суды (рис. 7,8) единичны. Виды орнамента таковы: 1) налепной, расчленëнный пальцевыми вдавле-ниями валик, который сочетается с расположен-ными выше (рис. 6,4-5) или ниже него (рис. 6,1-2) проколами или наколами изнутри, образующими с внешней стороны так называемые жемчужины; 2) защипы по краю венчика (рис. 6,3.7; 7,7), иногда имитирующие налепной валик (рис. 6,6); 3) защипы по краю, сочетающиеся с расположенными ниже проколами (рис. 6,8; 7,1) или наколами, которым соответствуют с внешней стороны «жемчужины» (рис. 6,9); 4) защипы по краю венчика, имитирую-щие валик, ниже – проколы, по шейке – круглые вдавления (рис. 6,10); 5) пальцевые вдавления по краю венчика, ниже – проколы (рис. 7,2.4); 6) косая насечка по краю, сочетающаяся с расположенны-ми ниже проколами (рис. 7,5-6) или насечкой (рис. 7,9); 7) разнообразные наколы с внешней стороны шейки сосуда (рис. 7,3.10).

О степени распространения различных видов ор-намента можно сказать следующее. Подавляющее большинство сосудов украшено орнаментами №№ 2-4 (защипы по краю и их вариации). Остальные виды орнаментов какого-либо распространения не получили. Крайне невелик процент горшков, укра-шенных налепным валиком с различными вариация-ми: на всей площади подворья найден всего 41 фр. Похоже, что можно говорить об определëнной зако-номерности в сочетаемости тех или иных видов ор-

намента с типами горшков. Так, орнамент в виде на-лепного валика присущ только горшкам I и II типов, орнамент в виде защипов с различными вариациями встречен более широко – на горшках I-III типов, а украшения шейки сосуда вдавлениями различной формы зафиксировано только на горшках III типа.

Все миски, судя по сохранившимся частям, име-ли слегка уплощëнное полушаровидное или кони-ческое тулово, обычно плоское дно (рис. 8,3), реже – снабженное поддоном (рис. 8,1). Сосуды c иным дном единичны. Край мисок отогнут под тупым углом. Поверхность сосудов в той или иной сте-пени подлощена, обычно серого или тëмно-серого цвета, реже – чëрная, розовая, серо-оранжевая. Че-репок мисок в изломе очень плотный. Практически все миски без орнамента. Лишь в одном случае со-суд был украшен у края «жемчужинами».

Учитывая различия в оформлении края мисок, они могут быть разделены на несколько типов: I тип – с горизонтально обрезанным краем, ширина которого одинакова по всей длине (рис. 8, 5.10.13.15), сужаю-щимся (рис. 8, 16) или расширяющимся в конце (рис. 8,17); II тип – с округло-утолщëнным краем, оттяну-тым внутрь сосуда (рис. 8,7-8.11); III тип – с краем клювовидной формы (рис. 8,9.18); IV – с горизон-тально обрезанным, расширяющимся в обе стороны краем (рис. 8,20-21). Все типы мисок, за исключе-нием IV типа, встречаются примерно в одинаковой степени. Сосуды IV типа весьма немногочисленны.

Следует упомянуть также нижнюю часть так на-зываемой миски-вазы, относящейся к числу редко встречаемых на данном селище сосудов (рис. 8,19), а также миниатюрную миску-плошку (рис. 8,14).

Как уже отмечалось ранее, иные виды лепной посуды немногочисленны. Корчаги, судя по венчи-кам, имели невысокое горло с плавно отогнутым наружу краем (рис. 9,3). Тулово некоторых из них украшали сосцевидные налепы (рис. 9,4). Поверх-ность сосудов лощёная, серого цвета. Кувшины от-личались прямым цилиндрическим горлом, пере-ходящим в тулово почти под прямым углом. Край венчика горизонтально обрезан. Ручки в сечении круглые (рис. 9,6-8) или уплощëнно овальные (рис. 9,9). Описать лепные сосуды иных видов в силу их фрагментарности трудно.

Из 1209 фрагментов гончарной посуды – 1199 принадлежит амфорам (30 венчиков, 53 ручки, 5 ножек, 1111 стенок) и лишь 10 фрагментов отно-сятся к иным видам посуды – кувшинам и столовой посуде. Иными словами, более 99% импортных со-судов – винные амфоры.

Особенности профильных частей амфор (прежде всего, венчиков и ножек) позволяют говорить, по


161

Рис. 8. Селище Лисовый Кут. Фрагменты лепной посуды: 1-4 – горшки; 5-21 – миски.


162

меньшей мере, о 6-7 центрах, в которых они были произведены. Большая часть их вполне определи-ма. В количественном отношении фрагменты со-судов распределяются так: Хиос (20 фр.), Фасос (3 фр.) и Протофасос (3 ед.), Самос (1 фр.) и круг Самоса (2 фр.), круг Лесбоса (2 фр.), Милет(?) (1 фр.), неизвестный центр (1 фр.). Большинство ам-форных ручек в сечении овальной формы (рис. 12), что свойственно большинству из описанных типов и, прежде всего – хиосским пухлогорлым сосудам.

Таким образом, наибольшее количество импор-тируемого вина поступало в хиосских амфорах. Практически все из них относятся к категории пухлогорлых светлоглиняных сосудов (рис. 10,1-2.6.10-11; 11,1-6.8-11.14.16-18.21) различных вари-антов и датируются в рамках последней четверти VI – первой трети или первой половины V вв. до н.э. (Рубан 1983, 102-103, рис. 3,1-3; Марченко, Доманский 1991, 58, рис. 1,2.3; 59; Монахов 1999, 65.74.83.86.110-111.143, табл. 11,427; 16,12; 21,3; 22,3; 34,4; 48,4; Монахов 2003, 17.235, табл. 5,5-6). Фасосские (рис. 10,8; 11,19-20) и протофасосские (рис. 10,4; 11,15.22) сосуды относятся к последней четверти VI – первой половине V вв. до н.э. (Мона-хов 1999, 55.65, табл. 8,1; 11,427) и первой четвер-ти – первой половине V вв. до н.э. (Монахов 1999, 83.86.110-111.143, табл. 21,3; 22,3; 34,4; 48,4). Дата самосского сосуда (рис. 10,12) и амфор круга Само-са (рис. 10,9; 11,7) также может быть определена в рамках первой половины V в. до н.э. (Марченко, Доманский 1983, 57, табл. 1,9; Монахов 1999, 100, табл. 29,1). Амфора круга Лесбоса (рис. 10,5) также находит аналогии в кругу сосудов первой полови-ны V в. до н.э. (Монахов 1999, 72.79.84.119.121.143, табл. 14,2; 18,8; 19,2; 37,4; 38,1; 48,1) Предполо-жительно милетский сосуд (рис. 10,7) может быть датирован первой половиной – серединой V в. до н.э. (Монахов 2003, 34-35.250, табл. 20,4). Венчик амфоры неизвестного центра (рис. 10,3) напомина-ет венчики сосудов, найденных на Афинской Агоре (колодец Q 12: 3), дата которых определяется (по С.Е. Монахову) 20-ми гг. V. до н.э. (Монахов 1999, 63.66, табл. 12,423-424).

Из трëх обломков чернолаковых сосудов откры-того типа (рис. 13,4-6), два, скорее всего, являлись блюдцами (рис. 13,4-5). О внешнем виде тонко-стенных сероглиняных кувшинов, от которых со-хранилось несколько донцев (рис. 13,3.8), ручек (рис. 13,1) и стенок (рис. 13,7), судить сложно.

Остальные керамические изделия, найденные в пределах исследованного подворья, немногочислен-ны – это пряслица (15 целых, 5 фр.), а также обломки жаровни, фрагментированная льячка, бусина и пр.

Пряслица различной формы, но наиболее распространëнными являются экземпляры кони-ческой (рис. 14,7.9), усечëнно конической (рис. 14,12.15), биконической (рис. 14,5) и усечëнно би-конической формы. Изделия иного вида, например, колëсовидные (рис. 14,13), редки. Поверхность всех пряслиц подлощена, серого, тëмно-серого, реже – оранжевого цвета. На трёх экземплярах зафикси-рован орнамент, нанесённый каким-то остриëм по сырой глине. В двух случаях он расположен на ши-роком основании и имеет вид креста (рис. 14,7.15), в центре которого отверстие для веретена. Одно из пряслиц украшено сбоку знаком в виде небрежно нанесенной литеры «Х».

От льячки (ложки для разлива расплавленного металла) сохранился лишь носик-слив, шириной 3,5 см (рис. 14,14). Поверхность льячки чëрного цвета, хорошо подлощена.

Среди фрагментов глиняной жаровни особый интерес представляет бортик с сохранившейся ча-стью дна (рис. 14,16). По отношению ко дну бор-тик отогнут почти под прямым углом. В сечении он усечëнно-конической формы. Высота бортика 9,5 см, ширина 2-7,5 см, толщина дна жаровни 2,2-2,3 см. Судя по сохранившемуся фрагменту, высота жа-ровни была примерно 12 см. К сожалению, общие размеры еë не ясны, но, по-видимому, она была до-статочно большой. Аналогичные толстостенные жаровни известны на поселениях скифской эпохи Лесостепи, особенно – на Левобережье Днепра (Шрамко 1998, 61, рис. 38,1-2). Есть мнение, что они использовались для сушки зерна – в этом слу-чае их прикрепляли к своду печи (Шрамко 1998, 117). Однако не исключено, что подобные жаровни могли служить и в качестве переносных обогрева-телей и использоваться для освещения помещений. Во всяком случае, в одной из полуземлянок Мотро-нинского городища была найдена стоящая в углу, на возвышении, плохо сохранившаяся глиняная жаровня, служившая, очевидно, именно для таких целей (Бессонова, Скорый 2001, 38).

Редкой находкой на поселениях скифской эпохи является керамическая шаровидная бусина, до-вольно крупных размеров (рис. 14,11). Фрагмент массивного дисковидного предмета (сохранивши-еся размеры 673,5 см) с хорошо заглаженной внешней поверхностью, по-видимому, принадле-жит крышке какого-то крупного сосуда (рис. 9,12).

Интересен кусок слегка обожжëнной глины окру-глой формы. На нижней части, с внешней стороны, находятся отпечатки пальцев (гончара-?). Хорошо видно, что глину разрывали на куски, а потом сое-диняли. Возможно, это делалось для еë уплотнения.


163

Рис. 9. Селище Лисовый Кут. Фрагменты лепной посуды редких форм.


164

Куски пластичной глины, являвшиеся заготовками для работы гончара, известны по находкам на Бель-ском городище (Шрамко 1987, 103). Аналогичный кусок глины был найден и на поселении скифско-го времени Мачухи-1 также в бассейне р. Ворскла (Мурзин и др. 2002, 19).

Представительной группой находок являются раз-нообразные металлические изделия – 32 предмета (17 – железных, 15 – бронзовых) которые по назначе-нию подразделяются на несколько групп: орудия тру-да (10 целых и частично фрагментированных ножей, 4 шила, серп, пробойник5), предметы вооружения (10 бронзовых наконечников стрел), украшения (же-лезная булавка и фрагмент бронзового браслета), де-таль конской упряжи (бронзовая бляшка), несколько бронзовых плоских пластинок неясного назначения. Почти половина железных предметов (орудия труда) была изучена с помощью металлографических ана-лизов, давших интересные результаты (Мурзин и др. 2002, 256; Недопако 2005, 88-89).

Хорошо сохранившийся серп (длина более 15 см, максимальная ширина более 1,5 см) (рис. 15,1), с отогнутым под прямым углом зауженным черенком для насаживания деревянной ручки, относится к типу столбиковых серпов (Шрамко 1983, 31). Он изготовлен из стальной заготовки среднего каче-ства. Рабочая часть тщательно прокована и заточе-на. Подобные серпы хорошо известны в материалах скифской эпохи в Лесостепи, в том числе – в кругу находок на Бельском городище (Шрамко 1987, 87, рис. 35,1-4).

Большинство ножей, за исключением типологи-чески неопределимых обломка нижней части и за-готовки (рис. 15,8-10), относятся к группе изделий с горбатой спинкой, широко распространëнной в скифское время. Они различаются как по размерам, так и по устройству рукоятки. Исходя из отличий в устройстве рукоятки, ножи, по классификации Б.А. Шрамко (1983), принадлежат к трем типам: I тип – заклёпочные ножи, имеющие цельную, костяную, негранëную рукоятку с пропилом (2 экз.) (рис. 15,6-7). Особенно впечатляет нож, найденный в жилом помещении подворья. Он имеет общую длину 30,5 см при длине лезвия 18 см (рис. 15,7); II тип – нож с цельнометаллической ручкой (рис. 15,2), изго-товлен из среднеуглеродистой стали невысокого качества, сохранившаяся длина более 12 см; III тип – черенковые ножи (4 экз.) с одним упором внизу, у двух из них обломаны концы лезвия (рис. 15,3-5.7).

Все ножи – очень небольших размеров. Один из эк-земпляров (рис. 15,8), судя по данным металлогра-фии, был изготовлен из малоуглеродистой стали. Что же касается заготовки для ножа (рис. 15,9) и экземпляра, от которого сохранилось острие лезвия (рис. 15,10), то материалом для первой послужило кричное железо невысокого качества, для второго, напротив, высококачественная сталь. Думается, та-кие различия в материале ножей (в принципе, до-вольно универсальных орудий труда) диктовались их конкретным предназначением.

Шилья различаются по размерам и исполнению. Два из них небольшой длины, однотипные, концы с обеих сторон заострены, в сечении шилья прямоу-гольные (рис. 15,11.13). Одно из шильев (рис. 15,13) изготовлено из железной заготовки высокого каче-ства. Какой из заострëнных концов служил местом насадки рукоятки, судить сложно. Бóльшего внима-ния заслуживают два других экземпляра. Один из них имеет хорошо выраженный суженный черенок, прямоугольный в сечении, с сохранившимися сле-дами дерева от рукоятки и квадратную в сечении рабочую часть с обломанным концом (рис. 15,16). Другое шило имеет стилетовидную форму, с расши-рением и выступами в верхней части у черенка, на который насаживалась рукоятка. В сечении рабочая часть имеет вид вытянутого прямоугольника. Шило изготовлено из железной заготовки высокого каче-ства. Эти два шила отличаются большими размера-ми: сохранившиеся части имеют длину 9-11 см.

Пробойник небольших размеров со слегка об-ломанным сужающимся остриём (сохранившая-ся длина более 5 см), квадратный в сечении (рис. 15,14) изготовлен из стали высокого качества (Не-допако 2005, 88-89), что, конечно, было связано с его функциональным назначением.

Все наконечники стрел трëхлопастные, относя-щиеся к трем типам. Первый (I) тип – наконечни-ки со слегка выступающей втулкой, башневидной вытянутой головкой и проточенным до половины лопасти ложком (4 экз.). У всех наконечников на острие головки – неудаленный литник (рис. 16,1-4). Подобные наконечники использовались на протяжении V в. до н.э. и хорошо известны среди находок в районе Бельского городища, например, на Восточном укреплении (Шрамко 1987, 52, рис. 18,12), в погребениях указанного времени могиль-ников в урочищах Перещепино и Скоробор (Шрам-ко 1994, 121, рис. 4,4; он же 1994а, 113, рис. 7,4;

5 Найден в пахотном слое вблизи раскопа.6 Металлографическое изучение находок произведено канд. техн. наук Д.П. Недопако (Институт археологии НАН

Украины, Киев, Украина).


165

Рис. 10. Селище Лисовый Кут. Венчики античных амфор.


166

Мурзін и др. 1995а, 70, рис. 9,6-8). Второй (II) тип – наконечники с выступающей втулкой, треуголь-ной головкой и ложком, проточенным до половины лопасти (рис. 16,6.8). К третьему (III) типу – нако-нечники со скрытой или слегка выступающей втул-кой, треугольной головкой, имеющей подрезанные под острым углом лопасти, и ложком, проточенным практически на всю длину головки – принадлежат 3 экземпляра (рис. 16,7.9).

Наконечники второго и третьего типа также не дают узкой даты и фиксируются в комплексах на протяжении всего V в. до н.э. Аналогичные наход-ки уже не раз встречались на Бельском городище, например, на его Восточном укреплении (Шрамко 1987, 76.119, рис. 28,22; 56,35.42), в урочище Цари-на в пределах Большого укрепления (Мурзин и др. 1998, рис. 19,4), в курганах могильника в урочище Скоробор (Шрамко 1994а, 110, рис. 6,18).

Железная булавка (рис. 15,15), по классификации В.Г. Петренко, принадлежит к булавкам 2-го вариан-та 21-го типа: булавки, имеющие головку, свëрнутую обычно на один поворот петли (Петренко 1978, 18.100, табл. 12, 8-28). Аналогичные булавки хорошо извест-ны среди находок на Бельском городище (Шрамко 1975, 96, рис. 1,3-6; он же 1987, 44.46.54, рис. 12,11; 14,6; 20,1). В целом же, такие булавки были характер-ны для лесостепных древностей на протяжении всей скифской эпохи (Петренко 1978, 18).

От бронзового браслета сохранился лишь не-большой фрагмент, округлый в сечении, длиной 1,9 см и диаметром 0,5 см (рис. 16,11). Подобные проволочные бронзовые браслеты имели широкое распространение в скифское время.

К категории немногочисленных украшений (на-помним, что к ним относится и керамическая бу-сина) принадлежит и стеклянная светло-зелëная, пирамидальной формы подвеска (рис. 16,14).

Достаточно интересной находкой, редко встре-чаемой на поселениях, является небольшая брон-зовая бляшка в виде головы хищной птицы (орла?). На оборотной стороне – полукруглая петля для крепления на ременной основе (рис. 16,10). Изде-лие великолепно сохранилось, светло-серого цвета, покрыто благородной патиной. Подобные бляшки, использовавшиеся, в частности, в качестве украше-ний конской узды, хорошо известны в памятниках V в. до н.э. (Петренко 1967, 39). Например, они обнаружены в таких погребальных комплексах на-чала V в. до н.э., как курган № 401 у с. Журовка, курганах вблизи Пастырского городища (Петренко 1967, 169, табл. 31,18.21-22), а также в кургане № 3 первой половины V. до н.э. в Стеблёвском могиль-нике (Скорый 1997, 126, рис. 22,8-9).

Предметы из обработанной кости в кругу нахо-док составляют в целом небольшую группу – 9 экз. (из них 4 являются заготовками). Среди изделий – 2 ножа для мездрения шкур, с заполированной по-верхностью и следами использования на нижней рабочей поверхности. Изготовлены они из рëбер крупных копытных животных (рис. 16,18-19). Три астрагала имеют срезанную спинку и хорошо за-полированную поверхность (рис. 16,21-22). Веро-ятно, они применялись для разглаживания кожи. Аналогичные инструменты, использовавшиеся в кожевенном деле, широко известны на поселениях скифской эпохи в украинской Лесостепи (Шрам-ко 1984, 144-146, рис. 1,1.4-5.26), в том числе и на Бельском городище (Шрамко 1987, 47, рис. 15,3.5). Три заготовки являются частично обработанными рогами козы и овцы, со следами пиления и поли-ровки (рис. 16,15-17). Скорее всего, из них плани-ровалось изготовить рукоятки каких-либо метал-лических инструментов, может быть, шильев. Сре-занное основание рога лося (рис. 16,20), возможно, являлось заготовкой для округлой бляхи.

Орудия труда из камня и камни, имеющие те или иные следы обработки, составляют доволь-но представительную группу – 43 находки. Осо-бый интерес представляет типично земледельче-ское орудие труда – зернотëрка (точнее, еë нижняя часть), изготовленная из серого гранита, по форме приближающаяся к овалу, со следами явной сра-ботанности на поверхности (рис. 17,2). Большая часть находок представлена разнообразными, чаще всего, округлой формы тëрочниками, изготовлен-ными из серого песчаника, с хорошо выраженной уплощëнной рабочей поверхностью (рис. 17,3-4.7). По-видимому, это были достаточно полифункцио-нальные орудия труда, которые могли применяться и в качестве верхних камней зернотëрок. Выделя-ется небольшая группа абразивов или точильных брусков, изготовленных из серого мелкозернистого песчаника и различающихся по форме (рис. 17,1.5-6). Наконец, в коллекции изделий из камня присут-ствует несколько гранитных сфероидов, некоторые со следами обожжëнности на поверхности (рис. 17,8-10). Они могли использоваться как в быту, так и в культовой практике.

Палеоботанические определенияСостав отпечатков культурных растений на леп-

ной керамике с поселения Лисовый Кут, по дан-ным определения палеоботаника Г.А. Пашкевич (2005, 90-92), представлен в таблице 1.

Табл. 1. Отпечатки культурных растений на леп-ной керамике с поселения Лисовый Кут.


167

№ п/п Имя латинское Имя русское Количество Примечание1 Panicum miliaceum Просо посевное 20

2 Triticum dicoccon Пшеница двузернянка 4 2 зерновки,2 колоска

3 Hordeum vulgare Ячмень плëнчатый 24 Triticum aestivum s.l. Пшеница голозëрная 1

Палеозоологические определенияИсследование подворья позволило получить обширную палеозоологическую коллекцию – 5835 костей

животных, составляющую почти половину всех находок, выявленных входе раскопок (остальные находки – 6859 ед.). К сожалению, к моменту археозоологического изучения материала (2006 г.), по независящим от меня причинам, сохранить полностью кости животных не удалось: в наличии оказалось лишь 2147 ед., т.е. более чем в 2 раза меньше по сравнению с реально обнаруженным числом. Тем не менее, мне представ-ляется, что произведëнные археозоологом В.Л. Бондаренко определения, в общем, отражают тенденцию степени присутствия тех или иных домашних животных в хозяйстве поселения, а также диких животных, являвшихся объектами охоты7.

Табл. 2. Костные остатки домашних животных из раскопа I (вся площадь раскопа).

Видживотных

Кол-вокостей

Общеекол-воособей

Juv.особей

(0-6 мес.)

Молодыхособей

(0,5-2 лет)

Взрослыхособей

(2-7 лет)

Старыхособей

(7-12 лет)Корова 660 24 2 5 12 5Лошадь 485 13 - 3 4 6

Коза 140 11 5 5 1 -Свинья 171 7 4 3 - -

Овца 69 3 1 2 - -Комолый

бык 46 1 - - - 1

Всего 1571 59 12 18 17 12

Табл. 3. Костные остатки диких животных из раскопа I (вся площадь раскопа).Вид

животныхКол-во костей


Juv.особей

(0-6 мес.)

Молод.особей

(0,5-2 лет)

Взросл.особей

(2-7 лет)


(7-12 лет)Кабан 78 3 - - 3 -

Сайгак 26 2 - 2 - -Медведь 2 2 - - - 2

Всего 106 7 - - - -

Табл. 4. Костные остатки домашних и диких животных из зольника на раскопе I.

Видживотных

Кол-во костей


Juv.особей

(0-6 мес.)

Молодыхособей

(0,5-2 лет)

Взрослыхособей

(2-7 лет)


(7-12 лет)Корова 165 5 - - 3 2Лошадь 152 5 - - 2 3Свинья 30 4 1 2 1 -

Комолый бык 64 3 - - 1 2

Коза 17 1 - 1 - -

Овца 12 1 - 1 - -Кабан (дик.) 40 2 - 1 1 -

Всего 480 21 1 5 8 7

7 Выражаю искреннюю благодарность В.Л. Бондаренко (Археологический музей Харьковского национального университета им. В.Н. Каразина, Харьков, Украина) за предоставленные данные.


168

Рис. 11. Селище Лисовый Кут. Венчики (1-19) и ножки (20-23) античных амфор.


169

Вопросы хронологииСтратиграфические наблюдения в районе изучае-

мого подворья свидетельствуют об однослойности памятника, а небольшая мощность культурного слоя a priori указывает на относительно небольшой период его существования.

Тем не менее, предметы, дата которых хорошо определяется (античные амфоры, бронзовые нако-нечники стрел, бляшка от конской упряжи), огра-ничивают время памятника сравнительно широким хронологическим диапазоном: последней четвер-тью VI – V вв. до н.э., что охватывает промежуток более чем в 100 лет. Однако если учесть, что даты почти всех амфор укладываются в рамки конца VI – первой половины V вв. до н.э., а бронзовые на-конечники стрел описанных типов характерны ис-ключительно для V в. до н.э. (точнее их датировать сложно), общие хронологические рамки, в которых бытовало подворье, вполне можно сузить до первой половины V в. до н.э. В пользу этого свидетельству-ет и бляшка в виде головки хищной птицы, находя-щая, как уже отмечалось, хорошие аналогии в древ-ностях начала или первой половины V в. до н.э.

Не противоречит предлагаемой дате и облик наиболее массового материала – лепной посуды, и, в частности, самой многочисленной еë груп-пы – горшков. Небольшая часть из них украшена под венчиком налепным валиком, расчленëнным пальцевыми вдавлениями (что является признаком сосудов, как правило, VII-VI вв. до н.э.), но пода-вляющее большинство – пальцевыми защипами или насечками по краю – орнаментом, получившим широкое распространение с V в. до н.э.

Разумеется, в данном случае речь идëт о времени функционирования конкретного подворья. Что же касается даты селища в целом, она может быть опре-делена только в ходе последующих исследований.

Социальная структура и хозяйственные заня-тия обитателей подворья

Как уже отмечалось ранее, исследованное под-ворье являлось, по-видимому, одной из вероятных единиц застройки поселения. Размеры жилого по-мещения, число хозяйственных сооружений (даже если предположить, что часть объектов была на-земными и разрушена) свидетельствуют в пользу того, что подворье являлось местом обитания не-большого коллектива, скорее всего, малой семьи.

Вместе с тем, спектр хозяйственных занятий обитателей этого небольшого домохозяйства был весьма широк. Как и для большинства оседлого населения Лесостепи, основными отраслями хо-зяйства являлись земледелие и животноводство. При этом, учитывая огромное количество костей животных (5835 ед.)8, нельзя исключать, что обе эти отрасли являлись одинаково развитыми, или, более того – животноводство было приоритетным хозяйственным занятием.

О занятиях земледелием свидетельствуют раз-нообразные факты: характерные объекты – хозяй-ственные ямы с узкой горловиной, грушевидной или колоколовидной формы, в которых обычно хранили необмолоченное зерно (напомню, что на территории подворья их найдено 6 – судя по разме-рам, в них могло храниться несколько тонн зерна); земледельческие орудия труда для сбора (железный серп) и переработки (каменная зернотëрка, тёроч-ники) зерна; и, наконец, отпечатки самих злаковых, сохранившиеся на донцах лепных сосудов (табл. 1). Судя по ним, жители выращивали просо по-севное, пшеницу плёнчатую (полбу-двузернянку) и голозёрную (мягкую), ячмень плёнчатый. Наиболь-шее количество отпечатков принадлежит просу, что, возможно, реально отражает превалирующую роль этой агрокультуры в земледелии. В целом, полученная картина по зерновым культурам впол-не соответствует той, что известна для Бельского городища, в первую очередь, по материалам его Восточного укрепления (Шрамко 1987, 86). Нужно подчеркнуть также, что просо, пшеница двузернян-ка и ячмень плёнчатый – это подтверждено много-летними исследованиями и наблюдениями – явля-лись основными культурными растениями племëн, обитавших на территории лесостепной Украины в VII-III вв. до н.э. (Пашкевич 2001, 134-137).

Земледелие, несомненно, было пашенным, с ис-пользованием деревянного рала и, вероятно, быков в качестве тягловой силы (кости последних обна-ружены на поселении) (табл. 2; 4). Как известно, на Восточном укреплении Бельского городища, в одной из ям VI-V вв. до н.э., в своë время были най-дены культовые глиняные фигурки – модель кри-вогрядильного рала в комплексе с другими скуль-птурками – ярма, дышла, упряжных животных (во-лов) (Шрамко 1984а, 251-255), что подтверждает сказанное о характере земледелия.

8 Любопытно, что при исследовании синхронной усадьбы Мотронинского городища (Днепровское Лесостепное Правобережье, бассейн р. Тясмин), обладавшей значительно большей площадью, на которой проживало несколько семей, найдено существенно меньшее количество костей домашних животных – около 4000 ед. (Скорый 2003, 289).


170

В кругу разводимых домашних животных, судя по материалам со всего раскопа и зольника, первен-ство отдавалось крупному рогатому скоту (прежде всего, корова, в значительно меньшей степени – бык комолый), на втором месте – лошадь, роль которой в хозяйстве и жизни населения была велика. Важ-ное место в стаде домашних животных занимали коза и свинья, в то время как овца распространения не получила. При сравнении костей животных все-го раскопа и зольника видно, что в зольнике почти полностью отсутствуют кости козы, хорошо пред-ставленные на площади раскопа, но больше костей

комолого быка (табл. 2; 4). Возможно, это связано с особенностью некоторых ритуальных действий, осуществляемых в районе зольника.

В целом, ситуация по составу стада на селище в урочище Лисовый Кут близка, известной по мате-риалам Бельского городища, прежде всего, его Вос-точного укрепления, но есть и некоторые отличия. Так, в довольно представительной остеологической коллекции с Лисового Кута незначительное число составляют кости овцы, хорошо представленные в целом на Бельске (Шрамко 1973, 109; он же 1987, 89). Не обнаружены пока и кости собак. Между тем,

Рис. 12. Селище Лисовый Кут. Ручки античных амфор.


171Селище в урочище Лисовый Кут на большом укреплении Бельского городища

находки последних весьма обычны на Бельском го-родище, более того, они составляют довольно высо-кий процент в остеологическом материале (Шрамко 1987, 90; Бондаренко 2006; она же 2006а). Вероят-но, будущие исследования на селище Лисовый Кут внесут некоторые дополнения в известную ныне остеологическую коллекцию, во всяком случае, ска-занное касается присутствия на поселении собак.

Наиболее ценными животными для обитателей подворья, по-видимому, являлись корова, лошадь, бык: их забой, в отличие от других животных, осу-ществлялся либо во взрослом, либо в старом воз-расте (табл. 2; 4).

Животноводство, скорее всего, имело придомно-отгонный характер, как это обычно присуще осëдлому населению.

Занятия животноводством жители подворья соче-тали с охотой, которая, впрочем, не играла какой-либо существенной роли, как и в целом для обита-телей всего Бельского городища (Шрамко 1987, 90), а лишь в определённой степени разнообразила ра-цион их питания. Костей диких животных среди пи-щевых отходов, найденных на Лисовом Куте, крайне мало – менее 1% от общего количества. Объектами охоты являлись кабан, сайгак, медведь (табл. 3-4), а также, судя по одной из костяных заготовок, лось.

Рацион питания обитатели подворья (и, несо-мненно, всего поселения) разнообразили также путем собирательства в близлежащих лесах, что в частности подтверждается отпечатком дикой сли-вы на донышке одного из лепных сосудов.

По-видимому, важное место в хозяйственных за-нятиях обитателей подворья занимали металлур-гия и металлообработка железа, а также бронзо-литейное производство. Напомню, что в заполне-нии углублëнного основания помещения № 3 най-дено значительное количество бронзовых шлаков, куски медной руды общим весом 8,400 кг, а вблизи помещения – куски железных шлаков9, общим ве-сом 2,240 кг. Железная руда и печь для еë восста-новления и получения криц обнаружены не были, но можно предположить, что в качестве сырья для железоделательного производства на селище Лисо-вый Кут служил легковосстановимый бурый желез-няк в виде болотной, озëрной или луговой руд, а восстановительный процесс руды осуществлялся в

сыродутном горне. Такая руда, шлаки (с содержа-нием невосстановленного железа до 60%), а также обломки стенок сыродутных горнов найдены на Западном и Восточной городищах (Шрамко 1987, 115). В последние годы на Бельском городище об-наружены остатки таких горнов, позволяющие су-дить об их конструкции.

Полученные железные губки преобразовыва-ли в кричное железо, пригодное для изготовления орудий труда и оружия. Судя по проведённым тех-нологическим исследованиям железных находок, найденных на подворье в Лисовом Куте, здесь ис-пользовали для увеличения твëрдости железа такой прием как цементация; применяя науглероживание железа, получали сталь различного качества, под-вергая еë зачастую дополнительной термической обработке – закаливанию без отпуска. Все пред-меты откованы методом горячей ковки. Особыми качеством металла отличался пробойник – он из-готовлен из качественной стали с последующей за-калкой (Недопако 2005, 88-89).

Найденные куски медной руды убедительно сви-детельствуют, что на Лисовом Куте существовала местная выплавка меди, являвшейся важнейшим компонентом для производства бронзы. Впрочем, находки медной руды на Бельском городище встре-чались и ранее, как при раскопках В.А. Городцова в 1906 г. на Западном укреплении и в урочище Ца-рина в пределах Большого укрепления Бельского городища (Городцов 1911, 122-123), так и позже – при исследованиях Б.А. Шрамко на Восточном укреплении (Шрамко 1973, 101).

Было осуществлено аналитическое исследова-ние (прежде всего – спектральный и химический анализы) небольшой серии (11 образцов) шлаков медной руды из довольно представительной кол-лекции (десятки образцов) из урочища Лисовый Кут10. Данные шлаки являются, по сути, «браком» мастера, поскольку весь металл в ряде образцов не вышел из руды и пошёл в отходы. В связи с этим, содержание чистого металла в шлаках достигает 30%. Спектральный анализ шлаков показал брон-зовый состав с преобладанием меди и содержанием более 1% цинка и железа. Помимо этих примесей, в шлаках высокое содержание (десятые доли про-цента) кобальта, никеля, мышьяка. Химический

9 Металлографическое исследование железных шлаков пока не проводилось.

10 Аналитическое исследование представительной коллекции руды и шлаков с поселения «Лисовый Кут» начато недавно по моей просьбе под руководством канд. техн. наук В.И. Маничева (Институт геохимии и физики минералов НАН Украины, Киев, Украина). Благодарю В.И. Маничева за представленную мне информацию.

172

Рис. 13. Селище Лисовый Кут. Фрагменты чëрнолаковой античной посуды.


173

Рис. 14. Селище Лисовый Кут. Техническая керамика (1-13, 15 – пряслица; 14 – фрагмент льячки; 16 – фрагмент жаровни) и керамическая бусина (11).


174

Рис. 15. Селище Лисовый Кут. Изделия из железа: 1 – серп; 2-10 – ножи; 11-13,16 – шилья; 14 – пробойник; 15 – булавка.


175

Рис. 16. Селище Лисовый Кут. Изделия из бронзы (1-9 – наконечники стрел; 10 – бляшка; 11 – фрагмент браслета; 12,13 – фрагменты плоских пластинок), стекла (14 – бусина-подвеска); рога (15-17,20) и кости (18-19,21-22).


176

Рис. 17. Селище Лисовый Кут. Изделия из камня.


177

состав включений в шлаке металлических обра-зований демонстрирует сходство со шлаками, а именно – преобладание меди с повышенным со-держанием тех же примесей, что зафиксированы в шлаках. Это немаловажное обстоятельство может свидетельствовать о родстве химического состава указанных шлаков с рудами Бахмутского рудного поля Донецкого региона, иными словами позволяет поставить вопрос об одном из центров разработки медной руды, доставляемой на Бельское городище. Примечательно, что в изученных образцах содер-жание свинца и олова, в отличие от металла Вос-точного укрепления Бельского городища (Шрамко 1973, 102) оказалось незначительным.

В пределах подворья, несомненно, располага-лась бронзоплавильная печь, что подтверждается фрагментами е» глиняных ошлакованных стенок с капельками бронзы на их поверхности. Возможно, она была подобна той, остатки которой были от-крыты на Восточном укреплении Бельского горо-дища (Шрамко 1973, 104, рис. 10). О бронзолитей-ном производстве, которое имело здесь место (во всяком случае, изготовлении наконечников стрел), свидетельствуют рассмотренные уже льячка для разливки бронзы и полуфабрикаты – наконечники с неудалëнными литниками. Следует упомянуть ещë и о стержне от составной формы для отливки нако-нечников стрел, который был найден здесь ранее в ходе разведок (Мурзин идр. 1997, 11, рис. 11,8).

У обитателей подворья были развиты разноо-бразные домашние промыслы. Вполне достоверно можно говорить о производстве лепной посуды, что подтверждается не только обширной керамической коллекцией (в принципе, посуда могла использо-ваться и в меновой торговле), но и находкой заго-товки глины для гончарной работы. В окрестностях Бельского городища есть большие выходы пласти-ческой гончарной глины, использовавшиеся вплоть до недавнего времени (Шрамко 1987, 103).

Обитатели подворья занимались и костерезным делом, что подтверждается рассмотренными выше заготовками из рогов домашних и диких животных. Развитое животноводство поставляло сырье в виде костей животных в необходимом количестве. К числу орудий труда, которыми обрабатывали кость, несомненно, принадлежат ножи, прежде всего эк-земпляры с особо прочным лезвием, изготовлен-ным из стали (рис. 15,2.8.10). К слову сказать, у

двух таких ножей обломано острие, один нож пере-ломан в нижней части.

В круг домашних занятий жителей входили также обработка кож животных и шорничество, что под-тверждается находками костяных ножей-скребков для мездрения и разнообразных железных шильев. Непременное занятие женщин – прядение и тка-чество, на что указывают разнообразные по фор-ме грузики для веретëн – пряслица. По-видимому, на месте произведены и обнаруженные изделия из камня, изготовление которых не требовало каких-либо особых навыков. Можно предположить, что спектр хозяйственных занятий населения был бо-лее широким, но следы их в силу тех или иных при-чин не удалось зафиксировать.

ЗаключениеОдним из несомненных особенностей иссле-

дованного подворья, и, вероятно, всего селища в урочище Лисовый Кут, является то обстоятельство, что его обитатели в своей хозяйственной деятель-ности сочетали обычные отрасли сельского хозяй-ства (земледелие, животноводство) и связанные с ними те или иные домашние промыслы с метал-лургией и металлообработкой. Последние уже на крупных центрах Бельского городища (судя, напри-мер, по исследованиям на Восточной укреплении) и иных городищах Лесостепи скифского времени выделились в самостоятельные ремёсла (Шрамко 1987, 91). Возможно, эта несколько консервативная черта была присуща именно хозяйству обитателей небольших поселений (по сути, сёл), в отличие от крупных укреплëнных поселений «городского типа».

Представляется, что возникновение селища в урочище Лисовый Кут в пределах Большого укре-пления Бельского городища в первой половине V в. до н.э. связано с переселением туда части оби-тателей с Западного укрепления. В пользу этого свидетельствуют как общий облик материальной культуры селища Лисовый Кут, весьма схожий с культурой Западного укрепления, так и территори-альная близость от него.

Материалы, полученные при исследовании сели-ща в урочище Лисовый Кут, несомненно, дополня-ют наши представления о столь важной в историче-ском отношении поселенческой структуре, которой являлось Бельское городище скифской эпохи.


178

БиблиографияБессонова, Скорый 2001: С.С. Бессонова, С.А. Скорый, Мотронинское городище скифской эпохи (по материалам

раскопок 1988-1996 гг.) (Киев-Краков 2001).Бондаренко 2006: В.Л. Бондаренко, Остеологические материалы из зольников № 1 и № 3 в урочище «Царина» Бель-

ского городища. В кн.: С.В. Махортых, Р.А. Ролле-Герц, С.А. Скорый, В.Ю. Герц, В.П. Белозор, Исследования совмест-ной Украинско-Немецкой археологической экспедиции 2005 г. (Киев 2006), 92–98.

Бондаренко 2006а: В.Л. Бондаренко, Породні лінії собак раннього залізного віку у лісостепу Східної Європи (за результатами розкопок Більського городища). В сб.: Е.В. Черненко (отв. ред.), Більське городище та його округа (до 100-річчя початку польових досліджень) (Київ 2006), 120–130.

Городцов 1911: В.А. Городцов, Дневник археологических исследований в Зеньковском уезде Полтавской губ. в 1906 г. Тр. XIV АС (Москва 1911), 93–161.

Козак 2002: А.Д. Козак, Некоторые итоги антропологического исследования материалов из раскопок 2001 года. В кн.: В.Ю. Мурзин, Р. Ролле, В. Херц, С.А. Скорый, С.В. Махортых, В.П. Белозор, Исследования совместной Украинско-Немецкой археологической экспедиции в 2001 г. (Киев 2002), 69–84.

Марченко, Доманский 1991: К.К. Марченко, Я.В. Доманский. Комплекс вещественных находок на античном поселе-нии Куцуруб-1. АСГЭ 31, 1991, 57–76.

Махортых и др. 2006: С.В. Махортых, Р.А. Ролле-Герц, С.А. Скорый, В.Ю. Герц, В.П. Белозор, Исследования со-вместной Украинско-Немецкой археологической экспедиции 2005 г. (Киев 2006).

Монахов 1999: С.Ю. Монахов, Греческие амфоры в Причерноморье (комплексы керамической тары VII-II веков до н.э.) (Саратов 1999).

Монахов 2003: С.Ю. Монахов, Греческие амфоры в Причерноморье. Типология амфор ведущих центров-экспортëров товаров в керамической таре. Каталог-определитель (Москва-Саратов 2003).

Мурзін и др. 1995: В.Ю. Мурзін, Р. Ролле, С.А. Скорий, Дослідження курганів на території Більського городища. В сб.: А.Б. Супруненко (отв.ред.), Полтавський археологічний збірник 3, 1995, 79–96.

Мурзін и др. 1995а: В.Ю. Мурзін, Р. Ролле, С.А. Скорий, Дослідження Перещепинського курганного могильника. Археологія 2, 1995, 63–72.

Мурзин и др. 1997: В.Ю. Мурзин, Р. Ролле, В. Херц, С.В. Махортых, Е.В. Черненко, Исследования совместной Украинско-Немецкой археологической экспедиции в 1996 г. (Киев 1997).

Мурзин и др. 1998: В.Ю. Мурзин, Р. Ролле, В. Херц, С.В. Махортых, В.П. Белозор, Исследования совместной Украинско-Немецкой археологической экспедиции в 1997 г. (Киев 1998).

Мурзин и др. 1999: В.Ю. Мурзин, Р. Ролле, В. Херц, С.В. Махортых, В.П. Белозор, Исследования совместной Украинско-Немецкой археологической экспедиции в 1998 г. (Киев 1999).

Мурзін и др. 1999а: В. Мурзін, Р. Ролле, О. Супруненко, Більське городище (Київ-Гамбург-Полтава 1999).Мурзин и др. 2000: В.Ю. Мурзин, Р. Ролле, В. Херц, С.А. Скорый, С.В. Махортых, В.П.Белозор, Исследования со-

вместной Украинско-Немецкой археологической экспедиции в 1999 г. (Киев 2000).Мурзин и др. 2001: В.Ю. Мурзин, Р. Ролле, В. Херц, С.А.Скорый, С.В. Махортых, В.П. Белозор, Исследования со-

вместной Украинско-Немецкой археологической экспедиции в 2000 г. (Киев 2001).Мурзин и др. 2002: В.Ю. Мурзин, Р. Ролле, В. Херц, С.А. Скорый, С.В. Махортых, В.П. Белозор, Исследования со-

вместной Украинско-Немецкой археологической экспедиции в 2001 г. (Киев 2002).Наукова концепція…1996: Наукова концепція державного археологічного заповідника «Більське городище скіфського

часу» (Полтава 1996).Недопако 2005: Д.П. Недопако, Технологічні дослідження залізних виробів з поселення в урочищі Лісовий Кут. В

кн.: Е.В. Черненко, Р.А. Ролле-Герц, С.А. Скорый, С.В. Махортых, В.Ю. Герц, В.П. Белозор, Исследования совместной Украинско-Немецкой археологической экспедиции 2004 г. (Киев 2005), 88–89.

Пашкевич 2001: Г.А. Пашкевич, Палеоботанические исследования материалов Мотронинского городища. В кн.: С.С. Бессонова, С.А. Скорый, Мотронинское городище скифской эпохи (по материалам раскопок 1988-1996 гг.) (Киев-Краков 2001), 133–137.

Пашкевич 2005: Г.А. Пашкевич, Палеоботаническое исследование материалов из раскопок Бельского городища. В кн.: Е.В. Черненко, Р.А. Ролле-Герц, С.А. Скорый, С.В. Махортых, В.Ю. Герц, В.П. Белозор, Исследования совместной Украинско-Немецкой археологической экспедиции 2004 г.(Киев 2005), 90–96.

Петренко 1967: В.Г. Петренко, Правобережье Среднего Приднепровья в V-III вв. до н.э. САИ, вып. Д 1-4 (Москва 1967).

Петренко 1978: В.Г. Петренко, Украшения Скифии VII-III вв. до н.э. САИ, вып. Д 4-5 (Москва 1978).Ролле и др. 2003: Р. Ролле, В. Герц, С.В. Махортых, В.П. Белозор, Исследования совместной Украинско-Немецкой

археологической экспедиции 2002 г. (Киев 2003).Ролле и др. 2006: Р. Ролле, М. Орлюк, А. Романець, Б. Ульрих, Х. Цольнер, Археогеофізичні дослідження Більського

городища та його округи. В сб.: Е.В. Черненко (отв.ред.), Більське городище та його округа (до 100-річчя початку по-льових досліджень) (Київ 2006), 19–32.


179

Рубан 1982: В.В. Рубан, О хронологии раннеантичных поселений Бугского лимана (по материалам хиосских амфор). В сб.: Д.Я. Телегин (отв.ред.), Материалы по хронологии археологических памятников Украины (Киев 1982), 96–113.

Скорый 1987: С.А. Скорый, Стеблёв: скифский могильник в Поросье (Киев 1987).Скорый 2003: С.А. Скорый, Скифская усадьба в Причерноморской Лесостепи. Stratum plus 3 (2001-2002), 2003,

263–292.Супруненко 1996: О.Б. Супруненко, Розкопки Більського курганного некрополю «Б». В сб.: А.Б. Супруненко (отв.

ред.), Більське городище в контексті вивчення пам’яток раннього залізного віку Європи (Полтава 1996), 88–120.Черненко и др. 2004: Е.В. Черненко, Р.А. Ролле, С.А. Скорый, С.В. Махортых, В.Ю. Герц, В.П. Белозор, Исследова-

ния совместной Украинско-Немецкой археологической экспедиции 2003 г. (Киев 2004).Черненко и др. 2005: Е.В. Черненко, Р.А. Ролле-Герц, С.А. Скорый, С.В. Махортых, В.Ю. Герц, В.П. Белозор, Иссле-

дования совместной Украинско-Немецкой археологической экспедиции в 2004 г. (Киев 2005).Шрамко 1973: Б.А. Шрамко, Восточное укрепление Бельского городища. В сб.: А.И. Тереножкин (отв.ред.), Скиф-

ские древности (Киев 1973), 82–112.Шрамко 1975: Б.А. Шрамко, Крепость скифской эпохи у с. Бельск – город Гелон. В сб.: А.И. Тереножкин (отв.ред.),

Скифский мир (Киев 1975), 94–132.Шрамко 1983: Б.А. Шрамко, Археология раннего железного века Восточной Европы. Учебное пособие (Харьков

1983).Шрамко 1984: Б.А. Шрамко, Обработка кожи в Скифии. В сб.: И.Ф. Ковалёва (отв.ред.), Проблемы археологии Под-

непровья (Днепропетровск 1984), 142–156.Шрамко 1984а: Б.А. Шрамко, Модель бычьей упряжки скифского времени. В сб.: А.И. Мелюкова и др. (отв.ред.),

Древности Евразии в скифо-сарматское время (Москва 1984), 254–255.Шрамко 1987: Б.А. Шрамко, Бельское городище скифской эпохи (город Гелон) (Киев 1987).Шрамко 1994: Б.А. Шрамко, Розкопки курганів VII-IV ст. до н.е. поблизу Більська. Археологія 4, 1994, 117–133.Шрамко 1994а: Б.А. Шрамко, Новые раскопки курганов в могильнике Скоробор. В сб.: Древности 1994 г. (Харьков

1994), 102–126.Шрамко 1998: Б.А. Шрамко, Люботинское городище. В сб.: Ю.В. Буйнов (отв.ред.), Люботинское городище (Харь-

ков 1998), 9–131.

Сергей Скорый, доктор хабил. ист. наук, Институт археологии НАН Украины, кв. 112, пр. Героев Ста-линграда 9-А, 04210 Киев, Украина; е-mail: [email protected]


НОВЫЕ НАХОДКИ КЛИНКОВОГО ОРУЖИЯ ЭПОХИ ВЕЛИКОГО ПЕРЕСЕЛЕНИЯ НАРОДОВ

В ДНЕСТРОВСКО-ПРУТСКОМ МЕЖДУРЕЧЬЕ

Сергей КУРЧАТОВ, Кишинэу

Noi descoperiri de arme săbii-pumnale din epoca Marii migraюii a popoarelor оn interfluviul Nistru-Prut. Autorul articolului include оn circuit єtiinюific o spadг-pumnal de fier cu tгieturi la baza lamei, aflatг оn expoziюia muzeului “Rezervaюia Naturalг de Stat Codrii” din comuna Lozova, raionul Strгєeni. Reprezentоnd un tip de armг albг specificг alanilor din Caucazul de Nord, aceste spade-pumnale reflectг deplasгrile alanilor din nord-vestul Mгrii Negre оn secolul al IV-lea e.n.

В настоящей работе в научный оборот вводится короткий меч-кинжал с вырезами, хранящийся в музее “Резервация Натуралэ де Стат Кодрий” c. Лозова, район Стрэшень. Распространение таких мечей-кинжалов, являющихся характерным для алан Северного Кавказа типом холодного оружия, отражает аланские передвижения в Северо-Западном Причерноморье в IV в. н.э.

New finds of blade-weapons of the Epoch of Great Migration in Dniester-Prut basins. In the present work a short sword/dagger with two notches, kept in the museum “State Natural Zone Codry” s. Lozova, dist. Strгєeni, is published. Being characteristic for Alans Northern Caucasus type of a cold steel, it reflects Alan’s movement in mithin the North-West Black Sea coast in IV century AD.

Key words: North Pontic, North Caucasus, Crimea, Dniestr-Prut region, Alans, blades weapons, sword-dagger with two notches

Профессиональные виды оружия и полифунк-циональные орудия, связанные с различными про-мыслами, на территории, занимаемой племенами черняховской культуры, встречаются исключитель-но редко (Магомедов, Левада 1996). По каким-то причинам предметы вооружения, за редким ис-ключением, не использовались черняховцами в погребальной практике. Не часто встречаются они и на поселениях. Вследствие этого, введение в на-учный оборот каждого вновь найденного предмета, даже случайно обнаруженного при неизвестных обстоятельствах, представляется в долгосрочной перспективе информационно оправданным. Одной из последних подобных находок является короткий меч-кинжал с вырезами у пяты1, экспонирующийся в настоящее время в музее «Резервация Натуралэ де Стат Кодрий»2 с. Лозова, район Стрэшень.

Терминологическая идентификация рассматри-ваемого типа холодного оружия пока не устоялась. В одних публикациях их называют кинжалами, в других – короткими мечами или даже спатой (spade

scurte) (Harhoiu 1991). В этой связи нам представ-ляется более уместным именовать подобную на-ходку мечом-кинжалом, тем более что разница в их параметрах незначительна. Место и условия наход-ки публикуемого экземпляра неизвестны. Предпо-ложительно он происходит с одного из известных в долине р. Буковэц, в окрестностях села, черняхов-ских поселений.

Рассматриваемый экземпляр представляет собой железный двулезвийный кованый меч-кинжал дли-ной 35,2 см. С обеих сторон линзовидного в сечении лезвия длиной 28,8 см, у пяты, имеется по одному симметрично расположенному подтрапециевид-ной формы вырезу, глубиной и шириной, соответ-ственно, 0,70,6-0,5 см. Ширина клинка у пяты 3,3 см. Конец заострён. Основание треугольной фор-мы, плавно переходит в прямоугольную в сечении рукоять-штырь, расширяющуюся книзу. Длина ру-кояти 6,4 см, ширина 0,7-1,40,4 см (рис. 1,4).

Из Днестровско-Прутского междуречья про-исходят ещё два аналогичных меча-кинжала, не-

1 Благодарю Е. Ушурелу за предоставленную возможность ознакомиться с рисунком меча.2 или – “Государственная природная резервация Кодры”.


181

значительно отличающихся от лозовского лишь оформлением верхней части и размерами (рис. 1,2.3). Первый найден на черняховском поселе-нии Будешть в развале производственно-жилого сооружения 2 (Щербакова, Чеботаренко 1974, 98, рис. 3,1). Второй – на посаде славянского городища Рудь-”Фарфурие турчаскэ”, в производственном сооружении 8 (Бейлекчи 1986, 110, рис. 2,8). При-мечательно, что в обоих случаях комплексы были связаны с выплавкой железа. Невольно возникает вопрос, не являлись ли они всего лишь сырьём, ли-шённым каких-либо магических свойств, каковыми издревле в традиционных обществах наделялось воинами клинковое оружие. С чем это связано – не

находит в настоящее время удовлетворительного объяснения.

Находки мечей-кинжалов в других регионах чер-няховской культуры немногочисленны. Мало от-личаются от Днестровско-Прутского междуречья и условия их обнаружения. Все экземпляры, найден-ные в Поднепровье (Днепропетровск, Фляровка – 2 экз., Пастырское и Мотронинское городища) про-исходят из случайных сборов (Магомедов, Левада 1996, 306; Soupault 1996, 69-70).

В западных областях черняховской культуры из пяти известных в настоящее время экземпляров только 2 типологически близких меча-кинжала найдены в погребальных комплексах, исследован-

Рис. 1: Мечи-кинжалы с вырезами у пяты, найденные в Днестровско-Прутском междуречье. 1 – Будешть, черняховский могильник, погребение 196 (L. 18,43,1); 2 – Будешть, черняховское поселение, сооружение 2 (L. 34,43,2); 3 – Рудь, славянское городище “Фарфурие турчаскэ” (L. 393,3); 4 – Лозова, случайная находка (L. 35,23,3).

Новые находки клинкового оружия эпохи великого переселения народов в Днестровско-Прутском междуречье

182

ных у сс. Дрэгэнешть, погребение 9 и Петроаселе, погребение 2 (Harhoiu 1988, 80; он же 1991). Оба захоронения были совершены по обряду ингума-ции в простых прямоугольных ямах. Погребённые лежали вытянуто на спине, в первом случае голо-вой, вероятно, на север (на момент исследования захоронение оказалось разрушенным), во втором – на юг. Остальные мечи-кинжалы были найдены на черняховских поселениях – Яшь(Яссы)-Николина, Килиень – в последнем случае любопытно, что об-наруженный здесь экземпляр также неким образом был связан с производством железа (Harhoiu 1988, 79-80; Soupault 1996, 70; Repertoriul… 1998, 126, fig. 54,3). Один меч происходит с территории рим-ского лагеря Мичия (Вецел) (Harhoiu 1988). Следу-ет отметить, что мечи-кинжалы из Яшь-Николина и Мичия (Вецел) отличаются от лозовского призма-тической в сечении формой клинков, характерной для несколько более поздних экземпляров. Датиру-ются памятники IV – рубежом IV-V вв. В это же время, надо полагать, они попадают и на террито-рию Днестровско-Прутского междуречья.

Все мечи-кинжалы с вырезами у пяты, проис-ходящие из междуречья, представляют устойчивое типологическое единство. Исключением является кинжал (рис. 1,1) из погребения с остатками кре-мации 196 Будештского могильника (Рикман 1967, 53, рис. 9,17). К востоку от Днестра аналогии ему не известны. От рассматриваемых образцов он от-личается не только формой и величиной боковых шипов-закраин, максимально приспособленных для крепления рукояти, но и более высоким качеством железа. Металл кинжала и технологические приёмы его обработки по своим характеристикам близки из-делиям из Свентокшиского металлургического цен-тра (Вознесенская 1977, 21.28; Розанова 1988, 100), что позволяет отнести его к пшеворским импортам. Показательно также то, что кинжал был найден в погребении с остатками кремации – обряду, харак-терному для вельбаркской и пшеворской культур. Известен был центральноевропейским оружейни-кам и технологический приём устройства боковых вырезов иной формы у пяты клинкового оружия. Использовались они в качестве своеобразной гарды, имитирующей оригинальные перекрестия пшевор-ских мечей I и II типов (Козак 1985, рис. 1,1).

Мечи-кинжалы, найденные на территории рассе-ления черняховских племён, также как и экземпляр из Лозова, относятся, по классификации А.М. Хаза-нова, к 5 типу кинжалов или мечей без металличе-ского навершия с различным количеством боковых вырезов у пяты (Хазанов 1971. 17, табл. XII,5-7). Количество вырезов увеличивается в процессе эво-

люции формы во времени от одного до четырёх (по два с каждой стороны) на заключительной фазе раз-вития типа.

До последнего времени не получило аргументи-рованного объяснения функциональное назначение вырезов у пяты клинков. Оригинальное решение вопроса предложил М.Б. Щукин. По его мнению, короткие мечи-кинжалы с вырезами служили вспо-могательным оружием для левой руки (в погребе-ниях чаще всего их находят на левом плече покой-ного) при фехтовании основным длинным мечом. Вырезы в этом случае выполняли функции гарды, предохраняющей кисть сражающегося от скользя-щего удара (Schukin 1993, 327).

Открытие яркого комплекса – погребение с дву-мя длинными мечами и двумя кинжалами, один из которых с вырезами у пяты, в склепе 2 могильника Озёрное III (Лобода 1977, 245, рис. 3,а) – косвенно подтверждает вероятность такого использования рассматриваемых клинков. В ряде погребений ко-роткие мечи-кинжалы были найдены в паре с длин-ными мечами: Керчь 1902 г., Нейзац, Дюрсо (Со-кольский 1954, 158-159, табл. VIII,1,а.г; Храпунов, Мульд 2000, 497; Дмитриев 1979. 228). Однако в подавляющем большинстве случаев они не сопро-вождаются другими видами вооружения. Послед-нее побудило некоторых исследователей вернуться к высказанной ранее гипотезе Н.И. Сокольского.

Рассматривая несколько известных ему экземпля-ров коротких мечей-кинжалов с вырезами, он при-шёл к выводу, что они служили для закрепления перекрестия (Сокольский 1954, 155.159). Впослед-ствии эту версию поддержал А.М. Хазанов. Отме-чая наличие у длинного меча с вырезом у пяты из Хаммельбурга (северная Бавария) железного пере-крестия, он предположил, что вырезы у рассматри-ваемых мечей-кинжалов служили “для лучшего кре-пления изготовленного из дерева перекрестия” (Ха-занов 1971, 21.24; Храпунов 1998, 122; Храпунов, Мульд 2000, 497, сн. 3). На приводимых в доказа-тельство рисунках кинжалов из Дружного с хорошо сохранившимися отпечатками деревянных рукоятей видно, что прямоугольной формы обкладки пере-крывали пяты клинков, опускаясь на 3-3,5 см ниже. При этом кромки лезвия и вырезы, на их глубину, оставались открытыми (Храпунов 1988, рис. 7). Каких-либо дополнительных деталей в месте выре-зов не отмечено. На экземпляре из Килиень для бо-лее жёсткого крепления обкладок рукояти в лезвии, в 2,5 см ниже пяты, имелось отверстие (диаметром 0,4 см) для штифта (Repertoriul … 1998, fig. 54,3).

Судя по всему, рассматриваемые мечи-кинжалы вовсе не имели перекрестий. Во всяком случае, до

Сергей Курчатов

183

настоящего времени не известно ни одного сви-детельства, убедительно указывающего на их на-личие. В то же время, присутствие у отдельных экземпляров наверший из неорганических матери-алов (Керчь 1902 г., Лехч-Корт, погребение 2 – Со-кольский 1954, 158-159, табл. VIII,1,г.д; Виногра-дов, Петренко 1970) при отсутствии перекрестий делали их более удобными для рубящего удара при фехтовании. Не исключено, что у других мечей-кинжалов рассматриваемого типа навершия мог-ли изготавливаться и из дерева. Вырезы при этом выполняли функции перекрестия. В тех случаях, когда мечи-кинжалы встречаются в погребальных комплексах без сопровождения других видов во-оружения, они принадлежат, надо полагать, легко вооружённым воинам, исполнявшим в воинских контингентах вспомогательную роль.

Появившись в Каспийско-Азовском междумо-рье – области этнополитического доминирования аланского племенного союза в начале III в. (Абра-мова 1993, 162) – мечи-кинжалы с вырезами ши-роко распространились в северопричерноморском

регионе, проникая далеко на север Восточной Ев-ропы (рис. 2; библиография – см. Soupault 1996). В результате аланской экспансии на запад, в середине III в. они появляются на Боспоре и у меотов При-азовья (Сокольский 1954, 158-159; Абрамова 1993, 183-184). Потерпев поражение от продвинувших-ся в Нижнее Подонье готов, часть алан оказалась включена в готский племенной союз. Вместе с но-выми союзниками в середине III в. они принимают участие в разгроме познескифского государства в Крыму и в набегах на придунайские провинции Римской империи. Во второй половине века в пред-горном Крыму совершаются первые захоронения на могильниках Озёрное, Дружное, Инкерман и др. помимо прочих погребальных сооружений и в характерных для аланских памятников Северного Кавказа типах катакомб. Разнообразие погребаль-ного обряда (Мульд 1996, 284-285) свидетельствует об этнокультурной пестроте оставившего их насе-ления. Было бы неверно предполагать, что на мо-гильниках совершали захоронения исключительно аланы. За время длительного проживания в пред-

Рис. 2: Распространение мечей-кинжалов с вырезами у пяты III-VI вв. н.э. в Восточной Европе. 1 – Паласа Сырт; 2 – Большой Буйнакский курган; 3 – Лехч-Корт; 4 – Харачой; 5 – Черноречье; 6 – Моздок; 7 – Вольный Аул; 8 – Кишпек; 9 – Новокорсунская; 10 – Пашковская; 11 – Туапсе-Небугская; 12 – Сопино; 13 – Агой-Карповка; 14 – Борисово; 15 – Дюрсо; 16 – Новочеркасск, музейная экспозиция; 17 – Рождественское; 18 – Красивая Меча; 19 – Керчь; 20 – Заморское; 21 – Вишнёвое; 22 – Нейзац; 23 – Дружное; 24 – Лучистое; 25 – Чатыр-Даг; 26 – Ай-Тодор; 27 – Озёрное; 28 – Скалистое; 29 – Суворово; 30 – Инкерман; 31 – Килиен-Балка; 32 – Каменские Кучугуры; 33 – Днепропетровск, музейная экспозиция; 34 – Мотронинское; 35 – Фляровка; 36 – Пастырское; 37 – Будешть; 38 – Рудь; 39 – Лозова; 40 – Яшь-Николина; 41 – Петроаселе; 42 – Дрэгэнешть; 43 – Килиень; 44 – Мичия (Вецел); 45 – Ясберень-Шолодуло; 46 – Кештели-Фенекпушта; 47 – Чонград.


184

горьях Северного Кавказа и в ходе миграций они естественно впитали в свой племенной союз ряд аборигенных этнических групп. В этой связи пред-ставляет несомненный интерес гипотеза В. Супо, что самобытный тип мечей-кинжалов с вырезами имеет этническую окраску и был на вооружении какого-то союзного аланам северокавказского або-ригенного населения (Soupault 1996, 72), принёс-шего свои воинские традиции в Северное Причер-номорье. С середины IV до начала V в. в погребаль-ных комплексах крымских могильников значитель-но возрастает присутствие предметов вооружения, среди которого мечи-кинжалы рассматриваемого типа составляли значительную долю (Мульд 1996, 285; Храпунов 1998, 122; Храпунов, Мульд 2000, 497; Айбабин 2002, 40; и др.).

В IV в. мечи-кинжалы с вырезами появляются на территории расселения черняховских племён. Обра-щает на себя внимание их концентрация в поречье Тясмина, на кромке лесостепи, и на Нижнем Дунае, в пограничных районах черняховской культуры. Как уже упоминалось выше, только в двух случаях они найдены в погребальных комплексах могильни-ков Дрэгэнешть и Петроаселе в Нижнем Подунавье. Если в первом случае погребение оказалось разру-шено строителями, то во втором – особенности по-гребального обряда удалось проследить полностью. Покойный, взрослый мужчина, лежал в простой прямоугольной яме вытянуто на спине, головой на юг. Меч находился у его правого бедра. Следует за-метить, что южная ориентировка совершенно не ха-рактерна для погребального обряда черняховцев, но достаточно часто встречается в крымских могиль-никах. Датируется погребение серединой IV в.

Обращает на себя внимание исключительная редкость присутствия в погребальных комплексах с трупоположениями черняховской культуры пред-метов вооружения, встречаемого преимущественно в захоронениях с остатками кремации. Не исклю-чено, что это явилось отражением иерархических отношений, сложившихся в готском племенном со-юзе, где центральноевропейские племена занимали доминирующее положение. Судя по всему, аланы,

вступив в союзнические отношения с готами, так и не были инкорпорированы в черняховское обще-ство. Оставаясь обособленной этнополитической силой, они использовались различными племенами готского союза в походах на Нижний Дунай (отра-жением которых, надо полагать, являются погре-бения в Дрэгэнешть и Петроаселе) и в междоусоб-ных столкновениях относительно слабо связанных между собой частей черняховского этномассива.

Следует признать очевидный факт, что поздне-сарматская культура в лице аланского союза племён не оказала на развитие черняховской культуры за-метного влияния. Показательно в этом отношении обособленное положение в Нижнем Поднестровье аланского в своей основе могильника Беленькое и незначительное количество погребений с сармат-скими чертами на черняховских памятниках. Не вдаваясь в анализ сарматского (индоиранского) фактора в становлении черняховской культуры, что не входит в задачи настоящей работы, следует отме-тить, что памятники с преимущественно аланскими чертами представляют собой в черняховской среде изолированный феномен. Не отсюда ли проистека-ет пренебрежительное отношение черняховцев к рассматриваемым мечам-кинжалам, попадавшим к ним, не исключено, и в качестве трофеев. Совре-менное состояние исследований предмета не даёт пока удовлетворительного ответа.

В конце IV – начале V в., судя по всему, с гуннами мечи с вырезами попадают в Венгерскую Пушту (Harhoiu 1988; Soupault 1996, 71-72). Однако здесь они не получили широкого распространения. Гунн-ским временем датируются также мечи-кинжалы из Яшь-Николина и Мичия (Вецел), отличающиеся от предыдущих экземпляров иной профилировкой клинка.

Наиболее поздние мечи-кинжалы с четырьмя вырезами у пяты датируются началом VI в. и про-исходят из могильников Дюрсо, Борисово и др., открытых на черноморском побережье Северного Кавказа (Хазанов 1971, 24; Дмитриев 1982, 103-104), оставленных населением, вытесненным из Крыма гуннами в начале V в.

БиблиографияАбрамова 1993: М.П. Абрамова, Центральное Предкавказье в сарматское время (III в. до н.э. – IV в. н.э.)

(Москва 1993).Айбабин 2002: А.И. Айбабин, Поясной набор с пуансонным орнаментом из Лучистого. В сб.: МАИЭТ,

вып. IX (Симферополь 2002), 37–52.Бейлекчи 1986: В.С. Бейлекчи, Раскопки поселения Рудь в 1981-1982 гг. В сб.: АИМ в 1982 г. (Кишинёв

1986), 96–115.

Сергей Курчатов

185

Виноградов, Петренко 1970: В.Б. Виноградов, В.А. Петренко, Могильник сарматской эпохи на горе Лехч-Корт. СА 2, 1970, 171–180.

Дмитриев 1979: А.В. Дмитриев Погребения всадников и боевых коней в могильнике эпохи переселения народов на р. Дюрсо близ Новороссийска. СА 4, 1979, 212–229.

Дмитриев 1982: А.В. Дмитриев, Раннесредневековые фибулы из могильника на р. Дюрсо. В сб.: Древ-ности эпохи Великого переселения народов V-VIII веков (Москва 1982), 69–107.

Козак 1985: Д.Н. Козак, Могильник пшеворськоü культури поблизу с. Гринiв на Верхньому Поднiстров’я. Археологiя 52, 1985, 53–62.

Лобода 1977: Лобода И.И. Раскопки могильника Озерное III в 1963-1965 гг. СА 4, 1977, 236–252.Магомедов, Левада 1996: Б.В. Магомедов, М.Е. Левада, Оружие Черняховской культуры. В сб.: Материа-

лы по археологии, этнографии и истории Крыма, вып. V (Симферополь 1996), 304–323, 558–566.Мульд 1996: С.А. Мульд, Могильники варварского населения Крыма I – V вв. В сб.: Материалы по архео-

логии, этнографии и истории Крыма, вып. V (Симферополь 1996), 279–289, 541–548.Рикман 1967: Э.А. Рикман, Памятник эпохи великого переселения народов (по раскопкам поселения и

могильника Черняховской культуры у села Будешты) (Кишинёв 1967).Розанова 1988: Л.С. Розанова, Характеристика металла в кузнечных изделиях из черняховского слоя мо-

гильника Оселивка. В сб.: Могильники черняховской культуры (Москва 1988), 98–100.Сокольский 1954: Н.И. Сокольский, Боспорские мечи. В кн.: Материалы и исследования по археологии

Северного Причерноморья в античную эпоху, вып. II. МИА 33 (Москва 1954), 123–196.Хазанов 1971: А.М. Хазанов, Очерки военного дела сарматов (Москва 1971).Храпунов 1998: I.М. Храпунов, Склеп IV ст. н.е. iз могильника Дружне. Археологiя 4, 1998, 118–127.Храпунов, Мульд 2000: И.Н. Храпунов, С.А. Мульд, Новые исследования могильников позднеримского

времени в Крыму. In: Die spдtrцmische Kaiserzeit und die frьhe Volkerwanderungszeit in Mittel- und Osteuropa (Јodz 2000), 479–519.

Щербакова, Чеботаренко 1974: Т.А. Щербакова, Г.Ф. Чеботаренко, Усадьба на поселении первых веков н.э. у с. Будешты. В сб.: АИМ в 1973 г. (Кишинёв 1974), 93–104.

Repertoriul... 1998: Repertoriul Arheologiс al judeţului Сovasna. Seriа Мonografii Arheologice I (Sf. Gheorghe 1998).

Schukin 1993: M.B. Schukin, A propos des contacts militaries entre les Sarmates et les Germains a l’йpoque romaine (d’après l’armement et spйcialement les umbos de bouclier et les lances). In: L’armйe romaine et les barbares du III au VII e s. (Condй-sur-Noireau 1993), 323–335.

Soupault 1996: V. Soupault, A propos de l’origine et de la diffusion des poignards et epees a encoches (IVe-VIIe s.). В сб.: Материалы по археологии, этнографии и истории Крыма, вып. V (Симферополь 1996), 60–76, 486–492.

Harhoiu 1988: R. Harhoiu, Das Kurzschwert von Micia. Dacia, NS. t. XXXII, 1-2 (Bucureєti 1988), 79–90.Harhoiu 1991: R. Harhoiu, Morminte cu arme descoperite la Pietroasa. Mousaios IV, partea I (Buzгu 1991),

117–123.

Сергей Курчатов, Центр археологии, Институт культурного наследия, Академия Наук Молдовы, бул. Штефан чел Маре 1, MD-2001 Кишинэу, Республика Молдова


SONDAJUL ÎN OBIECTIVUL ARHEOLOGIC DE LA IALOVENI - MARGINEA DE SUD A ORAŞULUI

Vlad VORNIC, Sergiu TABUNCIC, Larisa CIOBANU, Ion URSU, Vasile IARMULSCHI, Chişinău

În articol sînt prezentate şi examinate vestigiile arheologice descoperite în staţiunea cu mai multe niveluri de locuire de la Ialoveni–Marginea de sud a oraşului cu prilejul sondajului efectuat în anul 2006. Cele mai vechi resturi de cultură materială semnalate aparţin grupului Chişinău–Corlăteni din Hallstattul timpuriu, reprezentat prin fragmente ceramice puţin caracteristice. Următorul orizont cultural şi cronologic identificat este cel corespunzător epocii romane (sec. II–III e.n.), căruia i-au fost atribuite două gropi cilindrice de provizii(?) şi mai multe cioburi de vase lucrate cu mîna şi la roată, predominînd cele de amfore romane. Sondajul a relevat prezenţa în acest punct şi a unor urme de locuire din perioada medievală timpurie (sec. VIII–IX). Aşezării medievale îi corespund un cuptor de piatră distrus şi mai multe cioburi de vase lucrate cu mîna. Spre deosebire de primele trei niveluri de locuire, al patrulea şi în acelaşi timp ultimul orizont nu a fost identificat prin ceramică, ci prin obiecte lucrate din fier: un brăzdar de plug şi două piese de armură reprezentînd o apărătoare de braţ. Pe baza analogiilor stabilite, piesele respective sînt datate în perioada de dominaţie a Hoardei de Aur, mai exact în primele trei sferturi ale secolului al XIV-lea.

Разведывательные раскопки на археологическом памятнике Яловень–Южная окраина города. В статье нашли отражение археологические материалы из многослойного поселения Яловень–Южная окраина города, обнаруженные в процессе раскопок 2006 г. Древнейший культурно-хронологический горизонт представлен маловыразительными фрагментами керамики типа Кишинэу-Корлэтень раннего гальштата. Следующий горизонт относится к римскому периоду (II–III вв. н.э.), к которому причислены две хозяйственные(?) ямы цилиндрической формы и фрагменты гончарной и лепной керамики, большая часть из которых – обломки амфор. Раскопки выявили и наличие в этом месте также следов раннего средневековья (VIII–IX вв.). К этому периоду отнесена разрушенная печь-каменка и фрагменты лепной керамики. В отличие от первых трех культурно-хронологических горизонтов, четвертый (и одновременно последний) был идентифицирован не по керамике, а по железным изделиям: плужному лемеху и двусоставному наручу. На основании аналогий указанные предметы датированы периодом господства Золотой Орды, точнее – первыми тремя четвертями XIV в.

Survey excavations on the Ialoveni – Southern City Border settlement. This article presents the archaeological materials from the multi-layered settlement of Ialoveni – Southern City Border, resulted from the 2006 research campaign. The oldest cultural-chronological horizon yielded some scarce ceramic fragments of the Chişinău-Corlăteni type from the Early Hallstatt period. The next horizon belongs to the Roman period (II-III centuries A.D.) and comprised two storage (?) cylindrical pits as well as fragments of rough and fine pottery ware, most of which were amphorae pieces. The excavations also brought out traces of an Early Middle Age horizon (VIII-IX centuries A.D.), consisting of an oven’s remnants, together with rough pottery fragments. Finally, the fourth (and the last) cultural-chronological horizon was identified not after ceramic, but after two iron items – a ploughshare and a cuirass detail. According to the existing analogies, these objects are dated with the Golden Horde period, specifically with the first three quarters of the XIVth century A.D.

Key words: Dniestr-Prut Basin, Ialoveni, survey excavations, pottery, the Chişinău-Corlăteni cultur, roman time, Early Middle Age, Golden Hoard, ploughshare, cuirass detail


187

Primele puncte de interes arheologic din perimetrul localităţii Ialoveni au devenit cunoscute la mijlocul de-ceniului şapte al secolului trecut, prin publicarea rezulta-telor cercetărilor de suprafaţă efectuate de către I. Rafa-lovič şi V. Dergaciov în anii 1958 şi 1963 pe valea rîului Işnovăţ (Дергачев 1966). Cu prilejul acestor prospectări arheologice, pe teritoriul oraşului Ialoveni s-au semnalat un număr de şase aşezări cu resturi de locuire datînd din epoca romană şi/sau medievală tîrzie. Din păcate, însă, ulterior microzona la care ne referim nu s-a bucurat de atenţia cuvenită a arheologilor, efectuîndu-se doar cîte-va periegheze cu caracter limitat. Aceste recunoaşteri ocazionale s-au soldat totuşi cu descoperirea a încă trei monumente arheologice, dintre care o staţiune neolitică aparţinînd culturii ceramicii bandliniare, o aşezare de tip Dridu din epoca medievală timpurie şi un complex fune-rar tumular (Tentiuc 1993; Ларина 1999).

Cercetări de suprafaţă mai amănunţite în raza oraşu-lui Ialoveni au fost întreprinse de Vlad Vornic şi Sergiu Tabuncic în anul 2005, scopul investigaţiilor constînd în verificarea siturilor deja cunoscute în literatura de specialitate şi descoperirea de noi obiective arheologi-ce. Rezultatele principale ale acestor cercetări de teren au fost prezentate de autori într-un raport ştiinţific pre-liminar, un exemplar al căruia a fost depus la primăria or. Ialoveni. Analiza detaliată a datelor şi materialelor arheologice obţinute a fost realizată în două articole (Vornic, Tabuncic 2006; Vornic, Tabuncic 2007).

Beneficiind de sprijinul acordat de Consiliul orăşe-nesc şi Primăria Ialoveni, în primăvara şi toamna anu-lui 2006 am continuat investigarea arheologică a aces-tei microzone geografice. Precizăm că în luna mai au fost întreprinse cercetări arheologice de suprafaţă, iar în lunile octombrie-noiembrie – atît periegheze, cît şi sondaje în unele staţiuni mai importante1. Sondajele au avut ca scop, pe de o parte, determinarea gradului de conservare a stratului arheologic şi stabilirea particu-larităţilor culturale ale staţiunilor, iar pe de altă parte, obţinerea de materiale caracteristice în vederea alcătu-irii unei colecţii muzeale privind arheologia şi istoria veche a localităţii Ialoveni.

În cele ce urmează prezentăm rezultatele sondajului documentar efectuat în obiectivul arheologic din punc-tul Ialoveni–Marginea de sud a oraşului. Staţiunea la care ne referim a fost semnalată prin recunoaşteri de suprafaţă de către Vlad Vornic şi Sergiu Tabuncic în primăvara anului 2005, cu care prilej au fost culese resturi ceramice datînd din prima epocă a fierului şi

perioada romană. Situl este situat pe terenurile aflate în proprietatea locuitorilor din capătul sudic al Ialove-nilor, lîngă podul din preajma unei staţii petroliere, în dreapta drumului ce duce spre satul Costeşti (fig. 1). În partea de sud staţiunea este delimitată de un pîrîiaş ce se varsă în Işnovăţ. Din punct de vedere topografic, aşezarea este amplasată pe un teren în pantă, înclinat spre sud şi sud-est. Fiind acoperită de grădinile şi gos-podăriile locuitorilor, dimensiunile aşezării nu au putut fi precizate. Avîndu-se în vedere importanţa ştiinţifică a vestigiilor materiale culese de la suprafaţa solului, în special a celor din epoca romană, se impunea o cerceta-re prin săpături pentru stabilirea stratigrafiei şi conţinu-tului complexelor de locuire ale acestei staţiuni.

Sondajul a fost executat pe un lot de pămînt în para-gină, destinat construcţiei individuale, avînd la supra-faţă rare fragmente de vase ceramice, lucrate cu mîna (fig. 5,3.6; 7,1.3.6) sau la roată (fig. 6,5.6.8). Iniţial s-a trasat o secţiune orientată NV–SV, cu dimensiunele de 8x2 m, împărţită în patru carouri de 4 m.p. fiecare (fig. 2-4). Ulterior, în scopul dezvelirii unor complexe şi recuperării anumitor obiecte, s-a recurs la adăugiri. Drept urmare, săpătura a atins suprafaţa de 44,5 m.p., avînd o formă neregulată, compusă din 11 carouri şi o mică casetă. Colţul de NV al parcelei săpate se afla la distanţa de 12 m spre SSV de o fîntînă, aparţinînd locuitorului Dumitru Chiriac.

Pămîntul din parcelă s-a scos cu hîrleţul în patru straturi succesive, cu grosimea de 0,2-0,25 m fiecare, ultimul strat, de control, fiind săpat în lutul viu. S-a dovedit că pînă la adîncimea de 0,35-0,45 m stratul de cultură a fost afectat de lucrările agricole, mai exact de fierul plugului modern.

Stratul I consta din pămînt de culoare cenuşiu-închi-să amestecat cu resturi vegetale, în care s-a descoperit următorul material arheologic: 31 de fragmente cera-mice provenind de la recipiente lucrate cu mîna (opt cioburi datînd din prima epocă a fierului, patru din perioada romană, nouă din epoca medievală timpurie [sec. VIII–IX] şi zece nedeterminate) (fig. 5,4; 7,3), 14 fragmente de vase lucrate la roată, de culoare cenuşie (fig. 6,1.3), cinci cioburi de vase lucrate din pastă fină roşiatică (fig. 7,10.11), 25 de fragmente de amfore ro-mane (fig. 6,7.9), 17 fragmente de oase de animale, 15 bucăţele de lut ars şi 25 de pietre neprelucrate de cal-car, dintre care unele cu urme de arsură. În carourile 2A şi 2B s-au găsit şi două fragmente de sîrmă de fier de origine recentă.

1 La cercetările de teren din toamna anului 2006 au participat şi arheologii Nicolai Telnov, Veaceslav Bikbaev şi Serghei Agulnicov.

Sondajul în obiectivul arheologic de la Ialoveni-Marginea de sud a oraşului

188

Stratul II prezenta un sol compact de granulaţie mică, de culoare cenuşie, amestecat cu resturi arheologice, şi anume: 60 de fragmente ceramice care provin de la recipiente lucrate cu mîna (dintre care zece au fost atri-buite epocii timpurii a fierului, şase perioadei romane, 14 epocii medievale timpurii, 30 rămînînd nedetermi-nate) (fig. 5,2; 7,2.4.5.8), 15 fragmente de vase lucrate la roată din pastă fină cenuşie (fig. 6,2), două cioburi de recipiente lucrate la roată din pastă fină roşiatică, 30 de fragmente de amfore (fig. 6,11.12), 32 de oase de animale, 69 de fragmente de lut ars şi 23 de pietre de calcar. În caroul 2A s-a găsit un cui de fier din epoca contemporană.

Stratul III consta, în partea superioară, din sol de cu-loare cenuşie, iar în cea inferioară din pămînt de culoa-

re brun-cenuşie, în care resturile de locuire se aflau, de asemenea, amestecate. Din acest strat s-a recuperat ur-mătorul material arheologic: 31 de fragmente de recipi-ente lucrate cu mîna (nouă hallstattiene, 12 medievale timpurii şi 11 nedeterminate) (fig. 5,1.5), 15 fragmente de vase lucrate la roată din pastă fină cenuşie, un ciob de vas lucrat la roată din pastă fină roşiatică, 12 frag-mente de amfore, 18 fragmente de oase de animale, 54 bucăţele de lut ars. În caroul 2C s-a mai găsit o plăcuţă de fier care pare să dateze din epoca contemporană.

Stratul IV era alcătuit în partea superioară din pămînt de culoare cafenie cu puţine materiale arheologice (20 de fragmente ceramice, dintre care 11 provenind de la vase modelate cu mîna (fig. 7,7), şase – de recipiente lucrate la roată din pastă cenuşie (fig. 6,4) şi trei de

Fig. 1. Poziţia geografică şi topografică a sitului Ialoveni-Marginea de sud a oraşului.

Vlad Vornic, Sergiu Tabuncic, Larisa Ciobanu, Ion Ursu, Vasile Iarmulschi

189

amfore romane (fig. 6, 10), un os şi şapte fragmente de lut ars), sub care, la adîncimea de 0,7–0,8 m, urma lutul galben steril.

În perimetrul carourilor 1B şi 2B, la adîncimea de 0,45–0,6 m de la suprafaţa actuală a solului s-a desco-perit o îngrămădire de pietre de formă neregulată, cu dimensiunele de cca 2×1,8 m, care reprezintă resturile prăbuşite ale unui cuptor (fig. 2-3). Aglomeraţia con-sta din pietre neprelucrate de calcar de dimensiuni di-ferite ce variază între 5×5×5 şi 20×25×20 cm, cele mai multe prezentînd urme clare de foc. După scoaterea pietrelor din partea superioară a aglomeraţiei s-a putut observa că unele lespezi s-au păstrat în poziţia lor iniţi-ală, fiind aşezate pe cant, pe laturile de vest, nord şi est ale cuptorului, în jurul lor punîndu-se, pentru consoli-dare, pietre mai mici. Printre pietre s-au descoperit 23 de fragmente ceramice (zece de vase lucrate cu mîna, trei de recipiente lucrate la roată din pastă fină cenuşie şi zece de amfore) (fig. 5,7-9), patru oase de animale, cîteva fragmente de lut ars, cenuşă şi mult cărbune.

Sub aglomeraţia de pietre, la adîncimea de 0,65–0,7 m de la nivelul actual de călcare a solului a apărut vatra cuptorului, care era în formă de potcoavă, cu dimensiu-nile de 0,8×0,65 m şi orientarea N–S, fiind realizată din-tr-o lipitură de lut, groasă de cca 2–3 cm. De jur-împre-jur, exceptînd latura sudică unde se afla gura cuptorului, vatra prezenta o mică gardină de lut. Pe vatră, care era puternic arsă (pe o adîncime de pînă la 10 cm), s-a sem-nalat cărbune şi multă cenuşă. La sud-vest de vatră, în imediată apropiere s-a găsit partea inferioară a unei oale lucrate cu mîna din pastă cu cioburi zdrobite în textură şi trei fragmente de la un vas de provizii cu pereţii groşi, modelat cu mîna dintr-o pastă poroasă, cu multă şamo-tă şi pietricele în compoziţie. Un ciob mic din peretele unui vas lucrat cu mîna s-a depistat şi sub lipitura vetrei, în stratul de pămînt ars la roşu. După caracteristicile pe care le prezintă, aceste recipiente aparţin culturii materi-ale din epoca medievală timpurie (sec. VIII).

În partea de vest dărîmăturile cuptorului suprapu-neau parţial o groapă (nr. 4).

În zonele de sud şi de vest ale parcelei, la adîncimea de 0,6-0,7 m de la suprafaţa actuală a solului, s-au descope-rit patru gropi de formă şi dimensiuni diferite (fig. 3).

Groapa 1 a fost depistată la adîncimea de 0,6-0,65 m de la nivelul actual de călcare a solului, în cuprinsul caroului 2A. Groapa avea formă de clopot, fundul al-biat, diametrul gurii de 1,6–1,8 m, diametrul maxim de 2 m şi adîncimea de 0,5 m de la nivelul identificării. S-a putut stabili că groapa a fost săpată de la nivelul solului cenuşiu, care este afectat de lucrările agricole. În pă-mîntul de umplutură a gropii s-au găsit patru fragmente atipice de vase modelate cu mîna, trei fragmente de vase lucrate la roată din pastă fină cenuşie, şase fragmente de

amfore romane, două fragmente de oase, 30 fragmente de lut ars, o lamă de silex, 13 pietre de calcar, dintre care unele trecute prin foc, iar spre fund, la adîncimea de 1,05 m de la suprafaţa solului actual – două piese de armură de fier, reprezentînd o apărătoare de mînă.

Groapa 2 a fost surprinsă la adîncimea de 0,6 m de la suprafaţa actuală a solului, în caroul 3A şi parţial 4A. Groapa avea forma circulară în plan, cu diametrul de 1,5 m, pereţii verticali, fundul drept şi se adîncea cu 0,26–0,28 m de la nivelul identificării. În pămîntul de umplutură a gropii, de culoare cenuşiu-brună, s-au gă-sit cinci fragmente atipice de vase lucrate cu mîna din pastă grosieră, un fragment din peretele unui recipient lucrat la roată din pastă fină cenuşie, şase fragmente de oase de animale, 12 bucăţele de lut ars şi cîteva pietre neprelucrate de calcar.

Groapa 3 (carourile 4A şi 5A) s-a identificat la adîn-cimea de 0,60–0,61 m, dar s-a putut stabili că porneş-te, ca şi groapa 1, din solul cenuşiu, deranjat de fierul plugului. Groapa avea forma unui clopot, fundul albiat, gura mai îngustă, cu diametrul de 1,35–1,4 m, şi baza mai largă, cu diametrul de 1,5-1,6 şi adîncimea de 0,5 m de la nivelul depistării. Conţinutul ei este foarte să-răcăcios şi se compune dintr-un fragment atipic de vas lucrat cu mîna şi patru bucăţi de lut ars.

Groapa 4 a fost depistată la adîncimea de 0,8 m de la nivelul actual de călcare a solului, în caroul 1C. Groapa avea formă cilindrică, cu diametrul de 1,2 m, fundul relativ drept şi adîncimea 0,2 m de la nivelul identificării. Umplutura gropii consta din pămînt de culoare cenuşiu-brună, care conţinea un fragment de amforă romană de import, un fragment de vas lucrat la roată din pastă fină roşiatică şi un fragment de lut ars. În partea de est groapa 4 a fost suprapusă de cîteva pie-tre cu urme de arsură ce provin din „pietrarul” dărîmat descris mai sus.

În peretele sudic din marginea de sud-est a parcelei (caroul 5A), la distanţa de 0,2 m spre vest de latura esti-că şi adîncimea de 0,65 m de la suprafaţa solului actual s-a depistat o piesă de fier, care s-a dovedit a fi un brăz-dar de plug (fig. 8), pentru a cărui dezvelire integrală s-a deschis o casetă de 0,5×0,4 m. Brăzdarul se afla în poziţie orizontală, cu bucşa deschisă în jos şi cu vîrful orientat spre SV. Lîngă brăzdar, la cca 0,15 m spre sud, s-a găsit un picioruş de amforă romană (fig. 7,9), iar în pămîntul de deasupra brăzdarului, la cca 0,5 m adînci-me, două fragmente din pereţii unui vas lucrat cu mîna din pastă grosieră, cu multă şamotă în structură.

***Complexele şi materialele arheologice descoperite în

cuprinsul parcelei cercetate şi la suprafaţa solului apar-ţin unor epoci diferite, după cum urmează:


190

Fig. 2. Ialoveni-Marginea de sud a oraşului. Planul săpăturii, adîncimea 0,4-0,5 m.


191

1. Cele mai vechi vestigii materiale semnalate aparţin culturii Chişinău–Corlăteni din perioada Hallstattului timpuriu. Notăm însă că acest orizont cultural este re-prezentat numai prin fragmente ceramice de dimensiuni mici şi puţin caracteristice. Nu este exclus chiar ca une-le din fragmentele ceramice lucrate cu mîna la care ne referim să dateze dintr-o perioadă mai tîrzie (sec. VII–IV î.e.n.?). Dintre fragmentele ceramice mai semnifi-cative menţionăm o margine uşor arcuită spre interior de la o cană(?) din pastă fină cu puţine cioburi pisate în compoziţie, de culoare brun-cărămizie (fig. 7,7), trei buze de vase cu pereţii verticali lucrat dintr-o pastă mai grosolană de culoare cenuşiu-cărămizie (fig. 7,3.8) şi un fund uşor profilat de castron(?) lucrat din pastă relativ fină, cu puţină şamotă în structură, de culoare cenuşiu-neagră în interior şi maronie la exterior (fig. 5,3).

Judecînd după materialul descoperit pînă acum, reie-se că locuirea din prima epocă a fierului a fost de scurtă durată şi nu s-a întins spre limita sudică a staţiunii, în zona unde s-a executat sondajul.

2. Următorul orizont cultural şi cronologic identificat este cel corespunzător epocii romane. Chiar dacă nu a putut fi delimitată din punct de vedere stratigrafic, lo-cuirea din această perioadă este clar documentată, fiind reprezentată atît prin complexe, cît şi prin materiale ar-heologice. În ceea ce priveşte complexele, aşezării din epoca romană pot fi atribuite două gropi, şi anume cele notate cu nr. 2 şi 4. Gropile erau de aceeaşi formă cilin-drică, cu diametrele de 1,5 şi, respectiv, 1,2 m şi aveau un conţinut extrem de sărăcăcios, compus din cîteva cioburi şi lut ars sau fragmente ceramice, oase, lut ars şi pietre. Pe baza fragmentelor ceramice descoperite în cuprinsul ei şi a poziţiei sale stratigrafice (era parţial suprapusă de resturile cuptorului de piatră din epoca medievală), groapa 4 poate fi atribuită locuirii din epo-ca romană cu mai multă certitudine, pe cînd încadrarea cronologică a gropii 3 este mai puţin sigură. Cît priveş-te destinaţia, după toate probabilităţile, complexele în discuţie au fost folosite la depozitarea proviziilor ali-mentare sau a resturilor menajere.

Inventarul arheologic atribuit orizontului cultural din epoca romană se reduce la cioburi şi resturi faunisti-ce. Ceramica cuprinde următoarele categorii: a) vase lucrate cu mîna; b) vase lucrate la roată din pastă fină cenuşie; c) vase lucrate la roată din pastă fină roşiatică şi d) amfore romane de import. Ţinem să subliniem însă că ceramica modelată cu mîna din epoca romană, pre-

zentînd puţine elemente caracteristice, este mai dificil de separat din întreaga masă a olăriei lucrate cu mîna descoperită în staţiune. Vasele lucrate cu mîna aparţi-nînd aşezării din epoca romană au fost modelate dintr-o pastă relativ densă, conţinînd în textură şamotă. Cu-loarea vaselor este brun-cărămizie sau brun-cenuşie pe cele două feţe şi cenuşiu-negricioasă în secţiune, ceea ce dovedeşte o ardere incompletă şi neuniformă. Singura formă de vas identificată este oala. Între puţinele frag-mente de vase modelate cu mîna atribuite epocii roma-ne se remarcă o buză înaltă, înclinată în afară, cu margi-nea tăiată oblic, prezentînd alveole pe latura exterioară drept ornament (fig. 7,1). Oale întregi sau fragmentare cu buze asemănătoare, uneori crestate, s-au semnalat în unele staţiuni „de tip Etulia” din sudul spaţiului pruto-nistrean (Щербакова 1988, 92.93, рис. 1; 2; Фокеев 2002, 393-396). Analogii relativ apropiate pentru acest tip de oală se cunosc şi în aşezările din epoca romană de la Pruteni (Vornic ş.a. 2007a, 76, fig. 99A,7) şi Speia-Hişcovo (Postică 1996, 267.268, fig. 3,1-3)2.

Ceramica cenuşie de tehnică superioară este repre-zentată prin 62 de fragmente, dintre care tipice sînt doar şapte (o buză, patru torţi şi două funduri). Vasele din aceasta categorie erau lucrate cu roata rapidă dintr-o pastă fină, fără sau cu puţin nisip mărunt în compoziţie, şi arse inoxidant în cuptoare perfecţionate. Unele cio-buri prezintă pete de culoare cărămizie, ceea ce denotă o ardere secundară. Majoritatea fragmentelor caracte-ristice aparţin unor vase înalte cu torţi: amfore şi/sau căni. Torţile acestor recipiente erau modelate din benzi late, cu una sau două şănţuiri longitudionale pe latura exterioară (fig. 6,2.5.6). Unicul fragment de margine de vas cenuşiu descoperit în aria săpată provine de la o amforă sau cană, cu gura avînd diametrul de cca 15 cm, gîtul cilindric şi buza îngroşată cu o canelură la interior (fig. 6,1). Tot unei amfore sau căni pare să aparţină şi un fragment de fund profilat, pe suport inelar (fig. 6,3). Un alt fragment de fund inelat însă provine de la un recipient cu pereţii evazaţi, probabil castron (fig. 6,4). Analogii apropiate tipologic şi geografic pentru aceste forme de vase se găsesc în aşezările dacilor liberi de la Pruteni (Telnov ş.a. 2003) şi Odaia (Vornic ş.a. 2006), precum şi în staţiunile ,,de tip Etulia” şi „de tip Molo-ga II” din sudul spaţiului pruto-nistrean (Щербакова 1988; Малюкевич, Гудкова 1999; Гудкова 1999). No-tăm, de asemenea, că amforele, cănile şi castroanele cenuşii de tehnică superioară sînt bine documentate în

2 Arheologul care a publicat descoperirile la care ne referim le-a atribuit culturii Costişa-Botoşana-Hansca din epoca medievală timpurie. În opinia noastră însă, vestigiile materiale de la Speia–Hişcovo se datează mai curînd în epoca romană (sec. III e.n.), după cum consideră şi A.V. Gudkova (Гудкова 1999, 272-273).


192

Fig. 3. Ialoveni-Marginea de sud a oraşului. Planul săpăturii, adîncimea 0,6-0,7 m.


193

complexele faciesului cultural Poieneşti–Vârteşcoi din spaţiul est-carpatic, facies atribuit de cei mai mulţi spe-cialişti carpilor (Bichir 1973).

În comparaţie cu ceramica cenuşie, cea roşiatică este mult mai puţină, descoperindu-se doar 10 cioburi mici ce provin de la trei-patru vase. Recipientele au fost lucrate dintr-o pastă fină ce conţinea ca ingrediente firicele de nisip şi paiete de mică şi au fost acoperite cu vopsea roşie sau vişinie de calitate inferioară, de la care s-au păstrat doar urme. Arderea vaselor a fost re-alizată în cuptoare cu reverberaţie la roşu-cărămiziu, adică oxidant, dar nu întotdeauna complet, pe toată grosimea pereţilor. Astfel, un vas, din care s-au găsit trei fragmente, datorită arderii incomplete, a căpătat la exterior culoare roşie, iar la interior o nuanţă cafeniu-cenuşie (fig. 7,11). Repertoriul ceramicii fine roşiatice este sărac, limitîndu-se la castroane şi căni(?). Castroa-nele sînt documentate printr-un singur fragment aparţi-nînd unui vas de formă relativ tronconică, cu marginea îngroşată arcuită spre interior (fig. 7,10). Cît priveşte cana, această formă este sugerată de cîteva fragmente provenind de la un vas cu corpul rotunjit, decorat cu striuri fine orizontale neregulate (fig. 7,11). O analogie exactă pentru acest din urmă recipient se găseşte în aşe-zarea dacică de epocă romană de la Odaia (Vornic ş.a. 2006, 356.358, fig. 4,19). Tot la Odaia se cunoaşte şi un corespondent apropiat castronulului tronconic cu buza îndoită spre interior (ibidem, fig. 4,1), tip de vas care este bine reprezentat în comlexele sarmatice şi atestat în unele obiective „de tip Etulia” şi Sântana de Mureş (Vornic, Ciobanu 2007, 175, fig. 5,11.13.15-17).

În ceea ce priveşte provenienţa ceramicii fine roşi-atice de la Ialoveni, procentul extrem de mic, factura, tipologia şi urmele de vopsea roşie de pe unele cioburi dovedesc că vasele din această categorie nu au fost produse pe loc, ci fabricate în ateliere de olărie provin-cial-romane sau romano-„barbare”.

O altă grupă de vase romane de import documentate în staţiunea de la Ialoveni-Marginea de sud a oraşu-lui o constituie amforele. Dar, după cum rezultă din descoperirile făcute pînă acum, recipientele romane de transport, care erau amforele, au fost folosite într-o proporţie mult mai mare faţă de vasele fine roşiatice de uz casnic. Notăm că în timpul cercetărilor din toamna anului 2006, din cuprinsul săpăturii şi de la suprafaţa solului s-au recoltat 91 de fragmente de amfore, ceea ce reprezintă cca 56% din totalul cioburilor lucrate la roată. Bineînţeles, nu excludem că investigaţiile viitoa-re ar putea să ducă la modificarea acestui procentaj. Trebuie remarcat însă că situaţia constatată la Ialoveni este foarte asemănătoare cu cea atestată la Odaia şi în obiectivele „de tip Etulia” din zona Bugeacului, la fel ca şi în aşezarea sincronă de la Speia–Hişcovo de pe

malul stîng al Nistrului, unde materialul amforic alcă-tuieşte un procent destul de ridicat.

Referitor la tipologia amforelor descoperite la Ialo-veni se pot face puţine aprecieri, deoarece materialul ceramic de care dispunem este redus cantitativ şi ex-trem de fragmentat. Majoritatea cioburilor provin de la amfore cu gîtul îngust şi înalt, lucrate din pastă nisi-poasă de culoare alburie sau roz-gălbuie (fig. 6,7.9-12). După cum se ştie însă, grupa de amfore cu gîtul îngust nu este unitară, ci cuprinde cîteva tipuri/variante ce se datează diferit. În ce priveşte fragmentele de amfore recuperate de noi, ele par să aparţină tipurilor C (Nea-polis) şi D (Tanais) după clasificarea lui D. Šelov, data-te: primul – în secolul II, al doilea – în secolul III e.n. (Шелов 1978, 18.19; Şovan, Şadurschi 1981, 54.55). Ambele tipuri/variante sunt bine documentate atît în mediul dacilor liberi, cît şi în complexele sarmatice din regiunea carpato-nistreană.

Alte două tipuri de amfore atestate la Ialoveni sînt prezente doar prin cîte un fragment. Un ciob reprezintă un picioruş cilindric, înalt şi îngust, cu baza rotunjită, de la o amforetă(?) lucrată dintr-o pastă relativ fină, cu particule cafenii în compoziţie, de culoare roşiatică la exterior şi brun-cenuşie în interior (fig. 7,9). Al doilea fragment este un rest de toartă masivă, circulară în secţi-une, de la o amforă modelată dintr-o pastă destul de fină şi arsă la roşu, dar incomplet, miezul rămînînd cenuşiu (fig. 6,8). Deşi este cert că aceste fragmente aparţin unor amfore de forme diferite, precizarea tipurilor în care se încadrează este pentru moment extrem de dificilă.

Puţinele resturi de cultură materială prezentate mai sus, în lipsa unor elemente sigure de datare, nu pot fi încadrate din punct de vedere cronologic decît în limite largi, şi anume: a doua jumătate a secolului II – sfîrşitul secolului III e.n. În ce priveşte atribuirea etno-culturală, bazîndu-ne pe caracteristicile ceramicii şi pe analogii, credem că această aşezare a aparţinut unei comunităţi de daci liberi aflaţi în strînse legături cu lumea romană.

3. Sondajul executat în staţiunea de la Ialoveni-Marginea de sud a oraşului a relevat prezenţa în acest punct şi a unor urme de locuire din perioada medievală timpurie (sec. VIII), urme care, din păcate, n-au pu-tut fi identificate prin cercetările de suprafaţă efectua-te anterior. Aşezării medievale îi corespund un cuptor de piatră distrus, mai multe cioburi de vase şi oase de animale. Cuptorul a fost descris detaliat la pag. 189, de aceea nu mai insistăm asupra lui. Amintim doar că complexul reprezenta o instalaţie de foc construită din pietre de calcar de mărimi diferite, avînd vatra de for-mă aproximativ ovală, realizată din lipitură de lut. Ţi-nînd cont de faptul că baza vetrei cuptorului se afla la o adîncime de 0,7 m de la suprafaţa solului actual, nivel în care aproape pe întreaga parcelă cercetată s-au găsit


194

Fig. 4. Ialoveni-Marginea de sud a oraşului. Profile ale secţiunii.


195

Fig. 5. Ialoveni-Marginea de sud a oraşului. Ceramică lucrată cu mîna.


196

Fig. 6. Ialoveni-Marginea de sud a oraşului. Ceramică lucrată la roată din pastă fină cenuşie (1–6) şi romană de import (7–12).


197

vestigii arheologice, presupunem că acest „pietrar” a fost construit în aer liber, dar nu în interiorul unei lo-cuinţe. Cuptoare de piatră asemănătoare amenajate la suprafaţa solului, în spaţiile dintre locuinţe, se cunosc în mai multe aşezări medievale timpurii datate în seco-lele VI–VII sau VIII–IX din spaţiul est-carpatic, cum ar fi cele de la Spinoasa (Niţu ş.a. 1959, 555), Hansca şi Trebujeni–Scoc (Corman 1998, 26-28).

Materialul ceramic corespunzător orizontului cultu-ral medieval timpuriu este documentat prin cca 50 de cioburi şi jumătatea inferioară a unui vas, descoperite în dărîmăturile cuptorului şi în stratul arheologic. Toată ce-ramica este lucrată exclusiv cu mîna, dar nu din acelaşi fel de pastă. O parte din vase, mai puţine la număr, au

fost modelate dintr-o pastă grosieră, extrem de rudimen-tară, conţinînd granule de calcar, şamotă şi alte impuri-tăţi. Din cauza topirii calcarului în timpul arderii vaselor, ceramica din această grupă prezintă numeroşi pori atît pe suprafaţa exterioară, cît şi pe cea interioară. Dintre puţinele cioburi de vase poroase pe care le posedăm, se remarcă cîteva fragmente din corpul unui recipient gro-solan de dimensiuni mari (probabil un vas de provizii), avînd pereţii groşi, pe care se observă amprente de ţe-sătură. Notăm, de asemenea, un fund plat provenind de la o oală de dimensiuni mijlocii, modelată dintr-o pastă extrem de friabilă de culoare brun-cărămizie (fig. 5,8).

O altă grupă de vase au fost lucrate din pastă mai densă, avînd în compoziţie cioburi pisate şi puţine alte

Fig. 7. Ialoveni-Marginea de sud a oraşului. Ceramică lucrată cu mîna (1–8) şi romană de import (9–11).


198

3 Notăm că piesa respectivă a fost publicată recent şi într-un alt articol (Vornic ş.a. 2007).4 Deocamdată, în regiunile de la est şi nord-est de Carpaţi, cunoaştem un singur brăzdar cu manşon datînd din sec. II–III e.n.

Piesa a fost descoperită în aşezarea de tip Lipica de la Majdan Gologirskij şi este, după cît se pare, un articol de import adus din provincia romană Dacia (Ioniţă 1997, 887.897, Abb. 5,20).

ingrediente, lipsind însă calcarul. Ele sînt lucrate ceva mai îngrijit şi acoperite cu angobă, pe ambele suprafeţe sesizîndu-se urme clare de netezire cu peria(?). Reperto-riul formelor din această grupă cuprinde numai oale de dimensiuni medii. După maniera de modelare a margi-nii, putem deosebi două variante: oala cu buza îngroşată, răsfrîntă, decorată cu alveole (fig. 5,1) şi oala cu margi-nea subţiată, uşor înclinată în afară (fig. 7,2). De remar-cat că vasele nu au nici un ornament pe corp. De ase-menea, trebuie relevată constatarea că fundurile acestor recipiente prezintă o tendinţă de subţiere (fig. 5,7.9).

Fără excepţie, arderea vaselor s-a făcut neuniform şi incomplet, iar unele fragmente au semne de ardere se-cundară. Ca urmare a unei astfel de arderi, realizată în cuptoare simple, gropi sau vetre, recipientele au dobîn-dit o culoare brun-cărămizie ori brun-cenuşie la exteri-or şi brun-cenuşie sau cenuşiu-negricioasă în interior.

Tipurile de vase prezentate mai sus îşi găsesc asemă-nări apropiate, ca pastă, tehnică de lucru şi forme, în ceramica descoperită în aşezările aşa-numitei culturi Hlincea, datată în general în secolele VIII-IX. Lipsa printre materialele de la Ialoveni a ceramicii lucrate la roată, ca şi a castroanelor şi a tipsiilor modelate cu mîna pledează pentru datarea aşezării, mai exact a ves-tigiilor arheologice descoperite, într-o fază timpurie a acestei culturi, probabil în prima jumătate a secolului VIII (Postică 1994, 63.92; Тельнов 2001–2002, 239; Musteaţă 2005, 127.128).

4. Spre deosebire de primele trei orizonturi culturale şi cronologice documentate în staţiunea de la Ialoveni-Marginea de sud a oraşului, al patrulea şi în acelaşi timp ultimul orizont nu a fost identificat prin ceramică, ci prin obiecte lucrate din fier, şi anume un brăzdar de plug şi două piese de armură reprezentînd o apărătoare de braţ. În stadiul actual al cercetării, problema datării orizontului cultural respectiv nu poate fi rezolvată decît în funcţie de încadrarea cronologică a brăzdarului şi a pieselor de armură. De aceea, în continuare vom pre-zenta şi analiza caracteristicile, tipologia, funcţionalita-tea şi, în ultimă instanţă, cronologia acestor artefacte.

Brăzdarul3 (fig. 8) este asimetric, cu lama de formă aproximativ triunghiulară, avînd umărul drept mai evidenţiat, vîrful ascuţit, puţin îndoit în jos, latura din dreapta (de tăiat) ascuţită, iar cea din stînga uşor îngro-şată, cu bucşa deschisă, mai îngustă decît lama. Piesa a fost confecţionată din două plăci de fier, parţial supra-puse şi sudate prin forjare aproximativ pe linia axului longitudinal, fiind întărită adăugător cu o plăcuţă de fier

(5,5×2,5 cm), sudată transversal pe partea exterioară a bucşei. Pentru rezistenţă, în partea interioară, pe laturi-le uşor arcuite ale lamei, s-au prins, tot prin sudură, cîte o bandă de fier, late de 4,5 şi, respectiv, 2,5 cm. O altă placă mică de fier, lungă de 11 cm şi lată de 1,3-3 cm, este aplicată şi pe partea exterioară, pe marginea laturii stîngi. După cîte se pare însă, această bandă, precum şi o altă mică sudură dinspre vîrful brăzdarului, este rezultatul unei/unor reparaţii. În partea stîngă, lama brăzdarului are o perforaţie de formă neregulată, cu dimensiunile de 7×1-2 cm, rezultată din uzură. Piesa a fost întrebuinţată probabil o perioadă îndelungată, do-vadă a utilizării intense servind şi semnele loviturilor de ciocan de pe marginea superioară a bucşei, prin care brăzdarul se fixa şi se scotea de pe plaz. Este important de consemnat că în momentul descoperirii piesa con-ţinea în interiorul bucşei resturi de lemn putrezit pro-venind de la talpa plugului. Brăzdarul are următoarele dimensiuni: lungimea totală 31,3 cm, lăţimea maximă 22,4 cm, lungimea bucşei 6 cm, înălţimea bucşei 5,8 cm, lăţimea bucşei 18 cm, deschiderea bucşei 12 cm, lungimea aripei drepte 4,5 cm, lungimea aripei stîngi 0,6 cm. Greutatea brăzdarului este de 3,2 kg.

Piesa descrisă în rîndurile de mai sus a fost găsită în partea inferioară a stratului arheologic, la o adînci-me de cca 0,65 m, în imediata ei apropiere aflîndu-se un picioruş de amforă romană, iar în solul de deasupra – două cioburi de vase lucrate cu mîna din pastă cu şamotă în textură, aparţinînd probabil orizontului cul-tural din sec. VIII-IX e.n. Prin forma şi dimensiunile pe care le prezintă însă, obiectul la care ne referim nu poate fi legat nici de nivelul de locuire din perioada romană, nici de orizontul cultural din epoca medievală timpurie.

După cum se ştie, în epoca romană (sec. II–III e.n.) dacii liberi din spaţiul est-carpatic au folosit cu precă-dere brăzdarele în formă de lingură de tradiţie La Tène (Bichir 1973, 45; idem 1994, 46), pe cînd geto-dacii din Muntenia, datorită legăturilor mai strînse întreţinute cu lumea romană, au utilizat brăzdarele cu manşon de tip roman, piese care prin caracteristicile lor tehnico-func-ţionale erau superioare celor dacice (Bichir 1984, pl. VIII, 1; idem 1994, 46, 47; Olteanu 1997, 68)4.

În regiunea carpato-nistreană brăzdarul cu manşon de factură romană se va generaliza în perioada culturii Sântana de Mureş (sec. IV e.n), perioadă cînd influ-enţa romană se extinde tot mai mult în această zonă, dominată militar şi politic de goţi, în calitatea lor de


199

5 În perioada sovietică satul Zăicana (r. Criuleni) s-a numit Zagaicani, nume prin care localitatea s-a şi înscris în literatura arheologică.

6 Cei mai mulţi dintre cercetători consideră plugul drept unealtă complexă care răscoleşte şi răstoarnă pămîntul în brazde, avînd drept accesorii caracteristice brăzdarul asimetric, cormana unilaterală şi cuţitul sau fierul care taie pămîntul, roţile nefiind neapărat necesare. Un număr mai redus de savanţi, printre care şi ilustrul slavist L. Niederle, socot ca element definitoriu al plugului cormana unilaterală (Нидерле 1956, 311-313; Краснов 1987, 126-133.159-161), iar alţi specialişti - cuţitul lung de fier (Федоров 1960, 204.205; Довженок 1961, 72), fără să insiste şi asupra formei brăzdarului. În ce ne priveşte, susţinem opinia care a întrunit adeziunea majorităţii cercetătorilor, deoarece prezenţa răsturnătoarei din lemn la vechile unelte de arat de la care s-au păstrat doar părţile metalice nu poate fi dovedită pe baza brăzdarului simetric, ci numai a celui asimetric. În ce priveşte cuţitul lung, s-a demonstrat fără putinţă de tăgadă că acest accesoriu a existat şi la unele tipuri de aratre perfecţionate (Mihail 1981, 49; Краснов 1987, 104). În acest context, consemnăm că în literatura istorico-arheologică românească termenul plug se utilizează destul de frecvent şi cu sensul său larg, care desemnează orice unealtă cu tracţiune animală folosită la prelucrarea solului. Totodată, este de menţionat că termenul latin aratru, cu semnificaţia de unealtă mai rudimentară ca plugul propriu-zis, nu s-a păstrat în limba vorbită românească decît într-o singură regiune locuită de români, şi anume în zona Munţilor Apuseni (Pascu 1962, 20).

7 Consemnăm că, deşi autorii descoperirilor de la Elizavetovca au publicat brăzdarul, împreună cu alte materiale, ca provenind dintr-o aşezare de tip Sântana de Mureş–Černjahov (Городенко, Ткачук 1990, 252-255, рис. 1,1), ulterior I. Tentiuc şi Gh. Postică au datat piesa respectivă în perioada medievală: fie în sec. XI–XIII (Tentiuc 1996, 60), fie în sec. X-XI (Postică 1999, 272), fără a se aduce însă argumente în sprijinul acestor încadrări cronologice.

8 Adoptarea plugului de către triburile slave din Europa Centrală încă din prima jumătate a sec. IX a fost presupusă mai demult de M. Beranova pe baza unor brăzdare uşor asimetrice de dimensiuni mici şi a unor cuţite lungi de fier semnalate în complexe arheologice datînd din această perioadă (apud Kudrnač 1961, 226). Subliniem însă că părerea lui M. Beranova, nefiind întemeiată pe descoperiri edificatoare, nu s-a putut impune.

9 Supoziţia că brăzdarul de formă triunghiulară, cu bucşa largă de la Bakota ar fi de tip slav (Postică 1999, 272.273) este mai greu de acceptat, deoarece piesa respectivă îşi găseşte analogii directe printre antichităţile din sec. I–IV e.n. semnalate atît în cuprinsul unor provincii romane, cît şi în barbaricum (Corman 1998, 30; Магомедов 2001, 89.282, рис. 81,3-5).

federaţi ai Imperiului roman (Bichir 1994, 46.47; Ioni-ţă 1994, 110.114-116; Olteanu 1997, 69-71). Judecînd după formele pe care le prezintă, brăzdarele din mediul culturii Sântana de Mureş provin de la tipuri de unelte de arat diferite. Astfel, unele piese de formă simetri-că cu bucşa deschisă, mai lată decît partea de tăiat, au aparţinut probabil unor aratre fără plaz. Alte brăzdare, tot simetrice, dar cu umerii lamei reliefaţi, provin de la unelte de tipul aratrului cu plaz, cu randament mai mare, terenul lucrat fiind afînat în întregime, şi nu par-ţial ca în cazul aratrului fără plaz (Ioniţă 1966, 217). În ce priveşte ipoteza precum că unele brăzdare uşor asimetrice, cum este cel de la Zăicana5, ar proveni de la pluguri6, instrumente care taie şi răstoarnă pămîntul în brazde (Рикман 1975, 125.126; Bichir 1994, 47), faptul este mai greu de dovedit în baza descoperirilor făcute pînă în prezent. Mai curînd, piesele respective, a căror asimetrie este fie întîmplătoare, fie datorată uzu-rii, au aparţinut unor aratre cu plaz obişnuite (Краснов 1971, 8; Neamţu 1975, 68). Referitor la brăzdarele de provenienţă sau de influenţă romană din cuprinsul cul-turii Sântana de Mureş, este important de notat şi faptul că ele sînt în general de dimensiuni reduse, lungimea lor variind între 12,5 şi 16 cm, iar lăţimea între 7 şi 9,5 cm. Brăzdarele de mărime medie sau mare, cum este piesa de la Ialoveni, lipsesc cu desăvîrşire dintre antichităţile acestei culturi, exemplarul cel mai mare cunoscut de noi - descoperit la Elizavetovca - avînd doar 16 cm lungime şi 9,5 cm lăţime7.

Din datele prezentate reiese cu claritate că brăzda-rul descoperit la Ialoveni nu-şi găseşte analogii direc-

te printre piesele similare folosite în epoca romană, el provenind de la o unealtă mult mai perfecţionată şi mai productivă, şi anume de la plugul cu cormană unilatera-lă. În pofida menţiunilor unor autori antici despre între-buinţarea în agricultura romană a unor unelte de arat de tipul plugului, arheologia nu a putut aduce deocamdată dovezi peremptorii care să demonstreze existenţa plu-gului propriu-zis încă din antichitate (Краснов 1971, 3-11; idem 1987, 124-126; Neamţu 1975, 112-115). De altfel, dacă judecăm după tipurile de brăzdare descope-rite pînă acum, instrumentul de arat cu elemente şi dis-pozitive asimetrice, care este plugul, nu a existat nici în perioada medievală timpurie, această inovaţie tehnică făcîndu-şi apariţia în spaţiul Europei central-răsărite-ne şi de sud-est, după părerea celor mai mulţi specia-lişti, abia la finele sec. XIII – sec. al XIV-lea (Нидерле 1956, 314; Kочин 1965, 47; Чернецов 1972, 75-77; Mihail 1981, 47-57; Полевой 1985, 66-90; Краснов 1987, 53.152; Spinei 1994, 247).

Opinia exprimată de curînd, potrivit căreia popula-ţia din spaţiul pruto-nistrean ar fi început să utilizeze plugul prevăzut cu brăzdar asimetric „nu mai tîrziu de secolul al IX-lea” (Musteaţă 2005, 56) nu are suport în datele arheologice8. După cum se cunoaşte, în aşezări-le medievale timpurii datînd din sec. V-VII sînt docu-mentate doar brăzdare cu manşon de formă simetrică relativ mici, legate genetic de cele din epoca romană (Corman 1998, 30.31; Postică 1999, 272.273)9. În mod evident, piesele respective nu pot proveni decît de la unelte de tipul aratrului. Ceva mai evoluate sînt brăz-darele simetrice descoperite în cetăţuile de la Revno


200

(Михайлина, Тимощук 1983, 211, рис. 4,15) şi Echi-măuţi (Федоров 1974, 114.115, рис. 35,5), piese atri-buite de unii cercetători sec. VIII–IX (Musteaţă 2005, 55) sau sec. XI–XIII (Tentiuc 1996, 60), dar care se datează mai degrabă în secolul X. După toate probabi-lităţile, aceste două brăzdare aparţin unor aratre cu plaz perfecţionate, însă cu siguranţă ele nu provin de la nişte pluguri evoluate sau grele10, după cum cred unii specia-lişti (Postică 1999, 273). În aceeaşi ordine de idei, con-siderăm necesar să subliniem şi faptul că brăzdarele de fier se întîlnesc extrem de rar în complexele medievale timpurii, ceea ce înseamnă că arătura cu ajutorul aratru-lui, cu sau fără plaz, în perioada respectivă era departe

de a fi generalizată. Pornind de la numărul foarte redus al brăzdarelor de fier descoperite, s-a presupus cu jus-tificat temei că în aceeaşi perioadă la afînarea solului erau folosite şi alte instrumente, mai primitive, lucrate exclusiv din lemn (eventual şi corn), fără componente metalice (Neamţu 1966, 294; Полевой 1985, 76; Pos-tică 1999, 272). În lumina datelor prezentate, ipoteza despre introducerea în agricultura practicată în zona pruto-nistreană a uneltei de arat de tipul plugului încă din sec. IX apare fără nici o acoperire, de aceea trebuie respinsă11. Totodată, din aceleaşi informaţii arheologi-ce reiese limpede că brăzdarul de plug de la Ialoveni nu poate aparţine în nici un caz orizontului cultural din epoca medievală timpurie documentat în punctul Mar-ginea de sud a oraşului, ci unei perioade mai tîrzii.

Referitor la brăzdarele de fier de la uneltele de arat utilizate pe parcursul sec. IX–XIII, trebuie subliniat că ele cunosc o evoluţie tipologică ascendentă, modifi-cîndu-se atît dimensiunile, cît şi forma lor. Astfel, în arealul culturii balcano-dunărene (=Dridu) din sec. IX – prima jumătate a sec. XI avem documentate brăzda-re cu manşon de formă simetrică sau uşor asimetrică, de dimensiuni medii şi mari, lucrate dintr-o singură foaie metalică, avînd laturile lamei întărite uneori cu benzi sudate12 (Comşa, Constantinescu 1969, 425-434, fig. 2,4-10; Teodor 1978, 108.109, fig. 25,5.6; Полевой 1985, 76-80; Canache, Curta 1994, 179-217; Paragi-nă 2002, 50-51; Атанасов 2000, 183-204). Evident, piesele respective sînt mai evoluate decît exemplarele datînd din perioada anterioară, ceea ce înseamnă că au aparţinut unor unelte mai perfecţionate şi mai produc-tive. Bazîndu-se pe forma uşor asimetrică a anumitor brăzdare, unii specialişti consideră chiar că la cumpăna dintre mileniile I şi II în ţinuturile carpato-dunărene a apărut şi plugul patrulater propriu-zis, prevăzut cu brăzdar asimetric, cuţit, cormană şi avantren (Neam-ţu 1975, 69.70.118; Mihail 1981, 56; Olteanu 1997, 78-79). Pe baza datelor actuale însă, această părere nu poate fi acceptată. După cum am mai menţionat, cei mai mulţi cercetători susţin opinia potrivit căreia in-troducerea brăzdarelor asimetrice în estul şi sud-estul

10 După Gh. Fedorov, autorul cercetărilor de la Echimăuţi, unui plug greu destinat aratului suprafeţelor de pămînt dur, neprelucrat, ar fi aparţinut cuţitul lung de fier găsit în această aşezare de factură slavă, pe cînd brăzdarul ar fi provenit de la o unealtă mai uşoară, folosită la prelucrarea terenurilor deja desţelenite (Федоров 1953, 122). În opinia noastră, nu numai brăzdarul, ci şi fierul lung provine de la o unealtă de tipul aratrului, unealtă care, evident, putea fi utilizată şi la lucrarea terenurilor necultivate.

11 De altfel, nejustificată este şi aserţiunea precum că pentru perioada medievală timpurie (sec. V-XIII) în spaţiul pruto-nistrean avem atestat arheologic plugul propriu-zis prevăzut cu brăzdar asimetric şi cormană (Postică 1999, 272). Ţinem să subliniem că brăzdarele de fier de tip asimetric, pe baza cărora se poate postula existenţa plugului, lipsesc cu totul dintre descoperirile arheologice medievale timpurii din regiunea pruto-nistreană.

12 Întrucît are un caracter atipic, nu avem siguranţa că piesa de la Giurgiuleşti (Postică ş.a. 1999, 281.295, fig. 4,8) reprezintă un brăzdar. Trebuie să relevăm totodată că, exceptînd această piesă, în aşezările de tip Dridu din spaţiul pruto-nistrean nu s-au descoperit deocamdată alte brăzdare de fier.

Fig. 8. Ialoveni-Marginea de sud a oraşului. Brăzdar de fier.


201

13 Pentru denumirea acestui tip de instrument de arat în literatura arheologică de limbă rusă mai recentă se utilizează tot mai frecvent termenul plužnoe ralo, termen care a fost folosit pentru prima oară de cercetătorul polonez W. Hensel (apud Полевой 1985, 71; Атанасов 2000, 203). Arheologul chişinăuean Gh. Postică numeşte acest tip de unealtă plugniţă (Postică 2006, 102.103), noţiune care, din cîte ştim, nu a mai fost întrebuinţată în literatura de specialitate românească şi străină.

14 O situaţie cvasiidentică se constată şi în spaţiul dintre Carpaţii Meridionali şi Dunărea Inferioară, unde, actualmente, printre descoperirile arheologice datate în sec. XI–XIII brăzdarele de fier lipsesc (Ioniţă 2005, 99-101).

15 Opinia că brăzdarul de la Bâtca Doamnei-Piatra Neamţ ar fi de tip asimetric (Tentiuc 1996, 61) nu corespunde realităţii. Menţionăm de asemenea că în staţiunea respectivă (pentru care în literatura arheologică s-a folosit mai frecvent denumirea prescurtată Bâtca Doamnei) s-a găsit un singur brăzdar de fier, şi nu două exemplare, după cum au considerat greşit unii specialişti (ibidem).

Europei, inclusiv în teritoriile româneşti, s-a petrecut într-o perioadă mai tîrzie, şi anume în sec. XIV–XV. În ce priveşte uşoara asimetrie a unor brăzdare din vremea culturii Dridu, ca şi a altor piese similare din perioada anterioară şi următoare, corespunzătoare se-colelor XI–XIII, s-a arătat că ea se datorează neîndemî-nării fierarilor sau unor condiţii deosebite de folosire a aratrului şi deci de tocire a lor, şi nu unei inovaţii de-liberate (Полевой 1985, 77; Краснов 1987, 103.104; Spinei 1994, 247).

Judecînd după forma şi dimensiunile brăzdarelor, uneltele de arat folosite în secolele X-XI nu erau iden-tice. Opinia că toate brăzdarele descoperite în com-plexele din sec. IX–XI, indiferent de mărimea lor, ar proveni de la aratre prevăzute cu cormană de lemn (Полевой 1985, 78-79), nu credem că reflectă situaţia reală. După cîte se pare, brăzdarele de dimensiuni mari, cum sînt spre exemplu cele de la Pogoneşti, Mănăstirea şi Grumezoaia, au aparţinut unor aratre grele prevăzute cu una sau două cormane, cuţite de fier şi, eventual, roţi, iar piesele mai mici provin de la aratre cu plaz de construcţie mai simplă, cu rentabilitate economică scăzută. Dum cum s-a remarcat, aratrul greu prevăzut cu brăzdar simetric sau uşor asimetric şi cu cormană de lemn poate tăia şi parţial răsturna brazda de pămînt, re-prezentînd unealta tranzitorie de la aratru la plugul pro-priu-zis prevăzut cu brăzdar asimetric13. Este interesant să consemnăm că în Polonia aratrul greu cu cormană, cunoscut cu numele plużyca, s-a utilizat pînă în anii 60 ai secolului trecut (Neamţu 1966, 302.304). În literatu-ra etnografică românească unealta de acest tip prevă-zută cu cormană schimbătoare este denumită plug de coastă sau plug de două brazde (Полевой 1985, 79), pe teritoriul actual al Moldovei ea fiind folosită pînă în pragul secolului XX (Демченко 1967, 61).

Unei unelte de tipul plugului de coastă a aparţinut probabil şi brăzdarul recuperat din aşezarea fortificată de la Bâtca Doamnei (Piatra Neamţ), care datează din ultima parte a sec. XII şi primele patru decenii ale se-colului următor (Spinei 1994, 112.113). Subliniem că piesa de la Bâtca Doamnei prezintă un interes deosebit

pentru cunoaşterea evoluţiei instrumentelor de arat în spaţiul de la est de Carpaţi în primele secole ale mile-niului al II-lea, deoarece pînă în prezent în această zonă nu s-au mai semnalat alte brăzdare datate cert în sec. XII–XIII14. Brăzdarul la care ne referim este de formă simetrică15, cu manşonul lung şi umerii lamei proemi-nenţi, avînd lungimea de 20 şi lăţimea maximă a lamei de 15,7 cm. El a fost confecţionat din două plăci de fier sudate între ele aproximativ pe linia axului longitudi-nal, fiind întărit cu benzi de fier prinse pe centrul piesei şi pe marginile lamei (Neamţu 1966, 301, fig. 6; Spinei 1994, 117, fig. 14,12.13). Deşi nu se evidenţiază ca mă-rime, brăzdarul de la Bâtca Doamnei este mai evoluat în raport cu piesele similare din perioadele anterioare, care sînt lucrate, fără nici o excepţie, dintr-o singură foaie metalică. Judecînd după forma lăţită pe care o prezintă şi ţinînd cont de faptul că provine dintr-o zonă înaltă cu relief accidentat, înclinăm să credem, la fel ca şi L. Polevoi (Полевой 1985, 80), că brăzdarul din cetăţuia de la Bâtca Doamnei a aparţinut unei unelte de tipul plugului de coastă cu cormană mobilă.

Comparînd brăzdarul descoperit de noi cu cel pre-zentat mai sus, putem lesne constata că ele se deose-besc tranşant ca formă şi ca mărime, deşi după modul de confecţionare, piesele se aseamănă, ambele exem-plare fiind lucrate din cîte două foi metalice sudate prin forjare de-a lungul axului longitudinal. Brăzdarul de la Ialoveni, fiind mai mare şi avînd o asimetrie pronunţată a lamei, este, evident, mai evoluat şi provine de la un plug patrulater autentic, prevăzut cu cormană unilate-rală, cuţit şi rotile. Cronologic, piesa de la Bâtca Doam-nei se datează pe baza unei monede, a două cruciuliţe duble relicviar şi a altor obiecte la sfîrşitul sec. XII şi în primele patru decenii ale veacului următor, adică în perioada imediat premergătoare marii invazii mongole din anul 1241 (Neamţu 1966, 301; Spinei 1994, 113). Tot în perioada premongolă, dar în limite temporale mai largi (sec. XI – primele decenii ale sec. XIII), au fost încadrate şi piesele similare identificate în aşeză-rile fortificate vechi ruseşti de la Rajkoveckoe, Devič Gora şi Knjaž’ja Gora (Краснов 1987, 52.69.70). În


202

ce priveşte brăzdarul de la Ialoveni, în stadiul actual de cercetare lipsind indicatorii cronologici, acesta poate fi datat doar cu ajutorul analogiilor directe.

Din cîte cunoaştem, pînă în prezent, pe teritoriul din-tre Carpaţi şi Nistru brăzdare asemănătoare cu piesa de la Ialoveni s-au identificat doar într-un singur obiectiv arheologic, şi anume în renumita aşezare medievală de

tip urban de la Orheiul Vechi. Un număr impresionant de brăzdare (66 sau 68), împreună cu 41 (42/44?) de cuţite de plug, un otic, o săpăligă, o coasă şi alte unelte de fier (în total 124 de obiecte întregi şi fragmentare)16, au fost descoperite întîmplător în anul 1963. Acest for-midabil depozit de unelte agricole a putut fi recupe-rat în întregime datorită intervenţiei arheologului Gh.

16 Precizăm că P. Bîrnea cu T. Reaboi, arheologii care au publicat aceste unelte, au consemnat că depozitul cuprindea în total 124 de piese (Бырня, Рябой 2000, 10.68). Deci, observaţia prof. V. Spinei că autorii citaţi ar indica existenţa a 120 de unelte, şi nu 124, nu este justificată (Spinei 2006, 365). Este adevărat însă că numărul de brăzdare şi de cuţite de plug, după Gh. Smirnov, nu coincide cu cel publicat de P. Bîrnea şi T. Reaboi. Dacă Gh. Smirnov pretindea că depozitul includea 68 de brăzdare şi 42 sau 44 de cuţite (Смирнов 1964, 42), ultimii cercetători notează că au fost descoperite doar 66 de brăzdare şi 41 de cuţite (Бырня, Рябой 2000, 10).

Fig. 9. Ialoveni-Marginea de sud a oraşului. Brasardă de fier.


203

Smirnov care a şi prezentat un raport succint asupra lui, tipărit în anul următor (Смирнов 1964, 41.42), însă publicarea integrală a acestui valoros complex ar-heologic, cu descrierea şi ilustrarea corespunzătoare a fiecărei piese, a fost realizată abia cîţiva ani în urmă de către P. Bîrnea şi T. Reaboi (Бырня, Рябой 2000). După cum s-a subliniat, prin numărul şi dimensiuni-le pieselor, depozitul de unelte agricole de la Orheiul Vechi constituie cea mai mare descoperire de acest gen din întreaga Europă Răsăriteană, reprezentînd o sursă extrem de preţioasă pentru studierea agriculturii, în special a tehnicii agricole din spaţiul pruto-nistrean în perioada de cristalizare a statului medieval moldo-venesc (Полевой 1974, 160.161; Spinei 1994, 247; Бырня, Рябой 2000, 10.95).

Referindu-ne la brăzdarele din acest depozit, consta-tăm că ele sînt asimetrice17, dar cu un grad diferit de asimetrie, avînd lama de forma unui triunghi cu laturile inegale, umărul drept mai proeminent decît stîngul şi bucşa deschisă, mai îngustă ca lama. Majoritatea ab-solută a brăzdarelor (62) au fost confecţionate, la fel ca şi exemplarul de la Ialoveni, din cîte două plăci de fier sudate de-a lungul axului longitudinal, cu laturile lamei întărite cu benzi de fier. Doar patru piese au fost lucrate dintr-o singură foaie metalică, dar şi acestea au marginile lamei consolidate prin sudură cu benzi de fier. Brăzdarele analizate prezintă dimensiuni di-ferite, lungimea lor variind între 26,7 şi 41,5 cm, iar lăţimea maximă a lamei între 20,1 şi 27,5 cm. Diferită este şi greutatea pieselor, aceasta oscilînd între 2,26 şi 4,71 kg. Potrivit lui P. Bîrnea şi T. Reaboi, cele mai multe brăzdare (59) ar purta semne de recondiţionare, unele exemplare fiind reparate de pînă la 10 (sic!) ori (Бырня, Рябой 2000, 69). În opinia noastră, această apreciere este exagerată, deoarece nu orice bandă de fier sudată reprezintă dovada unei reparaţii, după cum

cred cercetătorii citaţi, cele mai multe dintre ele fiind aplicate mai curînd de la bun început de fierar.

Precum am menţionat, toate brăzdarele din depozitul de la Orheiul Vechi sînt de tip asimetric, dar nici un exemplar nu prezintă o asimetrie deplină, care ar avea lama de forma unui triunghi dreptunghic, cum sînt, de pildă, piesele de la Suceava datate în sec. XV–XVI (Neamţu 1966, 307.308, fig. 11; Бырня 1969, 150-152, рис. 29, A) sau cea de la Poiana atribuită sec. XVII (Бырня, Чеботаренко 1960, 65.72.73, рис. 3). Toto-dată, precizăm că brăzdarele în discuţie, spre deosebire de piesele similare puţin asimetrice din epocile romană şi medievală timpurie, nu au ascuţite ambele laturi ale lamei, ci doar latura din dreapta, la fel ca şi exemplarul de la Ialoveni. Acest fapt este un indiciu clar că piesele respective provin de la unelte prevăzute cu cormană unilaterală, montată în partea dreaptă. Bazîndu-se pe forma şi dimensiunile brăzdarelor, atît Gh. Smirnov cît şi P. Bîrnea şi T. Reaboi consideră că aceste unelte erau nişte pluguri grele cu roţi, destinate aratului terenurilor necultivate/înţelenite, opinie pe care o împărtăşim şi noi18. Avînd în vedere că piesa de la Ialoveni prezintă caracteristici similare brăzdarelor din depozitul de la Orheiul Vechi, foarte probabil că ea a aparţinut acelu-iaşi tip de unelte.

În afară de piesele recuperate de Gh. Smirnov, în situl medieval de la Orheiul Vechi s-au mai descoperit două brăzdare de tip asimetric cu prilejul săpăturilor arheolo-gice din anul 198319. Ambele piese au fost găsite într-o groapă de dimensiuni considerabile, care mai cuprin-dea şi alte diferite obiecte, inclusiv un cuţit de plug de fier, un vas-piuă de aramă şi două monede divizionare ale Hoardei de Aur (Бырня 1991, 91-98, рис. 3,4). Un brăzdar este lucrat din două plăci de fier şi are dimensi-uni destul de mari: lungimea de 38,5 cm, lăţimea maxi-mă a lamei de 21,5 cm. Cel de-al doilea, spre deosebire

17 Aprecierea iniţială a lui Gh. Smirnov că patru brăzdare ar fi de tip simetric s-a dovedit a fi greşită. De asemenea, nefondată este şi afirmaţia lui L. Polevoj că la Orheiul Vechi lipsesc brăzdarele asimetrice, în situaţia cînd chiar el însuşi împarte piesele la care ne referim în trei variante, în funcţie de gradul de asimetrie pe care-l prezintă. În opinia lui L. Polevoj, de tip asimetric ar fi doar brăzdarele a căror lamă este în formă de triunghi dreptunghic şi au o singură aripă (Полевой 1985, 81-85). Subliniem însă că cei mai mulţi specialişti includ piesele de forma celor de la Orheiul Vechi în categoria brăzdarelor asimetrice. Neconformă cu realitatea este şi aserţiunea lui P. Bîrnea şi T. Reaboi că unele brăzdare din depozitul de la Orheiul Vechi ar fi asimetrice pe partea dreaptă, iar altele pe partea stîngă (Бырня, Рябой 2000, 69). De fapt, toate brăzdarele, fără nici o excepţie, prezintă asimetrie pe partea dreaptă, adică au umărul drept mai reliefat decît stîngul. După tipologia lui J. Krasnov, piesele avute în discuţie se înscriu în tipul IVB4 de brăzdare cu asimetrie accentuată, datate în perioada mongolă (mijlocul sec. XIII – sec. XIV) (Краснов 1987, 53.70).

18 În literatura de specialitate a fost lansată şi opinia conform căreia brăzdarele de la Orheiul Vechi ar proveni nu de la pluguri, ci de la nişte aratre perfecţionate de dimensiuni mari (Полевой 1974, 160.161; idem 1985, 82).

19 Încă un brăzdar, dar de formă simetrică şi de dimensiuni mai mici, a fost descoperit la Orheiul Vechi în cursul cercetărilor arheologice din anul 1988 (Бырня, Рябой 2000, 74.75, рис. 115,10). Brăzdarul fusese depus într-un complex adîncit de proporţii mari, alături de alte 294 de piese întregi şi fragmentare de fier cu destinaţie diferită (o sapă, un foarfece, un cleşte, un pumnal, un cuţit, un cîrlig de undiţă, un pinten, o piedică de copite, catarame, scăriţe de şa, zăbale etc.) (ibidem, 73-94).


204

de primul, este confecţionat dintr-o singură foaie meta-lică şi are aproape aceleaşi dimensiuni ca şi exemplarul de la Ialoveni: lungimea de 31 cm, iar lăţimea maximă de 20 cm. Deşi are lama tot de forma unui triunghi cu laturile inegale, piesa respectivă se deosebeşte de toa-te celelalte brăzdare de la Orheiul Vechi prin prezenţa unui singur umăr – al celui drept, al doilea umăr lipsind cu totul. Dar după cum se ştie, lipsa umărului stîng este caracteristică brăzdarelor complet asimetrice, avînd lama de forma unui triunghi dreptunghic, datate în sec. XV-XVII şi mai tîrziu (Neamţu 1966, 307-313; idem 1975, 70.72; Краснов 1987, 53.70).

În ceea ce priveşte cronologia depozitului de piese agricole de la Orheiul Vechi, acesta a fost datat de către Gh. Smirnov – pe baza cîtorva cioburi de vase roşiatice descoperite în groapa unde se găseau şi uneltele – în anii 60 ai sec. XIV, adică în perioada existenţei oraşului tătăresc Şehr-al-cedid (Смирнов 1964, 42). Aceluiaşi orizont cultural din vremea dominaţiei Hoardei de Aur au atribuit acest complex arheologic şi P. Bîrnea cu T. Reaboi. Dar descoperirea ulterioară a încă două brăz-dare cu asimetrie pronunţată şi a două cuţite de plug în gropi care conţineau şi monede de bronz sau de argint datate pînă la sfîrşitul deceniului şapte al sec. XIV i-a determinat pe cercetătorii citaţi să modifice puţin data-rea, plasînd-o către sfîrşitul existenţei oraşului Şehr-al-cedid al Hoardei de Aur (Бырня, Рябой 2000, 70.71). De curînd, savantul ieşean V. Spinei şi-a exprimat re-zerva faţă de această încadrare cronologică, înclinînd să creadă că atît depozitul descoperit în anul 1963, cît şi cel găsit peste 25 de ani, ar data dintr-o perioadă mai tîrzie, şi anume în cea a oraşului moldovenesc Orheiul Vechi (Spinei 2006, 365.366). În ce ne priveşte, dacă nu excludem posibilitatea datării depozitului descope-rit în 1988 în perioada postmongolă, atunci, referitor la cronologia depozitului de unelte agricole, considerăm datarea lui la sfîrşitul epocii de dominaţie tătaro-mon-golă destul de întemeiată. Pe lîngă argumentele aduse de P. Bîrnea şi T. Reaboi, în sprijinul acestei încadrări cronologice putem invoca şi datarea în perioada mon-golă a brăzdarelor similare din alte regiuni ale Europei Centrale şi Răsăritene (Чернецов 1972, 75; Краснов 1987, 53, 70). De asemenea, în favoarea atribuirii de-pozitului de unelte agricole de la Orheiul Vechi nive-lului de locuire din vremea stăpînirii tătaro-mongole pledează şi împrejurarea că în nici unul din centrele urbane moldoveneşti din dreapta Prutului investigate

prin săpături arheologice (Baia, Siret, Suceava, Iaşi ş.a.) nu s-au semnalat brăzdare similare celor descope-rite în situl medieval de pe valea Răutului, piesele de la Suceava datate în sec. XV–XVI fiind de un tip mai evoluat, cu lama prevăzută cu o singură aripă.

Referitor la datarea brăzdarului de la Ialoveni, avînd în vedere asemănarea acestuia cu exemplarele recupe-rate la Orheiul Vechi, îl putem încadra sub raport cro-nologic în aceeaşi perioadă de dominaţie a Hoardei de Aur. Evident, cercetările arheologice viitoare urmează încă să confirme cronologia propusă de noi, deoarece deocamdată nu pot fi datate mai exact nici piesele de armură descoperite în staţiunea de la Ialoveni–Margi-nea de sud a oraşului.

Luînd în discuţie piesele de echipament militar, specificăm că ele reprezintă o brasardă sau, mai exact spus, o apărătoare de antebraţ şi cot, alcătuită din două elemente (fig. 9). Primul este în formă de ogivă, avînd lungimea de 32,2 cm şi lăţimea de 8-10,7 cm. Spre capătul inferior, care este uşor îndoit în afară, lateral, piesa prezintă două (trei?) nituri de fixare. Obiectul la care ne referim constituie apărătoarea laturii posterioa-re a antebraţului sau brasarda propriu-zisă. Al doilea element component al brasardei îl reprezintă o piesă de formă relativ semicilindrică, cu capetele uşor răsfrînte în exterior, avînd lungimea de 13,6 cm şi lăţimea de 7,5-9,2 cm. În partea mediană, spre marginile latera-le, ea are păstrate două nituri. Acest element al armurii avea rostul de a proteja latura anterioară a părţii infe-rioare a antebraţului şi se prindea de cealaltă piesă a brasardei, probabil, prin intermediul unor balamale, închizîndu-se cu ajutorul unor curele şi catarame, care nu s-au păstrat. Ambele piese au fost lucrate prin batere din plăci de fier cu grosimea de circa 0,2-0,3 cm.

Aşa cum am consemnat deja, apărătoarea de braţ20 descrisă mai sus a fost găsită la baza unei gropi în for-mă de clopot, notată cu nr. 1, în umplutura căreia s-au aflat şi cîteva fragmente ceramice din epoca romană, lipsind cioburi sau alte materiale caracteristice pentru evul mediu. Subliniem însă că brasarda de fier recupe-rată la Ialoveni nu poate fi atribuită orizontului cultural din perioada romană, întrucît piesele de armură de acest fel apar abia în perioada medievală, mai exact în secolul XIII, şi continuă a fi utilizate pînă în veacul XVIII.

În spaţiul Europei de Răsărit apărătoarele de braţ compuse din două piese de fier au început să fie fo-losite anterior marii invazii mongole din anii 1237-

20 Cu toate că în literatura de specialitate românească şi străină pentru desemnarea acestui element de echipament militar se foloseşte mai frecvent termenul apărătoare de braţ, brasardă sau cotieră (Postică, Sava 1996, 66.68.69; Spinei 1997, 170; Niţoi 2003, 179; http://www.archweb.cimec.ro/scripts/PCN/Clasate/detaliu.asp; Кирпичников 1971, 20.21; Кирпичников, Медведев 1985, 317; Бехайм 1995, 8), în realitate obiectul în discuţie avea destinaţia de a proteja antebraţul şi cotul, dar nu braţul propriu-zis.


205

1242, aşa cum dovedesc în primul rînd descoperirile de la Sahnovka-Devič Gora (reg. Čerkassy, Ukraina) (Кирпичников 1971, 20, рис. 23; Кирпичников, Медведев 1985, 316.317, Табл. 142,4), dar şi cele de la Dmitrievsk (reg. Krasnodar, Rusia) (Кочкаров 2004, 96.106, рис. 2А, 5). Este important de menţionat că brasarda (care s-a păstrat aproape întreagă), din aşe-zarea fortificată veche rusească de la Sahnovka a fost găsită pe podeaua unei locuinţe adîncite, împreună cu o iconiţă de cupru aurit şi alte materiale databile la finele secolului XII şi în primele patru decenii ale secolului XIII, adică în perioada premongolă (Кирпичников 1971, 20; Кирпичников, Медведев 1985, 317).

Tot în perioada premongolă sau, mai exact, la sfîr-şitul secolului XII – începutul veacului următor a fost datat de către U. Kočkarov şi mormîntul tumular (nr. 2/1) de la Dmitrievsk, în care s-au semnalat două ase-menea apărători de braţ (Кочкаров 2004, 96). Trebuie subliniat că acest complex funerar era extrem de bogat, defunctul avînd asupra sa o armură completă (compusă dintr-un coif, o cămaşă de zale, două brasarde, două jambiere – toate din fier, şi trei apărători de corp de for-mă circulară din bronz aurit), o sabie curbă, un vîrf de lance, un cuţit, un amnar, mai multe vîrfuri de săgeată de fier, precum şi un colan de argint în torsadă dez-doit, ceea ce relevă rangul deosebit al înhumatului. În mormînt s-au mai depus, unul peste altul, şi doi cai cu echipament de harnaşament (phalarae de argint, scări de şa, zăbale, catarame şi alte piese de fier, bronz şi os), iar la picioarele defunctului un cazan de bronz cu un cerc de fier sub buză ce conţinea oase de bovină şi un cuţit de fier. Datorită faptului că mormîntul nu a fost distrus din vechime, toate piesele s-au descoperit in situ, brasardele fiind aflate asupra oaselor antebraţe-lor defunctului, aşa cum erau purtate de oşteni în lup-tă. Mai notăm că groapa mormîntului avea orientarea ENE-VSV, decedatul fiind depus într-un coşciug de lemn, cu capul spre est. Potrivit lui U. Kočkarov, acest complex funerar este de atribuit unei căpetenii cumane, datîndu-se la sfîrşitul secolului XII – începutul veacului următor (ibidem, 106). În opinia noastră însă, această încadrare cronologică şi etnico-culturală nu este întru totul justificată, mormîntul putîndu-se data şi în prima fază a dominaţiei mongole21.

Un complex funerar tumular aparţinînd unui nomad tîrziu din care provin două apărători de braţ similare

celei de la Ialoveni a mai fost descoperit lîngă s. Kair-ka (r. Kalančak, reg. Herson, Ukraina) (Толочко 1999, 187.190, рис. 47,1.2). Este important de remarcat că şi acest mormînt era neobişnuit de bogat, asupra de-functului al cărui craniu prezenta clare trăsături mon-goloide aflîndu-se şi un coif, o cămaşă de zale, o sabie, un buzdugan, un cuţit, un amnar (toate de fier), cîteva monede de argint, un cazan de aramă, o amforă de lut, un arc complex de lemn şi o tolbă din coajă de mestea-căn cu săgeţi. De asemenea, într-un colţ al mormîntului s-a găsit o şa de lemn ornamentată cu plăcuţe de os şi o pereche de scări de şa din fier. Pe baza tuturor piese-lor de inventar şi în special a monedelor, mormîntul cu brasarde de la Kairka a fost datat în perioada mongolă, mai precis în secolul al XIV-lea (ibidem).

În spaţiul carpato-nistrean apărători de braţ de tipul celei de la Ialoveni s-au mai descoperit înt-un punct neprecizat de pe valea Bistriţei (Spinei 1997, 170, fig. 20,4) şi într-un tumul de la Balabani (Balabanu, r. Ta-raclia) (Sava 1996, 192, fig. 5,6; 6,2-4; Postică, Sava 1996, 66.69, fig. 6,6; 7,2-4). Piesa găsită în bazinul rîu-lui Bistriţa, deşi mai bine conservată, reprezintă doar placa de sus, de dimensiuni mai mici, a unei brasarde. Ea este de formă relativ semicilindrică şi are păstrate două plăcuţe, fixate cu cîte două nituri, şi mici resturi din cataramele cu ajutorul cărora se prindea de cealaltă parte componentă a apărătorii de braţ. Suprafaţa exte-rioară a piesei a fost decorată cu mai multe rozete ce reprezintă capete de nituri. Brasarda în discuţie, fiind o descoperire izolată, nu a putut fi datată decît destul de larg, în secolele XIII-XV (Spinei 1997, 170). În ceea ce priveşte atribuirea etnică, piesa respectivă, la fel ca şi depozitele de unelte, arme, piese de echipament militar sau harnaşament medievale recuperate din zona de sud a Bucovinei, a fost pusă pe seama populaţiei locale ro-mâneşti (Spinei 1994, 233-240; Spinei 1997, 160.163).

Analogiile cele mai apropiate, din punct de vedere geografic, pentru apărătoarea de braţ de la Ialoveni se găsesc la Balabanu. Piesele la care ne referim provin din două morminte aflate în acelaşi tumul (nr. 18)22 ri-dicat în epoca medievală, unicul de acest fel cunoscut pînă în prezent în arealul carpato-dunărean. Potrivit cercetătorilor care au publicat acest insolit complex funerar, într-un mormînt (nr. 2), considerat principal, s-ar fi descoperit trei apărători de braţ sau cotiere, iar în al doilea (nr. 1) o piesă de armură de acest fel. Tre-

21 După C. Blair şi C. Stoune, în această din urmă perioadă, mai exact în anii 1250-1260, brasardelele de fier cu şarnieră ar fi intrat în uz în regunile Europei de Vest (apud Кирпичников 1971, 20), regiuni unde, după cum se ştie, armurăria în evul mediu a cunoscut o dezvoltare deosebită.

22 Movila avută în vedere a fost notată iniţial cu nr. 1, iar ulterior renotată cu nr. 18 (Postică, Sava 1996, 63, nota 3).


206

buie notat că ambele înmormîntări au fost răvăşite din vechime23, din care cauză scheletele şi respectiv inven-tarul nu s-au păstrat în poziţia lor iniţială, cele mai mul-te piese fiind găsite într-o stare de conservare precară. Dată fiind această situaţie, determinarea destinaţiei unor obiecte este destul de dificilă. Judecînd după frag-mentele păstrate, două piese, una ogivală şi alta semici-lindrică, din mormântul nr. 2, considerate de editori co-tiere, reprezintă de fapt cele două părţi componente ale unei brasarde. A treia piesă însă poate fi mai degrabă un fragment de jambieră de tipul celor de la Dmitrievsk (Кочкаров 2004, 96.97, рис. 2А, 6), şi nu de cotieră. Este interesant de consemnat că mormântul nr. 2 din tumulul nr. 18, foarte bogat, cu circa 100 de diverse obiecte, conţinea iniţial şi o cămaşă de zale, de la care s-au păstrat resturi. Referitor la elementul de armură recuperat din mormîntul nr. 1, acesta într-adevăr repre-zintă un fragment provenind de la o apărătoare de braţ şi cot, după cum au considerat şi E. Sava şi Gh. Postică (Sava 1996, 192; Postică, Sava 1996, 69).

Pe baza diferitor piese de inventar, dar mai ales a ca-pului de buzdugan de fier aurit cu inscripţie arabă şi cu un medalion de tip heraldic mameluc găsit în mormîn-tul nr. 2, care era principal, complexul tumular medi-eval de la Balabanu a fost datat în epoca Hoardei de Aur, mai exact în primele trei sferturi ale secolului XIV (Postică, Sava 1996, 68.69; Nicolae 2002, 148.149).

Cu privire la atribuirea etnică a mormîntului cu buz-dugan de pe valea Ialpugului au fost exprimate păreri divergente. Conform opiniei lui I. Maršak şi M. Kra-marovskij, acest defunct putea fi un „călăreţ mameluc” (apud Sava 1996, 192, nota 5). Pe de altă parte, Gh. Postică şi E. Sava scriu că mormîntul aparţinea proba-

bil unui şef militar (Postică, Sava 1996, 68) de origine mongolă (ibidem, 63) sau turanică (ibidem, 75). Deşi buzduganul reprezintă în mod cert un obiect de prove-nienţă mamelucă, importat din sultanatul egiptean (Ni-colae 2002, 148), în stadiul actual al cercetărilor deter-minarea apartenenţei etnice a posesorului este extrem de dificilă, poate chiar imposibilă.

Privitor la încadrarea cronologică a apărătoarei de braţ de la Ialoveni, bazîndu-ne pe datarea pieselor de acest fel descoperite pe valea Bistriţei şi mai ales a ce-lor de la Balabanu, atribuim obiectul în discuţie perioa-dei de dominaţie a Hoardei de Aur, ceea ce concordă şi cu cronologia stabilită pentru brăzdar. Este interesant, credem, de consemnat şi faptul că în punctul Hîrtop, situat la circa 700 m SV de situl Ialoveni–Marginea de sud a oraşului, a fost semnalată o monedă tătărească de cupru din sec. XIV emisă la Saray al-cedid (determina-re dr. Eugen Nicolae; Boldureanu 2007, 356).

În ceea ce priveşte complexele, în afară de groapa în care s-au aflat piesele de armură, orizontului din vre-mea stăpînirii tătaro-mongole ar putea eventual aparţi-ne şi groapa nr. 3, situată în imediată apropiere şi care prezenta aceeaşi formă de clopot.

Referitor la materialul ceramic din perioada cores-punzătoare datării brăzdarului şi brasardei, acesta lip-seşte cu desăvîrşire în staţiunea de la Ialoveni–Margi-nea de sud a oraşului, fapt care este deocamdată mai greu de explicat. O ipoteză mai plauzibilă ar fi că aşe-zarea medievală s-ar afla la o oarecare distanţă de zona cercetată de noi, în vatra actuală a localităţii. Fără în-doială însă, această supoziţie urmează să fie verificată de investigaţiile de teren ulterioare, investigaţii care se cer a fi mai ample şi mai detaliate.

23 După E. Sava şi Gh. Postică, complexele respective ar fi fost devastate de jefuitori în epoca medievală (Sava 1996, 191.192; Postică, Sava 1996, 66.69). Judecînd însă după faptul că piesele de inventar, printre care unele de o valoare deosebită, au fost lăsate pe loc şi după constatarea că forma iniţială a gropilor nu a fost modificată, înclinăm să credem că mormintele la care ne referim au fost distruse ritual şi nu jefuite.

BibliografieBichir 1973: Gh. Bichir, Cultura carpică (Bucureşti 1973).Bichir 1984: Gh. Bichir, Geto-dacii din Muntenia în epoca romană (Bucureşti 1984).Bichir 1994: Gh. Bichir, Agricultură, In: Enciclopedia arheologiei şi istoriei vechi a României, vol. I (Bucureşti 1994), 46–48.Boldureanu 2007: A. Boldureanu, Cronica descoperirilor monetare (I). Tyragetia, serie nouă, Vol. I [XVI], nr. 1 (Chişinău 2007),

351–360.Canache, Curta 1994: A. Canache şi Fl. Curta, Depozite de unelte şi arme medievale timpurii de pe teritoriul României. Mousaios,

vol. IV, partea I, 1994, 179–221.Comşa, Constantinescu 1969: M. Comşa şi Gh. Constantinescu, Depozitul de unelte şi arme din epoca feudală timpurie descoperit

la Drăgosloveni, jud. Vrancea. SCIV, t. XX, nr. 3, 1969, 425–436.Corman 1998: I. Corman, Contribuţii la istoria spaţiului Pruto-Nistrean în epoca evului mediu timpuriu (sec. V-VII) (Chişinău

1998).Ioniţă 1966: I. Ioniţă, Contribuţii cu privire la cultura Sîntana de Mureş-Cerneahov pe teritoriul Republicii Socialiste România. AM

IV, 1966, 189–259.Ioniţă 1994: I. Ioniţă, Römische Einflüsse im Verbreitungsgebiet der Sîntana de Mureş-Černjachov-Kultur. AM XVII, 1994, 109–

116.


207

Ioniţă 1997: I. Ioniţă, Die freien Daker an der nordöstlichen Grenze der römischen Provinz Dakien/Dacii liberi la graniţa nord-estică a provinciei Dacia romană. Acta Musei Porolissensis (Zalău 1997), 879–905.

Ioniţă 2005: A. Ioniţă, Spaţiul dintre Carpaţii Meridionali şi Dunărea Inferioară în secolele XI-XIII (Bucureşti 2005).Kudrnač 1961: J. Kudrnač, Cîteva date noi despre agricultura la slavi. AM I, 1961, 225–243.Mihail 1981: Z. Mihail, Din istoricul inventarului agricol în sud-estul Europei. Plugul. Memoriile Secţiei de Ştiinţe Istorice (a Aca-

demiei Române). Ser. IV, VI, 1981, 47–57.Musteaţă 2005: S. Musteaţă, Populaţia spaţiului Pruto-Nistrean în secolele VIII-IX (Chişinău 2005).Neamţu 1966: V. Neamţu, Contribuţii la problema uneltelor de arat din Moldova în perioada medievală. AM IV, 1966, 293–316.Neamţu 1975: V. Neamţu, La technique de la production céréalière en Valachie et en Moldavie jusqu’au XVIII siècle (Bucureşti

1975).Nicolae 2002: E. Nicolae, Două monede din perioada de sfîrşit a dominaţiei Hoardei de Aur la vest de Nistru. In: Simpozion de

numismatică, Chişinău 2001 (Bucureşti 2002), 145–150.Niţoi 2003: A. Niţoi, Observaţii privind evoluţia armamentului şi echipamentului militar reflectat în pictura altarelor transilvănene

(sec. XV-XVI). Acta Terrae septemcastrensis II (Sibiu 2003), 177–191.Niţu ş.a. 1959: Anton Niţu, Emilia Zaharia, Dan Teodoru, Sondajul de la Spinoasa-Erbiceni. Materiale VI, 1959, 531–540.Olteanu 1997: Şt. Olteanu, Societatea carpato-danubiano-pontică în secolele IV-XI. Structuri demo-economice şi social-politice

(Bucureşti 1997).Paragină 2002: A. Paragină, Habitatul medieval la curbura Carpaţilor în secolele X-XV (Brăila 2002).Pascu 1962: Şt. Pascu, Cristalizarea relaţiilor feudale şi apariţia primelor formaţiuni politice pe teritoriul ţării noastre în secolul al

X-lea şi la începutul secolului al XI-lea. In: Istoria României, Vol. II, Capitolul II (Bucureşti 1962), 15–59.Postică 1994: Gh. Postică, Românii din codrii Moldovei în evul mediu timpuriu (Chişinău 1994).Postică 1996: Gh. Postică, Aşezarea Speia-Hişcovo (secolele V-VI d.H.). AM XIX, 1996, 265–269.Postică 1999: Gh. Postică, Agricultura medievală timpurie în spaţiul Pruto-Nistrean. In: Studia in honorem Ion Niculiţă. Omagiu cu

prilejul împlinirii a 60 de ani (Chişinău 1999), 268–279.Postică ş.a. 1999: Gh. Postică, I. Hîncu, I. Tentiuc, Aşezarea din secolele IX-XI de la Giurgiuleşti şi unele consideraţii privind siturile

medievale timpurii din zona lacurilor Dunărene. In: Studia in honorem Ion Niculiţă. Omagiu cu prilejul împlinirii a 60 de ani (Chişinău 1999), 280–298.

Postică, Sava 1996: Gh. Postică, E. Sava, Complexe funerare ale nomazilor medievali de lîngă satul Balabani, raionul Taraclia, Republica Moldova. SCIVA, t. 47, nr. 1, 1996, 63–89.

Sava 1996: E. Sava, Necropola tumulară Bălăbani II. AM XIX, 1996, 191–220.Spinei 1994: V. Spinei, Moldova în secolele XI-XIV (Chişinău 1994).Spinei 1997: V. Spinei, Bucovina în mileniul întunecat. In: spaţiul nord-est-carpatic în mileniul întunecat (Iaşi 1997), 133–188.Spinei 2006: V. Spinei, Universa Valachica. Românii în contextul politic internaţional de la începutul mileniului al II-lea (Chişinău

2006).Şovan, Şadurschi 1981: O.L. Şovan, P. Şadurschi, Noi descoperiri de amfore romane în judeţul Botoşani. Hierasus III, 1981, 51-

62.Telnov ş.a. 2003: N. Telnov, V. Vornic, V. Bubulici, Ceramica din aşezarea dacilor liberi de la Pruteni. Tyragetia XII, 2003, 63–79.Tentiuc 1993: I. Tentiuc, Repertoriul monumentelor arheologice din raionul Ialoveni. Institutul de Arheologie şi Istorie Veche al

A.Ş.M. (Chişinău 1993) (Manuscris păstrat în arhiva MNAIM).Tentiuc 1996: I. Tentiuc, Populaţia din Moldova Centrală în secolele XI-XIII (Iaşi 1996). Teodor 1978: D. Teodor, Teritoriul est-carpatic în veacurile V-XI. Contribuţii arheologice şi istorice la problema formării poporului

român (Iaşi 1978).Vornic, Ciobanu 2007: V. Vornic, L. Ciobanu, Ceramica lucrată la roată din aşezările „de tip Etulia” Cişmichioi I şi Cişmichioi II.

Revista Arheologică, serie nouă, vol. III, nr. 1, 2007, 161–180.Vornic, Tabuncic 2006: V. Vornic, S. Tabuncic, Contribuţii la cunoaşterea realităţilor arheologice din microzona oraşului Ialoveni.

Revista Arheologică, serie nouă, vol. II, nr. 1-2, 2006, 364–383.Vornic, Tabuncic 2007: V. Vornic, S. Tabuncic, Obiective arheologice din epoca romană identificate în microzona oraşului Ialoveni.

Revista Arheologică, serie nouă, vol. III, nr. 1-2, 2007, 321–338.Vornic ş.a. 2006: V. Vornic, V. Bubulici, L. Ciobanu, O aşezare dacică din epoca romană descoperită la Odaia (comuna Miciurin, r.

Drochia). Revista Arheologică, serie nouă, vol. II, nr. 1-2, 2006, 348–363.Vornic ş.a. 2006a: V. Vornic, N. Telnov, V. Bubulici, Centrul de olărie dacic din epoca romană de la Pruteni. Akademos 1(2), 2006,

8–14.Vornic ş.a. 2007: V. Vornic, S. Tabuncic, L. Ciobanu, Un brăzdar de plug descoperit la Ialoveni. Contribuţii la cunoaşterea uneltelor de

arat din spaţiul est-carpatic în epocile romană şi medievală. Revista de Istorie a Moldovei, nr. 3 (71), 2007, 22–33.Vornic ş.a. 2007a: V. Vornic, N. Telnov, V. Bubulici, L. Ciobanu, Pruteni. Un centru de olărie dacic din epoca romană (Chişinău 2007)Атанасов 2000: Г. Атанасов, Клады земледельческих орудий из Южной Добруджи (Х – начало ХI вв.). Stratum plus 5, 2000,

183–204.Бехайм 1995: В. Бехайм, Энциклопедия оружия (Санкт-Петербург 1995).Бырня 1969: П.П. Бырня, Сельские поселения Молдавии XV-XVII вв. (Кишинев 1969).Бырня 1991: П.П. Бырня, Из истории исследования Старого Орхея (1946 – 1958 гг.). В сб.: Археологические исследования

в Старом Орхее (Кишинев 1991).


208

Бырня, Чеботаренко 1960: П.П. Бырня, Г.Ф. Чеботаренко, Из исследования Поянского селища. Известия МФ АН СССР 4 (70), 1960, 65–76.

Бырня, Рябой 2000: П.П. Бырня, Т.Ф. Рябой, Два клада из Старого Орхея (Кишинев 2000).Городенко, Ткачук 1990: А.П. Городенко, М.Е. Ткачук, Результаты разведок в северных районах Молдавии. АИМ в 1985 г.

(Кишинев 1990), 250–256.Гудкова 1999: А.В. Гудкова, I-IV вв. в Северо-Западном Причерноморье (Культура оседлого населения). Stratum plus 4,

1999, 235–404.Демченко 1967: Н.А. Демченко, Земледельческие орудия молдаван XVIII – начала XX вв. (Кишинев 1967).Дергачев 1966: В.А. Дергачев, Археологические разведки в долине реки Ишновец. В сб.: Сборник работ молодых ученых.

Академия Наук Молдавской ССР (Кишинев 1966), 244–250.Довженок 1961: В.И. Довженок, Землеробство древньоi Руси до середини XIII ст. (Киiв 1961).Кирпичников 1971: А.Н. Кирпичников, Древнерусское оружие. САИ, вып. Е-1-36, 3 (Ленинград 1971).Кирпичников, Медведев 1985: А.Н. Кирпичников, А.Ф. Медведев, Глава седьмая. Вооружение. В сб.: Древняя Русь. Город,

замок, село. Серия Археология СССР (Москва 1985), 298–363.Kочин 1965: Г.Е. Кочин, Сельское хозяйство на Руси в период образования Русского централизованного государства (конец

XIII – начало XVI в.) (Москва-Ленинград 1965).Кочкаров 2004: У.Ю. Кочкаров, Позднеполовецкие погребения всадников в Краснодарском крае. КСИА, вып. 217, 2004,

94–107.Краснов 1971: Ю.А. Краснов, К вопросу о существовании плуга у племен Черняховской культуры. КСИА, вып. 128, 1971,

3–9.Краснов 1987: Ю.А. Краснов, Древние и средневековые пахотные орудия Восточной Европы (Москва 1987).Ларина 1999: О.В. Ларина, Культура линейно-ленточной керамики Пруто-Днестровского региона. Stratum plus 2, 1999,

10–140.Магомедов 2001: Б.В. Магомедов, Черняховская культура. Проблема этноса (Люблин 2001).Малюкевич, Гудкова 1999: А.Е. Малюкевич, А.В. Гудкова, Сероглиняная кружальная керамика поселений на Днестровском

лимане. Stratum plus 4, 1999, 8–18.Михайлина, Тимощук 1983: Л.П. Михайлина, Б.А.Тимощук, Славянские памятники бассейна Верхнего Прута VIII-X вв. В

сб.: Славяне на Днестре и Дунае (Киев 1983), 205–219.Нидерле 1956: Л. Нидерле, Славянские древности (Москва 1956).Полевой 1974: Л.Л. Полевой, Памятники золотоордынского времени (XIV в.). В сб.: Древняя культура Молдавии (Кишинев

1974), 151-168.Полевой 1985: Л.Л. Полевой, Типология землепашных орудий и появление плуга на территории феодальной Молдавии. В

сб.: Археологические исследования средневековых памятников в днестровско-прутском междуречье (Кишинев 1985), 66–90.Рикман 1975: Э.А. Рикман, Этническая история Поднестровья и прилегающего Подунавья в первые века нашей эры

(Москва 1975).Смирнов 1964: Г.Д. Смирнов, К вопросу о пашенном земледелии в Молдавии в связи с находкой клада сельскохозяйственных

орудий XIV в. Тезисы докладов и сообщений на 7-й (Кишиневской) сессии симпозиума по аграрной истории Восточной Европы (октябрь 1964) (Кишинев 1964), 41–43.

Тельнов 2001-2002: Н.П. Тельнов, Восточнославянские древности Днестровско-Прутского междуречья VIII-X вв. Stratum plus 5, 2001-2002, 142–263.

Толочко 1999: П.П. Толочко, Кочевые народы степей и Киевская Русь (Киев 1999).Федоров 1953: Г.Б. Федоров, Городище Екимауцы (работа Славяно-Днестровской экспедиции в 1951 г.). КСИА, вып. 1,

1953, 104–126.Федоров 1974: Г.Б. Федоров, Древнерусская культура Поднестровья (X-XII вв.). В сб.: Древняя культура Молдавии

(Кишинев 1974), 109–126.Фокеев 2002: М.М. Фокеев, О происхождении лепных горшков поселений Холмской группы. В сб.: Древнейшие общности

земледельцев и скотоводов Северного Причерноморья (V тыс. до н.э. – V век н.э.) (Тирасполь 2002), 393–397.Цигилик 1975: В.М. Цигилик, Населення Верхнього Поднiстров’я перших столiть нашоï ери (Киiв 1975).Чернецов 1972: А.В. Чернецов, К вопросу о происхождении восточноевропейского плуга и русской сохи. Вестник МГУ,

серия История, вып. 2, 1972, 73–82.Шелов 1978: Д.Б. Шелов, Узкогорлые светлоглиняные амфоры первых веков нашей эры. Классификация и хронология.

КСИА, вып. 176, 1978, 16-21.Щербакова 1988: Т.А. Щербакова, Керамический комплекс поселения III-IV вв. у с. Томай. АИМ в 1983 г. (Кишинев 1988),

91–100.

Vlad Vornic, doctor în istorie, Sergiu Tabuncic, doctor în istorie, Larisa Ciobanu, Ion Ursu, Vasile Iarmulschi, Centrul de Arhe-ologie, Institutul Patrimoniului Cultural al Academiei de Ştiinţe a Moldovei, bd. Ştefan cel Mare, 1. MD-2001 Chişinău, Republica Moldova

О НАХОДКЕ НИЖНЕЙ ЧЕЛЮСТИ БИЗОНА ИЗ ТРЕТЬЕГО СЛОЯ ПОЗДНЕПАЛЕОЛИТИЧЕСКОЙ СТОЯНКИ КОСЭУЦЬ

Роман КРОЙТОР, Кишинэу

Despre o mandibulă de bizon descoperită în stratul trei al aşezării Cosăuţi din Paleoliticul tîrziu. Fragmentul mandibulei Bison priscus din Cosăuţi aparţine unei femele cu masa corpului comparativ mică şi după lungimea relativă a diastemei se apropie de specia nordamericană contemporană Bison bison. Masivitatea premolarilor bizonului din Cosăuţi, îl apropie de bizonul din pleistocenul tîrziu din regiunea fluviului Volga, dar şi se diferenţiază de subspecia vest europeană Bison priscus mediator. Conform morfologiei dinţilor şi mandibulei, bizonul din Cosăuţi, s-a adaptat hranei vegetale dure, populînd teritorii întinse cu o climă uscată.

Фрагмент нижней челюсти Bison priscus из Косэуць принадлежит сравнительно некрупной самке и по относительной длине диастемы и высоте тела нижней челюсти приближается к современному североамериканскому виду Bison bison. Относительно крупные предкоренные зубы бизона из Косэуць сближают его с более древней формой позднеплейстоценового бизона из Поволжья, но и отличают от западноевропейского подвида Bison priscus mediator. Исходя из строения зубов и нижней челюсти, бизон из Косэуць был адаптирован к грубым травянистым кормам и населял открытые засушливые пространства.

On a find of the bison mandible from the third layer of the Late Paleolithic site Cosăuţi. A fragment of mandible of Bison priscus from Cosăuţi belongs to a rather small-sized female. The relatively short diastema and high mandible body approach the fossil bison from Cosăuţi to the modern Bison bison from North America. The relatively large premolars approach the bison from Cosăuţi to a more ancient and larger bison from Late Pleistocene of Volga region and distinguish it from the Western European subspecies Bison priscus mediator. The shape of mandible and teeth suggest that the bison from Cosăuţi was adapted to the coarse grass forage and inhabited an open dry country.

Key words: Dniestr-Prut Basin, Late Pleistocene, Bison priscus, mandible, morphology, paleoecology

ВведениеДревний бизон Bison priscus Bojanus – один из

трëх основных видов копытных (наряду с северным оленем и лошадью), который служил важным объ-ектом охоты для позднепалеолитических людей и ископаемые остатки которого в большом количестве найдены в позднеплейстоценовых археологических памятниках на территории Молдовы. Тем не менее следует признать, что и по сей день познания о мор-фологических, биологических и экологических осо-бенностях позднеплейстоценового бизона Молдовы остаются поверхностными и неполными.

Многослойная палеолитическая стоянка Косэуць (= Косоуцы) является уникальным археологиче-ским памятником, давшим богатый археологиче-ский материал (Борзияк 1985; Борзияк, Коваленко 1992а, 3-28; они же 1992b, 48-69; Borziyak 1993, 120-123). Определëнный интерес представляет фрагмент нижней челюсти ископаемого бизона из третьего культурного слоя с сохранившейся перед-

ней частью кости. Такой тип сохранности нижней челюсти сравнительно редок. Да и сама эта находка заслуживает внимания, поскольку позволяет про-лить свет на некоторые экологические особенности этого ископаемого животного. Полученные радио-карбоновые датировки материала из третьего слоя, из которого был извлечëн фрагмент нижней челю-сти, дают разброс абсолютного возраста – 16000-18000 лет (Борзияк, Коваленко 1992a, 3 и сл.; они же 1992b, 48 и сл.). Таким образом, возраст наход-ки соответствует второй половине последнего оле-денения и принадлежит позднему представителю первобытного бизона Bison priscus, вымершего в Европе к началу голоцена.

Части скелета головы, которые непосредственно имеют отношение к захвату и пережëвыванию пищи (нижняя челюсть, зубы, предчелюстные кости), от-носятся к так называемым экзосоматическим орга-нам и могут предоставить полезную информацию об образе жизни и экологии питания ископаемого

CERCETĂRI INTERDISCIPLINARE - МЕЖДИСЦИПЛИНАРНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ - INTERDISCIPLINARY SURVEYS


210

вида по аналогии с его современными родственны-ми формами. В литературе проблема экологии иско-паемых бизонов освещается весьма скупо. Флëров и Заболоцкий (1961, 99 и сл.) и Флëров (1979, 9 и сл.) полагали, что первые представители этого рода должны быть лесными животными, не приводя, од-нако, веских аргументов в пользу этого предполо-жения. Исходя, очевидно, из аналогии с современ-ными представителями рода Bison, все ископаемые бизоны делились на более «примитивные» лесные формы (B. schoetensacki, B. voightstegtensis) и «про-двинутые» степные формы. B. priscus рассматри-вался как экологически полиморфный вид, вклю-чающий как подвиды, приспособленные к жизни в лесных стациях, так и специализированные степные подвиды. Выводы об экологии ископаемых форм строились в основном на основании размеров и формы роговых стержней, которые, конечно же, не могут дать исчерпывающей информации об эколо-гических адаптациях животного. Изучение нижней челюсти из Косэуць может помочь пролить свет на некоторые вопросы о пищевых адаптациях поздне-плейстоценовых бизонов Молдовы и их системати-ческой принадлежности.

Материал и методикаИсследуемый экземпляр («cos. 1999, niv. 3», Ин-

ститут Зоологии Академии Наук Молдовы, Киши-нэу) представляет собой переднюю часть левой ветви нижней челюсти самки с сохранившимися резцовым отделом (без резцов и клыка), диастемой и зубным рядом P3-M2 (рис. 1).

Сравнительный остеологический материал по современным видам бизона хранится в коллекциях Отдела зоологии Лондонского музея истории при-роды (Natural History Museum of London – NHML), Зоологического музея «Ла Спекола» Флорентий-ского университета (Museo zoologico “La Specola”,

Universita di Firence – MZUF) и Средиземномор-ского центра наук о человеке, Экс-ан-Прованс, Франция (Maison Mediterranneene des sciences de l’homme – MMSH). Также во время работы мною привлекались данные по среднеплейстоценовым ископаемым бизонам из Форест Бэд, Англия (мате-риал хранится в Отделе палеонтологии Лондонско-го музея истории природы) и Тирасполя, Молдова (материал хранится в Институте Зоологии Акаде-мии Наук Молдовы, Кишинэу). В описании морфо-логии зубов использовалась терминология, пред-ложенная Heintz (1970). Масса тела ископаемого животного рассчитана по методике, разработанной Janis (1990, 255 и сл.).

ОписаниеРазмеры нижней челюсти из Косэуць не отлича-

ются заметно от аналогичных размеров современ-ных представителей рода и более древних средне-плейстоценовых форм Bison schoetensacki из Фо-рест Бэд (Англия) и Тирасполя (Молдова). Длина ряда премоляров у экземпляра из Косэуць состав-ляет 58,8 мм, тогда как длина премоляров у бизона из Форест Бэд варьирует в пределах 54,6-63,3 мм, у Тираспольского бизона длина премоляров со-ставляет 63,0 мм (экземпляр 1-213) и 59,6 мм (эк-земпляр 1-375). Следует также отметить, что тело нижней челюсти из Косэуць заметно тоньше, чем у более ранних среднеплейстоценовых бизонов. Тол-щина челюсти под вторым премоляром составляет 19,0 мм, под первым моляром 27,8 мм, в то время как аналогичные промеры у среднеплейстоцено-вого бизона из Форест-Бэд колеблются в пределах 21,0-24,3 и 28,0-32,4 мм, соответственно.

В отличие от современного европейского зубра Bison bonassus, у бизона из Косэуць более корот-кая диастема по отношению к длине серии предко-ренных зубов, измеренной у альвеол. Длина серии

Рис. 1. Левая ветвь нижней челюсти бизона Bison priscus из третьего слоя палеолитической стоянки Косэуць. Вверху – жевательная поверхность третьего и четвёртого премоляров.

Роман Кройтор

211О находке нижней челюсти бизона из третьего слоя позднепалеолитической стоянки Косэуць

премоляров у современных европейских бизонов не превышает ½ длины диастемы, тогда как у эк-земпляра из Косэуць серия предкоренных зубов не-сколько длиннее половины длины диастемы, сама же челюсть в этом отделе сравнительно и относи-тельно более высокая. Пропорции передней части нижней челюсти из Косэуць более близки к совре-менному американскому виду Bison bison (таб. 1-2).

Нижняя челюсть из Косэуць приближается по гра-цильности к экземпляру самки современного аме-риканского бизона, хранящегося во Флоренции, толщина нижней челюсти которой составляет 17,7 мм под Р4 и 29,0 мм под М1.

Премоляры бизона из Косэуць характеризуются несколько более продвинутой морфологией в срав-нении с более ранними среднеплейстоценовыми

Рис. 2. Размеры коронки третьего нижнего премоляра (Р3) ископаемых и современного бизонов.

Промеры и индексы

Bison priscus Bison bonasus Bison bisonКосэуць,

♀Райгород NHML,

92.3-15.1, ♀

NHML, 92.3-15.2,

♀

NHML, 851B, ♀

MZUF, 1288, ♀

MMSH, 0010, ♂

Длина P2-P4 у альвеол 58.8 67.0 54.4 52.0 53.4 51.0 60.2Длина диастемы 113.7 110.0 112.3 111.8 105.7 100.5 108.2Расстояние между Р2 и симфизом 78.2 81.0 88.6 68.0 - -

Расстояние между P2 и подбородочным отверстием

72.7 85.8 57.5 64.4 66.3 - -

Высота в середине диастемы 34.5 45.8 29.5 27.1 33.4 29.8 33.3

Толщина под P2 19.0 - - - 17.7 20.1Толщина под M1 27.8 34.0 - - - 29.0 30.0Отношение длиныпремоляров к длине диастемы (%)

51.7 60.9 48.4 46.5 50.5 50.7 55.6

Отношение высоты в середине диастемы к длине диастемы (%)

30.3 41.6 26.3 24.2 31.6 29.7 30.8

Таблица 1. Промеры (мм) и индексы (%) нижних челюстей ископаемых и современных представителей рода бизонов. Данные по бизону из Райгорода приведены согласно Алексеевой (1990).

212

Рис. 3. Размеры коронки четвëртого нижнего премоляра (Р4) ископаемых и современного бизонов.

бизонами. Метаконид Р3 хорошо развит, имеет про-стое строение и скошен в каудальном направлении (рис. 1). Энтоконид и энтостилид на Р3 не развиты, в то время как парастилид и параконид ясно на-мечены. Метаконид на Р4 более продвинут чем у среднеплейстоценового Bison schoetensacki из Со-лейак (Франция), изображëнного в работе Brugal и Lacombat (Brugal, Lacombat 2004-2005, 113-115), будучи вытянутым в переднезаднем направлении, однако, в отличие от современного североамери-канского бизона, премоляр не моляризован оконча-тельно. Энтоконид и энтостилид отделены друг от друга и вполне хорошо выражены (рис. 1).

Сравнительные размеры сохранившихся зубов

также заслуживают внимания. Размеры обоих со-хранившихся премоляров экземпляра из Косэуць лишь незначительно уступают средним показате-лям аналогичных промеров западноевропейского Bison priscus mediator из позднеплейстоценового местонахождения Жорэн (Guerin, Valli 2000, 7 и сл.), вписываясь в пределы изменчивости французского материала (рис. 2; 3). В то же время, моляры из Ко-сэуць значительно уступают в размерах коренным зубам ископаемого бизона Франции (рис. 4). Это наблюдение свидетельствует об относительно более крупных предкоренных зубах бизона из Косэуць.

Поскольку изучаемый экземпляр принадлежит сравнительно некрупной особи с утончëнной гра-

Таблица 2. Промеры (мм) коронок нижних щëчных зубов. Данные по бизону из Жорэн (среднее, мини-мальное и максимальное значения) приведены из Guerin, Valli (2000); данные по бизону из Райгорода при-

ведены из Алексеевой (1990).

Промеры Кoсэуць B bison, MMSH Жорэн Райгород Райгород

Длина P3 22.0 21.0 16.0-22.9-25.5 36.0 -

Ширина P3 11.8 10.5 11.0-12.8-14.5 16.0 -

Длина P4 22.1 25.3 20.5-22.2-24.5 - 24.0

Ширина P4 13.8 11.4 13.0-14.8-17.0 - 16.0

Длина M1 26.1 32.0 32.5-33.8-35.0 27.0 23.0

Ширина M1 16.3 14.8 14.0-18.5-21.5 21.0 16.0

Длина M2 32.2 36.4 36.5-38.2-39.0 35.0 38.0

Ширина M2 15.5 15.5 15.0-19.6-22.0 23.0 17.0


213

Рис. 4. Размеры коронки второго нижнего моляра (М2) ископаемых и современного бизонов.

цильной нижней челюстью, то велика вероятность того, что он принадлежит самке. Масса тела, рас-считанная по длинам коронок сохранившихся зубов, составляет приблизительно 650-700 кг. Полученная расчетная масса тела почти в два раза превышает средние значения массы тела самок современно-го зубра, которые колеблются, согласно Соколову (1959), в пределах 370-400 кг (максимальная заре-гистрированная масса тела самки зубра составляет 528 кг). Впрочем, принимая во внимание крупно-зубость бизона из Косэуць, полученная расчетная масса тела может быть несколько завышенной.

ОбсуждениеПродвинутая морфология нижних премоляров,

отмеченная нами у исследуемого экземпляра, по-видимому, соответствует эволюционной тенденции усложнения рисунка эмали на премолярах. Ещë более значительная степень моляризации нижних предкоренных зубов заметна на экземплярах се-вероамериканского бизона (Meagher 1986, 1-8). Укороченная и высокая диастемная часть нижней челюсти также напоминает современного Bison bison. В этом контексте приобретают особое зна-чение относительно более крупные нижние премо-ляры бизона из Косэуць по сравнению с западно-европейским позднеплейстоценовым Bison priscus mediator. Эту особенность строения нижнего зуб-ного ряда можно интерпретировать как адаптацию молдавского бизона к жестким травянистым кор-мам, которые должны быть в изобилии доступны в открытых засушливых ландшафтах. Более крупные

премоляры с усложнëнной складчатостью эмали на жевательной поверхности являются приспособле-нием, увеличивающим функциональную площадь жевательной поверхности.

Очевидно, что относительно крупные премоляры не являются индивидуальным отклонением изучае-мого единичного экземпляра. Подобное соотноше-ние размеров моляров и премоляров также можно отметить и у несколько более древнего позднеплей-стоценового бизона Bison cf. priscus из лихвинского горизонта Райгорода (Волгоградская область, Рос-сия). Это сравнительно более крупная форма бизо-на, населявшая Восточноевропейскую равнину в эпоху лихвинского межледниковья примерно 300-400 тысяч лет назад (Алексеева 1990, 3 и сл.). Инте-ресна почти полная ветвь нижней челюсти из Райго-рода (Алексеева 1990, табл. IV, рис. 1), которая так-же как экземпляр из Косэуць и современный Bison bison, характеризуется укороченной и мощной диа-стемой. Предкоренные зубы также более крупные по отношению к молярам (рис. 2-4), что сближает бизона из Райгорода с бизоном из Косэуць. Исходя из вышеизложенных наблюдений, напрашивается вывод о том, что позднеплейстоценовый бизон из Косэуць является измельчавшим потомком более древней райгородской формы из Восточной Евро-пы. Однако, принимая во внимание ограниченное количество исследованных признаков, изученных на единственном экземпляре, относиться к этому выводу следует с известной долей осторожности. Более достоверные выводы должны основываться на анализе серийного материала с привлечением

О находке нижней челюсти бизона из третьего слоя позднепалеолитической стоянки Косэуць

214

морфологических признаков черепов, зубов, рого-вых стержней и посткраниального скелета.

В составе Bison priscus обычно выделяются не-сколько подвидов (Громова 1935; Флëров 1979; Flerow 1984; Sala 1986). Поскольку в систематике ископаемых бизонов диагностика подвидов осно-вывается на пропорциях черепа и форме роговых стержней (Skinner, Kaisen 1947; Флëров 1979; Sala 1986), то определить подвидовую принадлежность исследуемого в данной работе материала не пред-ставляется возможным. Сближение бизона из Косэ-уць с западноевропейскими формами и отнесение его к подвиду Bison priscus mediator (Partas 2001, 286-287), на мой взгляд, не является обоснованным, поскольку детальный морфологический анализ нижней челюсти указывает на близость к восточ-ноевропейскому морфологическому типу. И хотя роговые стержни и кости конечностей чаще привле-кают внимание исследователей при изучении иско-паемых бизонов, зубы в эволюционном отношении являются более консервативными частями тела жи-вотного, а значит, могут предоставить более веские аргументы в вопросах о систематическом положе-нии и филогенетических связях ископаемых форм.

ВыводыИскопаемый бизон из третьего слоя палеолити-

ческой стоянки Косэуць проявляет сходство в про-порциях нижней челюсти с современным бизоном

из Северной Америки (относительно укороченная диастема, более высокое тело нижней челюсти) и характеризуется относительно крупными премоля-рами. Эти признаки свидетельствуют о приспосо-блении к грубым кормам, состоящим из жëстких, богатых целлюлозой и фитолитами травянистых кормов в условиях открытых засушливых про-странств. Пропорции нижней челюсти из Косэуць также сближают её с более крупным и более древ-ним бизоном, населявшим Поволжье в эпоху лих-винского оледенения. В то же время, относительно крупные премоляры отличают бизона из Косэуць от западноевропейского позднеплейстоценового подвида Bison priscus mediator.

БлагодарностиЯ выражаю искреннюю благодарность И.А. Бор-

зияку, руководителю многолетних раскопок па-леолитической стоянки Косэуць, который любезно предоставил мне для изучения интересную иско-паемую находку, и благодаря которому появилась данная работа. Хочу выразить благодарность сво-им зарубежным коллегам: Paolo Agnelli (MZUF), Jean-Philippe Brugal (MMSH), Andrew Currant и Paula Jenkins (NHML) за доступ к остеологическим и палеонтологическим коллекциям. Так же я при-знателен Т.Ф. Обадэ и С.И. Коваленко за предо-ставленную специальную литературу, в которой я нуждался в процессе работы над статьëй.

БиблиографияАлексеева 1990: Л.И. Алексеева, Териофауна верхнего плейстоцена Восточной Европе. Труды Геологи-

ческого института 455 (Москва 1990), 3–109.Борзияк 1985: И.А. Борзияк, Открытие новой многослойной палеолитической стоянки Косоуцы на Сред-

нем Днестре. В сб.: В.С. Бейлекчи, В.Я. Сорокин (отв. ред.), АИМ в 1981 г. (Кишинёв 1985), 3–14.Борзияк, Коваленко 1992a: И.А. Борзияк, С.И. Коваленко, Исследование слоя 3b многослойной палеоли-

тической стоянки Косоуцы на Среднем Днестре. В сб.: Н.А. Кетрару (отв.ред.), АИМ в 1986 г. (Кишинëв 1992), 3–28.

Борзияк, Коваленко 1992б: И.А. Борзияк, С.И. Коваленко, Поселение слоя 3 стоянки Косэуць на Среднем Днестре. В сб.: Материалы и исследования по археологии и этнографии Молдовы (Кишинёв 1992), 48–69.

Громова 1935: В.И. Громова, Первобытный зубр (Bison priscus Bojanus) в СССР. Труды зоологического института АН СССР 2 (2-3) (Ленинград 1935), 77–202.

Соколов 1959: И.И. Соколов, Копытные звери (отряды Perissodactyla и Artiodactyla). В сб.: Фауна СССР, млекопитающие, 1 (3), новая серия № 71 (Москва-Ленинград 1959), 1–639.

Флëров 1979: К.К. Флëров, Систематическое положение Bison в семействе Bovidae. В сб.: Зубр (Москва 1979), 9–40.

Флëров, Заболоцкий 1961: К.К. Флëров, М.А. Заболоцкий, О причинах изменения ареала бизонов. Бюл-летень Московского общества испытателей природы, отдел биологии, LXVI (6) (Москва 1961), 99–169.

Borziyak 1993: I.A. Borziyak, Orientation of social activity of the population of last Palaeolithic in the area along Dniester River. Revista Arheologică 1 (Chişinău 1993), 120–123.

Brugal, Lacombat 2004-2005: J.-Ph. Brugal, F. Lacombat, Bison schoetensacki (Froedenberg, 1910). Les grands Mammifères fossiles du Velay (les collections paléontologiques du Plio-Pléistocène du muzée Crozatier, le Puy-


215

en-Velay). In: F. Lacombat (ed.), Annales des Amis du musée Crozatier 13-14 (Le Puy-en-Velay 2004-2005), 113–115.

Flerow, 1984: C.C. Flerow, Die Bison-Reste aus den Travertinen von Weimar. Quartärpaläontologie 5 (Berlin 1984), 355–360.

Heintz 1970: E. Heintz, Les Cervidés Villafranchiens de Franse et d’Espagne. Mémoires du Muséum national d’histoire naturelle. Série C, Sciences de la Terre 22 (1): 1-303 + (2) (Paris 1970), 1–206.

Guerin, Valli 2000: C. Guerin, A.M.F. Valli, Le gisement pléistocène superieur de la grotte de Jaurens à Nespouls, Corrèze, France: les Bovidae (Mammalia, Artiodactyla). Cahiers scientificues – Muséum de Lyon, 1 (Lyon 2000), 7–39.

Janis 1990: C.M. Janis, Correlation of cranial and dental variables with body size in ungulates and macropodoids. In: J. Damuth, B.J. MacFadden (eds.), Body Size in Mammalian Paleobiology: Estimation and Biological Implications (Cambridge 1990), 255–299.

Meagher 1986: M. Meagher, Bison bison. Mammalian species 266, 1986, 1–8.Partas 2001: V. Partas, Rămăşiţile scheletice de Bison priscus Bojanus de la aşezarea paleolitică tîrzie Cosăuţi.

În: I. Toderaş (ed.), Diversitatea, valorificarea raţională şi protecţia lumii animale (materialele conferinţei a IV-a a Zoologilor din republica Moldova) (Chişinău 2001), 286–287.

Sala 1986: B. Sala, Bison schoetensacki Freud. from Isernia la Pineta (early Mid-Pleistocene – Italy) and revision of the European species of bison. Palaeontographia Italica 74 (Pisa 1986), 113–170.

Skinner, Kaisen 1947: M.F. Skinner, O.C. Kaisen, The fossil Bison of Alaska and preliminary revision of the genus. Bulletin of the American Museum of Natural History 89 (3) (New York 1947), 123–256.

Роман Кройтор, доктор биологии, Центр археологии, Институт культурного наследия, Академия наук Молдовы, бул. Штефан чел Маре 1, МД-2001, Кишинэу, Республика Молдова; [email protected]

О находке нижней челюсти бизона из третьего слоя позднепалеолитической стоянки Косэуць

КОСТНЫЕ ОСТАТКИ ДИКИХ И ДОМАШНИХ ЖИВОТНЫХИЗ ТРИПОЛЬСКОГО ПОСЕЛЕНИЯ ХОРОДКА Х

Роман КРОЙТОР, Сергей БОДЯН, Кишинэу

Resturi faunistice din aşezarea culturii Cucuteni-Tripolie Horodca X. În articol sunt pezentate rezultatele studierii materialului arheozoologic recuperat din groapa 2 şi din stratul de cultură al aşezării culturii Cucuteni-Tripolie Horodca X (campania 2005). Majoritatea oaselor aparţin animalelor domestice (Bos taurus, Sus domesticus, Capra hircus, Ovis aries). Unele oase de bovine poartă urme de despicare. Animalele sălbatice cedează numeric celor domestice şi sunt reprezentate de speciile Sus scrofa, Capreolus capreolus, Cervus elaphus, Bos primigenius şi Ursus arctos.

В работе описывается остеологический материал, собранный на трипольском поселении Хородка Х во время полевого сезона 2005 г. Основная часть костных остатков принадлежит домашним животным: крупному рогатому скоту (Bos taurus), домашней свинье (Sus domesticus), козе (Capra hircus) и овце (Ovis aries). Некоторые кости крупного рогатого скота несут следы разделывания. Часть костного материала обожжена. Остатки диких животных очень незначительны и представлены исключительно образцами, которые следует расценивать как трофеи: фрагмент нижнего клыка дикого кабана (Sus scrofa), фрагменты рогов оленей (Cervus elaphus, Capreolus capleolus), фрагменты рогового стержня первобытного быка (Bos primigenius) и клык бурого медведя (Ursus arctos).

Osteological remains of domestic and wild animals from the Cucuteni-Tripolian site Horodca X. The article describes osteological remains and their taphonomy yielded by the Tripolian site Horodca X during the excavation season 2005. The most significant part of the osteological material belongs to domesticates: cattle (Bos taurus), domestic pig (Sus domesticus), goat (Capra hircus), and sheep (Ovis aries). Some bones of cattle show butchery marks. A certain part of bones is burn. The remains of wild animals are very scanty and represent exclusively trophy parts: a fragment of lower tusk of wild boar (Sus scrofa), fragments of deer antlers (Cervus elaphus, Capreolus capleolus), a horn core of aurochs (Bos primigenius), and a tusk of brown bear (Ursus arctos).

Key words: Dniestr-Prut Basin, Cucuteni-Tripolie, archaeozoology, taphonomy, methodological problems

ВведениеВ своей недавней публикации А.И. Давид (David,

2004) установил систематический состав фауны из энеолитического поселения Хородка Х по мате-риалам раскопок полевого сезона 2003 г. Согласно цитируемому автору, фауна включает в себя ряд домашних и диких животных. Категория домаш-них животных включает крупный рогатый скот, мелкий рогатый скот, домашняя свинья, лошадь (предположительно отнесена к домашним живот-ным) и собака. Представленная менее многочис-ленными остатками дикая фауна включает такие виды, как благородный олень, первобытный тур, лисица и заяц-русак. В данной работе предлагает-ся описание нового остеологического материала из местонахождения Хородка Х, который дополняет и уточняет систематический состав фауны. Также мы уделяем внимание тафономическому анализу

материала, который позволяет раскрыть некоторые детали и характерные черты повседневной жизни и хозяйствования людей энеолитического времени.

Материал и методыВ основу данной статьи лёг материал из Хородки

Х раскопок 2005 г., проведëнных одним из авторов (С. Бодян). Материал происходит из ямы № 2 и из культурного слоя поселения. Всего из ямы собрано 533 костных фрагмента, из которых 94 фрагмента поддаются определению. Скелетные остатки из культурного слоя представлены в количестве 142, из них 14 фрагментов были диагностичны.

Главным затруднением в анализе и сравнении материала было отсутствие в археозоологической литературе единой методологии в обработке и представлении биометрических данных, что зача-стую делало невозможным сопоставление данных


217

из различных источников и сильно ограничивало нас в отборе сравниваемых признаков. Определе-ние костных остатков мелкого рогатого скота про-водилось по морфологическим критериям, опубли-кованным H. Fernandez (2001) и P. Halstead et al. (2002). Промеры костей брались по методике, раз-работанной А. fon den Driesch (1976).

Систематическое описание фауныBos taurus (крупный рогатый скот). Домашний

вид, представленный наиболее многочисленными костными остатками, включая фрагменты черепа, костей конечностей, изолированные щëчные зубы. Остатки принадлежат как минимум двум особям:

ювенильной, с молочными зубами и неокостеневши-ми эпифизами костей конечностей, и взрослой осо-би с полностью сформированной зубной системой.

Изолированные верхние щëчные зубы (полная серия левых молочных зубов и правый постоянный неизношенный первый моляр), очевидно, принадле-жат одной ювенильной особи. Этой же ювенильной особи принадлежит дистальный фрагмент берцовой кости с неполностью окостеневшим эпифизом.

Значительная часть костных остатков принадле-жала взрослой особи. Разбитый фрагмент правой нижней челюсти сохранил полный ряд нижних щëчных зубов. Предкоренные зубы находятся в на-чальной стадии изнашивания, что свидетельствует

Рис. 1. Фрагменты костей домашних животных из трипольского поселения Хородка Х: А – дистальный фрагмент пясти домашней овцы (А1 – вид спереди, А2 – вид сбоку). В – третий нижний правый моляр домашней овцы: жевательная поверхность и вид с лингвальной стороны. С – проксимальный фрагмент ребра крупного рогатого скота; стрелками указаны следы рубления. D – левая ветвь нижней челюсти домашней козы и жевательная поверхность зубного ряда.

Костные остатки диких и домашних животных из трипольского поселения хородка Х

218

о молодом возрасте животного. Промеры нижней челюсти указаны в таблице 1.

Помимо зубов, образцы также включают в себя фрагменты рëбер, черепа, позвонка и трубчатых ко-стей крупного рогатого скота.

Левая лучевая кость (radius) представлена вну-тренней проксимальной частью, возникшей в ре-зультате продольного раскалывания кости. На дис-тальной части фрагмента кости обнаружены две насечки, оставленные режущим орудием. Прокси-мальный конец кости несет следы зубов хищника, оставленные, очевидно, во время обгладывания

хрящевых тканей сустава. Такие же следы зубов найдены и на одной из вторых пальцевых фаланг крупного рогатого скота.

Два проксимальных фрагмента рёбер несут у основания насечки, оставленные режущим или ру-бящим орудием, что характерно при разделывании туши. Одно из рёбер перерублено на расстоянии приблизительно 9 см от основания. Еще одно ре-бро явно разрублено у основания и на расстоянии приблизительно 8,5 см наискосок по отношению к оси кости (рис. 1С).

Также присутствуют мелкие фрагменты бедрен-ной кости, лопатки, позвонки, мелкие кости заплюс-ны. Некоторые костные остатки принадлежат юве-нильной особи с неокостеневшим эпифизами.

Обращают на себя внимание сравнительно круп-ные размеры породы крупного рогатого скота из Хородки (рис. 2), типичной для археозоологических комплексов Прекукутень и Кукутень (Давид, Чемыр-тан 1979; Haimovici 2005; Haimovici, Vornicu 2005; Coroliuc, Haimovici 2005), и сравнительно гораздо крупнее, чем породы крупного рогатого скота более поздних эпох (рис. 3). Необходимо указать на то, что удлинённость нижнего зубного ряда крупного рога-того скота из Хородки (а также из некоторых других

Рис. 2. Сравнение размеров серий нижних зубов крупного рогатого скота из Хородки Х и литературных данных по энеолиту Молдовы и Румынии. Данные по энеолиту Молдовы (средние значения и размах абсолютных значений) приводятся по А. И. Давиду и Г. И. Чемыртану (1979); данные по крупному домашнему скоту из База Пэтуле (Румыния) и первобытному туру из Ливень и Тыргу Фрумос (Румыния) приводятся соответственно по S. Haimovici, A. Coroliuc (2000), S. Haimovici, A. Ungureanu (2002) и S. Haimovici (2000).

Таблица 1. Промеры правой ветви нижней челюсти крупного рогатого скота Bos taurus из трипольского поселения Хородка Х.

Промеры (мм) Значения Длина нижнего зубного ряда (Р2-М3) 153.0Длина ряда премоляров (Р2-Р4) 56.1Длина ряда моляров (М1-М3) 94.0Длина четвёртого премоляра (Р4) 24.0Ширина четвёртого премоляра 12.1Длина третьего моляра (М3) 38.2Ширина третьего моляра 14.8

Роман Кройтор, Сергей Бодян

219Костные остатки диких и домашних животных из трипольского поселения хородка Х

кукутенских памятников, учтëнных в исследовании) имеет место в большей мере за счет предкоренных зубов, хотя ряд предкоренных зубов сравнительно короче, чем у первобытного быка Bos primigenius из Ливень (рис. 2, 3). Сравнение третьего моляра крупного скота из Хородки с таковыми более мел-ких пород черняховской культуры показало, что его размеры не намного превосходят средние значения крупного рогатого скота античной эпохи (рис. 4).

Bos primigenius (дикий тур). Найдены два пло-хо сохранившихся, сильно выветренных и дефор-мированных фрагмента рогового стержня перво-бытного тура, представляющие его верхушечный отдел и часть, близкую к основанию (рис. 5). Со-хранность этого материала сильно отличается от сохранности остального костного материала. Диа-метр проксимальной части рогового стержня со-ставлял более 10 см.

Capra hircus (домашняя коза). Фрагмент рогово-го стержня длиной более 12 см. Роговой стержень полый внутри, что характерно для домашней козы и отличает её от домашней овцы (Schmid 1972). К этому же виду относятся правая (с опавшим эпифи-зом) и левая (сильно разрушенная) пяточные кости, несколько изолированных верхних и нижних моля-ров, и левая ветвь нижней челюсти (рис. 1D) с хо-

рошо сохранившейся зубной системой на средней стадии изношенности (длина зубного ряда состав-ляет 70,3 мм). Костные остатки принадлежат двум разновозрастным особям.

Ovis aries (домашняя овца). К этому виду отне-сены дистальный фрагмент правой плечевой кости, проксимальный фрагмент правой лучевой кости, который, очевидно, сочленяется с упомянутой выше плечевой костью, и дистальный фрагмент пястной кости (рис. 1А – ширина 32,1 мм, диаметр сустав-ных блоков 20,8 мм). С медиальной стороны прок-симального эпифиза лучевой кости заметны насеч-ки, оставленные режущим или рубящим орудием. Здесь же следует упомянуть правый третий нижний моляр на средней стадии изношенности (рис. 1В), характеризующийся типичными для овцы округлы-ми очертаниями жевательной поверхности зуба с лабиальной стороны. Все перечисленные остатки, вероятнее всего, принадлежат одной зрелой особи.

Остеологический материал содержит также мно-жество фрагментов костей посткраниального ске-лета, видовую принадлежность которого сложно установить в силу неудовлетворительной сохранно-сти. Это сильно повреждённые лопаточные кости, фрагменты рёбер, трубчатых костей, в том числе правая и левая дистальные части плечевых костей

Рис. 3. Сравнение промеров нижнего зубного ряда крупного рогатого скота из Хородки Х, трипольского поселения Тыргу Фрумос - База Пэтуле (Румыния), поздних исторических эпох Восточной Европы (скифское время и черняховская культура; указаны средние значения и статистическая обработка выборки), и первобытного тура из трипольских поселений Ливень и Тыргу Фрумос (Румыния). Данные по скифскому времени и черняховской культуре приводятся по В. И. Цалкину (1966), источники данных по трипольским поселениям Румынии указаны в подписи к рисунку 2.

,Румыния

,Румыния

220

с разрушенными суставными блоками. Такое раз-рушение эпифизов трубчатых костей мелкого ро-гатого скота может быть следствием обгладывания костей собаками, которые разрушают богатую пи-тательными веществами губчатую костную ткань и покрывающую её хрящевую ткань.

Sus domesticus (домашняя свинья). Домашняя свинья представлена костными остатками, которые принадлежат, по крайней мере, трëм особям. Это фрагмент правой верхней челюсти с молочными зубами, которая принадлежит ювенильной особи, фрагмент левой верхней челюсти с сохранившим-ся рядом зубов Р4-М2, правый верхний четвертый премоляр (Р4), отличающийся от предыдущего эк-земпляра более крупными размерами и более про-двинутой стадией изнашивания коронки (табл. 2),

а так же нижний резец взрослой свиньи. Также до-машней свинье принадлежат проксимальные фраг-менты второй и пятой метатарсальных костей.

Sus scrofa (дикий кабан). Дикий кабан пред-ставлен одним небольшим фрагментом. Это про-дольный скол с выгнутой стороны нижнего клыка. Длина фрагмента составляет 62,5 мм. Очевидно, этот фрагмент был получен путем преднамеренно-го раскалывания клыка, постольку дробление ниж-него клыка дикого кабана на продольные осколки естественным путëм маловероятно.

Capreolus capreolus (косуля). Дикая косуля пред-ставлена базальным фрагментом опавшего рога. Длина фрагмента приблизительно равна 92 мм. У слома различима серия поперечных насечек, что указывает на использование рубящего и/или режу-

Рис. 4. Сравнение промеров третьего нижнего моляра крупного рогатого скота из Хородки Х, трипольских поселений Лука Врублевецкая (Украина), Тыргу Фрумос - База Пэтуле (Румыния), а так же более поздних исторических эпох Восточной Европы (Черняховская культура и скифское время), и современной серой украинской породы. В графике указаны средние значения и размах изменчивости абсолютных значений. Данные по Луке Врублевецкой и современной породе крупного рогатого скота указаны по В. И. Бибиковой (1953). Источники данных по поселению Тыргу Фрумос - База Пэтуле и поздним историческим эпохам указаны в подписях к рисункам 2 и 3.

,Румыния

Таблица 2. Промеры верхних щёчных зубов домашней свиньи Sus domesticus из трипольского поселения Хородка Х.

Промеры (мм) Левая верхняя челюсть Правый верхний зубДлина четвёртого премоляра (Р4) 13.6 15.2Ширина четвёртого премоляра 13.7 15.4Длина первого моляра (М1) 19.1Ширина первого моляра 15.3Длина второго моляра (М2) 22.5Ширина второго моляра 18.7


221

Рис. 5. Фрагменты рогового стержня первобытного тура из трипольского поселения Хородка Х.

щего орудия при отделении дистальной части рога. Рог был расколот ниже первого ветвления. На по-верхности рога заметны пятна обугливания, воз-никшие от непродолжительного соприкосновения с огнём. Диаметр розетки рога составляет 47,0 40,8 мм, диаметр рога над розеткой составляет 25,0 мм.

Cervus elaphus (благородный олень). К этому виду безошибочно может быть отнесён только один небольшой обожжённый фрагмент рога из культур-ного слоя, который характеризуется типичной для рогов благородного оленя жемчужевидной зерни-стостью на поверхности.

Ursus arctos (бурый медведь). Остатки этого дикого вида, представленные двумя фрагментами клыка, также обнаружены в культурном слое. Ма-териал плохо сохранился, поэтому нет возможно-сти указать его промеры.

ОбсуждениеНебольшая часть костных остатков (в основном

принадлежащие крупному рогатому скоту) несёт

характерные для разделывания туши следы режу-щих или рубящих орудий: большинство рëбер круп-ного рогатого скота обрублены у основания в месте сочленения с позвоночником, многие фрагменты рëбер являются результатом разделывания грудинки на порции длиной 8-9 см. Лучевая кость и первые пальцевые фаланги разрублены вдоль продольной оси, очевидно, с целью извлечения костного мозга.

Несмотря на большое количество фрагментов костей, большинство из них принадлежат неболь-шому количеству разновозрастных домашних жи-вотных: крупному рогатому скоту (одна ювениль-ная и одна взрослая особи), домашней овце (одна взрослая особь), домашней козе (одна взрослая и одна ювенильная особи), домашней свинье (две взрослые и одна ювенильная особи). Отличитель-ными чертами исследуемого археозоологического материала является очень незначительное количе-ство обглоданных собаками костей (рис. 6; табл. 3). Очевидно собаки, присутствовавшие в поселении

Таблица 3. Систематический состав и тафономические особенности археозоологического материала из ямы 2.

Вид фрагменты костей

особи обожженные кости

обглоданные кости

Ovis aries 7 1 - -Capra hircus 18 2 - 2Bos taurus 56 2 3 2Sus domesticus 9 3 - -Bos primigenius 2 1 - -Capreolus capreolus 1 1 1 -Sus scrofa 1 1 - -Неопределённые 439 - 41 1Всего 533 11 45 5


222

Рис. 6. Тафономическая структура остеологического материала из трипольского поселения Хородка Х (яма № 2).

(David 2004), не имели доступа к кухонным остат-кам. Наличие явных следов зубов хищника на вто-рой пальцевой фаланге крупного рогатого скота может свидетельствовать о том, что при разделы-вании туши забитого животного, наименее ценные его части (пальцевые фаланги с копытами) отдава-лись собакам.

Приблизительно 8% костей, найденных в яме, в той или иной степени обожжены (рис. 6; табл. 3). Присутствуют как слегка обожжëнные кости, так и обугленные и прокалëнные добела фрагменты. Некоторые из обожжëнных и обугленных костей принадлежат крупному рогатому скоту, один обу-гленный фрагмент является осколком рога благо-родного оленя.

В материале из культурного слоя, который мы рассматриваем отдельно, количество обожжëнных костей достигает 11% (табл. 4).

Остатки диких животных в поселении Хородка Х очень незначительны, не более 5% от общего числа

костных остатков. Присутствие диких животных в исследуемом материале имеет отличное от домаш-них животных происхождение. Как правило, это единичные фрагменты, которые могут расценивать-ся либо как символические охотничьи трофеи (рога первобытного тура, клык дикого кабана, клык мед-ведя), либо как находки, принесëнные на поселение для каких-то практических нужд (сброшенные рога оленей). Рога оленей обожжены или несут следы со-прикосновения с огнём. В этом контексте обращают на себя внимание редкие остатки лошади, обнару-женные А.И. Давидом (David 2004) на данном посе-лении. Этот факт можно интерпретировать как сви-детельство того, что лошадь, будучи уже одомашнен-ной, не содержалась как мясное животное, или же, что более вероятно, эти кости принадлежат дикому тарпану, который, как и остальные дикие животные, представлен единичными костными остатками.

Заслуживают внимания особенности породы крупного рогатого скота из Хородки Х и прекукутен-


223

ского памятника Тыргу Фрумос «База Пэтуле», рас-положенного на территории Румынии (Haimovici, Coroliuc 2000). Помимо более крупных размеров, от-меченных для крупного рогатого скота из прекуку-тенских и кукутенских памятников (Haimovici 2005; Haimovici, Vornicu 2005; Haimovici, Coroliuc 2000; Coroliuc, Haimovici 2005), следует отметить своео-бразные пропорции нижнего зубного ряда, связан-ные с удлинённой серией премоляров. К сожалению, это наблюдение основано на косвенных данных (длина ряда моляров и полная длина нижнего зубно-го ряда – см. рис. 3), поскольку мы не смогли найти в доступной для нас литературе данные по длине ряда премоляров и их статистическую обработку.

Удлинённый передний отдел нижнего зубного ряда, представленный премолярами, может быть связан у крупного рогатого скота с удлинённой ли-цевой частью черепа, что отличает его от мелких пород с укороченной лицевой частью черепа из бо-лее поздних археологических памятников. Объяс-нить эти морфологические отличия между древни-ми породами крупного рогатого скота можно эво-люционными изменениями, которые произошли в процессе доместикации.

Аналогичные морфологические изменения отме-чены также и у других одомашненных животных, в частности, у домашней свиньи. К сожалению, опять в наших выводах мы ограничены недоста-точно глубоким и детальным описанием материа-ла в археозоологической литературе. Совершенно не изучены особенности полового диморфизма у крупного рогатого скота, и поэтому мы не можем судить, в какой мере обнаруженные нами морфо-логические черты трипольского крупного рогатого скота обусловлены таким характерным для рода Bos явлением, как сильно выраженный (у диких видов)

половой диморфизм. Кроме того, по-видимому, не всегда адекватно разделяются остатки зубов и че-люстей крупного рогатого скота и первобытного тура, что мы можем видеть в случае нижней челю-сти из Тыргу Фрумос (рис. 2), отнесённой к перво-бытному туру (Haimovici 2000), но по размерам и пропорциям зубного ряда ничем не отличающейся от крупного рогатого скота.

Проблема оказывается сложнее в случае изоли-рованных зубов быков. На графике из рисунка 4 мы находим значительные различия в размерах третьего нижнего моляра Bos taurus черняховской культуры (по данным В.И. Цалкина 1966) из Черкасс (52 эк-земпляра) и из Молдовы (12 экземпляров), причем последние практически ничем не уступают в раз-мерах трипольской породе крупного рогатого скота. Сделать какие-либо выводы и в этом случае сложно, так как мы не знаем половой принадлежности ма-териала, опубликованного В.И. Цалкиным (1966). Обращает на себя внимание исключительно круп-ные зубы быков из трипольского поселения Лука Врублевецкая (рис. 4), отнесённые В.И. Бибиковой (1953) к Bos taurus. В данном случае не исключена принадлежность хотя бы части материала к дикому туру Bos primigenius. Достоверные выводы в этом случае можно было бы сделать, если бы в архео-зоологических описаниях указывались бы не только максимальные и минимальные значения промеров костей всей выборки (ценность которых, в общем, невелика), а промеры (не менее двух) каждого от-дельного экземпляра, что позволяло бы проводить дальнейший анализ остеологического материала.

Все изложенные здесь замечания желательно учесть коллегам археозоологам и археологам при дальнейшей разработке методологии описания ар-хеозоологического материала.

Таблица 4. Систематический состав и тафономические особенности археозоологического материала из культурного слоя (1-4 штык).

Вид фрагменты костей особи обожженные костиUrsus arctos 2 1 -Capra hircus 4 1 -Bos taurus 5 1 -Cervus elaphus 1 1 1Unio sp. 1 1 -Helix sp. 1 1 -Неопределённые 129 - 18Всего 142 6 19


224

БиблиографияБибикова 1953: В.И. Бибикова, Фауна раннетрипольского поселения Лука-Врублевецкая. МИА 38 (Москва-

Ленинград 1953), 411–456.Давид, Чемыртан 1979: А.И. Давид, Г.И. Чемыртан, Крупный рогатый скот энеолитических поселений на террито-

рии Молдавии. В кн.: И.М. Ганя (отв.ред.), Микро- и макрофауна позднего фанерозоя Юго-Запада СССР (Кишинёв 1979), 57–82.

Цалкин 1966: В.И. Цалкин, Древнее животноводство племён Восточной Европы и Средней Азии (Москва 1966).Coroliuc, Haimovici 2005: A. Coroliuc, S. Haimovici, Studiul materialului arheozoologic provenit din aşezarea precucuteniană

de la Mândrişca, Valea Seacă (Jud. Bacău). Caprica XXXIV, 2005, 343–356.David 2004: A. David: Caracteristica resturilor scheletice de animale de la staţiunea eneolitică Horodca X. In: Cercetări

arheologice în Republica Moldova (2000-2003), vol. 1 (Chişinău 2004), 22–26.Driesh 1976: A. von den Driesch, A guide to the measurements to animal bones from archaeological sites. Peabody Museum

Bulletin (Harward University 1976), 1–137.Fernandez 2001: H. Fernandez, Osteologie comparee des petits ruminants eurasiatiques sauvages et domestiques (genres

Rupicaprea, Ovis, Capra et Capreolus): diagnose differentielle du squelette appendiculaire. These pour obtenir le grade de Docteur es sciences, mention biologique, Universite de Geneve (Geneve 2001), v. 1-2.

Haimovici 2000-2001: S. Haimovici, Problema unui caz: studiul faunei din groapa 25 A sitului precucutenian de la Targu Frumos, prin perspective metodologiei archeozoologice. Codrul Cosminului, SN, 6-7 (16-17), 2000-2001, 21–35.

Haimovici 2005: S. Haimovici, Caracterizarea arheozoologică a unor resturi faunistice din aşezarea de la Malnaş Băi (Cultura Ariuşd). Angvstia 9, 2005, 89–96.

Haimovici, Coroliuc 2000: S. Haimovici, A. Coroliuc, The study of the archaeo-zoological material founded in the pit no. 26 of the Precucuteni III settlement at Târgu Frumos – Baza Pătule. Studia Antiqua et Archaeologica VII (Iaşi 2000), 169–206.

Haimovici, Ungurianu 2002: S. Haimovici, A. Ungurianu, Studiul materialului arheozoologic din situl de la Liveni (sfârşitul Cucutenianului B). AM XXV, 2002, 279–291.

Haimovici, Vornicu 2005: S. Haimovici, A. Vornicu, Studiul arheozoologic al resturilor faunistice din situl Fulgeriş-Cucuteni A (comuna Pânceşti, jud. Bacău). Caprica XXXIV, 2005, 357–372.

Halstead et al. 2002: P. Halstead, P. Collins, V. Isaakidou, Sorting the Sheep from the Goats: Morphological Distinctions between the Mandibles and Mandibular Teeth of Adult Ovis and Capra. Journal of Archaeological Sciences 29, 2002, 545–553.

Schmid 1972: E. Schmid, Atlas of Animal Bones (Amsterdam-London-New York 1972).

Роман Кройтор, доктор биологии, Сергей Бодян, Центр археологии, Институт культурного наследия, Академия наук Молдовы, бул. Штефан чел Маре 1, МД-2001, Кишинэу, Республика Молдова.


RECENZII ŞI PREZENTĂRI DE CĂRŢI - РЕЦЕНЗИИ И КНИЖНОЕ ОБОЗРЕНИЕ - PAPER AND BOOK REVIEW

Marcel Otte, Vasile Chirica, Paul Haesaerts, (eds.), L’Aurignacien et le Gravettien de Mitoc-Malu Galben, Liége, 2007, ERAUL 72, 226 p.

Autorii volumului recenzat sunt printre cei mai noto-rii cercetători ai Paleoliticului din Europa, fiecare din-tre ei având cercul lor de interese profesionale, inclusiv „teritoriale” şi de aplicare directă în anumite compar-timente de studiu. Anterior, împreună şi cu alţi autori, ei au semnat un şir de studii referitoare la Paleoliticul superior din Europa Centrală, România, Republica Moldova, pentru a reveni din nou pe foaia de titlu a unei monografii generalizatoare, referitoare la staţiu-nea stratificată cu nivele de locuire paleoliticcă din Au-rignacian şi Gravetian de la Mitoc, jud. Botoşani. Au-torii amintiţi, fiecare în măsuri diferite, şi cu contribuţii concrete diferite au adus la un fericit sfârşit volumul, care a fost „fermentat” în editură mai mult de 7 ani. Volumul are o structură complicată, care coboară cu necesitate din cercetările efectuate la Mitoc, cercetări îndelungate, migăloase prin implicarea multor speci-alişti din arheologia preistorică şi domeniile de studiu interdisciplinar limitrof. Studiul monografic al staţiunii Mitoc-Malu Galben include 14 compartimente, elabo-rate de 13 autori, unii dintre care au semnat mai multe dintre ele.

Pentru a cuprinde aici conţinutul, particularităţile re-alizărilor şi unele momente, ce merită atenţie, dacă nu critică, atunci cel puţin o reflectare mai detaliată ori su-plimentară, ne vom referi la studiile, incluse în volum, conform structurii lui.

În succinta Introducere M. Otte menţionează succe-siunea lucrărilor de la Mitoc-Malu Galben, indicând că studiul consacrat staţiunii se referă la o zonă de trecere de la Europa Centrală la Europa de Est, precum şi la o zonă, în care se pot delimita interferenţele mai multor şcoli de studiu al paleoliticului. Fără îndoială, aceste observaţii sunt juste. Însă tot aici se reliefează lucrările, efectuate prin intermediul şi cu prezenţa specialiştilor din occident, lăsându-se în umbră cercetările anterioa-re, efectuate de către V. Chirica. Această atitudine, fără prea mare greutate, se observă şi în abordarea materi-alelor, cele mai elocvente fiind considerate materiale-le obţinute în urma cercetărilor de după 1993, când la Mitoc au venit cercetătorii din Belgia. M. Otte, însă, cu tot „patosul şi importanţa” pe care o atribuie rezultate-lor de după 1993, totuşi indică importanţa şi volumul

de lucru efectuat în staţiune anterior, precum şi rolul extrem de important al materialelor din ea în procesul de elucidare a multor probleme cardinale ale Paleoliti-cului superior la interferenţa Vestului şi Estului.

Autorul principal al studiului, V. Chirica, deschide (sau mai bine zis „închide” pentru un timp) succesiunea compartimentelor prin „Istoricul cercetărilor Paleoli-ticului din Romănia şi de la Mitoc-Malu Galben”. De fapt, după cum arată autorul, de la Mitoc s-au început cercetările Paleoliticului în Romănia şi, situl de aici, după cum reiese din studiu, este nu numai primul, dar şi unul dintre cele mai intens cercetate. Aducând oma-giul binemeritat cercetătorilor anteriori pe parcursul, practic, întregului compartiment, V.Chirica (manifes-tând zel de modestie) lasă ca prin volum să se aprecieze lucrările, conduse de dânsul la Mitoc.

Totodată, autorul apreciază înalt rolul lui P.Haesaerts şi al echipei belgiene în studiul paleoliticului de la Mitoc.

Dar staţiunea de la Mitoc-Malu Galben, probabil, nu avea şanse să devină una dintre cele mai importante din Europa, dacă nu ar fi avut mai multe niveluri de locuire separate unul de altul, dacă nu ar fi avut o succesiune litologică extrem de importantă pentru descifrarea eve-nimentelor din cadrul natural al Pleistocenului superi-or, pe fundalul cărora s-a desfăşurat viaţa multor colec-tive umane din zonă la perioada respectivă. Şi aici şi-au găsit aplicare perfectă opţiunile, capacităţile şi opiniile, referitoare la evoluţia procesului natural la etapa Cua-ternarului târziu, profesate de către geologul şi arhe-ologul P. Haesaerts. De la prima sa sosire la Mitoc în 1989, după Colocviul Comisiei a 8-a de la Cracovia, consacrat pieselor bifaciale din Paleoliticul European, P. Haesaerts a devenit extrem de ataşat faţă de această staţiune, vizitând-o şi lucrând în ea, practic, în fiecare an după aceasta. În opinia mea, el a găsit la Mitoc acel suport metodic şi acel poligon de lucru practic, care pe de o parte î-a îndreptăţit căutările anterioare de la Willendorf II, Grubgraben, Dolni Vestonice (Haesaerts 1990), iar pe de altă parte î-a dat posibilitate să ob-ţină necesitatea, dar şi „inarmarea conceptuală”, care i-au permis să activeze cu evident succes ştiinţific la Molodova V şi Cosăuţi (Haesaerts et all. 2003; 2004).

226

Această muncă asiduă este reflectată în unul din com-partimentele-cheie al studiului: „Mitoc-Malu Galben: cadrul stratigrafic şi cronologic”. Venind la Mitoc după studiul staţiunilor pluristratificate de la Willendorf II şi Grubgraben, el, pe latura estică a Carpaţilor, în zona de ieşire spre marele domen loessoic euro-asiatic, a descoperit aceleaşi legităţi de comportament al micro-diviziunilor stratigrafice din depunerile cauaternarului târziu, legităţi, care i-au oferit posibilitatea, nu numai să ordoneze şi să citească (în opinia mea) just stratigra-fia depunerilor cuaternare de pe locul staţiunii nomi-nalizate, dar, împreună cu colegul său Fr. Damblon, să reconstituie procesul climateric de la 33 până la 20 mii ani BP din zona Mitocului. Vom mai menţiona şi rolul lui P.Haesaerts în delimitarea pe niveluri de locuire a materialelor arheologice de la Mitoc, informaţii care au fost cu migală anterior fixate în caietele de săpătură ale lui V.Chirica. Acest lucru, extrem de anevoios, a reţinut mult apariţia volumului recenzat. La Mitoc, coluviul pe care este situată staţiunea are o triplă înclinare: spre sud-est, spre valea râuleţului Ghireni, spre est (spre Prut) şi spre nord-est. Ultima înclinare este anihilată parţial de umplutura depunerilor mai consistente şi în relief se citeşte mai greu. Această particularitate a re-liefului a condiţionat necesitatea măsurărilor poziţiilor fiecărei piese litice şi paleontologice în repetate rân-duri, operaţie, dacă ţinem cont de dotarea instrumenta-lă a săpăturilor la etapa respectivă, extrem de dificilă. Mai este important că la Mitoc P.Haesaerts a purces la delimitarea şi evidenţierea unor diviziuni stratigrafice stratotipice locale, ţinând cont de comportamentul lor structural şi succesiv. Astfel au fost evidenţiate diviziu-nile stratigrafice MG-13-10,8,6,4, care devin specifice pentru schema stratigrafică regională a depunerilor din cuaternarul târziu din zona de la Est de Carpaţi (Haesa-erts et all. 2003; 2007; Haesaerts 2007, 40). Evidenţie-rea ciclurilor de sedimentaţie, observate la Grubgraben şi Mitoc, au condiţionat evidenţierea unor astfel de di-viziuni ciclice în sedimentaţia depunerilor de pe locul staţiunilor Molodova V şi Cosăuţi, fapt care a facili-tat elaborarea schemei stratigrafice regionale, despre care am amintit. Lucrările lui P.Haesaerts de la Mitoc au condiţionat în mod evident elaborarea volumului despre staţiune. Dar P.Haesaerts nu a cercetat numai stratigrafia staţiunii, dar a şi coordonat procesul gene-ral de studii interdisciplinare, care, fiind efectuate în ansamblu, au permis de a obţine importante date, care se completează unele pe altele.

Este benefic şi structural eficient plasat studiul „Mi-toc-Malu Galben: studiu geopedologic”, semnat de trei autori de la Universitatea din Gand, Departamentul de Geologie şi Pedologie: J. Becze-Deàk, G. Stoops, R. Langohr. În baza eşantioanelor colectate de către Fr.

Damblon şi P. Haesaerts, aceşti cercetători au determi-nat conţinutul şi structura sedimentelor din secvenţa de pe locul staţiunii. Ei au determinat conţinutul de hu-mus, de nisip fin cuarţitic, intruziile alogene şi formate după acumularea depunerilor, precum şi metamorfoze-le din sedimente, produse pe cale chimică şi mecanică. Tot aceşti specialişti au reconstituit condiţiile de acu-mulare, formare şi păstrare a sedimentelor, precum şi condiţiile climaterice din timpul formării lor. În baza acestui studiu, în mare măsură, P.Haesaerts a recon-stituit procesul evoluţiei cadrului natural pe parcursul timpului, în decursul căruia s-au acumulat sedimentele de pe locul staţiunii, care încorporează nivelurile pale-olitice de locuire. De asemenea, în compartiment sunt efectuate observaţii referitoare la aspectul antropic al unor metamorfoze din cadrul sedimentelor ce conţin niveluri paleolitice de locuire.

Coordonarea, conform unui plan unic, a lucrărilor în domeniul interdisciplinar, a permis obţinerea unui im-punător număr de date 14C, care permit încadrarea cro-nologică eficientă a nivelelor de locuire din staţiune. Relatarea, comentarea şi aplicarea datelor radiometrice este efectuată în compartimentul „ Datările 14C din sta-ţiunea Mitoc-Malu Galben”, semnat de către Fr. Dam-blon şi P. Haesaerts. În total, pentru staţiune au fost ob-ţinute 68 de date radiometrice, care au fost divizate de autorii nominalizaţi în 2 compartimente: cele obţinute până în 1991 – 46 date şi cele obţinute după acest an, prin străduinţele echipei mixte, despre care am amintit, 22 date. Datele anterioare, obţinute de către V.Chirica (1986; 1989) şi K.Honea (1993; 1994) au fost luate în consideraţie în acest studiu, dar s-a pus baza datării si-tului în întregime pe datele din compartimentul 2 care au fost colectate şi preparate după o metodică unică şi obţinute la două laboratoare de prestigiu – la Gronin-gen şi Oxford (accelerator). Este important că autorii nu renunţă la datele, care le par incorecte sau nu contri-buie ori nu condiţionează aranjamentele stratigrafice, tipologice ori de altă natură. Ei analizează minuţios şi comentează aceste date şi numai în ultima instanţă re-nunţă la acele, care se dovedesc a fi incorecte. Un rol important în stabilirea datărilor de la Mitoc, dar şi din alte staţiuni paleolitice din Europa, revine laboratorului din Groningen şi în acest sens, de asemenea lui J. van der Plicht, care este şi unul din autorii multor articole anterioare, referitoare la cronologia staţiunii. Autorii expun metodele de colectare şi preparare a eşantioa-nelor pentru datări, identificarea resturilor carbonizate, efectuează o amplă critică a datelor obţinute, precum şi o suprapunere a lor pentru fiecare nivel de locuire. Da-tele radiometrice vin să completeze, dar şi să explice multe elemente ale stratigrafiei şi a succesiunii etapelor din cadrul natural, care s-au perindat pe parcursul şi în

Recenzii şi prezentări de cărţi

227

afara proceseor de acumulare a nivelelor de locuire din staţiune. Este important că asidua muncă de acumulare a datelor, obţinerea lor, a permis definirea celor mai timpurii niveluri stratificate ale paleoliticului superior (aurignacianului) din spaţiul Carpato-Nistrean, eveni-ment, care a pus sfârşit discuţiei dintre Al.Păunescu şi V.Chirica, referitoare la vechimea paleoliticului superi-or de la Mitoc şi Ripiceni-Izvor. Este important, că da-tele radiometrice sunt intercalate organic în stratigrafie şi extrem de minuţios coroborate cu cronologia relati-vă. Acest studiu implică un „istorism” autentic proce-sului de evoluţie umană din staţiune, fiind cunoscut că istoria fără cronologie este o poveste.

Este important, original şi unical pentru paleoliticul României studiul resturilor paleobotanice din staţiune. În studiul „Resturile paleobotanice din staţiunea Mi-toc-Malu Galben”, semnat de către Fr. Damblon, sunt analizate eşantioanele de cărbune de lemn, în baza că-rora au fost determinate multe specii de arbori, care au fost utilizaţi ca combustibil în timpul existenţei diferitor niveluri de locuire din staţiune. Determinarea speciilor de plante a fost efectuată după metodici avansate, prin utilizarea utilajului performant, de care dispune Labo-ratorul de profil al Institutului Regal de ştiinţe naturale din Bruxelles. Datele antracologice, fiind corelate cu cele radiometrice şi stratigrafice, cu un nou element de veridicitate expun procesul natural, elementele lui tem-porale climaterice.

În succintul studiu „Mitoc-Malu Galben: date mala-cologice” A. Prepeliţa, cercetător din Chişinău, anali-zează peste 20 de eşantioane cu mostre de malacofaună terestră din depunerile de pe locul amplasării staţiunii. Şi rezultatele acestui studiu completează compartimen-tul interdisciplinar al cercetărilor de la Mitoc. Datele, obţinute în procesul de studiu al faunei moluştelor te-restre, fiind plasate în stricta perindare a schimbărilor climaterice, detectate prin analiza sedimentelor de pe locul staţiunii, în majoritatea cazurilor confirmă obser-vaţiile lui P. Haesaerts referitoare la evoluţia fazelor calde şi reci din cuaternarul tardiv din zonă. Acest stu-diu încheie compartimentul legat de disciplinele limi-trofe arheologiei.

Cel mai voluminos, mai amplu şi mai consistent în date este compartimentul referitor la industria litică din staţiune, semnat de patru autori: M. Otte, V. Chirica, P. Noiret şi I. Borziac.

Structural, el este constituit din trei părti: materialul litic, obţinut în procesul de studiu al staţiunii în anii 1978-1990; materialul litic, obţinut în anii 1992-1995 şi un şir de anexe cu date statistice, plasate la sfârşitul volumului. Fără îndoială, cel mai numeros, mai infor-mativ şi mai determinativ material litic a fost obţinut în anii 1978-1990. Acest material constituie baza, supor-

tul tehnico-tipologic al industriilor din fiecare nivel de locuire, depistate la staţiune. Cu părere de rău, acestui material i-a fost acordată mai puţină atenţie, decăt ce-lui depistat în anii ulteriori. Dar această particularitate a publicaţiei materialelor ţine mai mult de factorii su-biectivi.

Materialul litic este divizat, conform stratigrafiei, în patru orizonturi cu materiale aurignaciene şi patru ni-veluri veritabile de locuire gravetiană. Zic orizonturi cu materiale aurignaciene, căci situaţia planigrafică şi stratigrafică a vestigiilor aurignaciene nu întotdeauna şi nu pe toate sectoarele cercetate ale staţiunii au un comportament de niveluri de locuire veritabilă. În une-le cazuri ele se prezintă ca nişte ateliere izolate de pre-lucrare a silexului. Dar şi aceste orizonturi, precum şi cele gravetiene, sunt însoţite de urme slabe de locuire intermediară, care, deşi nu reprezintă veritabile nive-luri de locuire, totuşi atestă prezenţa omului pe acest loc nu numai de opt ori, ci cel puţin de 12 ori. Deci, structura sitului, pe verticală, este mult mai complexă şi mai complicată.

Ca suport metodic pentru gruparea pieselor cu prelu-crare secundară a servit lista-tip, propusă de D. Sonne-ville-Bordes şi de J. Perrot, dar nu s-a ţinut cont de enu-merarea strictă a poziţiilor din ea, căci inventarul litic, şi în nivelurile gravetiene, şi în cele aurignaciene este relativ puţin numeros, dar şi structura lor tipologică denotă un număr redus de tipuri. În industriile aurigna-ciene predomină burinele diedre, gratoarele carenate, proriforme, burinele carenate care implică inventarului un evident caracter aurignacian. În inventarul nivelu-rilor gravetiene de locuire se impun gratoarele simple, piesele à bord abattu şi unele piese de tip point à cran. În aurignacian lipsesc complet formele bifaciale, care îl distanţează evident de aurignacianul timpuriu din staţiunea Ripiceni-Izvor (Păunescu 1993). Prezenţa în industriile nivelelor gravetiene de locuire a pieselor de tip pointe à cran a favorizat apariţia ideii încadrării lor în Gravetianul Oriental de tip Pavlov. Materialul litic inclus în volum este prelucrat şi ordonat conform con-diţiilor contemporane de publicare. În una din publica-ţii, M.Otte şi V.Chirica (1993) considerau că staţiunea poate fi inclusă în numărul celor determinate ca ateli-ere. Noi considerăm că în cadrul diferitor niveluri de locuire, inclusiv al celor aurignaciene, au existat atelie-re izolate, unde se prelucra silexul, dar ele erau plasate în cadrul unor staţiuni veritabile. Publicarea exhaustivă a materialelor din staţiune, posibil, ne va convinge de acest lucru.

Un mic studiu este consacrat analizei funcţionale şi tehnologice a gratoarelor aurignaciene. El este semnat de către P. Jardón Giner. În el sunt analizate particula-rităţile şi modurile de posibilă utilizare a gratoarelor


228

înalte proriforme aurignaciene. Se distinge observaţia, extrem de importantă, că unele gratoare, în opinia noas-tră, deja finite, n-au fost utilizate în procesele de muncă. Acest studiu găseşte un pronunţat ecou tematic în alte lucrări, consacrate proceselor de obţinere a lamelor şi lamelelor în epoca aurignaciană, fenomen studiat spe-cial în cadrul unor indusrtrii ale paleoliticului superior timpuriu din Europa, inclusiv, a celui de la Mitoc (Le Brun Ricalens, J-G. Bordes, F.Bon, eds. 2005). Însă, în legătură cu acest moment observăm o discordanţă structurală a inventarului: gratoare şi burine carenate în nivelurile (orizonturile) de la Mitoc-Malul Galben sunt mult mai multe, decât lamelele, obţinute în urma modelării lor. Nu este exclus, că lamelele erau utilizate în alte locuri ori sectoare ale staţiunii, ori erau extrase şi duse din ea.

Osul în staţiune s-a păstrat prost. Cele cu prelucrare secundară păstrate sunt reprezentate de două vârfuri de lance (unul fusiform cu secţiunea rotundă şi altul de tip Mladech) şi o piesă din os tubular cu un orificiu, cali-ficată ca pandantiv. Primele două au fost depistate în nivelurile aurignaciene, a treia – în gravetian. Tot gra-vetianului este atribuită şi unica piesă, ce poate apar-ţine celor de artă preistorică. Ea este reprezentată de un pandantiv cu ornament liniar incizat pe suprafeţele plate, crestături pe laturi şi orificiu pentru atârnare. Ea este confecţionată din marnă şi este calificată ca ele-ment al spiritualităţii paleolitice. Imaginea incrustată este considerată ca o exponentă a ritului magiei vânăto-reşti. Acest material nenumeros este prezentat, analizat şi comentat în studiul semnat de V.Chirica şi P.Noiret.

Am menţionat deja că fauna la staţiune s-a păstrat nesatisfăcător. Cu toate acestea, datorită insistenţei lui V.Chirica, lucrărilor, efectuate în câmp şi în condiţii de laborator, unele resturi faunistice au fost identifi-cate şi analizate. Faunei din staţiune îi este consacrat studiul semnat de către I. López Bayon şi A. Gautier. Cercetătorii au reuşit să depisteze oase determinabile şi să efectueze un şir de măsurări specifice pentru fi-ecare nivel de locuire. Mai bine s-au păstrat oasele în nivelurile gravetiene de locuire. Pentru toate nivelurile este specifică prezenţa calului, mamutului şi bisonului, mai rar a renului. Fauna, deşi săracă, reprezintă specii caracteristice pentru zonă la etapa cuprinsă între circa 30 şi 20 mii ani BP, fapt menţionat şi de cercetători. Dar, prezenţa faunei este importantă nu numai ca indi-cator al timpului şi al bazei de existenţă a omului din această staţiune, dar şi ca confirmare a faptului, că pe acest loc au existat staţiuni umane cu ciclul întreg de ocupaţii diurne ale omului şi nu numai ateliere pentru prelucrarea silexului. În studiu sunt antrenate mai mul-te procedee pe prelucrare ştiinţifică a materialului osos, dar numărul extrem de limitat al pieselor determinabile

a condiţionat faptul, că multe dintre tabelele ce ilus-trează materialul sunt cu mult spaţiu liber. Vom men-ţiona, că fauna s-a păstrat insuficient şi la alte staţiuni, atribuite paleoliticului superior din zonă, printre care amintim nivelurile din staţiunile Gordineşti, Ripicen-Izvor, Corpaci etc.

Un studiu este consacrat amenajărilor spaţiale, de-pistate în diferite niveluri de locuire. În el sunt descrise şi analizate vetrele de foc, atelierele locale de prelucra-re a silexului, unele urme ale complexelor de locuire. Astfel de complexe au fost identificate, de exemplu, în nivelul III de locuire gravetiană. O aglomeraţie de vestigii, constituite din piese de calcar şi gresie, plasate concentric, o vatră de foc adiacentă, un fildeş de ma-mut şi o consistenţă mai mare a pieselor din silex, faţă de zonele limitrofe, i-au permis lui V.Chirica să ateste urmele unei locuinţe sezoniere. Posibil, astfel de locu-inţe au fost caracteristice şi pentru nivelul II gravetian. Despre intensa activitate umană de pe locul staţiunii în diferite etape de existenţă activă a ei ne mărturisesc numeroasele vetre de foc, depistate în toate nivelurile de locuire. În majoritatea cazurilor este vorba despre urmele unor simple ruguri, reprezentate în spaţiul ni-velelor de locuire de pete de sol ars, urme de cărbune şi cenuşă. La staţiune nu s-a practicat o amenajare speci-ală a vetrelor de foc. Doar în câteva cazuri în imediata apropiere de ele au fost depistate pietre de calcar ori urmele unor mici ateliere pentru prelucrarea silexului. V. Chirica prezintă date despre circa 65 de ateliere de prelucrare a silexului. Ele au fost depistate în toate ni-velurile de locuire şi erau reprezentate de nuclee, lame, deşeuri şi, mai rar, de unelte finite ori deja utilizate în procesele de muncă. Posibil, abundenţa atelierelor era legată de prezenţa în apropiere a surselor de silex de calitate înaltă, pe care le indică autorul. Nu este exclus, că silexul de la Mitoc era răspândit şi în alte staţiuni din zonă şi din afara ei.

Unul dintre cele mai importante compartimente ale volumului este cel intitulat „Paleoliticul de la Mitoc în cadrul Paleoliticului din România” semnat de V. Chiri-ca. În studiu sunt apreciate nivelurile de locuire paleoli-tică de la Mitoc, sunt efectuate încadrările cronologoce şi culturale, sunt apreciate materialele arheologice din staţiune vizavi de alte staţiuni din paleoliticul superior din România. V. Chirica pune în discuţie complexele de la Mitoc şi Ripiceni-Izvor, arătând importanţa lor pentru elucidarea celor mai timpurii urme multilateral documentate de viaţă a omului de tip fizic contempo-ran din România, atrage atenţia asupra faptului că, po-sibil, descoperirile antropologice din Peştera cu Oase din Banat pot fi puse în concordanţă cu siturile de tipul celor inferioare de la Mitoc. Prin coroborări de ordin mai particular ori mai general autorul defineşte locul


229

staţiunilor de la Mitoc în cadrul paleoliticului superior din România. Pune în discuţie materialele Aurignacia-nului de la Mitoc şi cele de la Mitoc-Valea Izvorului, Ripiceni, Brânzeni, din zona Prutului, arată comporta-mentul lor tehnico-tipologic în comparaţie cu aurigna-cianul din Banat şi Ţara Oaşului. Tot în acest mod este pus în discuţie şi comparat gravetianul de la Mitoc. La finele studiului autorul coroborează principalele divizi-uni din cadrul procesului natural din cuaternarul târziu-Kesselt-Ştilfrid B-Breansk, Tursac, Paudorf, Logerie şi Lascaux cu grupele principale de situri stratificate ale Paleoliticului superior din zona Prutului şi din întreaga Românie, paralelizări, care au fost efectuate şi în alte lucrări anterioare, dar şi în cadrul lucrării examinate, în alte compartimente, din care decurg aceste aprecieri. V. Chirica este un cercetător experimentat şi concluziile sale sunt condiţionate de profunda cunoaştere a situaţi-ei din studiul paleoliticului Europei şi a României.

„Concluziile” sunt semnate de M. Otte, V. Chirica, P. Haesaerts şi P. Noiret. În primul rând se examinează afirmaţiile anterioare privind prezenţa musterianului în secvenţa stratigrafică de la Mitoc-MG. Având în vedere faptul că anterior au fost expuse astfel de afirmaţii, dar şi că, posibil, musterianul este prezent în vecinătate, la staţiunea Mitoc-Valea Izvorului, autorii, prudent, nu exlud această posibilitate, dar încă o dată afirmă că în cercetările lor de la Mitoc musterianul nu a fost sem-nalat.

Totodată autorii constată că Aurignacianul de la Mi-toc, fiind situat între siturile aurignacianului de la Kos-tenki şi Siureni la Est şi Bacho-Kiro şi Temnata Dupca la Vest, posibil documentează unitatea „Aurignacianu-lui Oriental”, cu toate că originea şi evoluţia lui timpurie mai urmează a fi descifrată şi elucidată. Aici, pentru noi nu este clar, care „Aurignacian Oriental” este implicat.

Căt priveşte Gravetianul de la Mitoc, apoi el, ca şi la Willendorf II şi Molodova V, a apărut foarte timpuriu, circa 30.000 BP şi în acest loc este documentat până la circa 20.000 BP. Dar şi mai timpuriu, şi mai tărziu de acest reper cronologic, Gravetianul în spaţiul Carpato-Nistrean a avut o evoluţie spectaculoasă, ceea ce eloc-vent o demonstrează numeroasele niveluri de locuire umană de la aşa staţiuni importante pentru Paleoliti-cul Europei, cum sunt cele de la Mitoc, Molodova V şi Cosăuţi.

Consider că studiul consacrat importantei staţiuni din Paleoliticul superior european de la Mitoc, a fost

realizat la un înalt nivel ştiinţific şi munca calificată a cercetătorilor merită o înaltă apreciere. Fără îndoială, apariţia volumului constituie un eveniment important în arheologia României.

Această expunere scurtă a conţinutului volumului despre staţiunea Mitoc-Malu Galben, pe de o parte, ne indică complexitatea şi importanţa lucrărilor de la Mi-toc-MG pentru epoca Paleoliticului superior de pe teri-toriul României, diversitatea metodelor şi procedeelor, care pot fi implicate în descifrarea preistoriei, dar este şi o mărturie a celor, ce mai este necesar de aplicat şi implicat şi mai urmează a fi studiate. Aici ne vom referi la unele momente de ordin general al monografiei. În opinia mea, un loc binevenit l-ar fi ocupat un studiu palinologic al sedimentelor de pe locul staţiunii. Ar fi meritat, de asemenea, o cercetare aparte materia primă, utilizată în staţiune, o cercetare findamentată a surse-lor locale de materie primă, inclusiv a silexului zis „de Prut” şi răspândirea lui în zonele învecinate.

În opinia mea, n-a fost acordată atenţia corespun-zătoare colecţiilor de materiale litice şi faunistice din 1978-1990. De asemenea, pentru întregirea imaginii locului pe care este situată marea staţiune paleolitică de la Mitoc-MG, ar fi fost necesară publicarea integrală a tuturor materialelor arheologice de pe locul ei, inclusiv a celor atribuite sarmaţilor şi altor culturi arheologice.

Vom mai menţiona că publicarea în limba franceză a materialelor paleolitice de la Mitoc-MG este de o mare importanţă benefică pentru cunoaşterea Paleoliticului României în afara ei. Fiecare staţiune importantă, inclu-siv Molodova V, Cosăuţi, alte situri de incontestabilă valoare ştiinţifică, ar merita acest lucru. Dar toate aceste staţiuni, inclusiv cea de la Mitoc-MG, merită o publica-re corespunzătoare, dar poate mai amplă şi la un înalt nivel poligrafic în limba română. Consider că cititorii de limba română, inclusiv studenţii, profesorii, merită dreptul de a cunoaşte istoria teritoriului ţării, oricât de îndepărtată în timp ar fi ea. Observaţiile noastre critice pot fi uşor aplanate în cadrul unei asemenea publicaţii.

Astfel de staţiuni, ca cele amintite mai sus, repre-zintă fondul de nepreţuit al patrimoniulu1 spaţiului românesc. În condiţiile când trecutul devine un ele-ment important de atracţie pentru turişti, amatorii de trecut şi istorie, când globalizarea valorilor naţionale devine o tradiţie şi deziderat de importanţă europeană, se impune necesitatea muzeificării unor astfel de situri arheologice.


Bibliografie

Chirica 1986: V.Chirica, La cronologie relative et absolue des habitats aurignaciens et gravettiens de la Rou-manie. În: The Pleistocene Perspective, 1, Londres.

Chirica 1989: V.Chirica, The Gravettian in the East of the Romanian Carpathians. B.A.I., III (Iaşi 1989).

230 Recenzii şi prezentări de cărţi

Haesaerts 1990: P.Haesaerts, Nouvelles recherches au gisement de Willendorf (Basse Autriche). Bulletin de l’Institut rozal des Sciences naturelles de Belgique, Sciences de la Terre, 60, 203–218.

Haesaerts et all. 2003: P. Haesaerts, I.Borziac, V. Chirica, Fr. Damblon, L. Koulakovska, J. van der Plicht, The East carpatian loess record: a reference for the middle and late pleniglacial stratigraphy in Central Europe. Qua-ternaire 14 (3), 163–188.

Haesaerts et all. 2004: P. Haesaerts, I.Borziac, V. Chirica, Fr. Damblon, L. Koulakovska, Cadre stratigraphique et chronologique du Gravettien en Europe Centrale. În: J. Svoboda, L. Sedlackova (eds.), The Gravettian along the Danube, În: Proceeding of the Miculov Conference (20-21 Novembre, 2002) (Brno 2004), 33–55.

Haesaerts 2007: P. Haesaerts, Mitoc-Malu Galben: cadre stratigraphique et chronologique. În: M.Otte, V. Chi-rica, P. Haesaerts (coord.), L’Aurignacien et le Gravettien de Mitoc-Malu Galben (Moldavie Roumaine), ERAUL 72 (Liège 2007), 15–43.

Honea 1993: K.Honea, Cronostratigraphy of Mitoc-Malu Galben, Botoşani County, Midlle Prut valley, Roma-nia: variability of Aurignacian-Gravettian surfaces. In: Actes du XII Congrès International de l’UISPP (Bratisla-va,1-7 septembre 1991) (Bratislava 1993), 231–239.

Honea 1994: K. Nonea, Tranziţii culturale în Paleoliticul superior timpuriu şi cronostratigrafia de la Mitoc-Malu Galben (jud. Botoşani). AM XVII, 117–146.

Păunescu 1993: Al. Păunescu, Ripiceni-Izvor. Paleolitic şi Mezolitic. Studiu monografic (Bucureşti 1993).

ILIE BORZIAC (Chişinău)

Perioada târzie a epocii hallstattiene este puţin cunos-cută, o cauză fiind interesul acordat doar câtorva zone: partea de sud a bazinului Nistrului de Mijloc (Kaşuba, Haheu, Leviţki, 2000) şi microzona Orheiului Vechi (Niculiţă, Teodoru, Zanoci, 2002). Necropola tumu-lară Trinca “Drumul Feteştilor” este unul din puţinele complexe funerare, din spaţiul est-carpatic, cercetat complet. În lucrarea de faţă sunt prezentate şi analizate detaliat datele arheologice privitoare la ritul şi practici-le funerare oficiate de comunităţile ce populau Podişul Moldovei de Nord în această perioadă.

Această necropolă a servit ca subiect pentru un şir de studii prezentate de O. Leviţki atât la manifestă-rile din ţară, cât şi internaţionale (Leviţki 1995, 247-278; idem 1996, 165-193; idem 1997, 149-180; idem 1998, 28-59; idem 2000, 38-39; idem 2004, 369-391; idem 2004a, 76-82; Leviţchi, Haheu 1997, 167-212; Левицкий 2004, 152-157; Левицкий, Савва, Чобану 1992, 95-107). Sub forma sa finală apărută în anul 2006, monografia se prezintă ca o generalizare a tutu-ror datelor şi studiilor, în care autorul, conform para-metrilor subliniaţi: condiţiile topografice de amplasare; numărul tumulilor; modul de dispunere a lor în peri-metrul suprafeţei ocupate; caracterul ei monocultural, atestă o serie de similitudini cu monumentele funerare de acelaşi tip caracteristice perioadei hallstattiene târzii – scitice timpurii din Europa de Sud–Est.

Volumul a ieşit de sub tipar la editura Trinitas, în anul 2006, sub egida Institutul de Arheologie din Iaşi, fiind îngrijit de dr. Constantin Iconomu. Cuprinsul lucrării include cuvânt înainte, semnat de acelaşi Constantin Iconomu, lista de abrevieri, bibliografie, introducere, cinci capitole divizate în mai multe compartimente, în-cheiere, rezumat în limba rusă şi engleză, finisându-se cu o listă de planşe (figuri 46).

În Introducere autorul expune etapele săpăturilor, metodele folosite la săparea necropolei şi îi menţionea-ză pe cei care au luat parte la investigaţii.

Capitolul I Mediul geografic, amplasarea şi evoluţia cercetării necropolei, este divizat în trei compartimen-te, aşa cum reiese şi din denumirea capitolului. La în-

ceput autorul ne familiarizează cu mediul geografic în care este amplasată microzona Trinca, inclusiv necro-pola tumulară Trinca “Drumul Feteştilor”, evidenţiind specificul natural şi geologo-paleontologic al regiunii de vest a Podişului Moldovei de Nord.

Necropola tumulară era situată la cca 700 – 800 m spre sud de periferia sudică a satului Trinca, pe un pro-montoriu format de o meandră a râului Draghişte. Situl este aşezat pe panta lină de sud-vest a promontoriului, orientat SE–NV. La nord-vest este limitat de peretele stâncos al defileului Trinca în care se găseşte cunos-cutul obiectiv musterian – grota Trinca III. În parte, necropola suprapune o aşezare a culturii Cucuteni-Tri-polie.

A fost descoperită de O. Leviţki şi T. Demcenko în anul 1990. Iniţial, s-a constatat că necropola include nouă tumuli dispuşi în trei rânduri orientate SV–NE. Primul rând, amplasat la nord-vest, conţine doi tumuli (nr.I şi II), iar rândurile doi şi trei câte trei tumuli (nr.III, IV, V şi respectiv nr.VII, VIII, IX), tumulul nr.VI nu se încadrează în acest aliniament. Distanţa dintre tu-muli, în cadrul rândurilor, variază între 25 şi 70 m, iar între rânduri de la 30 până la 75 m. După un nou studiu de teren, s-a precizat că necropola cuprinde un număr mai mare de tumuli, cu grad de conservare variat. Ast-fel, în rândul trei au fost încadraţi încă doi tumuli, între tumulii nr.III şi IV, numerotaţi IIIa şi IIIb, al treilea era dispus în ultimul rând spre sud–vest de tumulul nr.IX (respectiv IXa). Toţi erau puternic aplatizaţi, eviden-ţiindu-se doar prin aglomerări de pietre de calcar cu urme de ardere intensă.

Investigaţiile au demarat în anul 1991 cu sprijinul financiar al Ministerului Culturii al RM. Următoarele campanii de săpături (1994, 1995, 1999) au fost efectu-ate în cadrul expediţiei cu statut permanent “Şantierul arheologic Trinca”, organizată în baza contractului de colaborare ştiinţifică dintre Institutul de Arheologie şi Etnografie al AŞM şi Institutul Român de Tracologie, ultimul asigurând şi suportul financiar.

Prezentarea descoperirilor autorul o face în capito-lul II. Pentru fiecare tumul în parte sunt date dimen-

Oleg Leviţсhi, NECROPOLA TUMULARĂ HALLSTATTIANĂ TÂRZIE - TRINCA „DRUMUL FETEŞTILOR”, Iaşi, 2006, 148 p., 46 de fig.

232

siunile, este descrisă structura mantalei, mormântul şi respectiv piesele de inventar, specificându-se locul amplasării lor.

În capitolul III Construcţiile şi practicile funerare, divizat în şase compartimente, autorul prezintă pe larg tabloul de ansamblu al necropolei: organizarea internă, structura tumulilor, construcţiile funerare şi analizează practicile funerare. Se constată că construcţiile funera-re în tumulii din necropola Trinca “Drumul Feteştilor” sunt rare. Într-un tumul au fost atestate vestigii ale unei construcţii de lemn, amenajate la suprafaţa orizontului antic, ulterior arsă, în alţii doi - gropi adâncite în lutul galben, viu (nr.I şi nr.II).

Obiectivul Trinca “Drumul Feteştilor” reprezintă o necropolă tumulară în care s-a practicat biritualismul: incineraţia şi inhumaţia, în raport de 7 la 3.

Incineraţiile se efectuau în afara locului înmormântă-rii, resturile cinerare împreună cu inventarul fiind pla-sate direct pe nivelul orizontului, antic şi nemijlocit pe locul unde ulterior se ridica tumul.

Obiceiul incinerării nemijlocit pe locul unde ulterior se amenaja mantaua din pietre şi pământ a tumulului, atestat în tumulii nr.I şi nr.IIIb din necropola Trinca, a cunoscut o răspândire largă în această perioadă. După acelaşi obicei se efectuau marea majoritate a incineră-rilor în cadrul grupului podolian de vest, atât în zona Nistrului de Mijloc, cât şi a Subcarpaţilor Moldovei. Sporadic, cremarea pe locul înmormântării era practi-cată şi de comunităţile culturii Vekerzug din nord-estul Ungariei. Incineraţiile incomplete, de tipul celei desco-perite în tumulul nr.I din necropola de la Trinca, sunt cunoscute numai în complexele funerare ale unităţilor culturale cărora le este caracteristic biritualismul. Arde-rea incompletă a defuncţilor şi a construcţiilor de lemn este atestată în cadrul monumentelor funerare scitice arhaice din zona de silvostepă din dreapta Niprului.

Caracteristicile ritualului funerar practicat în cadrul ritului inhumării, dată fiind starea insuficientă de con-servare a mormintelor din necropola de la Trinca, pot fi doar aproximativ reconstituite. Defuncţii se depuneau direct pe suprafaţa orizontului antic, sub mantaua tu-mulului, în poziţie chircită pe o parte cu capul orientat în direcţie estică sau nord-vestică. Se practicau înmor-mântările singulare, în pereche sau succesive şi proba-bil reinhumările. Conform acestor parametri constataţi, autorul fixează cele mai apropiate paralele la comuni-tăţile grupului podolian de vest.

Ca element complimentar al ritualului, autorul atestă depunerea granulelor de ocru (numai în tumulul nr.VI). În tumulii nr.VI, VII, IX, suprafeţele ocupate de restu-rile cinerare erau pigmentate cu alb, fapt ce eventual indică practicarea obiceiului presărării locului înmor-mântării cu var sau cretă. Acest obicei, pe larg, era

practicat de către comunităţile scitice timpurii din zona de silvostepă a Niprului de Mijloc.

Un alt element este depunerea ofrandelor de carne, obicei practicat şi în epoca bronzului – hallstattului timpuriu. Practici întâlnite în mai multe necropole ale grupului podolian de vest din zona Nistrului de Mijloc, în grupul scitic din Transilvania, oasele de animale apar şi în complexele funerare ale culturii Szentes-Vekerzug din Ungaria de Nord–Est, şi în necropolele de incinera-ţie ale grupului Ferigile – Bârseşti din zona Carpaţilor meridionali şi de curbură.

Determinarea sexului pe baza oaselor incinerate a fost problematică, indicii fiind furnizaţi totuşi de in-ventarul funerar. În componenţa inventarului tuturor tumulilor sunt prezente vasele de ceramică. Pentru mormintele de bărbaţi sunt specifice armele şi piesele de harnaşament, iar pentru cele de femei – piesele de podoabă şi de toaletă. Un alt parametru (în condiţiile neefectuării analizei antropologice a oaselor calcinate, pentru definirea sexului celor incineraţi) este specia de animale, ale căror părţi au fost depuse în morminte în calitate de ofrandă de carne. Astfel mormintele de bărbaţi, conform determinărilor paleozoologice, conţi-neau oase de cal şi de bovideu, iar cele de femei – de ovicaprine.

Prezentarea detaliată a inventarului descoperit au-torul o face în capitolul IV Tipologia inventarului, fixând similitudini cu alte categorii de inventar din necropolele hallstattiene târzii din bazinul Nistrului de Mijloc. Ceramica lucrată cu mâna prezintă majorita-tea covârşitoare a vaselor depistate în necropolă. Cea fină este lucrată dintr-o pastă bine frământată, având în calitate de degresanţi şamota de granulaţie mică în amestec cu nisip, sporadic, în pastă, se adăugau granu-le de calcar ars. Arderea este mai mult sau mai puţin controlată, în unele cazuri, completă. Suprafaţele sunt netezite, adeseori până la luciu. Uneori una din feţe este mată. Culoarea vaselor este de obicei cenuşie, la unele vase (străchini) partea interioară fiind de culoare neagră, cea exterioară – cenuşie sau cenuşie-maronie. Ceramica de uz comun este lucrată dintr-o pastă mai grosieră cu amestec de şamotă de granulaţie mare, si-lex mărunţit. Arderea şi prelucrarea suprafeţei sunt de calitate inferioară, suprafaţa fiind acoperită cu o ango-bă de culoare gălbui-cenuşie sau cărămizie cu pete ce-nuşii. Din categoria ceramicii fine fac parte: străchini larg deschise cu corpul tronconic; căni; cupe; chiupuri; pahare. Ceramica de uz comun este reprezentată prin vase-borcan de trei tipuri, vase de tip lalea şi vase cu corpul globular.

Autorul afirmă că caracteristicile tehnologice ale ce-ramicii din necropola de la Trinca sunt similare vaselor din mediul cultural tracic, utilizate în perioada hall-


233

stattiană târzie din spaţiul cuprins între Nistru la est şi Dunăre la vest.

De rând cu ceramica lucrată cu mâna, a fost surprins un fragment de buză de vas cu marginea evazată (fig. 27,7), lucrat la roată, dintr-o pastă compactă cu degre-sanţi abia vizibili (nisip). Suprafaţa este bine lustruită, arderea completă, culoarea cenuşie. Reieşind din para-metrii părţii superioare, autorul presupune că poate fi încadrat în tipul de vase Kruglik.

Unul din compartimentele acestui capitol include pie-sele de uz comun (cuţite din fier, piese din fier puternic corodate, fusaiole din lut), armele (vârfuri de săgeţi din os şi din bronz); piesele de tolbă (“beţişor-încheietoare” şi un “pilonaş-cuişor”, ambele confecţionate din os) şi obiectele de podoabă (mărgele din pastă sticloasă, din lut ars, din bronz; cercei şi ace din bronz; pandantiv din os).

Încadrarea cronologică şi apartenenţa culturală a sitului este discutată în capitolul V al lucrării. Numărul mic de tumuli din necropola studiată, sărăcia şi omo-genitatea categoriilor de inventar depistate în fiecare tumul nu permite evidenţierea unor asocieri de tipuri de obiecte depuse cu preferinţă în morminte. În aceas-tă situaţie determinarea limitelor cronologice autorul a făcut-o pe baza pieselor din categorii diferite, dar si-gur datate. Astfel, în calitate de indici cronologici au fost invocate: armele, piesele de tolbă, de harnaşament, unele piese de podoabă, ceramica lucrată la roată, tipu-rile specifice rar întâlnite de ceramică lucrată cu mâna, unele compoziţii ornamentale, cât şi locul lor de am-plasare pe corpul vaselor.

În acest capitol autorul propune un tabel în care pre-zintă limitele perioadelor de circulaţie a vestigiilor cu parametri cronologici siguri. Referitor la tumulul nr. I se menţionează că vârfurile de săgeată din os de formă piramidală cu secţiunea rectangulară (cunoscute înce-pând cu perioada târzie a epocii bronzului şi până la mijlocul sec.VI î.e.n.), piesele de tolbă şi cercelul de bronz în formă de spirală prevăzut la un capăt cu mă-ciulie conică, sunt încadraţi în al doilea sfert al sec.VII – primul sfert al sec.VI î.e.n.

Datarea tumulului II a fost făcută în baza compo-ziţiilor ornamentale ale vaselor de uz comun formate din brâu alveolat, asupra căruia este amplasat un şir de orificii complete sau incomplete aplicate din exteriror, dispuse nemijlocit sub marginea vasului. Încadrarea cronologică a tumulului nr.III corespunde perioadei de circulaţie a cerceilor din bronz în formă de spirală prevăzuţi la un capăt cu pălărie rotundă având secţiune conică, capătul opus fiind lăţit; a acelor din bronz în formă de cui cu gămălie conică sau concavă. Inventarul din tumulul nr.IV nu conţine nici o piesă care ar putea fi folosită ca indice cronologic. Pentru datarea tumulu-lui nr.V s-a folosit ca element principal fragmentul de

buză a unui vas lucrat la roată şi cuţitul din fier. Poziţia cronologică a tumulului nr.VI a fost stabilită doar cu aproximaţie, invocând bucşa-pandantiv din os şi tava din gresie. Tumulul nr.VII, deşi conţine un inventar nu-meros, a fost datat numai în baza cercelului din bronz în formă de spirală prevăzut la un capăt cu pălărie ro-tundă, cel opus fiind ascuţit. O importanţă deosebită în datarea tumulului nr.VIII o are vârful de săgeată din bronz de tipul celor cu trei muchii şi dulie scurtă. Ace-eaşi metodă s-a folosit şi la încadrarea cronologică a tumulului nr.IX, stabilindu-se din tipurile morfologi-ce ale ceramicii de uz comun (vase-borcan cu pereţii drepţi în partea superioară, vase-borcan cu diametrul maxim în treimea de jos a corpului, vase-borcan cu corpul uşor bitronconic); din elementele ornamentale (brâu alveolat, perforaţii complete, împunsături); din compoziţii ornamentale (brâu masiv, şir de împunsă-turi, brâu alveolat în asociere cu un şir de împunsături aplicate din exterior) şi din locul amplasării lor pe cor-pul vasului (nemijlocit sub margine, puţin mai jos de margine).

După multiple analize, autorul datează necropola tumulară Trinca “Drumul Feteştilor” în intervalul de timp cuprins între mijlocul sec. VII şi primul sfert al sec. VI î.e.n., ce corespunde perioadei HaC – scitică arhaică (etapa a III-a).

Analiza complexă a necropolei, efectuată de autor în baza tuturor parametrilor atestaţi, demonstrează că principalele caracteristici, în general, sunt proprii ci-mitirelor tumulare hallstattiene târzii – scitice timpurii de la Dunăre până la Nipru. Totodată, cele mai multe dintre ele au paralele în complexele funerare din zona limitrofă – Bazinul Nistrului Mijlociu şi Depresiunea Rădăuţi, populat de comunităţile grupului podolian de vest sau podolian-moldav. Încă în studiile ce au apă-rut mai înainte, O. Leviţki a surprins faptul că necro-pola tumulară de la Trinca atestă un aspect pregnant hallstattian, în comparaţie cu grupul podolian de vest, elementul scitic fiind mai puţin reprezentativ. În mono-grafie, după o revedere finală a materialului, observaţia este confirmată.

În Concluzii autorul susţine că ponderea limitată a elementelor de provenienţă estică în comparaţie cu cele tracice ilustrează caracterul mixt al siturilor localizate în zona interferenţelor culturale dintre cele două lumi, autohtonă-tracică şi alohtonă-estică, în perioada hall-stattiană târzie, predominante fiind tradiţiile locale.

Apariţia unei astfel de lucrări, care se referă la aspec-tul funerar hallstattian târziu, nu poate fi decât bineve-nită pentru cercetările actuale consacrate problematicii acestui orizont cultural-cronologic, mai ales dacă adu-ce în prim plan informaţii atât de necesare în mediul ştiinţific.


234

Bibliografie

Kaşuba, Haheu, Leviţchi 2000: M. Kaşuba, V. Haheu, O. Leviţchi, Vestigiile traco-getice pe Nistrul Mijlociu. Bibl. Thracologica XXXI (Bucureşti 2000).

Niculiţă, Teodor, Zanoci 2002: I. Niculiţă, S. Teodor, A. Zanoci, Butuceni. Monografie arheologică. Bibl. Thra-cologica XXXVI (Bucureşti 2002).

Leviţki 1995: O. Leviţki, Investigaţiile arheologice de la Trinca, raionul Edineţ, Republica Moldova. In: Cer-cetări arheologice în aria nord-tracă I (Bucureşti 1995), 247–278.

Leviţki 1996: O. Leviţki, Considerations sur les monuments funeraires du Hallstatt tardif sur le territoire de la Moldavie. In: Der Basarabi-Komplex in Mittel-und Südosteuropa. Kolloquium in Drobeta-Turnu Severin (7-9.November 1996) (Bukarest 1996), 165–193.

Leviţki 1997: O. Leviţki, Ensembles tumuliers d’epoque Hallstatt en Moldavie. In: Premier age du fer aux bouches du Danube et dans les regions autour de la Mer Noir. Actes du Colloque International (Septembre 1993, Tulcea) (Tulcea 1997), 149–180.

Leviţki 1998: O. Leviţki, Consideraţii asupra monumentelor funerare din perioada hallstattiană tîrzie de pe teritoriul Moldovei. Revista Arheologică 2, 1998, 28–59.

Leviţki 2000: O. Leviţki, Necropola tumulară hallstattiană tîrzie – Trinca “Drumul Feteştilor”. In: Funeral Practices as Forms of Cultural Identity (Bronze and Iron Ages). Abstracts (Tulcea 2000), 38–39.

Leviţki 2004: O. Leviţki, Apartenenţa culturală a necropolei tumulare hallstattiană de la Trinca, jud. Edineţ. MA XXIII, 2004, 369–392.

Leviţki 2004a: O. Leviţki, Încadrarea cronologică a necropolei tumulare Trinca “Drumul Feteştilor”. In: In honorem Gheorghe Postică (Chişinău 2004), 76–82.

Leviţki, Haheu 1997: O. Leviţki, V. Haheu, Şantierul arheologic Trinca (Republica Moldova), (Campania 1995). In: Cercetări arheologice în aria nord-tracă II (Bucureşti 1997), 167–212.

Левицкий 2004: О. Левицкий, Курганный могильник позднегальштатского периода Тринка “Друмул Фетештилор”. В сб.: Матерiали конференцiï “Проблеми скiфо-сарматскоï археологiï Пивнiчного Причерномор’я” (до 105-рiччя з дня нарождення Б.М. Гракова). Старожитностi степового Причерномор’я i Криму XI (Запорiжжя 2004), 152–157.

Левицкий, Савва, Чобану 1992: О.Г. Левицкий, Е.Н. Савва, Л.Ф. Чобану, Исследования курганного могильника раннего железного века у с. Тринка. Anuarul Muzeului Naţional de Istorie a Moldovei I, 1992, 95–107.

GHENADIE SÎRBU (Chişinău)


Igor Cereteu, SATUL DROCHIA: PAGINI DE ISTORIE. Editura Pontos, Chişinău 2007, 134 p. (74 p. text + 14 anexe-documente de arhivă şi 14 planşe foto).

ISBN 978-9975-102-53-7.

Volumul pe care îl prezentăm în rîndurile ce urmează constituie, credem, o binevenită şi salutabilă completa-re a destul de consistentului deja lot de lucrări (unele dintre ele reprezentînd veritabile studii monografice) consacrate istoriei localităţilor noastre rurale. Autorul, doctor în istorie, cercetător ştiinţific la Institutul de Is-torie, Stat şi Drept al Academiei de Ştiinţe a Moldovei şi cadru didactic la Universitatea Liberă Internaţională din Moldova, îşi argumentează de la bun început de-mersul ştiinţific prin citarea marelui istoric român Ni-colae Iorga: „Numai pe baza a sute de astfel de studii, se va putea face cîndva măreaţa operă care va vădi tu-turor cîtă originalitate cuprinde viaţa satului nostru”. Căci, deşi în perioada interbelică Dimitrie Gusti prin intermediul Şcolii sociologice a iniţiat acea activita-te patriotică printre intelectualii români de la sate, în Basarabia studiul monografic al localităţilor rurale nu a apucat să ajungă un fapt împlinit, rămînînd încă un deziderat pînă la începutul secolului XXI.

Cartea cuprinde o Introducere (p. 4-5), zece com-partimente denumite Aşezarea geografică. Microtopo-nimia (p. 6-8), Siturile arheologice (p. 9-12), Primele menţiuni documentare (p. 13-17), Evoluţia satului Drochia în secolul al XIX-lea – începutul secolului al XX-lea (p. 18-23), Satul Drochia în perioada ad-ministraţiei româneşti (p. 24-25), Efectele instaură-rii regimului sovietic în localitate (p. 26-35), Satul Drochia la etapa actuală (p. 36-39), Biserica şi pa-rohia (p. 40-56), Şcoala şi învăţământul (p. 57-61), Elemente de cultură tradiţională (p. 62-71), la care se adaugă Concluzii (p. 72-74) şi Anexe constînd din 14 documente de arhivă (p. 75-122) şi 14 planşe foto (p. 122-133).

Chiar din Introducere autorul recunoaşte că intenţia elaborării istoriei satului de baştină Drochia a apărut încă din primii ani de studenţie, cînd a reuşit să găseas-că în fondurile Arhivei Naţionale din Chişinău infor-maţii referitoare la biserica din sat, cu hramul Adormi-rea Maicii Domnului. În perioada stagiului de doctorat, a identificat în Arhivele Statului Român, filiala Iaşi un document, în care este atestată, pe lîngă altele, şi moşia Valea Drochiei. A revenit după mai mulţi ani la Arhiva Naţională din Chişinău, adunînd noi documente care

ilustrează atît evoluţia social-economică şi cultural-spirituală a satului, cît şi genealogia unor neamuri de aici. Pentru informaţii referitoare la perioada sovietică, cînd drochienii au trecut prin grele încercări – foame-te, deportări, colectivizare forţată – a mers şi la Arhiva raionului Drochia.

Pe de altă parte, din vara anului 1986 (după practica arheologică) colegul Igor Cereteu a început să cutre-iere conştiincios şi cu entuziasm împrejurimile satului Drochia, reuşind să descopere mai multe obiective ar-heologice. În aceste căutări a beneficiat de susţinerea şi încurajarea îndrumătorului său în arheologie, prof. Gh. Postică. De asemenea observăm că este destul de mare numărul consătenilor cărora autorul le mulţumeşte pentru contribuţie la realizarea cărţii, o dovadă în plus că în acest răstimp (mai mult de două decenii!) a depus mult suflet şi efort întru atingerea scopului propus.

Din primul capitol al lucrării, Aşezarea geografică. Microtoponimia, cititorul află că satul Drochia este situat în nordul spaţiului pruto-nistrian, pe rîul Cubol-ta, un afluent de stînga al Răutului şi că la începutul secolului XX făcea parte din judeţul Soroca (după Zamfir Arbore). Microtoponimia de aici denotă că is-toria, tradiţiile, ocupaţiile drochienilor rămîn reflectate de secole în anumite denumiri ale locurilor, legate de particularităţile geografice ale zonei: Hîrtoape, Hîrto-pul Vechilului, Rîpa Ioanei, Iazul Turcului, Marcoteţ, Valea lui Stoian, Sărături, Pe Bahnă, Valea Izvoarelor, Planul Popii, La Velniţă ş.a., autorul uneori detaliind originea acestor toponime sau numai aducînd frînturile de legende păstrate pînă la noi. Astfel, legenda susţine (iar bătrînii satului o confirmă) că pe aceste locuri se întîlneau în număr mare dropiile – păsări de talie mare, ce depăşeau înălţimea de un metru, cu o greutate 8-14 kg, carnea lor folosindu-se în alimentaţie. Cu regret, acum dropii nu mai sînt prin acea zonă, în general aces-te păsări fiind pe cale de dispariţie.

Puţin mai detaliat ne vom referi la compartimentul Siturile arheologice. Autorul consemnează mai întîi scopul cercetărilor arheologice de suprafaţă: identifica-rea siturilor necunoscute şi întregirea hărţii arheologice a republicii, care necesită o reactualizare periodică. Din modestia ce îl caracterizează, colegul I. Cereteu nu men-

236

ţionează aici că el este acel care a efectuat periegheze în microzona satului natal în perioada anilor 1985-1993. De altfel, efortul lui este amplificat în 1993, cînd ela-borează Repertoriul arheologic al raionului Drochia. Anume prin intermediul acestui repertoriu au fost inclu-se pentru prima dată în circuit ştiinţific obiectivele ar-heologice descoperite pînă atunci de el în vatra sau raza localităţii natale (din totalul monumentelor semnalate, autorului revenindu-i descoperirea a aproape jumătate), alături de o aşezare cucuteniană înregistrată de Veaces-lav Bicbaev în anul 1984 şi zece tumuli identificaţi şi publicaţi (în 1986) de regretatul arheolog Ion Hîncu.

În privinţa mormîntului distrus din necropola plană Drochia-sat I, pe de o parte îndreptăţim atribuirea cul-turală efectuată de V. Grosu, care-l consideră sarmatic, datîndu-l în a doua jumătate a secolului II p.Chr., iar pe de alta împărtăşim regretul exprimat de I. Cereteu că V. Grosu l-a localizat greşit (în oraşul Drochia).

Din păcate, autorul n-a încercat, înainte de a încheia acest mic capitol cu un întemeiat (probabil) regret-re-proş adresat autorităţilor locale care nu respectă legis-laţia privind protecţia monumentelor arheologice, să rezume în cîteva rînduri vechimea consecutivă a si-turilor semnalate în preajma satului Drochia. Fiindcă un cititor mai curios nu găseşte nici la compartimentul Concluzii o referire generală la istoria documentată nu-mai prin vestigii arheologice a microzonei. Şi e păcat, cu atît mai mult că autorul însuşi este cel care a con-tribuit esenţial la descoperirea lor. Se ştie că tumulii în spaţiul pruto-nistrian datează din eneolitic pînă în evul mediu. Iar dacă ne referim la aşezări, cea mai timpurie identificată în raza comunei Drochia aparţine culturii Precucuteni (XII), urmînd în ordine cronologică patru obiective ale culturii Cucuteni-Tripolie (II, VII, X, XI) şi două cu cîte un orizont cultural Cucuteni-Tripolie (IV, VIII). Două aşezări datează din epoca bronzului, fiind atribuite culturii Katakombnaja(?) (IX), respectiv Noua (V), alte două din epoca antică tîrzie, cultura Sân-tana de Mureş-Černjahov (III, VI), la acestea din urmă adăugîndu-se orizontul Sântana de Mureş al obiectivu-lui notat cu nr. IV. În două situri au fost găsite vestigii din evul mediu: timpuriu (VIII) şi tîrziu (IV; VIII).

Ultima remarcă pe care ne permitem să o adresăm autorului referitor la acest capitol este că indubitabil fi-ecare dintre monumentele semnalate de dl dr. I. Cereteu are cîte o dată mai precisă a descoperirii lor decît cea ge-nerică (1985-1993), pe care el cu siguranţă o cunoaşte, dar din păcate nu o indică. În acest context, probabil că aşezarea Drochia-sat XII este cea mai recentă descope-rire făcută în vatra satului şi este ulterioară anului 2001, după cum reiese indirect din faptul că n-a fost inclusă în repertoriul publicat în anuarul Analele Asociaţiei Naţio-nale a Tinerilor Istorici din Moldova, I (Chişinău 2001).

De altfel, obiectivul notat cu nr. XII lipseşte şi din Har-ta arheologică a microzonei Drochia-sat (p. 12).

În capitolul Primele menţiuni documentare autorul susţine că primii locuitori au venit pe malul rîului Cu-bolta de la Mătăsăni în ultimul sfert al secolului XVIII, completîndu-se ulterior (în primele decenii ale secolu-lui XIX) cu ţărani originari din satele Bădiceni şi Cu-reşniţa din actualul raion Soroca. Prima atestare docu-mentară a moşiei Valea Drochiei se conţine în condica cu nr. 48 avînd titlul de Cărţi de judecată pe 1786, la baza acestui document stînd două Cărţi de întăritură, datate la 23 aprilie 1777 (în cancelaria lui Grigore Ale-xandru Ghica) şi 23 iunie 1786 (semnată de Grigore Alexandru Mavrocordat). Documentul se conţine în Anexe (Anexa 1) şi este analizat în detaliu. Reţinem că judecata Divanului Domnesc de la Iaşi in vara anului 1786 a confirmat stăpînirea moşiei Valea Drochiei de către stolnicul Iordache Panaite.

Compartimentul consacrat evoluţiei satului Drochia în secolul XIX – începutul secolului XX este unul din-tre cele mai consistente, autorul utilizînd numeroase documente de arhivă, date statistice publicate în seco-lul XIX (în perioada dominaţiei ţariste în Basarabia), precum şi lucrarea capitală a lui Gheorghe Bezviconi Boierimea Moldovei dintre Prut şi Nistru. Astfel, aflăm că după moartea lui Iordache Panaite moşia Valea Dro-chiei a revenit prin moştenire fiului său Alexandru, co-mis la Curtea Domnească de la Iaşi, care a stăpînit-o pînă la 1819, cînd a decedat. Cel de-al treilea stăpîn al moşiei, după menţiunile documentare, a fost Ştefan Casso, un român de origine macedoneană, stabilit defi-nitiv în Basarabia din anul 1823. Deşi pentru o anumită perioadă moşia a fost încredinţată fiicei sale Elena, că-sătorită cu banul Gheorghe Donici, pînă la urmă Jude-cătoria regională a Basarabiei a recunoscut pe Şt. Casso drept proprietar legal al acesteia. Doar de la 1867, anul decesului lui Şt. Casso, satul trece în posesia legitimă a Elenei Donici. În lipsa moşierilor (care locuiau peste Prut), administrarea a rămas pe seama vechililor: mai întîi Gheorghe Bargovan, ulterior Anton Hulubaş.

Recensămîntul din anul 1817 indică un număr redus de locuitori la Drochia. Satul avea doar 11 gospodării, o moară şi un iaz în care localnicii creşteau peşte. Către 1870 se înregistrează o creştere evidentă – erau deja 161 de case şi 783 locuitori, două mori, o velniţă. Re-forma agrară ţaristă a permis împroprietărirea în toam-na anului 1870 a 151 familii din sat cu cîte 8 desetine de pămînt. Din 1874 a început încorporarea bărbaţilor în armata imperială. În anul 1890 este deschisă prima şcoală parohială la Drochia, datorită străduinţei preo-tului Mihail Lozinschi. Dacă la început s-au înscris la şcoală numai 9 băieţi, peste doi ani aici învăţau deja 40 de copii (38 de băieţi şi două fete).


237

Doar pe două pagini sînt reflectate realităţile istorice din perioada unirii Basarabiei cu România, autorul ex-plicînd această situaţie prin faptul că în arhivele noas-tre „au fost păstrate mai puţine mărturii documentare, deoarece după evacuarea Basarabiei şi instaurarea re-gimului sovietic în această provincie multe dintre ele au dispărut, iar o bună parte au fost transportate la Bu-cureşti sau alte centre din dreapta Prutului şi accesul la ele nu este întotdeauna posibil” (p. 25). Concluzia autorului, bazată pe mărturiile bătrînilor din sat, este că administraţia românească a fost acceptată binevoitor şi loial. S-a revenit la limba română, la vechile tradiţii şi valori spirituale care timp de peste o sută de ani de aflare sub cotropire străină, cu toate că au fost metodic subminate (nu doar neglijate!), s-au păstrat anume da-torită comunităţilor noastre rurale.

Către mijlocul anilor 20 ai secolului XX, alături de ţăranii-agricultori, în satul Drochia sînt atestaţi locui-tori care practicau şi alte meserii: patru acoperitori de case, şapte proprietari de băcănii, un dogar, doi fierari, şapte grădinari, un manufacturier de articole de modă, doi morari, un rotar, un zugrav.

Deosebit de interesante, dar şi relevante, sînt datele statistice ale recensămîntului populaţiei din anul 1930: în sat locuiau 2269 persoane, dintre care 2174 s-au de-clarat români basarabeni, 29 ruşi, 56 evrei, 5 ţigani şi 5 polonezi; limba română drept maternă au declarat-o 2180, rusă – 33 şi idiş – 56 oameni. Ca confesiune, erau 2210 ortodocşi, 3 lipoveni şi 56 mozaici. Numărul bărbaţilor (1137) era aproximativ egal cu cel al feme-ilor (1132).

Un pasaj succint reflectă cum s-a păstrat în memo-ria sătenilor activitatea organizaţiei cuziste din satul Drochia în perioada interbelică, dar şi urmările nefaste pentru unii membri ai acesteia după revenirea sovieti-cilor în 1944.

Capitolul consacrat efectelor instaurării regimului so-vietic în localitate, spre deosebire de cel precedent, este mult mai întins, autorul beneficiind din plin de materi-ale de arhivă, dar şi de mărturiile consătenilor. Deşi un cititor mai exigent ar observa unele stîngăcii în partea introductivă a acesui compartiment, expunerea ulteri-oară a informaţiei acumulate chiar pasionează. Autorul a reuşit să prezinte succint atmosfera principalelor eve-nimente: spaima de venirea bolşevicilor în iunie 1940; plecarea peste Prut a majorităţii intelectualilor din sat; revenirea ruşilor în 1944, de Ziua Crucii; impunerea predării obligatorii a produselor agricole („postavka”); foametea; deportările în Siberia; organizarea forţată a colhozurilor etc. Activitatea sovietului sătesc în anii 40-50 este redată foarte detaliat şi sugestiv.

Comuna Drochia din raionul Drochia la etapa actu-ală, în descrierea autorului, reprezintă un sat tipic ba-

sarabean, cu probleme specifice unei „lungi şi insupor-tabile etape de tranziţie” (p. 36). O calamitate naturală s-a abătut asupra localităţii la 11 august 1994, cînd o tornadă puternică a cauzat serioase pagube materiale sătenilor. Cu mare grijă autorul trece în revistă toate domeniile de activitate ale consătenilor: asociaţiile agricole colective, moara, oloiniţa, trei magazine CON-SUM COOP, patru întreprinderi individuale, adminis-traţia publică locală, şcoala medie de cultură generală (ce poartă numele unui tînăr căzut cu moarte de erou în timpul conflictului armat din 1992 la Tighina), biblio-teca, căminul cultural, postul local de televiziune prin cablu, centrul de sănătate, oficiul poştal, filiala băncii de economii, postul de poliţie.

Capitolul Biserica şi parohia, cel mai extins din lu-crarea prezentată, este divizat în cîteva părţi compo-nente. În Primele intenţii de zidire a unei biserici de piatră, pe trei pagini sînt expuse împrejurările ce nu au permis sătenilor să construiască un locaş de cult de piatră cu hramul Naşterea Maicii Domnului în prima treime a secolului XIX, cu toate că demersul sărdarului Gh. Bargovan din 26 ianuarie 1829 primise peste cî-teva săptămîni aviz pozitiv din partea Arhiepiscopului Chişinăului şi Hotinului Dimitrie. „Eforturile drochie-nilor şi ale administratorului moşiei au fost zadarnice, încît 12 ani de speranţe s-au sfîrşit cu nereuşită” – scrie autorul la p. 43. Una din cauzele eşecului iniţiativei a fost şi înlocuirea lui Gh. Bargovan cu A. Hulubaş în anul 1840, cînd banul Gh. Donici oferă moşiile Dro-chia şi Şuri spre administrare celui din urmă. Ironia sorţii face ca materialele de construcţie procurate de enoriaşi pentru ridicarea bisericii să fie utilizate de suc-cesorul lui Gh. Bargovan la zidirea velniţei (=instalaţie rudimentară de fabricare a spirtului).

Demersurile pentru ctitorirea bisericii de lemn cu hramul Adormirea Maicii Domnului (următorul com-partiment) încep peste exact o jumătate de veac, în 1879. Pe parcurs apar mai multe neînţelegeri, princi-palele fiind cele în privinţa unei mari sume de bani im-puse locuitorilor (10 mii de ruble care trebuiau depuse în banca gubernială), şi a unui lot de 33 desetine de pămînt (pp. 43-45). Cu toate acestea, în februarie 1880 permisiunea construcţiei este obţinută, iar la începutul lunii noiembrie 1881 edificiul a fost finisat, urmînd să fie sfinţit. „Biserica a fost ridicată pe nişte trunchi de lemn, care în timpul reparaţiei din 1912 au fost înlocu-iţi cu o temelie de piatră” (p. 46).

Din subcapitolul Înfiinţarea parohiei. Preoţi şi das-căli aflăm data constituirii parohiei din satul Drochia, care este 1 ianuarie 1887. Urmează informaţii depli-ne referitoare la succesiunea preoţilor-parohi – Tudor Zahariu (1886-1889), Mihail Lozinschi (1889-1892), Toma Vasilachi (1892-1896), Nicolae Litinschi (1896-


238

1902), Vladimir Romanescu (1902-1908), Victor Gla-van (1908-1944), Ilie Berghie (1945-1950), Alexandru Mihailov (1950-1952), Averchie Oglindă (1952), Ti-mofei Vidraşcu (1952-1987), Petru Cucerescu (1987-2007). Autorul subliniază îndeosebi meritele preoţilor Mihail Lozinschi, care a înfiinţat prima şcoală în sat, Victor Glavan, ce a fost decorat de mai multe ori pentru merite remarcabile în activitatea de păstorire (în anii 1913, 1917, 1921 şi 1927), şi Timofei Vidraşcu, cel care în 1981 a elaborat o istorie a bisericii din sat. Tex-tul conţine şi date cu privire la dascăli şi cîntăreţi.

În continuare autorul prezintă succint informaţia re-feritoare la cimitirele din Drochia, icoanele din biseri-că, reparaţiile efectuate în acest locaş de închinăciune, referindu-se şi la stilul lui arhitectural. De asemenea, se enumeră pe scurt vizitele arhierelor şi cărţile din bi-blioteca bisericii.

Compartimentul Şcoala şi învăţămîntul este unul de sinteză a datelor cunoscute deja de cititor din conţinu-tul capitolelor anterioare ale cărţii, completat cu detalii noi. Din anul 1890 pînă în 1918 la Drochia funcţionea-ză şcoala parohială, în care se studia un an sau doi. Ni se pare că aici ar fi fost mai binevenit alineatul de la p. 49 referitor la preoţii, dascălii şi învăţătorii care au acti-vat ca pedagogi în această perioadă. Prezenţa sporadică a unora ca Ivan Dubina (aprilie-iunie 1899) sau Pavel Dubina (1900-1901), de origine rusă, care nu cunoş-teau limba băştinaşilor, cea română (ultimul se remarca şi prin „atitudine neglijentă faţă de învăţămînt”, fiind înlocuit la mijloc de an şcolar), ar fi ilustrat şi mai bine realităţile din învăţămînt la această periferie naţională a Imperiului rus la aproape un secol după anexare.

În anul Marii Uniri în sat este organizată prima şcoa-lă primară laică cu o durată a studiilor de patru ani. Drochienii mai ţin minte numele unui director şi a trei învăţători tineri, basarabeni de origine, care-şi făceau studiile în România, ce au lucrat la această şcoală în perioada interbelică. În vara anului 1944, cînd majori-tatea intelectualilor basarabeni se retrag peste Prut, s-au refugiat şi cei din satul Drochia, inclusiv pedagogii.

Din 1944 învăţămîntul este trecut la sistemul de şap-te ani, din 1961 – la cel de opt ani şi din 1974 – de zece ani. Între anii 1944-1959 şcoala s-a aflat într-un edifi-ciu reparat în 1953, care însă peste cîţiva ani nu mai putea cuprinde întreg contingentul de elevi. Din 1959 şcoală devine casa fostului paroh Victor Glavan. Deşi în ianuarie 1959 a fost pusă piatra de temelie a unei şcoli noi, construcţia ei a fost tergiversată pînă în anul

1964, cînd directorul şcolii D. Gudima a pus în discuţie chestiunea la şedinţa comitetului executiv al sovietului sătesc, şi „sediul actual al acestei instituţii a fost ridicat în scurt timp” (p. 59).

În continuare autorul se referă la succesiunea direc-torilor de şcoală, la structura colectivului pedagogic şi la rezultatele obţinute în ultimele decenii. La şcoala medie „Dinu Roman” din satul Drochia în 2007 în-văţau peste 350 de elevi repartizaţi în 15 clase, copiii fiind instruiţi şi educaţi de un corp profesoral didactic numărînd 26 de persoane.

Ultimul capitol, Elemente de cultură tradiţională, autorul îl începe cu o constatare general valabilă a re-alităţilor: „În pofida existenţei timp de mai mult de un veac şi jumătate a ocupaţiei ţariste şi sovietice, satele basarabene au fost în măsură să păstreze cu pietate va-lorile spirituale româneşti. Cu toate că tradiţiile stră-moşeşti au fost interzise de autorităţile sovietice, ţăra-nii basarabeni au respectat cu stricteţe moştenirea cul-turală, au mers la biserică, iar dacă aceasta era închisă, se îndreptau spre a face un botez sau o cununie în satele din apropiere” (p. 62). Urmează expunerea tradiţiilor şi obiceiurilor păstrate şi practicate de locuitorii satului în cele mai importante momente din viaţa omului – naş-terea, nunta şi înmormîntarea – , precum şi la marcarea principalelor sărbători religioase creştine (Crăciunul, Paştele, Hramul Bisericii ş.a.). De remarcat păstrarea tradiţiei ţesutului covoarelor în satul Drochia (p. 71).

În finalul lucrării, la Concluzii, I. Cereteu sintetizea-ză ideile de bază ale unor capitole.

Din Anexe menţionăm îndeosebi importanţa şi uti-litatea publicării unor documente de arhivă inedite (Cartea de judecată din 23 iunie 1786 /descifrarea, dar şi originalul/; Listele nominale ale locuitorilor s. Drochia conform datelor de la 30 decembrie 1831 şi 22 decembrie 1858; corespondenţa ce include scrisori, demersuri, rapoarte legate de intenţia de construcţie a bisericii de piatră ş.a.).

Încheiem prezentarea lucrării semnate de Igor Ce-reteu prin a sublinia încă o dată faptul că reprezintă o contribuţie valoroasă la preocupările de elaborare şi publicare a monografiilor de istorie locală, lectura ei fiind captivantă, dar mai ales utilă. De asemenea menţi-onăm ţinuta grafică excelentă a cărţii, iar inerentele ca-renţe (regretabile greşeli de tipar, repetări de date ş.a.), alături de noile informaţii acumulate, ar putea servi drept motiv, eventual, pentru o nouă ediţie a ei.


LARISA CIOBANU (Chişinău)

ACTIVITATEA ŞTIINŢIFICĂ A CENTRULUI DE ARHEOLOGIE ÎN ANUL 2007

Centrul de Arheologie al Institutului Patrimoniului Cultural al AŞM (constituit în anul 2006 în urma reor-ganizării instituţiilor academice în baza Hotărîrii Gu-vernului Republicii Moldova nr. 1326 din 14.12.2005 „Cu privire la măsurile de optimizare a infrastructurii sferei ştiinţei şi inovării”), în calitate de instituţie ştiin-ţifică de bază în domeniul arheologiei, în plan organi-zatoric continuă activitatea instituţiei precedente – In-stitutul de Arheologie şi Etnografie. Activitatea cerce-tătorilor Centrului s-a derulat în anul 2007 în cadrul a două secţii: secţia Arheologia preistorică şi Tracologie şi secţia Arheologia Antică şi Medievală.

În anul 2007 în cadrul Centrului de Arheologie au ac-tivat 27 de cercetători ştiinţifici, dintre care doi doctori habilitaţi şi 10 doctori în ştiinţe. Vîrsta medie a colabo-ratorilor ştiinţifici a fost de 38 de ani. Trei cercetători ai Centrului îşi fac studiile de doctorat la Centrul de Instruire Universitară, Postuniversitară şi Perfecţionare al AŞM.

Toţi colaboratorii Centrului de Arheologie pe par-cursul acestui an şi-au continuat sau început activitatea în cadrul Proiectului instituţional 06.410.012F Arhe-ologia şi procesele etnoculturale în spaţiul carpato-nistrean (din preistorie pînă în prezent), care cuprinde două direcţii ştiinţifice.

Prima direcţie, Geneza şi evoluţia comunităţilor cul-turale din spaţiul carpato-nistrean din perioadele: pre-istorie – antică, se îndeplineşte de colaboratorii secţiei Arheologia Preistorică şi Tracologie şi include nouă compartimente în formă de lucrări individuale sau co-lective. Activitatea de cercetare ştiinţifică urmează a fi orientată spre abordarea şi soluţionarea unui vast şi divers spectru de probleme, care vor fi rezolvate prin intermediul investigaţiilor arheologice de teren în aso-ciere cu cercetările interdisciplinare. Dat fiind faptul că problema interacţiunii dintre om şi mediul ambiant a devenit acută pe parcursul ultimelor decenii în legătu-ră cu schimbările globale ale climei, în Planul de cer-cetări ştiinţifice a fost inclusă tema Evoluţia relaţiilor dintre om şi fauna de însoţire sub influenţa schimbări-lor climei pe parcursul istoriei din epoca paleoliticului pînă în evul mediu, executor – dr. Roman Croitor. În rezultatul cercetărilor va fi creată baza de date arheo-

zoologice (materialul arheozoologic reprezintă o sursă practic inepuizabilă de informaţie despre schimbările ecologice şi climatice în epoca glaciară, despre parti-cularităţile influenţei mutuale asupra societăţii umane pe de o parte şi factorilor naturali pe de altă parte, de asemenea, despre impactul factorului uman în deterio-rarea mediului ambiant pe parcursul epocilor istorice); va fi elaborată metoda de cercetare arheoecologică; se va efectua analiza ecologică a faunei sălbatice de înso-ţire din săpăturile arheologice etc.

A doua direcţie, Studierea culturii materiale a popu-laţiei locale şi migratoare din spaţiul est-carpatic în epocile romană şi medievală, se îndeplineşte de cer-cetătorii secţiei Arheologia Antică şi Medievală, şi are ca scop cercetarea multilaterală a datelor arheologice, iar în baza lor şi a datelor din izvoarele scrise, analiza proceselor culturale, etnice şi sociale ce au avut loc pe teritoriul Moldovei din antichitate pînă în perioada tîr-zie a epocii medievale; cuprinde şapte compartimente în formă de monografii individuale. O atenţie deosebită s-a acordat cercetării culturii materiale a populaţiilor sedentare şi nomade de la est de Carpaţi în epoca ro-mană.

Activitatea ştiinţifică a Centrului de Arheologie a fost axată pe realizarea unei serii de lucrări în vederea îndeplinirii compartimentelor: a fost consultată şi în-tocmită bibliografia corespunzătoare; s-a studiat o serie de rapoarte de săpătură; au fost selectate obiectivele, complexele şi vestigiile arheologice necesare pentru scrierea compartimentelor. De asemenea, au fost pre-lucrate colecţii arheologice din fondurile muzeelor din Chişinău, raionale şi locale, iar în unele cazuri şi de peste hotare. Cercetarea a fost însoţită de efectuarea analizei tehnico-tipologice a complexelor de vestigii; sistematizarea materialelor adunate, alcătuirea cataloa-gelor monumentelor din anumite orizonturi cultural-cronologice, precum şi a unor tipuri speciale de vestigii. Parţial a fost pregătit materialul ilustrativ şi elaborată baza de date referitoare la mamiferele din obiectivele arheologice datate în epoca fierului; au fost întreprinse periegheze în unele zone ale R. Moldova.

Rezultate deosebite au fost obţinute în concretizarea şi elucidarea problemei originii şi extinderii indo-euro-

CRONICĂ

240

penilor, eveniment ce a provocat schimbări majore în tot spaţiul carpato-dunărean şi balcanic; rezultatele stu-diului confirmă veridicitatea concepţiei teoretice a M. Gimbutas. Drept bază de cercetare au servit materiale-le locale din interfluviul Prut-Nistru, cercul analogiilor încadrate cuprinzînd culturi arheologice răspîndite pe un spaţiu imens, din regiunea de la sud de Urali pînă în Europa Centrală (V. Dergaciov).

A fost pregătită pentru tipar o lucrare de sinteză pri-vind condiţiile şi specificul apariţiei siturilor fortificate ale geţilor din spaţiul pruto-nistrean, coraportul lor cu monumentele din zonele limitrofe; rolul şi importanţa influenţelor scitice şi ale coloniilor greceşti din zona litoralului nord-pontic (V. Haheu).

Rezultatele cercetărilor au fost reflectate în 76 de materiale în volum de 230,8 c.a.: trei monografii, vo-lumul III, nr. 1-2 al Revistei Arheologice şi un şir de articole, editate în ţară şi peste hotare. Din lucrările editate menţionăm:

1. Monografia Н.А. Кетрару, Г.В. Григорьева, С.И. Коваленко, Верхнепалеолитическая стоянка Рашков VII (Nicolae A. Chetraru, Galina V. Grigor'eva, Serghei I. Covalenco, Staţiunea din paleoliticul superi-or Raşcov VII). Кишинев 2007, 185 с. – 11,5 с.a.

În carte este prezentat un bilanţ al cercetărilor ştiinţi-fice complexe realizate de arheologi, geologi şi paleon-tologi în una dintre cele mai reprezentative staţiuni ale paleoliticului din regiunea Nistrului. În baza analizei unei mari colecţii de unelte confecţionate din piatră şi os, a datelor paleogeografiei, a resturilor florei şi faunei epocii glaciare, s-a reuşit nu numai descrierea modului de viaţă al vînătorilor de mamuţi şi reni, dar şi recon-stituirea mediului lor de trai. A fost rezolvată problema datării sitului – în perioada de maximă răcire a ultimei epoci glaciare (după datele de radiocarbon – acum 19-20 mii de ani). Vestigiile de la Raşcov au fost atribuite epioriniacului, care prelungeşte tradiţiile industriilor paleoliticului superior din Europa Centrală, purtătorii cărora au migrat pe teritoriul Moldovei actuale şi în stepele din nordul Mării Negre.

2. Monografia Валентин А. Дергачев, О скипетрах, о лошадях, о войне. Этюды в защиту миграционной концепции М. Гимбутас (Valentin A. Dergaciov, Despre sceptre, despre cai, despre război. Studii în susţinerea concepţiei migraţioniste a M. Gim-butas). Санкт-Петербург 2007, 487 с. – 55 с.а.

În monografie se face încercarea de rezolvare a unei probleme globale: a interacţiunii comunităţilor timpu-rii a crescătorilor de vite cu cele de agricultori seden-tari din epocile eneolitic – bronz timpuriu din Europa de Est şi Sud-Est. Sînt propuse abordări originale, cum ar fi spre exemplu o nouă tipologie a sceptrelor de pia-tră care se prezintă drept obiecte de prestigiu şi însem-

ne-simboluri; problema globală a domesticirii calului se rezolvă printr-un nou mod de studiere a colecţiilor paleozoologice de pe un imens spaţiu şi dintr-un vast interval cronologic. Rezultatul tuturor cercetărilor este ieşirea spre problema generală a originii popoarelor indoeuropene, care este una de prestigiu în cercetarea ştiinţifică europeană.

3. Tot în acest an a fost elaborată şi publicată lucra-rea V. Vornic, N. Telnov, V. Bubulici, L. Ciobanu, Pruteni. Un centru de olărie dacic din epoca romană Chişinău 2007 (245 p, 18,5 c.a.), care inaugurează se-ria de monografii ale Centrului de Arheologie intitulată Biblioteca de Arheologie. În studiu sînt prezentate şi analizate amănunţit rezultatele investigaţiilor din 2001 şi 2003 în staţiunea care prezintă o importanţă majoră pentru cunoaşterea realităţilor arheologice din inter-fluviul Prut-Nistru în epoca romană. De subliniat că această lucrare este, de fapt, prima monografie despre dacii liberi din spaţiul pruto-nistrean.

Pentru publicare au fost pregătite 28 de materiale şti-inţifice, inclusiv două monografii.

Au fost organizate unele expediţii arheologice şi în-tocmite rapoartele ştiinţifice privind lucrările de teren efectuate:

investigaţii în zona de construcţie a căii ferate Ca-- hul-Giurgiuleşti (iunie) – S. Agulnicov, V. Haheu, S. Kurceatov. Au fost descoperite 24 situri arheo-logice. S-a elaborat raportul preliminar (S. Agulni-cov, V. Haheu);cercetări- de periegheză în zona Podişului Moldo-vei de Nord (august – septembrie) – O. Leviţki, O. Chitic;cercetări perieghetice în împrejurimile satelor - Lozova şi Stejăreni, r-nul Străşeni, în rezultatul lor fiind descoperite şi verificate un şir de aşezări din eneolitic – epoca medievală tardivă (aprilie) – I. Ursu, V. Vornic;cercetări de teren în împrejurimile satelor Ţarigrad, - Miciurin, Ochiul Alb şi ale oraşului Drochia, fiind descoperite şi verificate suplimentar mai multe aşe-zări Cucuteni-Tripolie, Noua, Sântana de Mureş–Černjahov (iunie, septembrie) – S. Bodean;periegheze în incintele comunelor Unguri (raionul - Ocniţa), Rudi (raionul Soroca) şi Arioneşti (raionul Donduşeni); Ivoare, Frumuşica şi Trifăneşti (raio-nul Floreşti) şi a oraşului Otaci; în raza comunelor Isacova, Selişte, Pohorniceni, Piatra (raionul Or-hei) – V. Burlacu;periegheze în raza comunelor Cărbuna, Horodca, - traseul Criva – Corjeuţi avînd ca obiectiv identifi-carea muzeelor sau colecţiilor care se află în custo-dia primăriilor, cît şi, eventual, descoperirea unor situri noi – O. Chitic;

Activitatea ştiinţifică a Centrului de Arheologie în anul 2007

241

investigaţii de teren în incinta aşezării cucuteniene - timpurii de la Stolniceni, raionul Hînceşti – O. Chi-tic;periegheze în raza comunelor Căplani, Tvardiţa, - Vişneovca, Cociulia, Carahasani (raionul Ştefan Vodă), Stolniceni (raionul Hînceşti), Cărbuna (raio-nul Ialoveni), şi Sălcuţa (raionul Căuşeni) – V. Paşa, S. Popovici;periegheze arheologice în raioanele Glodeni şi Fă-- leşti (iunie – iulie) – E. Uşurelu;şantierul arheologic Raşcov VIII, raionul Camenca - – staţiune din epoca paleoliticulul superior (iulie - august) – S. Covalenco, V. Burlacu;cercetări de suprafaţă la aşa-numita „Masa lui Petru - I al Rusiei” de la Semeni, Zagorancea (r. Ungheni) (martie) – L. Bacumenco, I. Ursu;cercetări de suprafaţă şi sondaj arheologic în mi-- crozona satului Horodca, raionul Ialoveni (aprilie) – V. Iarmulschi;lucrări în necropola scitică tîrzie din raionul Slobo-- zia (iunie); cercetări în cetatea Bender (august); in-vestigaţii în aşezarea de la Tarasova, raionul Rezina (august); coordonarea săpăturilor de salvare efectu-ate în patru tumuli de lîngă satul Doibani, raionul Dubăsari (septembrie) – N. Telnov;recunoaşteri arheologice în raza localităţilor Ialo-- veni şi Dănceni (octombrie) – V. Vornic, S. Kurcea-tov, L. Ciobanu şi V. Iarmulschi;cercetarea unui mormânt sarmatic descoperit lîngă - comuna Truşeni (iunie) – V. Vornic, S. Tabuncic.

Au fost elaborate patru rapoarte ştiinţifice:S. Bodean, Raport despre investigaţiile efectuate în

aşezarea culturii Cucuteni-Tripolie, Horodca X (cam-pania 2005).

S. Covalenco, Отчет о полевых исследованиях pашковского отряда Днестровской экспедиции о раскопках стоянки верхнего палеолита Рашков VIII в 2006 г. – 1,4 c.a.

S. Covalenco, Oтчет об археологических ис-следованиях в пещерном комплексе Голерканы-Маркауцы в 2006 г. – 1,75 c.a.

V. Vornic, L. Ciobanu, V. Iarmulschi, I. Ursu, Raport despre investigaţiile arheologice din 2006 de la Ialoveni.

Concomitent cu realizarea compartimentelor ştiin-ţifice, îndeplinite în volumul preconizat, cercetătorii Centrului au fost antrenaţi şi într-o serie de alte acti-vităţi: au efectuat stagieri în străinătate: Gh. Sîrbu, I.Ursu – Rusia, O.Chitic, S.Popovici, V. Paşa – Ucrai-na, L. Dergaciova – Austria, E.Uşurelu – Germania; au participat la conferinţe şi întruniri ştiinţifice atît în ţară

cît şi peste hotare: V. Dergaciov – Budapesta (Unga-ria), Roman (România), O.Leviţki – Cighirin (Ucrai-na), Roman (România), M. Kaşuba – Tbilisi (Georgia), R.Croitor – Aix-en-Provence (Franţa), O.Chitic – Iaşi (România), V. Vornic – Bucureşti (România), S. Reab-ţeva – Sankt-Petersburg (Rusia), Kiev (Ucraina) etc.; au efectuat delegaţii de documentare în instituţiile de profil: O.Leviţki – Complexul Muzeal Piatra-Neamţ, Piatra-Neamţ, Institutul de Arheologie şi Istorie a Ar-telor, Cluj Napoca (România), S.Bodean – Comple-xul Muzeal Piatra-Neamţ, Piatra-Neamţ (România), O.Chitic – Muzeul de Istorie a Transilvaniei, Cluj Na-poca (România), V.Vornic – Institutul de Arheologie „V. Pârvan”, Bucureşti (România), S. Reabţeva – Insti-tutul Istoriei Culturii Materiale, Sankt-Petersburg (Ru-sia), Muzeul de obiecte istorice de valoare al Ucrainei, Kiev, Muzeul de Arheologie, Odesa (Ucraina), L. Der-gaciova – Institutul de Arheologie, Universitatea de Stat „T.Şevcenko”, Kiev (Ucraina), L. Bacumenco – Institutul de Arheologie, Iaşi (România), L. Cioba-nu – Muzeul de Arheologie, Odesa (Ucraina), etc.; au fost invitaţi în calitate de referenţi oficiali la susţinerea tezelor de doctor în ştiinţe: V. Dergaciov – teza de dr. hab. S.N.Sanjarov (Kiev); activează în calitate de pro-fesori universitari: O.Leviţki – Universitatea Pedagogi-că „I.Creangă”, S. Covalenco, R. Croitor – Şcoala An-tropologică Superioară. Cercetătorii cu experienţă sînt membri ai mai multor comisii: V.Dergaciov – Consiliul Naţional pentru Acreditare şi Atestare a RM, V. Derga-ciov, O. Leviţki – Comisia Arheologică a Ministerului Culturii al RM şi seminare metodologice de profil.

Centrul de Arheologie are Contracte de colabora-re ştiinţifică cu o serie de Instituţii de profil de peste hotarele republicii: Eurasische Abteilung Deutsches Archäologisches Institut, Berlin; Institut für Prähis-torische Archäologie, Freien Universität Berlin, Ber-lin (Germania); Institutul de Arheologie – Budapesta (Ungaria); Institutul de Tracologie – Sofia; Institutul de Arheologie – Sofia (Bulgaria); Institutul de Arheo-logie „Vasile Pârvan” – Academia Română, Bucureşti; Institutul de Arheologie – Filiala Iaşi a Academiei Ro-mâne, Iaşi; Institutul de Arheologie şi Istorie a Arte-lor – Filiala Cluj a Academiei Române, Cluj Napoca; Centrul Internaţional de cercetare a culturii Cucuteni-Tripolie – Complexul Muzeal Piatra Neamţ, Asociaţia de studii pentru arheologie funerară – Institutul de cer-cetări eco-muzeale, Tulcea (România) etc.

Larisa BOGATAIA, secretar ştiinţific

Activitatea ştiinţifică a Centrului de Arheologie în anul 2007

К ЮБИЛЕЮ НИКОЛАЯ ПЕТРОВИЧА ТЕЛЬНОВА

Николай Петрович принадлежит к первому по-слевоенному поколению – он родился 1 февраля 1948 г. в с. Дмитриевка Ракитинского района Бел-городской области, в самом центре России. В его сердце слились любовь к тихим белгородским по-лям и многоцветным холмистым пейзажам Молдо-вы. Его жизнь неотделима от радостей и горестей страны, в которой он живет и для которой работа-ет. Детские мечты, юношеское увлечение истори-ей, археологией вылились в дело всей жизни. Это сотни исхоженных дорог и полей (его страсть как любого археолога – разведки), когда оживает карта, когда сопричастность к прошлому наиболее ощути-ма. Николай Петрович – раскопщик и разведчик от Бога, он прекрасно чувствует землю, а его умению «разговорить» местных жителей позавидует любой психолог. За его плечами участие и руководство бо-лее 30 археологическими экспедициями в Молдове, Украине, Румынии. Им тщательно обследованы и изучены средневековые поселения в районе Старо-го Орхея и Тарасово, скифские курганы в Буджак-ской степи, впервые открыты и интерпретированы древности свободных даков на территории Респу-блики Молдова.

Ещё одна любовь Николая Петровича – Слово (недаром он получил два образования – филологи-ческое в Белгородском Государственном Педаго-гическом Институте и историческое – в Одесском Государственном Университете). Он стремится сам и приучает нас, своих коллег, к чёткости мысли и лаконичности формулировок. Н.П. Тельнов автор и соавтор 140 научных работ, среди которых моно-графии и крупные обобщающие работы: «Курганы Буджакской степи» (1989), «Алчедарское древне-русское поселение» (1997), «История Республики Молдова» (1997), «Восточнославянские древности Днестровско-Прутского междуречья в VIII-X вв.» (2001), «И…разошлись славяне по земле» (2002), «Свод археологических памятников Каменского рай-она» (2006). Зачастую выполняет он и редакторскую работу – является членом редколлегий, ответствен-ным секретарём и ответственным редактором цело-го ряда периодических и коллективных изданий.

Поступив в 1979 г. на работу в Институт Архео-логии Академии наук Республики Молдова, где ра-

ботает и поныне, Николай Петрович прошел весь путь от старшего лаборанта до ведущего научного сотрудника и заведующего Отделом античной и средневековой археологии. Сфера его научных ин-тересов разнообразна, тут и давнишняя затаённая любовь юношеских лет – палеолит, античность, и дело всей жизни – изучение средневековых древ-ностей, археологических культур славян. В 1990 г. Н.П. Тельнов, после завершения годичной ста-жировки в Ленинградском Отделении Института Археологии АН СССР, успешно защитил там же кандидатскую диссертацию на тему «Восточносла-вянские древности Днестровско-Прутского между-речья VIII-X вв.».

В 1999 г., после ухода на педагогическую рабо-ту долгие годы руководившего Отделом античной и средневековой археологии П.П. Бырни, Николай Петрович возглавил наш Отдел. Это руководство он воспринял как большую ответственность за со-хранение того дружного творческого коллектива, который сформировал П.П. Бырня. Как-то Н.П. об-молвился, что если человек хоть чуть-чуть попал в начальники, он должен беспрестанно слушать песню по «батяню комбата, который не прятался за спины ребят», чтобы не забыть, что не люди для него, а он работает для людей. Николай Петрович не только сохранил и сплотил Отдел, но всегда под-держивает в нём дух взаимопомощи и уважения,

IN HONOREM

243

умеет выявить и помочь развить в коллегах и учени-ках их лучшие качества. А когда почувствовал, что может передать Отдел в надёжные руки, Николай Петрович как-то очень тихо и незаметно сделал это и сконцентрировался на том, что является призва-нием всей жизни – занятия наукой, экспедиционная работа, обучение и воспитание молодых коллег.

Неподдельный живой интерес к людям, педаго-гический талант, стремление не только поделиться знаниями, но и понять и поддержать окружающих делают Николая Петровича прирожденным Учите-лем. Это проявилось ещё и в годы педагогической работы в средней школе (в 1973-1979 гг.), когда ему было тесно в рамках школьной программы и он создал замечательный кружок, который подарил детворе радость новых открытий, увлекательных археологических и краеведческих экспедиций. Это чувствуем постоянно и мы, Николай Петрович ис-подволь учит нас не только нашему ремеслу, но и является образцом порядочности и щепетильности.

С ним всегда хорошо, надёжно и в те периоды, ког-да он не занят своими раскопками, коллеги часто приглашают его на подмогу в свои экспедиции.

Педагогический талант Николая Петровича нашел замечательное применение в лекционной и научно-педагогической работе, которую он ведёт в Придне-стровском Государственном Университете им. Т.Г. Шевченко, где он работает с 1999 г. в должности доцента кафедры отечественной истории, а с 2003 г. возглавляет Научно-Исследовательскую Лаборато-рию «Археология». Под его руководством молоды-ми исследователями ведётся подготовка целого ряда диссертационных исследований. Первый из его уче-ников уже успешно защитил свою работу в ноябре 2007 г. на кафедре археологии МГУ в Москве.

Дорогой Николай Петрович! В Ваш знаменатель-ный юбилей мы хотим пожелать Вам новых твор-ческих свершений, интересных полевых и каби-нетных открытий, а Вашей замечательной дружной семье счастья и благополучия.

In Honorem

От имени коллег и себя личноСВЕТЛАНА РЯБцЕВА

К 60-летию ВЯЧЕСЛАВА МУРАТОВИЧА БИКБАЕВА

Разные пути-дороги приводят людей в профессию. И чем они запутаннее, тем вернее указывают на вну-треннюю необходимость человека заниматься имен-но этим делом. Археология привлекает поначалу тех, кто романтичен и любит фантазировать. А остаются в ней только те, кто очень любит работать, не теряя при этом романтизма и фантазии.

Именно к таким людям относится наш юбиляр, не-утомимый и пытливый в работе, Вячеслав Муратович Бикбаев. Сотрудник Отдела археологии, преистории и античности Национального Музея Археологии и Истории Молдовы.

Он родился 18 декабря 1948 г. в городе Сынжерей (бывший Лазовск) в семье интеллигентов. Мама, Ма-рия Владимировна, с Украины, по профессии врач. Отец, инженер-землеустроитель Мурат Мухамедо-вич Бикбаев, покинул семью, когда Слава был совсем маленький. Отца заменил отчим. Личность яркая, самобытная и оригинальная. В экспедиционных бе-седах у костра или за столом Вячеслав не раз возвра-щался к этому человеку. В его судьбе отразился весь прогрессивно-трагический ХХ век. Эрик Зигмундович Ноджь (Наги), венгр по происхождению, выпускник Бухарестского мединститута, профессионально играл на скрипке, владел почти всеми основными европей-скими языками. В юности романтик, путешество-вавший по Африке. В Бессарабию попал по призыву вместе с румынской армией сотрудником медицинской службы. Затем плен и 11 лет лагерей. На родину он не вернулся. В сынжерейской больнице работал врачом-пульмонологом. Энергия талантов не позволяла ему сидеть на месте. Он организовал в городе школу вер-ховой езды, где обучал мальчишек. Обладая абсолют-ным слухом, пел в ансамбле Дома культуры.

Такая интеллектуально творческая атмосфера се-мьи, судя по всему, и сформировала спокойный, ува-жительный, деликатный характер Вячеслава Мурато-вича. И когда он берёт гитару, то звучат романтиче-ские переборы классики.

Судьба исподволь руководила мальчишкой. Непо-средственно с археологией он столкнулся во 2 классе, на Дону, где тогда жила семья. Волны Цимлянского водохранилища выносили на берег кости, черепки, а он носил их домой, собирая коллекцию. Уже тогда

знал, что это материалы из разрушенных поселений. В шестом классе, когда семья вернулась в Молдавию, он был уже асом разведки. Ходил, чётко отслеживая материалы на уровне дневной поверхности. Так, не-посредственно во дворе собственного дома, углядел наконечник бронзового копья. Занимаясь лёгкой атле-тикой (бег по полям), выбежал на поселение римского времени. Стараясь стать профессионалом, записался в археологический кружок, который вёл преподаватель географии. Из детских впечатлений его очень поразил случай с одноклассником. Заразившись археологией и блуждая по полям, тот нашёл наконечник дротика. За что и был примерно отлуплен родителем: «Делом надо заниматься…».

По окончании школы Вячеслав выбрал правильное дело: поступил в 1967 г. в один из престижнейших ву-зов СССР, в Институт иностранных языков в городе Горький (ныне снова Нижний Новгород). Проучив-шись год, бросил: «Слишком много политики и науч-ного коммунизма». Вернулся в родной город с мечтой о Ленинградском Университете. Кормиться однако надо

245

было уже самому…Работал лаборантом, рабочим, вос-питателем. Судьба всё же вела его своей тропой. Об-наружив разновременные поселения у с. Илинешть, по собственной инициативе отправил материалы по-сылкой в Кишинёв, в Республиканский Краеведческий музей. Почти два года, как энтузиаст, собирал архео-логические материалы для Бельцкого краеведческого музея, пополняя его фонды. Одно время работал там.

Определяющей для него стала учёба на истфаке Го-сударственного Университета Молдовы (1978-1984). Будучи ещё студентом, он уже был принят на рабо-ту в Музей Археологии при Институте археологии Академии наук Молдавии. Здесь и проработал до ре-организации Института в 2006 г. Тогда Музей и его сотрудники были переведены в Национальный Музей Археологии и Истории Молдовы.

Как археолог он начал работать уже с 1974 г., когда состоялось его судьбоносное знакомство с В.И. Марке-вичем, первая «настоящая» экспедиция в Костешть, и последующее почти 20-летнее с ним сотрудничество. В.М. Бикбаев участвовал в исследовании почти всех известных теперь трипольских поселений, таких как Брынзень IV, VIII, ХI; Варваровка VIII, Флорешть III, Рэдулений Векь II. Это была очень хорошая профессио-нальная школа, правда, почти не оставлявшая возмож-ности работы по своей теме. Времена года тогда дели-лись для него всего на два периода: экспедиционный и камеральный. Под руководством В.И. Маркевича, в середине 80-х годов, В.М. Бикбаев принимал активное участие в организации Археологического музея Акаде-мии Наук Молдовы.

Сферу своих интересов он определил сам, выбрав Позднее Триполье, этап С1. Целеустремлённо, исполь-зуя любую возможность, набирал материалы. Возмож-ность предоставлялась в конце сезона, когда начина-лись дожди либо уже падал снег. И, конечно, «святое дело» поработать в свой отпуск. Так, в основном, были исследованы поселения: Главан I (1981), Шуры I (1984), Бологань I (1985), Ханкэуць I (1985-1986). Их обработ-ка и анализ большого круга материалов позволили ему выделить новый тип памятников — Кирилень.

За более чем сто лет изучения Кукутень-Триполья от Карпат до Днепра, кажется, что всё уже сказано. Однако, В.М. Бикбаев, основываясь на очень вырази-тельных материалах собственных раскопок и сборов, затрагивает наиболее сложные вопросы реконструк-ции мировоззрения носителей этой культуры. Он вос-станавливает ритуалы, связанные с оставлением три-польцами гончарных печей, а лицевые амфоры рас-сматривает как модели мира. Текст от В.М. Бикбаева проработан и прочувствован на все 200%.

При всём том, Вячеслав остаётся гением развед-ки. Нет такого Свода по археологическим культурам

Молдовы, где бы не было его фамилии как первоот-крывателя. Соединяя опыт и неиссякаемый интерес, он постоянно в поисках новых материалов. Более тре-ти всех неолитических памятников Молдовы найде-ны им. В 1995 г., по просьбе директора, он собирал материалы для Унгенского музея. И конечно выявил и идентифицировал единственный для Молдовы па-мятник классической Кукутень. Также он формировал экспозицию Музея села Пепень своего родного Сын-жерейского района.

Любое дело, за которое брался и берётся Вячес-лав Муратович, сделано добросовестно и честно. Он единственный в республике, кто профессионально владеет методами аэрофотосъёмки и их расшифров-ки. Интересующийся всем новым, в 1977 г. он позна-комился с К.В. Шишкиным (Москва) и ассистировал ему, уточняя на местности аномалии, прослеженные с воздуха. С 1999 года он уже член международной ассоциации „Aerial Archeologic Research Group”. Спе-циализация продолжилась в Чехии в 2000-2003 гг., где Вячеслав работал научным сотрудником Отдела Пре-истории Института археологии в Праге. Под руковод-ством Мартина Гойды он продолжил практиковаться в «воздушной археологии». Полученные знания с большим успехом применяются им в настоящее время при интерпретациях конкретных памятников Молдо-вы. Очень интересная исследовательская работа про-ведена по материалам аэрофотосъёмки знаменитого среди профессионалов энеолитического поселения Петрень. Не менее ценные результаты получены и для поселений культуры Ноуа (Бикбаев В.М. «Башни Пе-трен» Tyragetia, Vol. I [XVI] nr. 1, Chisinau 2007, 9-26; Bicbaev V., Sava E. Interpretarea fotogramelor aeriene ale unor situri Noua. Memoria Antiqvitatis XXIII, Piatra Neamţ 2004, 335-353).

В этом же русле интереса к постижению нового на-ходятся и уникальные лингвистические способности юбиляра. Он владеет семью языками, среди которых русский, румынский, украинский, чешский, немец-кий, французский, английский. Причём в русском, чешском и румынском он профессиональный пере-водчик. Талантливый человек, талантлив во всём. Его способности перешли к умным и красивым детям, На-талье и Андрею. Мальчишка так же, как и отец, любит задумчиво перебрать струны гитары.

Мы, бывшие и настоящие коллеги юбиляра, со-трудники Центра археологии Института Культурного наследия Академии наук, Национального Музея Ар-хеологии и Истории Молдовы поздравляем Вячеслава Муратовича с юбилеем и желаем ему доброго здоро-вья, научного долголетия, реализации всего задуман-ного, и, конечно, новых открытий в поле, без которых немыслима жизнь настоящего археолога.

In Honorem

По поручению друзей и коллегОЛЬГА ЛАРИНА

Pasiunea pentru studiul antichităţilor s-a transformat în cazul dlui Valentin Dergaciov într-un destin, care i-a oferit bucuria mai multor descoperiri în calea infinită a cunoaşterii. Venind în arheologie deja format ca perso-nalitate, a avut şansa obţinerii unei pregătiri teoretice solide la Catedra de Arheologie a Universităţii de Stat din Sankt Petersburg (atunci Leningrad). A urmat un stagiu de doctorat la Institutul de Arheologie al Acade-miei de Ştiinţe a URSS şi susţinerea tezei de doctor în anul 1978, iar în 1989 – a celei de doctor habilitat în ştiinţe istorice. Actualmente V.A. Dergaciov a devenit unul dintre cei mai recunoscuţi cercetători ai unei în-tregi suite de culturi arheologice din regiunea Carpato-Balcanică.

Are în spate un bogat bagaj de experienţă de teren (zeci de monumente descoperite şi cercetate) şi carie-ra de la laborant pînă la director al Institutului de Ar-heologie, apoi şi director al Institutului Patrimoniului Cultural al AŞM. Obişnuinţa acumulată de ani în şir de a analiza detaliat diferite aspecte ale problematicii ştiinţifice şi de a trage pe baza lor concluzii generali-zatoare, i-au permis să pătrundă în specificul diferit al institutelor unite sub un singur acoperiş – arheologie, etnologie şi studiul artelor – şi să devină un neobosit generator de noi proiecte interesante, orientate spre studiul patrimoniului cultural şi al multiplelor tradiţii etnoculturale din Republica Moldova.

Sfera de interese ştiinţifice ale dlui V. Dergaciov este foarte largă: cercetarea culturilor arheologice din neo-litic şi epoca bronzului, examinarea problemelor con-troversate legate de istoria tracilor timpurii, studierea procesului de indoeuropenizare a comunităţilor cultu-rale din Europa de Sud-Est şi Centrală. În baza acestor elaborări, au văzut lumina tiparului o serie întreagă de publicaţii, inclusiv 17 monografii şi broşuri, apărute în Republica Moldova, Germania, România, Rusia. Multe dintre tezele de bază ale lucrărilor Domniei Sale au fost prezentate cu succes la conferinţe ştiinţifice internaţio-nale ce au avut loc în Anglia, Italia, Germania, Belgia, Turcia, Cehia şi alte ţări.

Dezvoltarea ştiinţei arheologice este de neconceput fără o muncă migăloasă, deseori de rutină, cu materia-lul descoperit. Studierea colecţiilor de unelte de metal

din epoca bronzului aflate în muzeele din Republica Moldova, Ukraina, Rusia, România, Bulgaria, Ungaria şi Serbia, analiza lor tipologică, statistică şi tehnologi-că meticuloasă i-a permis dlui Dergaciov să ajungă la nivelul unor elaborări de sinteză în domeniul paleome-talurgiei în particular, iar în general – în cel al cerce-tării proceselor culturale pe teritoriul Europei de Est, Sud-Est şi Centrală. O analiză la fel de minuţioasă a sceptrelor de piatră l-a apropiat într-o oarecare măsură de clarificarea chestiunii referitoare la constituirea sis-temului de simboluri şi în semne ale puterii. În lucra-rea sa Despre sceptre, despre cai, despre război. Studii în susţinerea concepţiei migraţioniste a M. Gimbutas autorul ne determină să reconsiderăm sensul anumitor versuri din opera lui Homer, găsind în ele referiri la astfel de atribute ale puterii, de asemenea – mărturii cu privire la locurile odihnei de veci a regilor şi eroilor, înmormîntaţi cu sceptrele lor alături.

Lucrările publicate în ultimul timp, îndeosebi Despre sceptre..., au stîrnit un val întreg de recenzii – mai ales pozitive, dar şi negative. Această realitate demonstrea-

VALENTIN DERGACIOV LA 65 DE ANI

247

ză faptul că Dergaciov continuă să rămînă pe făgaşul ultimelor elaborări din arheologia europeană şi mon-dială, nu se teme de oponenţi puternici şi are ce să le răspundă în replică.

Pasiunea pentru arheologie – iată, se pare, trăsătura caracteristică de bază a savantului Valentin Dergaciov, care la rîndul său apreciază preferenţial această calitate la colegii şi subalternii săi. Cu sprijinul şi susţinerea lui nemijlocită mai mulţi tineri cercetători ai Institutu-lui de Arheologie au obţinut stagieri în cele mai mari centre ştiinţifice din Europa. O mare atenţie acordă dl doctor habilitat V. Dergaciov şi activităţii pedagogice, pe care o desfăşoară cu succes atît în Republica Moldo-va, cît şi peste hotarele ei, unde a ţinut prelegeri în faţa studenţilor de la universităţile din Berlin, Heidelberg, Cambridge, Liège, Krakowia, Budapesta.

Pe parcursul întregii sale cariere ştiinţifice, din tine-

reţe şi pînă acum, dl doctor habilitat V. Dergaciov a re-zervat întotdeauna timp şi energie pentru popularizarea cunoştinţelor ştiinţifice din domeniul arheologiei prin publicarea mai multor articole, acordarea interviurilor la posturile de radio şi TV, în presă, editarea de broşuri, pliante, seturi de ilustraţii, precum şi prin lecţii publice în timpul deplasărilor efectuate peste hotare.

Îl felicităm cordial pe distinsul omagiat, doctor habi-litat Valentin Dergaciov cu prilejul jubileului de 65 de ani de la naştere, dorindu-i multă sănătate, noi realizări în domeniul arheologiei şi a ştiinţelor conexe de care este preocupat în ultimul timp şi care îi aduc reale sa-tisfacţii intelectuale. Sîntem absolut siguri că Domnia Sa va continua şi mai departe să ne “contamineze” cu pasiunea şi devotamentul său deosebit pentru arheolo-gie, iar noi ne vom strădui mereu să fim destoinici de încrederea acordată.

ПАМЯТИ ВЛАДИМИРА ПЕТРОВИЧА ВАНЧУГОВА(1948-2007)

15 декабря 2008 г. кандидату исторических наук, директору Одесского Археологического музея НАН Украины, известному исследователю позднего брон-зового века Северо-Западного Причерноморья Влади-миру Петровичу Ванчугову исполнилось бы 60 лет. К сожалению, безвременный уход из жизни не позволил отметить эту круглую дату нашего коллеги-археолога. Тяжёлая, неизлечимая болезнь вырвала его из наших рядов почти за год до юбилея.

В.П. Ванчугов родился в семье военнослужащих в небольшом селе Селетино, в Северной Буковине. Детство прошло в городах Берегово и Мукачево в Закарпатской области Украины. Там, после оконча-ния средней школы и службы в армии, он поступил в Ужгородский государственный университет. Любовь к археологии появилась в самом начале трудовой дея-тельности, когда он работал в составе Закарпатской ге-ологической экспедиции. Далее, во время учебы в уни-верситете, эта любовь развилась в профессиональную направленность на всю оставшуюся жизнь. Работая в археологических экспедициях и лабораториях Ужго-родского университета под руководством профессора Эдуарда Альбертовича Балагури, Владимир навсегда связал свою научную деятельность с изучением памят-ников эпохи поздней бронзы. Археология Закарпатья с её замечательными археологическими культурами, богатыми кладами бронзовых предметов, связанными с Юго-Восточной и Средней Европой, дала исследо-вателю необходимый импульс для изучения позднего бронзового века Северо-Причерноморских степей.

Дальнейшая научная и жизненная биография В.П. Ванчугова, вплоть до последних дней, была связана с Одессой. В начале была работа на кафедре истории древнего мира Одесского Государственного Универ-ситета им. Мечникова. Потом он стал заместителем директора по научной работе Одесского Археологи-ческого музея, а с 1987 г. становится директором этого старейшего на юго-западе Украины научного учреж-дения.

Несмотря на всю сложность и ответственность ру-ководящей должности, подразумевающей по большей части административную деятельность, В.П. Ванчу-гов продолжал заниматься исследованиями памят-ников позднего бронзового века Северо-Западного Причерноморья. В разные годы его научными руко-

водителями были такие известные ученые как про-фессоры А.И. Тереножкин и П.О. Карышковский. Немаловажное значение имело сотрудничество с одесскими коллегами-археологами В.Н. Станко, И.Т. Черняковым и Л.В. Субботиным, которое отразилось в ряде статей по проблемам финальной бронзы Дунай-Днестровского региона.

Стремление к изучению археологических культур позднебронзового периода в регионе дало свои ре-зультаты. В 70-е гг. ХХ столетия в результате разведок и раскопок на севере Одесской области Украины была открыта и выделена Балтская группа памятников бе-лозерской культуры. А на территории Нижнего По-дунавья, благодаря исследованиям ряда поселений, в том числе и Ялпуг IV под Болградом, была определена западная граница памятников белозерской культуры. Материалы исследований в нижнедунайском регио-не позволили определить верхнюю хронологическую дату культуры Белозерка началом Х в. до н.э. Совмест-ные археологические раскопки с одесским коллегой Л.В. Субботиным привели к открытию на тот момент крупнейших могильников белозерской культуры у сс. Кочковатое, Васильевка, Широкое (Алкалия) и Каль-чево. Так, к ранее исследованной материальной куль-туре добавились яркие, по своей индивидуальности, черты погребального обряда белозерского времени Днестро-Дунайского междуречья. Соотношения саба-тиновской с генетически родственной ей белозерской культуры определились в результате работ совместной экспедиции ОГАМ и ОГУ на поселении Вороновка II в приморской части Буго-Днестровского междуречья. Материалы исследований этого неординарного памят-ника нашли отражение в коллективной монографиче-ской работе. В процессе раскопок удалось определить неразрывное существование культур позднего бронзо-вого века: от позднего этапа сабатиновской культуры к раннему этапу белозерской культуры.

В 1987 г. В.П. Ванчугов успешно защищает в Киеве кандидатскую диссертацию по теме «Заключитель-ный период бронзового века в Северо-Западном При-черноморье», материалы которой явились базовыми для написания монографии «Белозерские памятники в Северо-Западном Причерноморье» (1990). В 1991-1992 гг. выходят в свет две коллективные монографии при непосредственном участии В.П. Ванчугова «Кур-

IN MEMORIAM

249

ганы Приморской зоны Днестро-Дунайского между-речья» и «Вороновка II – поселение позднего бронзо-вого века в Северо-Западном Причерноморье».

В середине 90-х – начале 2000-х гг. В.П. Ванчугов участвует в работе многих международных конферен-ций и конгрессов в Румынии, Болгарии, Греции, Гер-мании, Франции и Великобритании, результатом чего стало более 50 опубликованных печатных работ. При этом интересы учёного охватывают широкий диапа-зон культур от позднего бронзового века вплоть до по-явления исторических киммерийцев.

В 1997-1999 гг. В.П. Ванчугов, в сотрудничестве с профессорами И.Никулицэ (Кишинэу) и П.Роман (Бухарест), являлся руководителем совместной украинско-молдавско-румынской экспедиции на Ниж-нем Дунае возле сс. Новосельское и Орловка Рений-ского района Одесской области Украины. Несмотря на сжатые сроки работ и ограниченные финансовые средства, экспедиция исследовала целый ряд археоло-гических памятников, начиная с эпохи энеолита и за-канчивая поздним средневековьем. Наиболее яркими явились находки из комплексов финальной бронзы, раннего и среднего гальштата. Материалы раскопок из Нижнего Подунавья увидели свет в коллективных работах: „Cercetările arheologice de la Novoselskoe-Satu Nou”; „Cercetările arheologice de salvare de la Orlovka-Cartal-Campania 1998”; „Rezultatele perieghezelor arheologice în stepele Bujeacului din anul 1997”, опу-бликованных в сборнике „Cercetări arheologice în aria nord-tracă (1999)”. Не прекращались исследова-ния и по наиболее любимой тематике – белозерской культуре региона. Так, в международном сборнике Thraco-Dacica (2000) выходит работа „Noi complexe ale culturii Belozerka în zona dintre Nistru şi Prut”, со-вместно с одесским коллегой Л.В. Субботиным.

Однако немало времени отнимало руководство Одесским археологическим музеем. Благодаря усили-ям В.П. Ванчугова и его небольшого, но сплочённого коллектива, музей выстоял в сложнейшее постпере-строечное время – не закрылся, продолжая функци-онировать даже тогда, когда поток посетителей вре-менно прекратился. Без заботы государства здание ветшало, экспозиции не возобновлялись. Доходило до того, что музей охранялся по ночам только сила-ми собственных сотрудников. Но после этих невзгод, учитывая в немалой степени энтузиазм директора и его коллег, а также финансовую помощь Одесского Греческого фонда, в здании был произведен ремонт, и двери музея вновь открылись для экскурсантов. Передвижные экспозиции Одесского музея побыва-ли в ряде европейских стран. Возобновилось между-народное сотрудничество. В ряде районов Одесской области начали работать совместные с коллегами из разных стран археологические экспедиции. В музее часто проходили и проходят рабочие встречи по об-

мену опытом с зарубежными учёными. А экскурси-онные бюро города теперь включают посещение ар-хеологического музея в обязательную программу, и у красивой клумбы перед входом в музей всегда фото-графируются новобрачные.

Одним из последних исследований В.П. Ванчугова являлось изучение древнейших фибул Восточной Ев-ропы. Анализируя находки этой разновидности брон-зовых застёжек в ареале белозерской культуры, автор нашел их существенное отличие от балканских и сре-диземноморских аналогов и выделил их в локальный северопонтийский вариант смычковых застёжек. По-сле ряда предварительных статей В.П. Ванчугов гото-вил монографию по данной проблеме. Но неотложные административные обязанности, связанные с руковод-ством музея, и ухудшающееся состояние здоровья не позволили ему завершить начатое дело.

Я дружил с Володей Ванчуговым с 1979 г. Встре-чаясь в Одессе или в Кишинэу, а также на различных конференциях в ближнем и дальнем зарубежье, мы, часто перебивая друг друга, обменивались инфор-мацией и спорили о проблемах археологии позднего бронзового века, и в первую очередь о белозерской культуре, которой занимались оба. В 1985 г. Володя взял отпуск за свой счёт и приехал ко мне в экспе-дицию в с. Казаклия, где велись раскопки курганно-грунтового могильника белозерской культуры. Стояла поздняя осень, рабочих практически не было, поэто-му целый ряд белозерских захоронений мы раскопали вдвоём. В первый же день совместной работы Воло-дя нашел каменное изваяние белозерской культуры в одном из погребений. Мне не забыть эмоциональный подъём Владимира, когда в процессе расчистки, вы-нимая из заполнения могилы очередную находку, он тут же её комментировал: «Смотри! Корчага II типа, а вот «бабадагский» черпак в паре с типичным белозер-ским кубком!» Взяв из моих рук несколько невырази-тельных фрагментов железной проволоки, найденных в погребении 54, он вдруг оживился: «Да это же ку-сочки железной фибулы!» Железо и так крайне ред-ко встречалось на белозерских памятниках, а фибулы вообще явиляются редким исключением. Последняя наша встреча произошла в Одессе в конце августа 2006 г. Кажется, мы обсуждали новые находки кельтов кардашинского типа, хранившихся в какой-то частной коллекции в Одессе и перспективы продолжения рас-копок киммерийского могильника у с. Суворово на озере Катлабух под Измаилом. Но несколько месяцев спустя, в апреле 2007 г. Володи не стало…

Часто, перечитывая работы В.П. Ванчугова, про-должаю с ним советоваться или, наоборот, спорить. Жизнь продолжается…

СЕРГЕй АГУЛЬНИКОВ

In Memoriam

LISTA ABREVIERILOR – СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ – LIST OF ABBREVIATION

AM Arheologia Moldovei. Academia Română – Filiala Iaşi, Institutul de Arheologie Iaşi, Bucureşti, România

Arhiva IAE AŞM Arhiva Institutului de Arheologie şi Etnografie al Academiei de Ştiinţe a Moldovei, Chişinău

Arhiva MNAIM Arhiva Muzeului Naţional de Arheologie şi Istorie a Moldovei, ChişinăuBCH Bulletin de correspondance helleniqueB.THR Bibliotheca Thracologica, Bucureşti, RomâniaCAANT Cercetări Arheologice în Aria Nord Tracă, Bucureşti, RomâniaCA privind IV a RPR Cercetări Arheologice privind Istoria Veche a Republicii Populare Române, BucureştiCNRS Congress National de Recherches Scientufique, FranţaDacia N.S. Dacia. Recherches et découvertes archéologiques en Roumanie, Bucureşti, I (1924) – XII

(1948). Nouvelle Série: Revue d’archéologie et d’histoire ancienne, Bucureşti, RomâniaHierasus Anuarul Muzeului Judeţean Botoşani, RomâniaINQUA International Union for Quaternary ResearchMA Memoria Antiquitatis, Acta Musei Petrodavensis, Revista Muzeului de Istorie Piatra-Neamţ,

RomâniaMCA Materiale şi сercetări аrheologice, Bucureşti, RomâniaMitt. AGW Mitteilungen der Anthropologischen Gesellschaft in WienPAS Prähistorische Archäologie in Südosteuropa, GermaniaPBF Prähistorische Bronzefunde; München/Stuttgart, GermaniaSCIV(A) Studii şi Cercetări de Istorie Veche (din 1974 Studii şi Cercetări de Istorie Veche şi Arheologie),

Bucureşti, RomâniaTD Thraco-Dacica, Bucureşti, RomâniaUPA Universitätsforschungen zur Prähistorischen Archäologie, Bonn, GermaniaАДУ Археологiчнi дослiдження в Украiнi, Киев, УкраинаAИМ Археологические исследования в Молдавии, Кишинэу, МолдоваАКМ Археологическая карта Молдавии, Кишинэу, МолдоваАО Археологические открытия, Москва, РоссияАП Археологiчнi пам’ятки УРСР, Киев, УкраинаАСГЭ Археологический сборник Государственного Эрмитажа, Ленинград/Санкт-Петербург, РоссияВГМГ Вестник Государственного музея Грузии, Тбилиси, ГрузияВДИ Вестник древней истории, Москва, РоссияДСПК Древности степей Северного Причерноморья и Крыма, Запорожье, УкраинаЗап. ИИМК Записки Института истории материальной культуры, Санкт-Петербург, РоссияЗОАО Записки Одесского археологического общества, Одесса, УкраинаИзв. АбИЯЛИ Известия Абхазского института языка, литературы и истории, Тбилиси, ГрузияИГАИМК Известия Государственной Академии истории материальной культуры, Москва-Ленинград,

РоссияИзв. МФ АН СССР Известия Молдавского Филиала Академии наук СССР, Кишинэу, МолдоваИРОМК Известия Ростовского областного музея краеведения, Ростов-на-Дону, РоссияКСИА Краткие сообщения Института археологии АН СССР, Москва, РоссияКСИИМК Краткие сообщения института истории материальной культуры, Москва-Ленинград, РоссияМАИЭТ Материалы по археологии и этнографии Таврии, Симферополь, УкраинаМАСП Материалы по археологии Северного Причерноморья, Одесса, УкраинаМИА Материалы и исследования по археологии СССР, Москва-Ленинград, РоссияМИАР Материалы и исследования по археологии России, Москва, РоссияМДАПВ Материали i дослiження по археологii Прикарпаття i Волинi, Киев, УкраинаНАВ Нижневолжский археологический вестник, Волгоград, РоссияНА ІА НАНУ Науковий архів Інституту археології НАН України, Київ, УкраинаПАВ Петербургский археологический вестник, Санкт-Петербург, РоссияРА Российская археология, Москва, РоссияСА Советская археология, МоскваСАИ Свод археологических источников, Москва, РоссияСППК Старожитностi пiвничного Причорномор´я i Криму, Запорожье, УкраинаТр. АС Труды Археологического съезда, Москва, РоссияТКИЧП Труды Комиссии по изучению четвертичного периода, Москва, РоссияЦНАИ Центр новостроечных археологических экспедиций, Кишинэу, Молдова

Stimaţi colegi

Institutul Patrimoniului Cultural al Acadeniei de Ştiinţe a Moldovei vă invită să prezentaţi materiale pentru Revista Arheologică – volumul V, nr. 1-2, 2009

Consideraţii generaleRevista prevede publicarea lucrărilor arheologice şi rezultatele cercetărilor ştiinţelor interdisciplinare în domeniu, care reflectă investigaţiile din spaţiul carpato-balcanic şi teritoriile limitrofe, în formă de:

lucrări de sinteză;•discuţii;•materiale şi rezultate ale cercetărilor de teren;•lucrări muzeografice;•studii şi materiale ale ştiinţelor interdisciplinare;•recenzii şi prezentări de cărţi;•personalia;•antologii;•cronica cercetărilor ştiinţifice;•sistemul de ocrotire a siturilor arheologice conform normelor internaţionale.•

Toate genurile de lucrări pot fi prezentate în limba română, rusă, engleză, germană sau franceză.

Lucrările de sinteză, discuţiile, materialele şi rezultatele cercetărilor de teren, lucrările muzeografice, studiile şi materialele ştiinţelor interdisciplinare prevăd unele cerinţe speciale.

Structura acestor lucrări este următoarea:

I. Adnotare:La începutul textului principal se va introduce o adnotare în limba română, rusă, engleză, germană sau franceză.Adnotările se vor prezenta în format: Times New Roman; Font size 10; Space 1,0. Volumul fiecărei adnotări nu va depăşi 1500 caractere, inclusiv spaţiu.

II. Textul lucrării:Volumul maximal nu va depăşi 1,5 c.a., inclusiv bibliografia şi ilustraţiile. Textul lucrărilor trebuie prezentat în formă de manuscris şi în format electonic: Times New Roman; Font size 12; Space 1,5.

III. Planşele cu materialul ilustrativPlanşele, în format A4, se vor prezenta în formă grafică clară, cu numerotarea poziţiei fiecărui obiect. Planşele trebuie să fie numerotate. Materialul ilustrativ trebuie să fie însoţit de o listă a planşelor cu o legendă exhaustivă. În cazul lucrărilor în limba rusă şi română legendele planşelor trebuie să fie asociate de o traducere în engleză, franceză sau germană. Planşele şi lista planşelor se va prezenta şi în format electronic (TIF – nu mai puţin de 600 dpi).

IV. BibliografieNotele bibliografice din text se prezintă în original.Exemple de note bibliografice în text (Petrache 1999, 15, fig. 3,4-6; Müller 1953, 123, Abb. 15,4-6; Петров 1999, 15, рис. 3,4-6)Lista bibliografică se prezintă în ordine alfabetică la sfârşitul textului, conform condiţiilor următoare:

INFORMAŢII ŞI CONDIŢIILE DE EDITARE A REVISTEI ARHEOLOGICE

252

Modul de citare a monografiilor:Bader 1978: T. Bader, Epoca bronzului în nord-vestul Transilvaniei. Cultura pretracică şi tracică (Bucureşti 1978).Аванесова 1991: Н.А. Аванесова, Культура пастушеских племен эпохи бронзы азиатской части СССР (Ташкент 1991).Modul de citare a articolelor publicate în culegeri de lucrări ştiinţifice:Metzner-Nebelsick 1998: C. Metzner-Nebelsick, Abschied von den „Thrako-Kimmeriern”? – Neue Aspekte der Interaktion zwischen karpatenländischen Kulturgruppen der späten Bronz- und frühen Eisenzeit mit der osteuropäischen Steppenkoine. In: (Hrsg. B. Hänsel und J. Machnik) Das Karpatenbecken und die osteuropäische Steppe. Nomadenbewegungen und Kulturaustasch in den vorchristlichen Metallzeit (4000-500 v.Chr.) (München-Rahden/Westf. 1998), 361-422.Дергачев 1969: В.А. Дергачев, Поселение эпохи бронзы у села Слободка-Ширеуцы. В сб: (Отв. ред. Л.Л. Полевой) Далекое прошлое Молдавии (Кишинев 1969), 110-122.Modul de citare a lucrărilor publicate în ediţii periodice (reviste, jurnale etc.):Zaharia 1990: E. Zaharia, La culture de Monteoru. La deuxième étape de développement à la lumière des fouilles de Sărata-Monteoru (dép. de Buzău). Dacia N.S. XXXIV, 1990, 23-51.Качалова 1970: Н.К. Качалова, Ильменские курганы. Археологический Сборник 12, 1970, 7-34.Modul de citare a rezumatelor publicate în volumele de simpozioane, conferinţe şi seminare ştiinţifice:Sava 1994: E. Sava, Investigaţiile istorico-arheologice în microzona Rudi-Tatărăuca Noua-Arioneşti, raionul Donduşeni. Cronica cercetărilor arheologice. Campania 1993. A XXVIII-a Sesiune Naţională de rapoarte arheologice, Satu Mare, 12-15 mai 1994 (Satu Mare 1994), 114.Савва 1993: Е. Савва, Позднефракийский культурно-хронологический горизонт VII-VI вв. до н. э. в Молдове (по материалам курганного могильника у с. Тринка). Първи международeн симпозиум «Севтополис». «Надгробните могили Югоизточна Европа» Казанлък (България 1993), 55-56.Modul de citare a rapoartelor ştiinţifice şi actelor de arhivă:Larina ş.a. 1996: O.V. Larina, K.P. Wechler, V.A. Dergaciov, S.I. Kovalenko, V.M. Bicbaev, Periegheze arheologice în raioanele Donduşeni, Drochia, Sîngerei în anul 1996. Arhiva MAE IAE AŞM. Inv. nr. 358 (Chişinău 1996).Агульников 1987: С.М. Агульников, Отчет о полевых исследованиях Слободзейской новостроечной экспедиции в 1987 г. Архив МАЭ ИАЭ АН РМ. Инв. № 266 (Кишинев 1988).

V. Lista abrevierilor

VI. Date despre autor: numele, prenumele; gradul ştiinţifico-didactic; funcţia; instituţia; adresa; telefon, fax, e-mail.

Recenzii, prezentări de cărţi, personalii, antologii etc.

Materialele se prezintă în redacţia autorului, dar trebuie să corespundă normelor stabilite (Times New Roman; Font size 12; Space 1,5). Volumul maximal – 0,5 c.a. (20000 caractere, inclusiv spaţiu)

Termenul final de prezentare pentru volumul V, nr. 1-2, anul 2009 este31 august 2009

Manuscrisele şi varianta electronică pot fi prezentate direct la redacţie sau trimise prin poştă pe adresa: Colegiul de redacţie Revista Arheologică, Institutul Patrimoniului Cultural al AŞM, bd. Ştefan cel Mare, 1, MD-2001, Chişinău, Republica Moldova.

Informaţii suplimentare pot fi solicitate: tel: (037322) 27 06 02; 26 09 56(57)E-mail: [email protected]; [email protected]

Уважаемые коллеги,

Институт культурного наследия Академии наук Молдовы приглашает Вас принять участие в издании Археологического Журнала – том V, № 1-2, 2009 года

Основные положения:В журнале будут опубликованы работы по археологии и междисциплинарным наукам, которые освещают результаты исследований в Карпато-Балканском регионе и соседних территорий.Основные рубрики журнала:- аналитические работы- материалы и результаты полевых исследований- музеография- междисциплинарные исследования- рецензии- антологии- персоналии- хроника научных исследований

Все виды работ могут быть представлены на румынском, русском, английском, немецком или французском языке.

Основные требования к работам аналитического характера, материалам полевых исследований, статьям по музеографии и междисциплинарным исследованиям

Структура этих работ должна быть следующей:

I. АннотацияПеред основным текстом должна быть аннотация на трех языках: румынском*; русском; английском, немецком или французском. Объем каждой аннотации не должен превышать 1500 символов. Аннотации представляются в формате: Times New Roman; Font size 10; Space 1,0.

II. Рукопись основного текста:Текст представляется в виде рукописи и в электронном варианте в формате: Times New Roman; Font size 12 ст; Space 1,5. Максимальный объем рукописи 1,5 а.л., включительно иллюстрации и список литературы

III. ИллюстрацииПредставляются на формате А4 в четком графическом изображении. Каждый рисунок должен быть пронумерован и сопровожден легендой. В случае работ на русском или румынском языке легенды рисунков должны быть переведены на английский, немецкий или французский язык.Желательно представить иллюстрированный материал и в электронном виде (TIF, не менее 600 dpi)

IV. БиблиографияСноски на библиографию в основном тексте даются в оригинале согласно следующей форме: (Петров 1999, 15, рис.3,4-6); (Müller 1953, 123, Abb. 15,4-6).Список использованной литературы представляется в алфавитном порядке в конце основного текста, с учетом следующих требований.

∗ Редколлегия может обеспечить перевод аннотации на румынский язык.

ИНФОРМАЦИЯ И УСЛОВИЯ ИЗДАНИЯ АРХЕОЛОГИЧЕСКОГО ЖУРНАЛА

254

Примеры для монографий:Bader 1978: T. Bader, Epoca bronzului în nord-vestul Transilvaniei. Cultura pretracică şi tracică (Bucureşti 1978).Аванесова 1991: Н.А. Аванесова, Культура пастушеских племен эпохи бронзы азиатской части СССР (Ташкент 1991).Примеры для работ, опубликованных в сборниках:Metzner-Nebelsick 1998: C. Metzner-Nebelsick, Abschied von den „Thrako-Kimmeriern”? – Neue Aspekte der Interaktion zwischen karpatenländischen Kulturgruppen der späten Bronz- und frühen Eisenzeit mit der osteuropäischen Steppenkoine. In: B.Hänsel und J. Machnik (Hrsg.), Das Karpatenbecken und die osteuropäische Steppe. Nomadenbewegungen und Kulturaustasch in den vorchristlichen Metallzeit (4000-500 v.Chr.) (München-Rahden/Westf. 1998), 361-422.Дергачев 1969: В.А. Дергачев, Поселение эпохи бронзы у села Слободка-Ширеуцы. В сб: Далекое прошлое Молдавии (Кишинев 1969), 110-122.Примеры для работ, опубликованных в периодических изданиях:Zaharia 1990: E. Zaharia, La culture de Monteoru. La deuxième étape de développement à la lumière des fouilles de Sărata-Monteoru (dép. de Buzău). Dacia N.S. XXXIV, 1990, 23-51.Качалова 1970: Н.К. Качалова, Ильменские курганы. Археологический Сборник 12, 1970, 7-34.Примеры для работ, опубликованных в материалах конференций и семинаров:Sava 1994: E. Sava, Investigaţiile istorico-arheologice în microzona Rudi-Tatărăuca Noua-Arioneşti, raionul Donduşeni. Cronica cercetărilor arheologice. Campania 1993. A XXVIII-a Sesiune Naţională de rapoarte arheologice, Satu Mare, 12-15 mai 1994 (Satu Mare 1994), 114.Савва 1993: Е. Савва, Позднефракийский культурно-хронологический горизонт VII-VI вв. до н. э. в Молдове (по материалам курганного могильника у с. Тринка). Първи международeн симпозиум «Севтополис». «Надгробните могили Югоизточна Европа» Казанлък (България 1993), 55-56.Примеры для научных отчетов и архивных материалов:Larina ş.a. 1996: O.V. Larina, K.P. Wechler, V.A. Dergaciov, S.I. Kovalenko, V.M. Bicbaev, Periegheze arheologice în raioanele Donduşeni, Drochia, Sîngerei în anul 1996. Arhiva MAE IAE AŞM. Inv. nr. 358 (Chişinău 1996).Агульников 1987: С.М. Агульников, Отчет о полевых исследованиях Слободзейской новостроечной экспедиции в 1987 г. Архив МАЭ ИАЭ АН РМ. Инв. № 266 (Кишинев 1988).

V. Список сокращений

VI. Сведения об авторе:ФИО, научное звание, должность, место работы, почтовый адрес, телефон, факс, е-mail

Рецензии, персоналии, антологии и пр.

Такие работы могут быть представлены в произвольной форме, однако с учетом технических требований, предусмотренных для издания журнала (Times New Roman; Font size 12 ст; Space 1,5). Максимальный объем рукописи 0,5 а.л. (не более 20000 символов)

Последний срок сдачи материалов в том V, № 1-2, 2009 года31 августа 2009

Рукописи и электронный вариант на дискете могут быть высланы обычной почтой или непосредственно представлены в редакцию журнала по адресу: Редакция Археологического Журнала, Институт культурного наследия АНМ, бул. Штефан чел Маре 1, MD-2001 Кишинэу, Республика Молдова.

Дополнительная информация может быть получена по тел. (037322) 27 06 02; 26 09 56(57)E-mail: [email protected]; [email protected]

Dear colleagues,

The Institute of Cultural Legacy of the Academy of Sciences of the Republic of Moldova invites you to take part in the issue of the Archaeological Magazine – Vol. V, Nr. 1-2, 2009

The Main Provisions

Papers on Archaeology and applied sciences, which unveil the results of the surveys in the Carpathian-Balkan region and the adjacent territories, will be published in this review.The main rubrics of the review are as follows:

analytical works,•materials and results of the field surveys,•museum articles,•applied researches,•reviews,•anthologies,•personalities,•chronicles of researches.•

All these types of papers will be presented in Romanian; Russian; English, German or French.

The editorial board of the review reserves the right to send the manuscripts for additional reading.

The main requirements for analytical papers, materials of field surveys, articles on museum matters and applied researches

Analytical papers, materials and results of field surveys, articles on museum matters and applied researches must meet the special requirements.

The structure of these papers must be as follows:

I. Annotation (summary)An annotation in three languages: Romanian, Russian, English, German or French must precede the main text*.The volume of each annotation must not exceed 1500 symbols. The annotations must be presented in the following format: Times New Roman; Font size 10; Space1,0.

II. The main text The main text must be presented in the form of a manuscript in an electronic version: Times New Roman; Font size 10; Space1,5. The maximal volume of a manuscript must be 1.5 author’s list, including the illustrations and the list of literature (bibliography).

III. Illustrations The illustrations must be presented in an A4 format in a graphic representation. Each illustration (figure) must bear a numeric sign and a legend. If a paper is in Russian or Romanian, the legends of the illustrations must be translated in English, German or French. It is desirable to present illustration in an electronic format (TIF).

IV. BibliographyThe references must be given in the original language in accordance with the following form (Петров 1999, 15, рис.3,4-6; Müller 1953, 123, Abb. 15,4-6).

* The editorial board is ready to provide for the translation of the annotation in Romanian and Russian

INFORMATION AND CONDITION OF PUBLICATION IN THE ARCHAEOLOGICAL MAGAZINE

256

The list of the used literature must be given in an alphabetic order at the end of the main text, but with observing the following requirements.Samples for Monographs:Bader 1978: T. Bader, Epoca bronzului în nord-vestul Transilvaniei. Cultura pretracică şi tracică (Bucureşti 1978).Аванесова 1991: Н.А. Аванесова, Культура пастушеских племен эпохи бронзы азиатской части СССР (Ташкент 1991).Samples for Papers, published in the reviews:Metzner-Nebelsick 1998: C. Metzner-Nebelsick, Abschied von den „Thrako-Kimmeriern”? – Neue Aspekte der Interaktion zwischen karpatenländischen Kulturgruppen der späten Bronz- und frühen Eisenzeit mit der osteuropäischen Steppenkoine. In: B.Hänsel und J. Machnik (Hrsg.), Das Karpatenbecken und die osteuropäische Steppe. Nomadenbewegungen und Kulturaustasch in den vorchristlichen Metallzeit (4000-500 v.Chr.) (München-Rahden/Westf. 1998) 361-422.Дергачев 1969: В.А. Дергачев, Поселение эпохи бронзы у села Слободка-Ширеуцы. В сб.: Далекое прошлое Молдавии (Кишинев 1969) 110-122.Samples for Papers, published in the periodicals:Zaharia 1990: E. Zaharia, La culture de Monteoru. La deuxième étape de développement à la lumière des fouilles de Sărata-Monteoru (dép. de Buzău). Dacia N.S. XXXIV, 1990, 23-51.Качалова 1970: Н.К. Качалова, Ильменские курганы. Археологический Сборник 12, 1970, 7-34.Samples for Papers, published in the papers of conferences and seminars:Sava 1994: E. Sava, Investigaţiile istorico-arheologice în microzona Rudi-Tatărăuca Noua-Arioneşti, raionul Donduşeni. Cronica cercetărilor arheologice. Campania 1993. A XXVIII-a Sesiune Naţională de rapoarte arheologice, Satu Mare, 12-15 mai 1994 (Satu Mare 1994), 114.Савва 1993: Е. Савва, Позднефракийский культурно-хронологический горизонт VII-VI вв. до н. э. в Молдове (по материалам курганного могильника у с. Тринка). Първи международeн симпозиум «Севтополис». «Надгробните могили Югоизточна Европа» Казанлък (България 1993), 55-56.Samples for Scientific reports and archives:Larina ş.a. 1996: O.V. Larina, K.P. Wechler, V.A. Dergaciov, S.I. Kovalenko, V.M. Bicbaev, Periegheze arheologice în raioanele Donduşeni, Drochia, Sîngerei în anul 1996. Arhiva MAE IAE AŞM. Inv. nr. 358 (Chişinău 1996).Агульников 1987: С.М. Агульников, Отчет о полевых исследованиях Слободзейской новостроечной экспедиции в 1987 г. Архив МАЭ ИАЭ АН РМ. Инв. № 266 (Кишинев 1988).

V. The List of the Abbreviations

VI. The Data on the AuthorSurname, first name, position, place of work, postal address, telephone, fax, e-mail

The main requirements for reviews, anthologies, reviews and other papers

Such papers can be presented in a free form, but with taking into consideration the technical requirements, accepted for the Review: Times New Roman; Font size 10; Space1,5. The maximal volume must be 0,5 author’s list or not more than 2000 symbols

The deadline for submitting papers vol. V, nr. 1-2 2009 isAugust 31, 2009

The manuscripts and the electronic version on a diskette can be sent by post or directly to the editorship of the Review to the following address: The editorship of the Archaeological Magazine, Institute of Cultural Legacy of the Academy of Sciences of the Republic of Moldova, bul. Ştefan cel Mare 1, MD-2001Chisinau, the Republic of Moldova

The additional information can be obtained on telephone: (037322) 27 06 02; 26 09 56(57)E-mail: [email protected]; [email protected]

L I S T AInstituţiilor de profil de peste hotare cu care Centrul de Arheologie al IPC AŞM

întreţine relaţii de colaborare ştiinţifică şi efectuează schimb de publicaţii

1. Eurasien Abteilung des Deutsches Archäologisches Instituts, Im Dol 2-6, D-14195, Berlin 2. Institut für Prähistorische Archäologie Freien Universität Berlin, Altensteinstraβe 15, D-14195, Berlin,

Deutsсhland3. Bibliotheque de Prehistoire LAMPEA–MMSH 5, rue du Château de L´Horologe, B.P.647 13094 Aix-en-

Provence Cedex 2 (France)4. МТА Règèszeti Intèzete Budapest, Uri u. 49, 10145 5. Археологически институт с музей, Българска та Академия на Науките (БАН), Сьборна, 2 1000, София,

Болгария6. Institutul de Arheologie „Vasile Pârvan”, Academia Română, Henri Coandă nr.11, Bucureşti, România, 71119 7. Institutul de Arheologie, Academia Română – Filiala Iaşi, Lascăr Catargiu nr. 18, Iaşi, Română, 7001078. Institutul de Arheologie şi Istorie a Artelor, Academia Română – Filiala Cluj, Constatin Daicoviciu nr. 2, Cluj

Napoca, România, 4000209. Centrul Internaţional de cercetare a culturii Cucuteni – Muzeul de Istorie şi Arheologie Piatra Neamţ, Mihai

Eminescu nr. 10, Piatra Neamţ, România, 61002910. Asociaţia de studii pentru arheologie funerară - Institutul de cercetări eco-muzeale, 14 noiembrie nr. 3, Tulcea,

România, 3880011. Институт Археологии, Российская Академия Наук, ул. Дм. Ульянова, д. 19, Москва, Россия, 11703612. Институт Истории Материальной Культуры, Российская Академия Наук, Дворцовая Набережная 18,

Санкт-Петербург, Россия, 19106513. Інститут Археологïï, Нацiональна Академiя Наук Украïни, вул. Героïв Сталинграду 12, Киïв, Украïна,

0421014. Государственный Эрмитаж, Дворцовая Набережная 34, Санкт-Петербург, Россия, 19106515. Одеський Археологiчний Музей, Нацiональна Академiя Наук Украïни, вул. Ланжеронiвська 4, Одеса,

Украïна, 6502616. Кафедра археологии исторического факультета, Московский Государственный Университет им. М.В.

Ломоносова, Ломоносовский проспект, д. 27, корп. 4, Москва, Россия, 11999017. Кафедра археологии исторического факультета, Санкт-Петербургский Государственный Универси-

тет, Менделеевская Линия, 5, Санкт-Петербург, Россия, 19106518. Кафедра археологiï та музеезнавства. Îсторичний факультет, Киïвський Нацiональний Унiверситет

iм. Тараса Шевченка, вул. Владимирська, 64, 01 033 Киïв – 33, Украïна 19. Археологiчна лабораторiя. Запорiзький Нацiональний Унiверситет, вул. Жуковського 66, м. Запорiжжя,

Украïна, МСП-41, 6960020. Археологiчний науково-дослиiдний центр «Спадщина», Схìдноукраïнський Нацiональний Унiверситет

iм. Володимира Даля, Квартал Молодiжний 20-а, Луганськ, Украïна, 91034

Revista aRheologicăserie nouă, vol. iv, nr. 1

_________________________________

Redactare: Oleg Leviţki, Vlad Vornic, Larisa Ciobanu, Maia KaşubaTehnoredactare: Natalia Pascal

Bun de tipar: 09.10. 08Formatul 60x84 1/8

Coli de tipar: 16,25. Comanda 1141, Tiraj 200 ex.

Tipografia “ELAN POLIGRAF”,str. Mesager, 7. Tel.74-58-00, 74-57-71

Date post:	03-Jul-2015
Category:	Documents
Upload:	cucutenilit
View:	1,005 times
Download:	11 times

RevistaArheo IV 1 2008

Documents